Кухулин

Когда мы вместе жили у Скатах,

У нее обучаясь ловкости в битве,

Всюду мы вместе с тобой бродили,

Рядом стояли в каждой схватке.

Всегда для меня ты был другом сердца,

Мне соплеменный, родной по крови.

Еще не встречал я, кто был бы мне дороже:

Тяжким горем будет мне твоя гибель!

Фердиад

Слишком же мало дорожишь ты честью,

Коль предлагаешь отказаться от боя!

Прежде чем успеет петух прокричать,

Я вздену твою голову на копье мое!

О Кухулин, боец из Куальнге,

Ярое безумье охватило тебя.

Если погибнешь ты от руки моей,

В этом виновен будешь лишь сам2!

— Поистине, Фердиад,— продолжал Кухулин,— не должен был ты вызывать меня на бой-поединок, после того как, живя у Скатах, Уатах и Айфе, мы вместе ходили в каждую битву и сражение, в каждую схватку и боевую затею, в каждый лес и пустыню, в каждую темь и логовище.

И он прибавил:

Мы были назваными братьями,

Товарищами в темных лесах,

Мы всегда делили ложе,

Когда спали глубоким сном После тяжких боев и схваток Во многих дальних, чудесных странах!

Всегда вместе мы всюду бродили, .

Рыскали в каждом лесу опасном,

Обучаясь у Скатах искусству боя!

Отвечал ему Фердиад:

О Кухулин милый, в приемах искусный,

Подвязались мы вместе с ловкостью равной,

Ныне дружбу нашу договор превозмог Поделом тебе будут твои первые раны.

Не вспоминай о побратимстве нашем,

О кривоглазый, не поможет тебе это!

Затем он воскликнул:

Слишком долго медлим мы! С какого оружия начнем мы сегодня, о Кухулин?

Тебе принадлежит сегодня выбор оружия,— отвечал тот,— ибо ты первый пришел к броду.
Помнишь ты первые боевые приемы,— спросил Фер- диад,— которым мы обучались у Скатах, Уатах и Айфе?
Конечно, я помню их.
Если так, начнем с них.

И они приступили к первым приемам боя.

Они взяли два равных больших щита, восемь малых Щитов с острыми бортами, восемь копий, отделанных рыбьим зубом.

Полетели их дротики и копья вперед и назад, подобно пчелам в ясный день. Не было удара, который не попал бы в цель. Каждый из обоих старался поразить другого, отражая удары противника шишками и бортами щитов; и длилось это от утреннего рассвета до середины дня. Насколько превосходно было нападение, настолько же превосходна была и защита, и ни один из них не мог окровавить другого.

Бросим эту игру,— сказал Фердиад,— видно, таким путем не решить нам спор.

Они прекратили бой и перекинули свои дротики в руки возниц.

Каким же оружием станем мы теперь биться? — спросил опять Фердиад.
Тебе принадлежит выбор,— отвечал Кухулин,— ибо ты первый пришел к броду.
Если так, то возьмемся за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна.
Возьмемся за них,— сказал Кухулин.

Они схватили два крепких, равных щита и взялись за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна. Каждый стремился поразить копьем другого, и длилось это от середины дня до захода солнца. И хотя превосходна была защита, еще превосходнее было нападение, и ни один из них не мог окровавить и ранить другого.

Бросим это, Кухулин,— сказал наконец Фердиад.
Бросим,— сказал Кухулин,— уже пора.

Они прервали бой и перекинули свое оружие в руки возниц. После этого они подошли друг к другу, обнялись за шею и трижды поцеловались.

Эту ночь их кони провели в одном загоне, и их возницы сошлись у одного костра; из свежего тростника они изготовили два ложа с подушками для раненых героев. Знахари и лекари были присланы к ним, чтобы залечить раны и исцелить их; они наложили травы, лекарственные

растения на их раны, язвы, опухоли, больные места и спели целительные заклинания над ними. И от каждой травки, от каждого лекарственного растения, от каждого заклинания на его раны, язвы, опухоли и больные места Кухулин пересылал половину через брод, на запад, Фер- диаду, чтоб мужи Ирландии не могли потом сказать, если Фердиад падет от его руки, что Кухулин имел избыток лечебной помощи.

А от каждой пищи, от каждого вкусного, укрепляющего хмельного напитка, что доставляли Фердиаду мужи Ирландии, тот пересылал половину через брод, на север, Кухулину, ибо больше людей доставляло пишу Фердиаду, чем Кухулину. Все мужи Ирландии несли пишу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина, а тому носили пищу только люди из Маг-Брега”, каждую ночь приходившие к нему для беседы.

Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. На другой день рано утром встали они и снова сошлись у боевого брода3.

Когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и они тесно сошлись. Прыгнул Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но Фердиад левым локтем встряхнул свой щит,— и Кухулин отлетел от него, как птица, на свою сторону брода. И снова прыгнул Кухулин со своего края на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но ударом левого колена Фердиад тряхнул щитом своим,— и Кухулин отлетел от него, как маленький ребенок, на свою сторону брода.

Увидел это Лойгь.

— Горе тебе! — воскликнул он.— Противник наказал тебя, как милая женщина наказывает малого ребенка! Он вымыл тебй, как в лоханке моют чашки! Он размолол тебя, как мельница мелет доброе зерно! Он рассек тебя, как топор рассекает дуб! Он обвил тебя, как вьюнок обвивает дерево! Он обрушился на тебя, как обрушивается ястреб на малых пташек! Отныне — навеки конец притязаньям и правам твоим на елаву и честь боевую, о маленький бешеный гном! [§§]

Тогда в третий раз метнулся Кухулин со скоростью ветра, с быстротой ласточки, с порывом заоблачного дракона и обрушился на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но снова Фердиад тряхнул своим щитом, и Кухулин отлетел на середину брода, где был он до своего прыжка.

Тогда произошло с Кухулином чудесное искажение его4: весь он вздулся и расширился, как раздутый пузырь; он стал подобен страшному, грозному, многоцветному, чудесному луку, и рост храброго бойца стал велик, как у фоморов”, далеко превосходя рост Фердиада.

Так тесно сошлись бойцы в схватке, что вверху были их головы, внизу ноги, в середине же, за бортами и над шишками щитов, руки. Так тесно сошлись они в схватке, что щиты их лопнули и треснули от бортов к середине. Так тесно сошлись они в схватке, что копья их согнулись, искривились и выщербились. Так тесно сошлись они в схватке, что демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха5, испустили крик с бортов их щитов, с рукояток их мечей, с наконечников их копий. Так тесно сошлись они в схватке, что вытеснили поток из его русла, из его пространства, так что в его ложе образовалось достаточно свободного места, чтобы лечь там королю с королевой, и не осталось ни одной капли воды, не считая тех, что два бойца-героя, давя и топча, выжали из почвы. Так тесно сошлись они в схватке, что ирландские кони в страхе запрыгали и сорвались с мест, обезумев, порвали привязи и путы, цепи и веревки и понеслись на юго-запад, топча женщин и детей, недужных и слабоумных в лагере мужей Ирландии.

Бойцы теперь заиграли лезвиями своих мечей. И было мгновенье, когда Фердиад поразил Кухулина, нанеся ему своим мечом с рукояткой из рыбьего зуба удар, ранивший его, проникши в грудь его, так что кровь Кухулина брызнула на пояс его и брод густо окрасился кровью из тела героя.

Не стерпел Кухулин этих мощных и гибельных ударов Фердиада, прямых и косых. Он велел Лойгу, сыну Риангабара, подать ему рогатое копье6.

Пробило копье крепкие, глубокие штаны из литого железа, раздробило натрое добрый камень величиной с мельничный жернов и сквозь одежду вонзилось в тело, наполнив своими остриями каждый член, каждый сустав тела Фердиада. 1

— Хватит с меня! — воскликнул Фердиад.— Теперь я поражен тобою насмерть. Но только вот члgt;: сильный удар ты мне нанес пальцами ноги и не можешь сказать, что я пал от руки твоей.

И еще прибавил:

О Песь искусный в боевых приемах,

Не должен был ты убивать меня!

На тебя перейдет вина моя,

На тебя теперь моя кровь падет!

Зол жребий того, кто пал в бою,

Кто низвергнут в бездну предательства!

Слаб голос мой, умираю я,

Увы, отлетает уж жизнь моя!

Перебиты ребра мои насмерть,

Все сердце мое залилось кровью.

Не было мне удачи в бою,

Я поражен тобою, о Пес!

Одним прыжком Кухулин очутился рядом. Обхватив тело обеими руками, он перенес его, вместе с оружием, доспехами и одеждой, через брод, чтобы водрузить этот трофей победы на северной стороне брода, не оставив его на южной, среди мужей Ирландии. Он опустил его на землю, но тут, перед челом убитого Фердиада, свет померк в глазах Кухулина, слабость напала на него, и он лишился чувств7.

Принялся Кухулин стонать и оплакивать Фердиада. Говорил он8:

— О Фердиад, предали и обрекли тебя на гибель мужи Ирландии, побудив на бой-поединок со мной; ибо не легко вести бой-поединок со мной при похищеньи быка из Куальнге.

И он еще прибавил:

О Фердиад, ты пал жертвой вероломства!

Была горькой встреча наша последняя!

Вот, нынче ты мертв, я ж остался жив.

Будет вечной тоска разлуки вечной! .

Когда мы были с тобой вместе Там, у Скатах, Уатах и Айфе,

Казалось нам — во веки веков Дружбе нашей конца не будет.

Мила мне алость твоя благородная,

Мил твой прекрасный, совершенный образ,

Милы твои очи синие, ясные,

Мила твоя мудрость и речь складная.

Не ходил еще в бой, рассекая кожу,

Не распалялся еще боевым пылом,

Не носил щита на плечах широких Тебе подобный, о красный сын Дамана!

Никогда не встречал я на поле битвы,

С той поры, как пал единый сын Айфе,

Тебе подобного в подвигах ратных,—

Не сыскал я такого, о Фердиад, доныне.

Финдабайр”, дочь королевы Медб,

Со всею дивною красою своей,

Была для тебя, о Фердиад, не больше,

Чем ветка ивы на холме песчаном!

Кухулин устремил свой взор на тело Фердиада9.

Увидел Кухулин свое окровавленное, красное оружие рядом с телом Фердиада и сказал такие слова:

О Фердиад, скорбно наше свиданье!

Вот, вижу тебя кровавым и бледным.

Не смыть крови с моего оружья,

Ты же распростерт на смертном ложе!

Если б были мы там, в стране восточной,

Как прежде, у Скатах, Уатах и Айфе,—

Не были б белы теперь твои губы Предо мною, среди оружья.

Наша наставница нас связала Славною связью союза дружбы,

Дабы не вставали чрез нас раздоры Меж племенами светлой Ирландии.

Печально утро, это утро марта,

Принесшее смерть сыну Дамана!

Увы, вот пал мой любимый друг,

Алою кровью напоил я его!

а Финдабайр была обещана Фердиаду королевой Медб за единоборство с Кухули- ном. •

Скорбное дело случилось с нами,

Вместе у Скатах воспитавшимися.

Я — изранен весь, залит кровью алой,

Ты ж не сядешь на колесницу вновь!

Скорбное дело случилось с нами,

Вместе у Скатах воспитавшимися.

Я — изранен весь, и кровь запеклась,

Ты же мертв совсем, без возврата, навек!

Скорбное дело случилось с нами,

Вместе у Скатах воспитавшимися.

Тебя смерть сразила, я ж бодр и жив.

Биться в яром бою — вот удел мужей.

Ну, что ж, Кукук”,— сказал Лойг,— уйдем теперь от брода. Слишком долго мы здесь пробыли.
Да, пойдем,— отвечал Кухулин.— Знай, что игрою, легкой забавой были для меня все бои и поединки, которые я выдержал здесь, по сравнению с боем-поединком с Фердиадом.

И еще сказал он — таковы его слова:

Все было игрою, легкой забавой,