<<
>>

АНТИТРЕСТОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ

На первый взгляд, антитрестовский закон США является адекватным оружием для подавления международных картелей, по крайней мере в той степени, в какой они прямо воздействуют па их страну.

Фундаментальное законодательство — закон Шермана 1890 г. н закон Клейтона 1914 г. касаются внешней торговли. Согласно тексту первого закона «каждый контракт, или комбинация в форме треста или любым другим образом, нли конспирация, в целях ограничения торговли или коммерции между различными штатами или с иностранными государствами объявляются незаконными» (курсив наш. — Авт.). И через серию судебных решений — самыми знаменательными (из числа международных картелей) были дела об «Америкэн тобакко» (1911), «Алкоа» (1945) и «Алкасо» (1949)—закон приобрел эффективный «экстерриториальный размах» 17. Очень немногие из корпораций США могут быть сегодня столь безрассудными, чтобы подписать официальное картельное соглашение с иностранными фирмами. Соглашения, зарегистрированные в различных европейских странах, обычно содержат стандартный пункт об исключении рынка США из условий договора. Кроме того, как мы показали, несмотря на тот факт, что американские и иностранные компании проявляют разумпый страх перед законом Шермана и министерством юстиции, картели существуют в изобилии. Закоп не полностью беззубый, не хватает только некоторых зубов.

Прежде всего прозаическая проблема, которая наносит ущерб столь многим органам, взявшим на себя защиту общественного интереса, — острая нехватка персонала и денежных средств. В 1980 г. весь бюджет антитрестовского отдела министерства юстиции составил 44 млп. долл., что меньше, чем отдельные ТНК тратят ежегодно на юридические нужды. Сектор ипострапной коммерции этого отдела состоит только из 22 юристов. Даже вместе с адвокатами из этого отдела, которые помогают вести судебные дела, опи все же представляют малепькую группу, которая едва ли в состоянии расследовать весь объем антитрестовских дел во внешней торговле.

В результате число зарегистрированных «ипостранпых» дел небольшое, несмотря на растущую важность ТНК п расширение объема их зарубежной деятельности. Федеральная торговая комиссия, второе учреждение, па которое возложена ответственность за исполнение законов о конкуренции, возбудила очень небольшое число международных антитрестовских дел.

Испытывая, в общем, нехватку в чиновпиках, антитрестовский отдел министерства юстиции концентрирует свое внимание главным образом на «отечественных», а не «иностранных» нарушениях, частично из-за официального убеждения в том, что американское общество выигрывает больше долларов по национальным, а не зарубежным тяжбам 18. Хотя определенно имеется другая причина — явные трудности в ведении дел против международных картелей. Мы часто наблюдали, как власти США, начиная расследование деятельности иностранных фирм, наталкивались на противодействие стран базирования этих фирм. В самом деле, многие страны считают преступным передачу коммерческой информации в ответ па требование зарубежных судебных органов (см. гл. 4 и 7). Если даже будут получены сведения, достаточные, чтобы добиться обвинительного заключения, меры или наказания часто пе могут быть вынесены непокорным иностранным фирмам, которых поддерживают их правительства19. Всегда приходилось принимать во внимание высокую чувствительность к американской «задиристости», часто обнаруживаемой у стран с иными подходами к антитрестовским идеям. Это делало антитрестовские судебные дела предметом крайпей деликатности20. Необходима была консультация государственного департамента по вопросу о внешнеполитической стороне каждого дела, предъявляемого сектором иностранной коммерции. И хотя бывший глава этой секции Уильбур JI. Фагейт утверждал, что возражения госдепартамента никогда не приводили к аннулированию дела, он также согласен был с тем, чтобы при необходимости отдел «относился построже к фактам дела» 21.

Результаты подхода — «относиться построже» — могут вызвать беспокойство, как это показало дело об урановом картеле.

В гл. 5 мы описали, как фирме «Галф ойл» позволили признать nolo contendere за нарушение ее канадским филиалом закона и оштрафовали на смехотворную сумму в 40 тыс. долл. Следователи из антитрестовского отдела едипогласпо рекомендовали уголовно преследуемое обвинение, но силы, выступившие против такой рекомендации, были впушптельпыми. В ходе следствия Канада п Австралия приняли здконыт согласно которым министерство юстиции США не может затребовать документацию. Канадцы связались также непосредственно с деятелями высшего уровня. Государственный секретарь Генри Киссинджер непосредственно встретился с канадским министром иностранных дел, а президент Картер и премьер-министр Капады Пьер Эллиот Трюдо, как собщают, дважды встречались для обсуждения этого дела. Канада попыталась рассмотреть вопрос в чисто политическом плане, видя в нем нарушение суверенного права компании торговать так, как она пожелает, а не иметь в виду предусмотренное законом США следствие по возможно преступным действиям американской компании. Как стало известно, госдепартамент также пришел в ужас от такого расследования. Юристы из министерства юстиции очень хорошо знали, что они замыслили. В апреле 1978 г. заместитель помощника министра юстиции Джо Симс писал: «Решение начать судебное преследование создает возможность того, что мы породим межведомственную конфронтацию с другими ведомствами нашего правительства, включая госдепартамент». Затем он продолжал: «Приведенная здесь защита — это борьба, которую мы могли бы с успехом проиграть. В любом случае позиции отдела, считающего себя относительно «неприкосновенным», мог быть нанесен ущерб, а это на долгое время должно было бы ослабить его действенность»22.

Оппозиция из-за рубежа не была единственной внушительной помехой, с которой столкнулся антитрестовский отдел при ведении дела о картеле. Внутренние политические факторы часто столь же важны, особенно когда картель включает крупные корпорации США, поддержка или враждебное отношение к которым могут содействовать карьере местного государственного чиновника или погубить ее.

Выдающимся примером является, конечно, нефтяная промышленность. Со времени первого решения по «Стандард ойл», принятого в 1911 г., эта промышленность накопила поразительно огромное число незавершенных антитрестовских дел, как внутренних, так и международных, которые практически не причинили ей вреда. Печальная история единственного крупного по нефтяному картелю возбужденного в США дела [28] рассказана уже в гл. 4. Необходимо только добавить, что в дополнение к финансовой власти над системой выборов, к тому, что они держат в своих руках «ключевых» сенаторов и членов палаты представителей, а также располагают огромными пропагандистскими возможностями, нефтяные компании в картельном деле используют специальное оборонительное оружие, которое действует безотказно. Это аргумент, который гласит: «В интересах национальной безопасности». Указывая на то, что этот аргумент воздействует на национальную промышленность и контролирует ее, компании утверждали, что обнародование любой неудобной информации — к примеру, об их секретной договоренности на Ближнем Востоке — вызовет затруднения с принимающими странами, чем будет нанесен вред Соединенным Штатам. Этот аргумент имел крайне отрицательное воздействие. «Как можете вы вести дело, когда расследуемая компания продолжает считать, что раскрытие перед вами того, что вы хотите выяснить, напесет вред национальной безопасности, особепно при том, что суд и исполнительная власть действуют в одном ключе?» — жаловался юрист, который вел дело одной компании23.

Даже если следствие о картеле пройдет через «минные поля» внутреннего и внешнего сопротивления и завершится осуждением, может ли это оказать существенное и прочное воздействие?

По очень многим судебным делам ответ будет отрицательным.

Наказания за нарушения антитрестовских законов США обычно настолько незначительны, что преступление всегда окупается, невзирая на то, пойман преступник или нет. До 1974 г. максимальный штраф за нарушение закона Шермана составлял 50 тыс. долл.; в том же году размер штрафа повысился до 1 мли.

долл., по даже эта сумма часто оказывалась незначительным процентом по сравпе- нию со сверхприбылями, получаемыми за счет незаконных операций. Только в очень редких случаях исполнительные власти выносят приговоры по уголовным статьям, и, хотя законы предусматривают тюремное наказание, эта мера почти никогда не применялась24. Пункт закона Шермана о троекратном возмещении ущерба, на основании которого истец по частному антитрестовскому делу может получить возмещение в тройном размере за ущерб, понесенный им в результате незаконной деловой практики, оказался безобидным из-за высокой стоимости и трудности определения суммы ущерба. Даже в самых несложных делах стороны обычно соглашаются на часть претензии вне суда.

Легкие штрафы и редкие случаи приговоров к тюремному заключению в антитрестовских делах вызваны тем фактом, что суды, как п большинство других учреждений в Соединенных Штатах, не воспринимают всерьез преступления служащих фирм. Многие суды проявляют неприязненное отношение к антитрестовским приговорам, рассматривая их как глупое беспокойство, которое они причиняют бизнесменам на основании устарелых и нереалистичных законов25. Суды в значительной мере ответственны за большое число случаев, когда ответчики прибегают к формуле nolo contendere, как к безболезненному пути улаживания уголовных дел. Это явно ослабляет сдерживающее воздействие антитрестовских законов из-за мпогих важных различий между этой формулой и приговором. Во-первых, судьи определяют более мягкие наказания ответчикам, которые обращаются к суду с признанием nolo contendere в результате чего не оказывается надобности в затяжном судебном процессе. Во-вторых, признание ответчиком nolo не требует дачи показаний суду и, таким образом, подробности нарушения закона остаются вне досягаемости прессы. Но, возможно, наиболее важным является то, что признание виновным в любом иске о троекратном возмещении ущерба предполагает свидетельство prima facie *, которое может быть выдвинуто, в то время как обращение к суду с nolo contendere ликвидирует эту возможность.

Другими словами, истцы в частном иске против компании, которая обратилась к суду

* Prima facie (юрид.) — кажущийся достоверным; при отсутствии доказательств в пользу противного; поскольку пе будет опровергнуто надлежащими доказательствами*

С nolo contendere по поводу антитрестовских нарушении, должны снова доказать все полностью, что часто очень трудно выполнить. Истцы не всегда имеют доступ к представленным большому жюри свидетельствам, на основе которых составлено уголовное обвинение, не имеют они правительственного права вызова в суд, возможности расследования, чтобы обосновать свои показания. Прокуроры министерства юстиции хорошо осведомленные об этих фактах, часто выступают против nolo contendere и требуют полного судебного следствия. Но суды почти всегда отклоняют их требования26.

И наконец, антитрестовские дела часто рассматриваются самим министерством юстиции, обычно на основе согласованного решения. Основная их масса, поступающая в антитрестовский отдел, представляет собой гражданские иски, в которых выражено требование предотвратить и сдерживать нарушение закона. Эти иски завершаются согласованным решением, в котором обвиняемый, не упоминая прошлые нарушения, соглашается не допускать в будущем каких-либо нарушений законов, в которых он обвиняется. Это сомнительного порядка беспокойство высмеял антитрестовский экономист Ричард Познер в статье, опубликованной в 1970 г.:

«Крайне распространенной практикой является для министерства вынесение решения по делам о фиксировании цен: записывается лишь запрет па фиксирование цен в будущем. Поскольку незаконность фиксирования цен по закону Шермана уже хорошо установлена и подлежит наказанию как преступление, цель такого рода предписания пе сразу оказывается очевидной» 27.

Министерство юстиции настаивает на том, что согласованное решение достигает того же эффекта, что и судебный приговор, но без значительной траты времени и денег, которые требуют судебные процессы. Эта точка зрения может быть оспорепа по многим причинам. Согласованные решения предоставляют фирмам, против которых выдвинуто обвинепие, те же преимущества, что и обращение к nolo contendere, включая и тот факт, что согласованное решение не может быть использовано как свидетельство prima facie в частпых исках. И еще, согласованные решения имеют тенденцию быть пе имеющими силу закона. Министерство пе может в пастоящее время следить за тем, подчиняются ли компании законам. Зарегистрировано свыше тысячи действующих согласованных решений, в то время как антитрестовский отдел располагает всего лишь горсткой юристов, которым надлежит разобраться в них28. Отсутствие точной программы, которая гарантировала бы выполнение условий согласованных решений, приводит к тому, что министерство и общественность оказываются на том же месте, с которого они начинали.

Законы не могут остановить историю, а история капиталистической экономики следует постепенному саморазрушению конкуренции и развитию рыночною контроля. Таким образом, мало удивительного в том, что правительство, юридически призванное поддерживать конкуренцию, вызывает недовольство против себя. Фактически все официальные лица США, выборные и другие, восхваляют положительные начала конкуренции и пользу, которую она приносит стране. Но даже те, чьи восторги перед системой конкуренции особенно горячи, являются также большими поборниками многонациопалов, которые задушили конкуренцию навсегда. И мы пе можем ожидать, чтобы эта политическая ситуация изменилась. Пока крупные олигополии будут господствовать в американской экономике, правительство не посвятит искренне свою энергию и ресурсы антитрестовской политике. Разумеется, остается антитрестовское законодательство, с достаточной силой направленное против крайне возросшей силы корпораций, продолжает действовать антитрестовский отдел, недостаточно обеспеченный в финансовом отношении, неукомплектованной и робкий, но все еще борющийся. Однако сегодня политический ветер дует против антитрестовской линии, свидетельством чему является закон 1980 г., резко ограничивший сферу расследований ФТК и подчинивший ее решения наблюдению конгресса. В обозримом будущем, за исключением некоторого катаклического изменения общественного мнения, антитрестовская практика будет продолжена, чтобы остаться тем, чем она является продолжительное время: сдерживающий фактор против необратимых экономических сил.

Таким образом, вряд ли правительство США пойдет далеко в своих попытках оказать давление па другие страны, чтобы остановить картелизацию просто потому, что у него нет на это политической воли. ТНК и их сегменты в мировой торговле очень крепко утвердились и имеют слишком много поддерживающих их мощпых сил. Несомненно, необходимо приветствовать министерство юстиции за заключение нескольких (международных) двусторонних соглашений по антитрестовским делам, которые по крайней мере распространяют его контроль на международную арену. Однако политическая слабость антитрестовской политики в США стала заметнее, когда в нее были включены ипостраппые дела. По этим же причинам мы не можем предвидеть, когда министерство юстиции сделает ощутимый поворот к ограничительным мерам в отношении впешней торговли, что, как мы верим, должпо произойти. Все еще не полностью осознана связь между международными картелями и американским уровнем жизни. Невелик политический импульс для того, чтобы антитрестовский отдел пачал крайне трудную, дорогостоящую и долгую работу, которая необходима, чтобы только понять утопченпые методы действий картелей.

Наряду с немпогими новыми крупными инициативами в области ипостранной коммерции еще многое должно быть сделано в самих США. Антитрестовские законы нуждаются в реформе, а практическую деятельность следовало бы вести более интенсивно. Антитрестовский закон 1974 г. о порядке ведепия дел и наказаниях внес хорошие изменения, особенно в части повышения максимального размера штрафов и удлинения предельного срока тюремного заключения с одного года до трех лет, а также квалификацию нарушения закона Шермана как уголовного преступления, а не просто проступка. (Стоит поразмыслить над тем фактом, что до 1974 г. вор, укравший телевизор, приговаривался к заключению как уголовный преступник и в то же время администратор, руководивший тайным сговором, в результате которого потребители были ограблены на миллионы долларов, судился «за проступки».) Однако многие эксперты считают, что закоп 1974 г. не внес существенного улучшепия в положение дел. В самом деле, нынешними порядками настолько все пеудовле- творены, что дальнейшая реформа антитрестовского законодательства не является несбыточной политической мечтой.

Какова должна быть эта реформа? Среди наиболее неотложных мер — повышение размера штрафа за нарушение антитрестовских законов, чтобы они соответствовали тяжести преступления. Максимальный размер штрафа в 1 млн. долл., действующий в настоящее время, может показаться достаточно крупным, но он едва ли будет устрашающим. В деле Северо-Атлаптического торгового флота, папример, семь фирм были наказапы па 5450 тыс. долл. — самый крупный штраф за преступление, которому когда- либо подвергали за нарушения антитрестовских законов. Между тем картель контролировал 60% торговых перевозок в Северной Атлантике в течение пяти лет, и ежегодная выручка за фрахт по его маршрутам составляла 1 млрд. долл.29 Даже если бы тайный сговор компаний повысил их доходы только на 1% (до смешного консервативная оценка), то чистый доход от картелизации составил 30 млн. долл., т. е. в пять раз превысил размер штрафа. В подобных случаях размер штрафа должен соответствовать доходам фирмы. Исследование Элзиига и Брейта «Антитрестовские штрафы» является одним из самых исчерпывающих исследований по этому вопросу, рекомендует «наказывать за нарушение антитрестовских законов принудительным штрафом в размере 25% суммы валовой прибыли фирмы до внесения налога за каждый год антиконкурентной практики»30. Должны быть также установлены крупные размеры штрафов для рецидивистов.

Вопрос о тюремном паказании выглядит также ясно: некоторые эксперты утверждают, что общество не выиграет от того, что в тюрьму будут заключены высококвалифицированные бизнесмены, чьи деловые способности окажутся в результате этого неиспользованными31. Другие считают, что трудпо точпо определить персональную ответственность за преступление корпорации. Служащие средней руки будут направлены в тюрьму, в то время как боссы останутся на свободе 32, а тюремный срок в действительности не окажет устрашающего эффекта, так как известно нежелание судей посылать в тюрьму высокопоставленных членов делового мира33. Однако последнее возражение было бы опровергнуто, если бы тюремное заключение являлось обязательным в тех случаях, когда отдельные лица связали себя с преднамеренными нарушениями. Сроки заключения не должны быть настолько длиппыми, чтобы присяжные колебались при вынесении вердикта; уверенность в правильности приговора о заключении в тюрьму должна быть достаточной. Угроза перед крайней степенью бесчестия в связи с заключением в тюрьму окажет столь устрашающий эффект, что общество получит выгоду, значительно перевешивающую то, что опо теряет от заключения в тюрьму отдельных преступников. Что касается возражения, связанного с тем, что верхушка администрации корпорации останется пеуязви- мой, то исследовательская группа Ральфа Надера по антитрестовской практике рекомендовала принять строгий закон, устанавливающий уголовную ответственность лиц, которые знали (или должны были знать) об антитрестовских преступлениях, но пе прекратили их или не сообщили о нпх 34.

Правительственные методы разрешения большей части уголовных и гражданских антитрестовских дел также серьезно нуждаются в реформе. Закон должен быть изменен в таком направлении, чтобы обращение с nolo contendere стало свидетельством prima facie в частпых делах, предусматривающих троекратное возмещение ущерба. Весь процесс о полном согласованном решении должен быть пересмотрен. Антитрестовский закон 1974 г. явился шагом вперед, делающим согласованные решения суда менее произвольными. Министерство юстиции пе может более просто передавать дело в низшую инстанцию, подобпо оракулу. Оно должно составить постановление, содержащее оппсапие главпых данных дела, причины, на основе которых избраны специальные средства воздействия и рассмотрены окончательные меры. Но такого рода постановления предполагают какие • .о детали. Вот так общество остается почти всегда в потемках. Более важным является то, что решения продолжают вырабатываться секретно, как часть чисто административного процесса, изолированного от обществеппого влияпия. С тех пор как согласованные решепия могут определять будущее целых отраслей промышленности, отсутствие общественного контроля означает, что министерство юстиции является единственным органом, определяющим экономическую политику страны35. Марк Грин в работе «Система закрытых предприятий» стоит за то, чтобы все предложенные согласованные решения были предметом слушания с участием оппонентов и под эгидой Федеральной торговой комиссии. Заинтересованные стороны могут оспаривать любые показания, в которых они сомневаются, после чего «согласованное решение вместе с докладом ФТК, содержащим соответствующие поправки, должно быть представлено в суд»36. Наряду с этой цепной реформой ответчики обязаны оплатить судебные издержки за ведение дел б сбгласбваппых решениях и дблжны перибдически представлять стчеты бтпссителыю выпблпения этих решений. В дсбавление к этсму министерстве юстиции дслжпб настаивать па статьях в бслыпппстве ссгласбвапных решений, дающих вез- можйость использовать их в кадаствб свидетельства ргітпа facie в частных исках о троекратном возмещении ущерба.

С другой стороны, многие эксперты считают, что необходимо отказаться от частных исков как антитрестовского средства воздействия. Они утверждают, что такие иски обременяют суды (в пачале 70-х годов ежегодно их регистрировалось более тысячи), причем они обходятся слишком дорого и столь громоздки, что становятся крайне расточительным средством принуждения37. Критики предупреждают также, что многие частные иски имеют явно незаконное осповапие и составлены юристами, которые живут на случайных гонорарах. Говорят, что такого рода юристы могут подтолкнуть поддающиеся фирмы па то, чтобы уладить дело без суда, исходя при этом из того, что они убеждены в незаконном основании иска и не имеют даже слабой надежды на благоприятное решепие жюри и на возможность заполучить таким образом огромное троекратное возмещение ущерба.

Однако мы пе убеждены в том, что недостатки, имеющиеся в частных исках, перевешивают их пользу. Считается, что троекратное возмещение ущерба имеет произвольный характер (почему пе четырехкратное или десятикратное?). Можно допустить также, что незаконные иски представляют собой проблему, а рост числа дел обременяет суды и сильно осложняет задачу, возложенную па антитрестовский отдел. Но устрашение продолжает оставаться пашей главной задачей. Когда конгресс включил пункт о троекратном возмещении ущерба в закон Шермана, его целью было дать частному сектору импульс для соблюдения антитрестовских законов в своей деятельности, чтобы как общественная, так и частная энергия были бы вовлечены в дело укрепления конкуренции. Это остается здравой идеей. Намного больше можно было обнаружить нарушений закона, если бы частные силы проявили интерес в этом деле, чем возлагать все надежды на правительственные органы, которые с их скудным бюджетом вынуждены одни взваливать на свои плечи это бремя. Система троекратного возмещения ущерба будет оставаться несколько беспорядочной и расточительной в отношении времени и денег и даже будет приводить к отдельным неправильным решениям, по мы верим, что ее сдерживающее воздействие должно быть сильным и стоящим того, чтобы его сохранить. Некоторые реформы должны в копце концов смягчить эти проблемы. Например, если

истцы принуждались бы к возмещению крупных судебных расходов по делам, которые они проиграли, число незаконных исков определенно сократилось бы. Затем должны быть также найдены способы ускоренного рассмотрения потока антитрестовских дел. По одному предложению противным сторонам предоставляется определенный срок до суда, чтобы они договорились относительно истинности изложенных в деле основных фактов.

Суд может тогда концентрировать свое внимание па главных пунктах спора, вместо того чтобы ждать недели и месяцы, как это происходит в настоящее время, пока будут предоставлены факты, которые обе стороны признают действительными. Согласно рекомендации исследовательской группы Надера, в случаях, когда правительство уже убедилось в нарушении закона, должно быть определено к взысканию троекратное возмещение ущерба и перечислено в специальный фонд. Частные истцы должны тогда просто показать, какой они потерпели ущерб, а не доказывать спова и снова наличие нарушения закона в длительном судебном процессе38.

Большая часть реформ, столь детально описанных выше, имела отношение, конечно, к чисто внутренним (отечественным) случаям нарушений. Активность картеля, оказывающая воздействие на рынок США, не может быть устранена до тех пор, пока антитрестовский отдел не добьется решения и средств, чтобы более энергичным образом преследовать международные аспекты антитрестовской практики. Но поскольку принудительные меры, осуществляемые на основе антитрестовских законов в пределах Соединенных Штатов, усиливаются, становятся действеннее и жестче, возможные штрафы за действия картеля могут стать противовесом ожидаемых выгод. Реформы, коротко говоря, в состоянии сделать Соединенные Штаты значительно более рискованным местом для операций картелей.

ПАТЕНТНАЯ СИСТЕМА

Защитные меры Соединенных Штатов против картелей должны быть усилены реформой другой группы законов: патентной системы. В 1931 г. Уильям Мейпхардт, который в качестве основателя картеля «Фебус лайт балб», по- видимому, хорошо знал проблему, писал, что осторожное плетение паутины патентов и лицензий составляет «крае-

угольный камень» многих международных картелей39. Волна противокартельной активности реформаторов в годы, последовавшие за второй мировой войной, признает этот факт, и все считали, что патентная система требует пересмотра. Но послевоенное антитрестовское законодательство пе было сопровождено сколько-нибудь существенными переменами в подходе Запада к патентному закону. И в результате, как мы видели, оказалось, что картели все чаще прибегают к маскировке посредством заключения ограничительных патентных и лицензионных соглашений.

В Соедипенпых Штатах право правительства оформлять патенты и в связи с этим предоставлять изобретателям узаконенную мопополию на фиксированный период времени (в настоящее время этот период составляет 17 лет) закреплено конституцией. Но и этот документ, и патеитпые законы (основной кодекс был введен в 1870 г., а пересмотренный — в 1952 г.) недостаточно четко определяют права патентовладельца на патент. Поэтому после припятия в 1890 г. закона Шермана постоянно существовали напряженные отношения между патептпым и антитрестовскими законами. С одной стороны, антитрестовские законы предоставляют владельцу патента неяспо сформулированное право оказывать воздействие на торговлю — диктовать, кто может производить, пользоваться или продавать изобретение и на каких условиях. С другой стороны, антитрестовские законы столь же неясно фактически запрещают все ограничения в торговле. Результатом этого противоречия явились бесконечные судебные баталип по поводу того, какого рода условия может потребовать патентодержатель, выдавая лицензии. К сомнительным условиям относятся излюбленные картельные средства — условия, устанавливающие минимальные цены при перепродаже патентов и лицензий; ограничения территории использования патентов; запреты на импорт и экспорт; пункты grand-back (т. е. лицензиаты должны передавать все усовершенствования патента владельцу патента); «связывающие пункты» (т. е. когда лицензиат на основе соглашения обязывается покупать товары, не имеющие отношение к патепту, у владельца патепта); комплексное (пакетное) лицензирование (когда лицензиат принуждается покупать весь блок патентов, а не только те, которые ему необходимы); jield-of-use restrictions (ограничения сфер использования), т. е. которые огранн- чнвают возможности использования патента лицензиатом), и определенные формы патентных пулов.

В отсутствие законов, специально регулирующих эту практику, возникающие проблемы приходится рассматривать судам. В течение многих лет решения судебных органов США установили, что некоторые ограничения в отношении лицензий, к примеру, минимум цены за перепродажу, пункты о связанных покупках и пункты об обратном предоставлении усовершенствований, почти всегда были незаконными. Но каждое дело представляет новый и часто крайне сложпый ряд фактов, требующих объяснения. Суды могут расходиться во мнениях, а Верховный суд, как известно, может принять противоположное решение. Пока поддерживается избирательный подход, будут постоянно меняться границы патентного права.

Они также останутся предметом политической полемики. Имели место многие попытки принять законы, более точно устанавливающие права, которыми может пользоваться владелец патепта, но все они не привели ни к чему, потому что расхождения во мнениях были крайне резкими, и притом очень многое ставилось па карту. Некоторые эксперты, которых можно причислить к группе сторонников свободной торговли, стояли за легализацию большинства ограничений, которые владельцы патентов могут включить в лицензии. Согласно такому взгляду, «связанные пункты», территориальные ограничения, условия об обратном предоставлении ограничения сфер использования, поддержание цены при перепродаже и т. и. являются превосходными и законпыми мерами, посредством которых владельцы патентов могут получить максимальный размер прибыли. Уод С. Боувман-младший в своей книге «Патент и антитрестовский закон» утверждает, что эти ограничения даже повышают экономическую эффективность общества, потому что они усиливают гибкость владельцев патента. Из многих планов в отношении патентовладения он высказался за предоставление лицензии на условиях, превосходным образом соответствующих обстоятельствам40. Таким образом, все принудительные меры министерства юстиции в патентной области имели небольшое экономическое значение, потому что они сковывали активность патентовладельцев и лишали общество выгод от изобретательства.

Мы не можем не согласиться с этим более основательным образом. Сомпительпо, чтобы строгое аптитрестов- ское принуждение могло сильно ослабить патентный стимул к изобретательству просто потому, что доходы, поступающие к патентовладельцу, останутся очень существенными. Легализация всей системы ограничительных лицензий означает всеобщую картелизацию посредством патентных соглашений41. Некоторые из самых крайних мер ограничений, такие, как поддержание цены при перепродажах и ограничение производства, должны быть решительным образом запрещены законом. Компаниям необходимо запретить приобретать патенты или исключительные лицензии от другой стороны, когда это приобретение даст фирме монопольное положение в этой области. Ограничения сфер использования и территориальные ограничения могут быть разрешены, но только при условии, что после того, как одному заявителю будет предоставлена лицензия, все другие, зарапее определенные заявители должпы получить лицензию на условиях, которые не будут иметь более ограничительный характер — все это в целях предотвращения раздела рыпка путем предоставления только одной лицензии па каждую область или территорию42.

Но, как мы думаем, едипствепной реформой, которая может стать наиболее эффективной в ослаблепии власти картелей в технологии, является общее обязательное лицензирование патентов. Стало уже общей практикой за рубежом, когда владелец требуемого патепта предоставляет лицензии на определеппых условиях. Фактически Соединенные Штаты являются одной из немногих промышленно развитых стран, патептный кодекс которой не предусматривает обязательного лицензирования в случае, когда владельцы патепта не используют его в течение определенного числа лет после того, как он был предоставлен. Обязательное лицензирование не является, в общем, зарубежной концепцией, суды Соединенных Штатов нередко практиковали его как составную часть при смягчении приговора в судебпых делах о злоупотреблениях антитрестовского характера или в патентном деле. Но если эта практика будет значительно расширена? Раз патентовладелец передал лицензию кому-либо, может ли он на законных основаниях дать лицепзию другим заявителям па таких же или лучших условиях? Идея радикальная, по пе новая. Стокппг и Уоткипс выдвппули ее в 1948 г.43 Несколько позже Мартин Адельман утверждал, что принудительное лицензирование должно быть обязательным после того, как лицензии будут добровольно выданы двум лицензиатам. Это требование должно предоставить патентовладельцам большую гибкость, позволяющую им, например, иметь одну исключительную лицензию в случаях, когда не имеется в виду использование патента и пет заинтересованности в широком лицензировании патента 44.

Нет ничего удивительного в том, что принудительное лицензирование не является популярным среди представителей школы laissez-faire (свободы торговли). Некоторые из них называют эту систему неконституционным нарушением прав собственности45. Другие — ничем не оправданной мерой, приводящей к понижению доходов, которые общество должно оплатить, чтобы стимулировать открытия. Боуман с легкостью отверг предложения о принудительном лицензировании всех патентов на том основании, что они пе будут поддержаны в конгрессе. В своей критике он выделил только тот факт, что широкое распространение в США практики лицензирования облегчило антитрестовские дела. Он утверждал, что в большинстве судебных дел такое облегчение было неуместным и неудачно примененным. Заметив, что компании, обвиненные в нарушениях антитрестовских законов, часто получали указание лицензировать свои патенты за «приемлое» вознаграждение, он отметил, что самим компаниям часто бывает трудно определить, что означает «приемлемое», не говоря уже о правительственных чиновниках, которые мало что знают о промышленности46.

Ни один из этих аргументов не может выдержать серь- езпой проверки. Патент не совсем аналогичен любому другому виду собственности. Это специальная привилегия, предоставляемая обществом, действующим через конгресс, с целью выполнения специфической общественной цели. Конституция не предоставляет американцам права удерживать патенты. Она дает конгрессу право предоставлять патентную привилегию. Поэтому конгресс имеет полное право определять ее, включая право обязывать к выдаче лицензий или разрешать принудительное лицензирование в качестве компенсации за имевшие место злоупотребления47. Что касается утверждений о том, что принудительное лицензирование ослабит импульс изобретательства, то это только догадки, потому что эта система никогда не была испытана. Нет основапий считать, что принудительное лицензирование приведет к сокращению вознаграж- депия изобретателю. Лицензиаты продолжают выплачивать вознаграждение. Может быть, верпо, что введение принудительного лицензирования как средства решения антитрестовских дел, было неэффективным и плохо организовано. Но то же самое можно было бы сказать о всем антитрестовском аппарате. Нужно ли его ликвидировать по этой причине? Проблема, как мы заметили выше в этой главе, лежит в политической безвыходности: те, кого устраивают антитрестовские усилия (включая принудительное лицензирование), достаточно сильны в политическом отношении, чтобы не дать этой идее умереть, по те, кто ненавидит антитрестовскую политику, достаточно сильны, чтобы не позволить ее реализовать. Как нам кажется, принудительное лицензирование может стать первостепенным антитрестовским средством, для чего потребуются больше денег и штата для наблюдения. Однако столь усиливающая поддержка потребует времени для свершения поворта в политическом направлении.

Именно этот момент может вызвать единственное возражение, касающееся принудительного лицензирования, которое существенным образом привлекло наше внимание: трудность в определении «приемлемого» вознаграждения и «пригодных» лицензиатов. Всякая разновидность системы принудительного лицензирования может стать бессмысленной, если патентовладелец свободен требовать запретительное вознаграждение или отказать заявителям, которые покажутся ему недостойными. Чтобы предотвратить такой саботаж, необходим арбитражный суд, что может быть осуществлено при соответствующей политической поддержке. В случаях, когда патентовладелец и заявитель на лицензию не договорятся о сумме вознаграждения или когда патентовладелец почувствует, что заявитель не в состоянии использовать патепт, необходимо пригласить арбитра для разрешения спора. Такой арбитраж должен быть осуществлен специализированным органом, созданным для управления патентпой системой, подобной в своих действиях национальным бюро трудовых отношений. Из-за сложности дел некоторые арбитражные дела потребуют значительного времени, а система в целом — определенных расходов, которые лягут па общество. Расходы эти были бы более чем компенспровапы преимуществами свободной конкуренции и широкого доступа к передовой технологии. Принудительное лицензирование также сократит огромные потери ресурсов, которые теперь расходуются па «изобретение велосипеда».

В «третьем мире» в еще большей степени необходима реформа патентной системы, чем на индустриальном Западе. Фактически патентная система настолько важный элемент в сохранении господствующего положения иностранных компапий, что многие эксперты задаются вопросом, не лучше ли было бы ликвидировать, вообще упразднить ее в развивающихся странах48. В 1972 г. только 16% патентов, зарегистрированных в развивающихся странах, принадлежало гражданам этих стран. При этом неизвестное число этих «граждан» представляли местные компании, которые контролировались иностранцами49. Еще более знаменательным является, согласно Сурендра Пателю, то, что более 90% патентов, которыми владели иностранцы в странах «третьего мира», «никогда пе использовались в производственных процессах в этих странах» 50. Цель типичного патента, зарегистрированного за рубежом транснациональной фирмой, заключается в том, чтобы перехватить местный рынок для импорта. Даже когда срок действия патентов истек и они теоретически стали доступными, они оказываются бесполезными, из-за того что, во-первых, они оказались перекрытыми новейшими патентами (которыми владеют иностранцы) и, во-вторых, потому что описания патентованных изобретений оказываются часто неполными.

Законы многих стран «третьего мира» предусматривают обязательное лицензирование в том случае, если патент не используется в производстве, по пункты этих законов обычно разрабатываются по образцу копвеиции парижского Союза о защите промышленной собственности — основного международного соглашения, регулирующего патентную практику. Конвенция эта предусматривает, что заявка на принудительную выдачу лицензии пе может быть подана на том основании, что патент не используется совсем или недостаточно до истечения срока в четыре года с даты регистрации заявки на патент или в три года с даты предоставления патента, в зависимости от того, какой срок истечет раньше. В заявке может быть отказано, если патентовладелец оправдается в причинах своей пассивности предусмотренными законом причинами51. Практически это положение означает, что предоставление в принудительном порядке лицензий откладывается на столь долгий срок, что патент оказывается бесполезным к тому времени, когда он может быть предоставлен. По этой причине, заявил Константин Вэйтсос, принудительное лицензирование как средство передачи технологии «третьему миру» является «мифом» 52. Мы уже видели, как те же самые лицензионные ограничения, которые обычно рассматриваются в Соединенных Штатах как незаконные, транснациопалы используют самым обычным образом в страпах «третьего мира» 53.

Единственным путем сделать патентную систему более полезной для развивающихся стран был бы их отказ от «принципа равного подхода», согласно которому иностранным фирмам предоставляются те же патентные права, что и местпым. Питер О’Брайен и другие считают, что, если развивающиеся страны вообще решат иметь патентную систему, они должны ввести строгие ограничения на патентные права иностранцам, предоставив при этом более широкие права и вознаграждения отечественным фирмам с тем, чтобы поощрить изобретательство на месте54. Другим шагом, который уже предпринят в Индии, должно быть установление того, что патенты не означают предоставление монополии на импорт, а только на местное производство. Однако чтобы этот пункт имел действительный смысл, надо, чтобы его сопроводили эффективной программой принудительного лицензирования нереализованных в производстве патентов. Бразилия и государства Андского «Общего рынка» (JIACT) наряду с другими начали критически рассматривать международные лицензионные соглашения, имея в виду наложить вето на обременительные ограничительные положения55. Еще одна мера должна быть введена для всех патентов в развивающихся страпах — немедленное обязательное их лицензирование, начиная с даты предоставления патента. Но эти меры потребуют отказа от Парижской конвенции; и, хотя это соглашение причиняет больше вреда, чем приносит пользы, развивающимся странам, большинство из них пе готово на столь радикальные меры56.

<< | >>
Источник: К. Мироу, Г. Маурер. Паутина власти. МЕЖДУНАРОДНЫЕ КАРТЕЛИ И МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА Москва «ПРОГРЕСС» 1984. 1984

Еще по теме АНТИТРЕСТОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ: