Натаниел Готорн

Ю. В. Ковалев писал о Готорне: «Для него Новая Англия была понятием не только географическим, но и прежде всего историческим, интерпретированным в категориях интеллекта и нравственности. Он ощущал себя наследником вековых традиций, преемником поколений пуритан-Готорнов, среди которых были мореплаватели, торговцы, чиновники, судьи» . Органическая связанность с историей народа приводила к тому, что писатель стре- милея познать истоки его настоящего, обращаясь к прошлому, которое часто уводило его в XVII в., когда только начинала пробуждаться смелая мысль, отвергавшая узаконенные устои.

При этом необходимо отметить характернейшую черту его воззрений на человеческую природу и способы ее воспроизведения в искусстве: интерес к глубинам, тайникам человеческой души. Он относится к числу тончайших романистов-психологов, но на эти тайники он предпочитал лишь указывать, не видя возможности однозначно объяснить причины тех или иных действий персонажа. Эта неоднозначность, как и недоговоренность при изображении событий, свидетельствует не о слабости воображения или мысли автора, но, наоборот, заставляет видеть в нем человека, воспринимающего мир не однолинейно и однозначно, а предполагающего многоаспектность и многогранность в истолковании самых, казалось бы, обыденных вещей. А это уже примета литературного мастерства конца того века, к которому относится творчество Готорна.

Следует отметить скептицизм писателя в вопросах морали и религии. Пуританство вызывало его резкое неприятие, ибо с ним он связывал отсутствие свободы мысли и гуманности, что приво-дило к неоправданной жестокости нравов и законов в Новой Англии. Толпа, слепо следующая обычаям, не считала безнравственным присутствовать при приведении.в исполнение смертных приговоров во время преследования так называемых ведьм. «Охота за ведьмами» была в Новом Свете аналогом инквизиции в Европе: отголоски этих событий возникают в произведениях Готорна.

Писатель, не будучи мистиком, вместе с тем во многом был фаталистом: он считал, что зло, совершенное в прошлом, порождает цепь злодеяний в будущем.

Готорн-романтик в своих произведениях обычно отталкивался от истинных событий, изображал реальную Америку и тех, кто ее населяет. Но отмечал, что факт для него является только отправной точкой, он оставляет за собой право расцветить его силой своего воображения. Поэтому писатель часто использует легенды, сложившиеся в памяти народа. На основе легенд возникала символика — характернейшая черта поэтики и мышления Готорна. Не случайно Колридж входил в число хорошо известных ему поэтов. Особенностью метода Готорна является внимание к быту, присущее реализму, хотя он и не признавал себя реалистом. Обыденность у него сочетается с изображением фактов, нарушающих равномерное течение жизни.

Из писателей ему особенно были близки Дж. Беньян, Дж. Мильтон и Г. Спенсер. Из современников он ценил Ч. Б. Брауна, В. Ирвинга, Э. А. По и Г. Лонгфелло. У. Теккерей и Ч. Диккенс оставляли его равнодушным. Однако Готорн оказался особенно близок тончайшему психологу и лирику Г. Джеймсу, но это уже следующий этап американской литературы.

«Дядюшка Сэм» не внушал писателю доверия и симпатии, его учреждения казались ему закосневшими в рутине и бездеятельности, но активным политиком он никогда не был. Интересно, что в предисловии ко второму изданию романа «Алая буква» Готорн создал образ Таможни, которая погибает от обилия бумаг, почти сгнила, а ее сотрудники во главе с Главным сборщиком сидит без движения, балансируя на двух задних ножках стульев, которые прислонены к стене и не падают только потому, что она их держит. Дел у них никаких нет, но есть постоянный обеспечивающий их заработок. Служба в данном заведении приводит к тому, что человек теряет энергию и любознательность, способность мыслить. Сам Готорн избежал этого, только покинув стены Таможни. Автор создает символ в присущей ему манере. Его называют родоначальником романтической символики в Америке, хотя еще до него символ играл огромную роль в творчестве Э.

Начинал Готорн как журналист и скоро познал мелочность проблем, занимавших журналистов: этого требовали непритязательные вкусы малообразованных обывателей. Первым его значительным произведением был сборник «Дважды рассказанные истории» (Twice-Told Tales, 1837). Его героями стали современники. Специфика стиля — склонность к размышлениям, эссеистичес- ким отступлениям, так же как и стремление проникнуть в тайны психологии личности, проявились уже здесь. И здесь же возникло желание использовать символику тогда, когда мысль столь сложна, психология столь неоднозначна, что прямое авторское объяснение разрушает, а не проясняет значение рассказанных событий. В одной из новелл всеми уважаемый пастор неожиданно для всех вдруг появляется в вуали, которая закрывает его лицо. Он не снимает ее, утверждая, что такую невидимую вуаль носят на своем лице все люди, ибо тайны их душ непостижимы, они прячут свою внутреннюю жизнь от окружающих.

Готорн стоит у истоков национальной американской новеллы, уходящей от воздействия новеллистики Европы, Англии в частности. Символика входит в число национальных особенностей новеллы этой страны, так же как и отсутствие неожиданных и эффектных финалов.

К числу самых значительных его произведений относятся два романа — «Алая буква» и «Дом о семи фронтонах».

«Алая буква»(The Scarlet Letter, 1850) ознаменовала начало второго периода в творчестве Готорна, когда он заявил о себе как романист. События отнесены в прошлое и происходят в родном городе автора Сейлеме.

Развитию действия предпослано предисловие «Таможня», дающее возможность передать атмосферу полного духовного застоя в Сейлеме, о чем было сказано выше, а также факт, который лег в основу романа.

Композиция произведения, как это обычно для Готорна, ретроспективна: преступление (поступок) главной героини Эстер Прин совершено до начала действия. Конфликт возникает еще задолго до того, как Эстер выставлена на позорный помост. Начало его следует отнести к тому времени, когда уже немолодой ученый Прин решил жениться на молоденькой и малообразованной красивой девушке Эстер: он надеялся, что ее юность внесет тепло в его дом. Она смотрела на него с обожанием, но без любви, а затем он покинул ее. На ее пути оказался умный, пользующийся большой популярностью молодой и эмоциональный священник Димсдейл. Они полюбили друг друга, родился ребенок. Пожениться они не могут, ибо судьба ее мужа неизвестна. И вот теперь она у позорного столба. В обществе пуритан за такое преступление можно поплатиться даже жизнью. Кто же виноват?

Суд приговорил ее к постоянному ношению на груди алой буквы А, которая всем должна говорить о ее преступлении: прелюбодеянии (Adulteress). Церковные и светские власти, обращаясь к ней с проповедями, стремятся заставить назвать имя отца ребенка.

На этой же площади оказываются только что вернувшийся из плена ее муж и священник Димсдейл. Муж знаком приказывает ей молчать (он собирается сам найти виновного и отомстить по- своему), а Димсдейла она не желает называть сама. Это основные персонажи, психология которых интересует автора; к ним вскоре присоединяется подросшая дочь Эстер — Перл, которой быстро открывается ложность ее положения в мире.

В романе три сильных характера — это Эстер, ее муж Прин и дочь Эстер Перл. Старый священник, не добившийся признания от осужденной, требует от Димсдейла, чтобы он как духовный пастырь сам обратился к ней с увещеванием. Несчастному приходится подчиниться. В словах Димсдейла, отца маленькой Перл, звучит главная мысль романа и отражается главная черта его характера. Он заклинает Эстер назвать имя сообщника по греху и страданию, ибо это приблизит ее к спасению: таков закон пуритан. Это первая часть его.речи, которую он обязан произнести перед властями и прихожанами.

А затем следует продолжение, раскрывающее только для нее одной суть его страдания и характера. Он, слабый по своей природе человек, перекладывает всю тяжесть наказания на нее и от нее же ждет помощи, ибо сам не обладает нравственной силой. Дим- сдейл уверяет женщину, что ложная жалость и нежность не должны замыкать ее уста, а согрешившему вместе с ней лучше сойти с почетного пьедестала и встать рядом с ней, чем всю жизнь томиться, пряча свою вину в тайниках души, ибо у него может не хватить мужества на то, чтобы сознаться. Мы видим, что он добр (это он проявит не раз по отношению к Эстер и ее дочери, к своим прихожанам), но его волю можно подчинить другому человеку. И он действительно начинает ощущать на своей груди скрытую от всех горящую и жгущую его алую букву.

Эстер, любя Димсдейла, молчит. Она одна несет свой крест — свою алую букву. Люди сторонятся ее даже тогда, когда она помогает больным во время чумы или приносит деньги нищим. Женщина сильна душой, она не озлобилась, искупая свой грех, однако в ее душу порой проникает сомнение в величии и разумности Божьего промысла. Оно особенно сильно тогда, когда, проходя мимо уважаемого всеми священнослужителя Или мимо почтенной матроны, Эстер ощущает, как начинает шевелиться на ее груди алая буква. Значит, думает она, грех осуждается только тогда, когда он раскрыт. Грех утаенный — это не грех? Ни Бог, ни люди не судят за него? А она грешна не более, чем многие вокруг нее. Но даже эти мысли не рождают в ее душе ожесточения. Со временем окружающие, видя от нее только добро, забывают о первоначальном смысле носимого ею знака и теперь начальная буква А связывается со словом able — способный, умелый, сильный. Все эти свойства действительно присущи Эстер. Само ее имя Esther восходит к Библии: так звали героиню, спасшую свой народ от власти царя Артаксеркса. Алая буква становится символом, смысл которого постепенно развивается и переходит от указания на грех при отрицательной окраске как для самой героини, так и для окружающих к признанию ее высоких заслуг при диаметрально изменившемся восприятии.

Роль Эстер действительно близка к той, которую играла ее великая предшественница. В мире, где правят сильные и далеко не всегда безупречные люди, она стремится спасти прежде всего того, кого любила и любит. Женщина видит, как страдает Димсдейл, как поработил его духовно ее бывший муж, догадавшись, с кем изменила ему жена. Прин не доносит на священника, не убивает его, но каждодневно, прикинувшись его другом и врачом, своими расспросами о симптомах недуга, сжигающего священника, наводит мысль на его нравственные причины, усугубляя страдания несчастного. Однажды Прин насильно обнажает его грудь и прикасается к ней рукой, словно видит там горящую алую букву.

Эстер уговаривает Димсдейла бежать с ней и их дочерью из Бостона, но Прин догадывается об их намерениях, и на следую-щее утро Димсдейл, обратившись к своим прихожанам, раскрывает жгущую его тайну. Он умирает, раскаявшись, и только тогда его дочь первый раз целует отца. Эстер и Перл, которая с возрастом отказалась от своих эксцентрических выходок, порой заставлявших мать думать, Бог или дьявол послал ей ребенка, покидают город. Умирает вскоре и муж Эстер, Прин.

Автор в своей обычной неторопливой манере рассуждает об истинных нравственности и доброте и показной смиренности и добропорядочности пуритан, которые видят грех в любви, в способности радоваться жизни. Девочка Перл выражает авторскую позицию в большей мере, чем остальные герои, которым приходится считаться с общественным мнением. Живость ее натуры, переменчивость настроений, искренность чувств противопостав-лены поведению и взрослых пуритан,- видящих грех в радостях жизни, и их детей, которые в своих играх наказывают кнутом грешников-квакеров, снимают скальпы с пленных индейцев, изображают ведьм, пугая друг друга.

При том что главная задача автора заключается в раскрытии душевной жизни персонажей, он сознательно сохранил тайны. С.Т.Уильямс писал об этой принципиальной недоговоренности в произведениях Готорна: «Была ли грехом женитьба Чилингвор- та (под этим именем появляется муж Эстер Прин. — Г. X. и Ю. С.), к чему он не был способен? <...> Является ли его ошибкой то, что он посвятил себя науке? Почему его жажда мести переросла в неестественную любовь-ненависть? Как можно объяснить то обстоятельство, что падение Димсдейла начинается... с духовного очарования Эстер? Почему трусость Димсдейла, не признавшего своей вины, вознесла его на высоту, с которой он поучал паству? Почему признание своей вины освободило Эстер от чувства раскаяния? В самом деле, почему все, что произошло с ней, обогащает и облагораживает ее душу?»1.

Роман «Дом о семи фронтонах»(The House of the Seven Gables, 1851) также имеет ретроспективную композицию, и столь же не-торопливо (при всем драматизме ситуаций) развивается в нем действие. Символом в данном случае является сам дом, полусгнивший, запущенный, темный, с целым рядом запертых покоев, с лабиринтом ходов, в которых можно заблудиться. Преступление далекого прошлого так же мрачно и так же темно, как дом, где полтора века обитают Пинчены, вселение которых началось с казни бывшего владельца земельного участка, занятого домом о семи фронтонах. Даже количество фронтонов рождает мысль о необыч-ности дома и его истории.

Начинается роман с предуведомления, в котором автор сообщает, что он собирается писать не реалистический роман, в котором не может быть фактов невероятных и неправдоподобных, но романтический, где атмосфера подчиняется воображению писателя. Здесь легенда часто более достоверна, чем подлинный факт. Задача писателя заключается в том, чтобы связать прошлое с настоящим, показать, как преступление, совершенное давно умершими людьми, не умерло в жизни рода, как зло порождает зло. При этом автор не собирается читать нравоучений читателю, но воспользуется средствами более тонкими — его привлекает высокая истина, искусно и тонко изображенная. Мастерство повествования дает больший эффект, чем прописная мораль.

Первая глава рассказывает предысторию о том, как полковник Пинчен позарился на небольшой земельный участок Метью Мола, когда-то своими руками выкорчевавшего там девственный лес. Мол, защищавший свою собственность, был обвинен в колдовстве и казнен. Легенда сохранила его предсмертные слова, обращенные к Пинчену: «Господь Бог напоит его человеческой кровью» (перевод Г. Шмакова). Жилище Пинчену строил сын казненного. Когда дом о семи фронтонах был готов и приглашены гости в честь его освящения, то хозяина нашли убитым в кабинете, а на его ворот-нике был след окровавленной руки. Кто-то будто бы видел человека, выпрыгнувшего из кабинета убитого. Преступление осталось нераскрытым, а в кабинете убитого остался висеть его портрет: казалось, что бывший хозяин так и не покидал свой дом.

О доме ходили темные слухи, там видели привидений. Более чем за сто лет, пока стоял дом, сменилось несколько его влад ел ь-

'Уильямс С. Т. Натаниел Г оторн / Литературная история США: В 3 т. / Под ред. Р. Спиллера и др. — М., 1977. — Т. 1. — С. 500.

цев, иногда появлялись мужчины, повторявшие характер и черты лица полковника Пинчена, сохранившиеся на портрете. Но род вымирал. Считая себя богатыми и знатными, Пинчены не полагали возможным трудиться и ждали откуда-то наследства. Лишь один из них открыл в доме мелочную лавочку, но после его смерти вход в нее был забит: это был позор для рода.

События начинаются с того момента, когда старая и некрасивая мисс Гефсиба Пинчен, не имея средств к жизни, тоже решается открыть мелочную лавочку и снимает замок с двери. Кроме нее фамилию Пинчен носит судья, являющий собой полную копию убитого полковника. Он человек богатый и уважаемый. Помимо сестры у него есть и другие родственники — молоденькая очаровательная Фиби и брат Гефсибы Клиффорд. Почти тридцать лет он провел в тюрьме по обвинению в убийстве своего дяди, теперь его ждут домой.

В доме еще живет молодой дагерротипист Холгрейв, явившийся неизвестно откуда, переменивший массу профессий и исходивший чуть ли не всю Америку. Он говорит, что с помощью солнца он может увидеть ту сущность, которую люди скрывают от других. Считается, что род Мола пресекся, но Холгрейв, веселый философ — его последний представитель.

Тема греха и его последствий связывает всех персонажей. Готорн писал, что часто человек, уважаемый всеми, на самом деле когда-то отступил от норм морали. А так как большей частью этот человек вел вполне праведный образ жизни, то как бы забывал о своем проступке или преступлении. Таков судья Пинчен. Для небольшого городка он — весьма значительная фигура, а потому и полон самоуважения. Когда-то именно он вынес суровый приговор своему брату Клиффорду, человеку, увлеченному искусством, умеющему радоваться жизни, душа которого была открыта всему прекрасному. Весь город, потрясенный тем, что племянник убил своего дядю, видел в этом приговоре торжество справедливости, которая была поставлена выше родственных отношений.

Теперь Пинчен говорит о том, что именно благодаря его стараниям Клиффорд освобожден досрочно. Но Клиффорд вышел из тюрьмы сломленным духовно, почти утратившим рассудок. Только Фиби может рассеять его тяжелые мысли и вывести его из состояния полной апатии. Кажется странным, но одновременно и оправданным, что Клиффорд более всего боится встречи с судьей Пинченом: это должно напоминать преступнику о его злодеянии. Однако автор вносит серьезные коррективы в описание событий прошлого: убийства не было. Дядя, любивший Клиффорда и собиравшийся завещать ему свое немалое имущество, застал Пинчена роющимся в его бумагах и умер от апоплексического удара. Пинчен путем подтасовок представил Клиффорда убийцей и стал единственным наследником, посадив в тюрьму брата.

Роман показывает, как зло, посеянное полковником Пинче- ном, породило преступление судьи Пинчена, перенявшего черты характера своего пращура. Он стал воплощением рока для Гефси- бы и Клиффорда. Они погибли бы, если бы сам судья не скончался скоропостижно в их доме от апоплексического удара. При этом обстоятельства были таковы, что в его смерти могли бы обвинить Клиффорда: он был единственным мужчиной в доме, он более всего боялся Пинчена. По настоянию почти обезумевшего Клиффорда он и Гефсиба бежали из дома, увидев умершего Пинчена: подозрение в убийстве могло пасть на них. Только появление потомка Мола Холгрейва восстановило истинную картину трагедии.

Роман заканчивается воссоединением двух враждующих родов: Фиби выходит замуж за Холгрейва. Линия зла пресеклась тогда, когда появились молодые люди, добрые и не стыдящиеся труда.

Задача автора снова заключается в том, чтобы раскрыть внутренний мир человека. Холгрейв, выражая мысль Готорна, говорит Фиби: «В каком все-таки удивительном и непостижимом мире мы живем! Чем больше я на него гляжу, тем больше он меня озадачивает, и я даже начинаю думать, что способность удивляться ему и есть мера человеческой мудрости. А какие поразительные создания мужчины, женщины и дети! Никогда нельзя быть уверенным, что до конца знаешь их или, исходя из их внешнего облика, хотя бы догадываешься о том, кем они когда-то были. Возьмем судью Пинчена или Клиффорда! Каждый из них сложнейшая загадка, головоломка из головоломок».

Эти «головоломки» автор лишь намечает, показывая внешний контур действий персонажей, называя события, но оставляя читателю возможность самому делать выводы. Психологизм XIX в. идет по пути усложнения формы, отказа от прямых авторских объяснений. В Европе это путь Г. Флобера.