Тема 2. Социальное самочувствие как доминирующий фактор мотивации электорального поведения

лично.

Исследователи Информационно-социологического центра РАГС ставят проблему шире. Речь идет о социальной обусловленности политических установок избирателей5.

Анализ результатов опроса на основе непараметрических тестов, а именно, метода ранговых корреляций Кенделла, дал возможность выявить латентные характеристики группового политического сознания и сравнить выявленные группы между собой.

Главная закономерность, получившая эмпирическое подтверждение, состоит в том, что структура политических предпочтений российского электората в весьма значительной мере зависит от степени социального расслоения (стратификации) общества. И это создает для социологов огромные трудности в прогнозировании результатов выборов.

Дело в том, что стандартные научно обоснованные выборки опрашиваемых основываются на списках избирателей или иных статистических базах, обеспечивающих реализацию вероятностного метода отбора респондентов. Но насколько эти базы отражают социальное расслоение общества, остается неизвестным. Во всяком случае, ясно одно, что весьма состоятельные люди и, напротив, те, кто оказался на социальном дне (а таких миллионы), по объективным причинам оказываются вне поля зрения социологов.

Результаты опроса показали, что значения коэффициентов ранговой корреляции Кенделла подтверждают существование относительно устойчивой групповой дифференциации политического сознания российского электората, вызванной различиями в материальном (имущественном) статусе (положении) избирателей6.

Однако авторы данной точки зрения сами признают, что прямую связь между мотивами электорального поведения и степенью социального расслоения (стратификации) установить крайне сложно потому, что исходная статистическая информация, на основе которой формируется выборочная совокупность опроса, не отражает действительной картины социальной структуры российского общества.

Неслучайно авторы используют некую паллиативную методику опроса, пытаясь найти зависимость между антикоммунистичес-

ким характером избирательной кампании Б.Н. Ельцина (1996 г.) и самооценкой материального положения респондентов. Данное сравнение они сами характеризуют как «своеобразное» (см. табл. 2).

Таблица 2

Связь между ответами респондентов на вопрос: «Ельцин неоднократно высказывался о том, что главное — не допустить к власти коммунистов. Прав ли он в этом?» и их оценками собственного материального положения (абсолютные цифры без учета не ответивших на вопрос) Мнение Самооценка материального положени1 Абсолют. цифры, в скобках - доля среди опрош. живут богато живут прилично живут от зарпл. до зарплаты не свод1т концы с концами живут в нищете Прав 12 182 363 122 44 786 (27 %) Не прав 6 132 698 328 139 1331

(45,6 %) Затрудняюсь ответить 6 101 382 175 80 799 Итого по колонке 24 415 1441 625 263 2916 Kendall's Tau - b 0,09035.

Kendall's Tau - c 0,08961.

Возможность прихода к власти коммунистов на Президентских выборах 1996 г. стала той разделительной линией, по мнению авторов данного исследования, по обе стороны которой поляризовался российский электорат.

Из общего распределения ответов мы видим, что 786 (27,0 %) из опрошенных избирателей одобряли антикоммунистическую позицию Б. Ельцина в избирательной кампании, 1331 (45,6 %) считали, что он не прав.

В таком случае становится малопонятным, почему при перевесе в 1,6 раза голосов противников антикоммунистической линии Б. Ельцина коммунисты и их сторонники потерпели в итоге поражение в 1996 году.

Обратимся в связи с этим к тем респондентам, которые собирались участвовать в голосовании, уже решили, за какого кандидата на пост Президента они будут голосовать, и характеризуют уровень своего материального положения как высокий, средний или низкий. Кластерный анализ их позиций показал,

что относительно сплоченные и устойчивые группы, как говорилось выше, формируются в зависимости от определенного уровня жизни.

Условность своих выводов о зависимости политических установок от самооценки материального положения респондентов авторы исследования признают и объясняют отсутствием прямой корреляции, особенностями современного переходного состояния российского общества.

Данные исследования показали, что деструктивный характер социального расслоения и поляризации массового политического сознания вызывают смещение политических установок российского электората по сравнению с «нормой» социального порядка, где профессиональная структура населения служит относительно устойчивой базой партийной политической приверженности.

Прежде всего бросается в глаза отсутствие значимой корреляции между уровнями жизни различных групп избирателей и их профессиональным статусом. В конечном счете это приводит к росту маргинальных групп и ситуативности их электорального поведения, когда решение о поддержке того или иного кандидата принимается не на основе устойчивой политической приверженности, а под влиянием колебаний жизненной ситуации. Например, спонтанное решение поддержать определенного кандидата может быть вызвано неожиданной выплатой давно задержи-ваемой заработной платы или компенсацией потерянного денежного вклада. По меньшей мере, треть электората относится к данной группе. Для этой среды характерны «избирательные фобии», то есть достаточно широко распространенная вера в то, что результаты голосования будут наверняка подтасованными, а сами выборы — это для власти способ обмануть население. Именно эта большая группа избирателей объективно подвержена внушению политической демагогии и способна опрокинуть любые прогнозы.

По нашему мнению, уязвимость методики, использованной данным исследовательским центром, состоит в том, что мотивы электорального поведения — индивидуального и группового — непосредственно «выводят» из социального статуса и со-

циального расслоения, без учета опосредующих звеньев в континууме «принадлежность к социальной группе» — мотивация политического поведения.

Это подтверждается и анализом социально-демографических характеристик электоратов лидеров предвыборной гонки.

Очевидно, большей взвешенностью характеризуется позиция тех исследователей, которые полагают, что электоральные установки и предпочтения населения необходимо опосредовать некоторыми промежуточными звеньями, которые позволяют проследить процесс перехода от объективных факторов и самооценки социального, прежде всего материального положения, к формированию установок электорального поведения, которые в конце концов и характеризуют мотивы участия в выборах и тот или иной выбор из возможных альтернатив.

В этом смысле кажется весьма перспективным подход, который предполагает в качестве промежуточного звена социологического анализа особое состояние массового сознания — социальное самочувствие населения, отдельных его групп. Именно социальное самочувствие как социально-психологическое состояние удовлетворенности или неудовлетворенности социальным бытием, испытываемым как отдельными индивидами или социальными группами в контексте места и времени (социальная ситуация), опосредует связь между объективными характеристиками положения в обществе и уровнем политической, в том числе электоральной культурой населения8.

С такой точкой зрения согласны М.К. Горшков, В.С. Кома- ровский, Ж.Т. Тощенко, С.В. Харченко и др. Более того, ряд ис-следователей характеризуют нынешнее состояние социального самочувствия общества как социальный стресс. Так, М.К. Горшков, чье исследование посвящено событиям второй половины 1998 г. (после дефолта 17 августа), подчеркивает, что хотя «основная эмо-ционально-чувственная острота после возникшего кризиса у людей успела притупиться, тем не менее, их нынешнее настроение удовлетворительным никак не назовешь. Достаточно отметить, что 3/4 россиян живут ощущениями тревоги, озлобленности и апа-тии, а свыше половины населения оценивают ситуацию в стране

как катастрофическую. Почти половина населения (48,7 %) определяет нанесенный ущерб как существенный, еще треть россиян (32,4 %) оценила его как катастрофический»9.

Иначе говоря, свыше 4/5 населения страны считает себя ощутимо потерпевшими в результате кризиса 17 августа.

Не ощутили на себе никакого ущерба только 4 % населения или 4,5 миллиона человек11.

Опираясь на материалы собственного исследования, В.С. Ко- маровский утверждает, что около четверти взрослого населения страны в последнее время (вторая половина 90-х годов) находится фактически в стрессовом состоянии, постоянно испытывает чувства безысходности, страха и тоски (постоянно растущее количество самоубийств, разводов, алкоголизм, наркомания — прямое подтверждение этому), и еще около 40 % часто бывает в напряженном состоянии, испытывает раздражение12.

В свете этого становится понятным, почему в России достаточно много избирателей голосует против всех. Так, например, во втором туре президентских выборов в 1996 г. доля проголосовавших против всех составила 6 % от числа пришедших на избирательные участки.

Согласен со своими коллегами — исследователями электорального поведения и В.Э. Бойков, подчеркивающий в одной из последних публикаций, что доминантой общественного настроения является ощущение надвигающейся и почти неотвратимой катастрофы (выделено нами. — И.О.).

Нечто подобное заявляют и социологи ИСПИ РАН. В одном из аналитических обзоров указывается, что «общество вошло в состояние глубокой фрустрации — состояния тревоги, потери надежды, осознания обмана. По сути дела, Россия находится в состоянии перманентного коллективного невроза»13.

Таким образом, представители различных социологических центров единодушно подчеркивают наличие в российском обществе негативного, угнетенного, стрессового состояния. Более того, практически все они указывают на доминирующую роль негативного социального самочувствия в структуре социальной психологической мотивации электорального поведения.

В числе факторов, которые обусловливают наличие у большинства российских граждан острого личного беспокойства, фигурирует, прежде всего, неопределенность будущего.

Жизнь в целом

Материальное положение

П Население

Госслужащие

Политическа1 элита

Рис. 3. Отрицательные оценки личного материального положения и жизни в целом (в % от количества каждой категории опрошенных)

Если среди населения более половины респондентов заявили о том, что их не устраивает ни нынешнее материальное положение, ни жизнь в целом, то среди государственных служащих и политической элиты, напротив, свыше 2/3 опрошенных в основном позитивно оценивают качество своей жизни. Судя по материалам исследования, причины опасений у одних и других примерно таковы: большую часть населения в будущем страшит перспектива перемещения на социальное дно, а чиновничество тревожит вероятность утраты социального статуса.

Среди опрошенных рядовых граждан в сравнении с чиновничеством вдвое чаще встречаются респонденты, которые страдают от овладевшего ими чувства одиночества (21,6 % опрошенных) и, наоборот, вдвое реже рассчитывающих на то, что в случае необходимости они могут получить помощь коллектива, в котором работают (24,4 %).

Разрывы социальных связей в обществе и острота субъективного восприятия этого процесса являются важной причиной социально-психологического дискомфорта и предпосылкой суицида.

В ряду очагов роста социальной напряженности, ставших традиционными (угроза безработицы, рост преступности и др.), появился новый источник тревог населения — боязнь потерять все нажитое, которую выразили 45,5 % опрошенного населения и 32,8 % государственных служащих.

Материалы исследования показали также усиление тенденции деградации стимулов и мотивов трудовой деятельности. Причинная обусловленность этой неблагоприятной для общества тенденции не ограничивается экономическими обстоятельствами — спадом производства, сокращением рынка труда, задержкой выплат заработной платы и др. Среди людей, занятых стандартным трудом по найму в государственном или ином секторе экономики, профессиональная принадлежность, квалификация и другие социально-профессиональные факторы (признаки) перестали играть социально- статусную роль. Перефразируя известное выражение, можно ска-зать, что нынче любой труд (ученого, шахтера, сталевара, строителя и т. д.) не в почете, ибо не является источником благосостояния и основой для социального самоутверждения.

На вопрос, «кому сейчас хорошо живется в России?», только 17,8 % опрошенного населения ответили — «тем, кто имеет работу». Остальные отнесли к хорошо живущим тех, «кто умеет крутиться» или «у кого много денег». На вопрос, какие именно люди сегодня живут припеваючи, получены следующие ответы (см. табл. 3)15.

Таблица 3

Кто в России сегодня живет припеваючи (в % от количества каждой категории опрошенных) Полит. элита Работн. центр. аппаратов министерств Служащие регион. структур власти Население Банкиры 65,2 80,9 68,5 59,5 Чиновники 19,6 5,3 11,3 45,3 Депутаты 20,7 52,7 45,1 43,4 Предприниматели 26,1 32,8 29,7 29,8 Эстрадные певцы, шоумены 33,7 41,2 37,4 24,8

Сумма ответов больше 100 %, так как по методике опроса можно было указать несколько категорий таких людей.

Из распределения ответов видно, что по общему представлению четырех категорий респондентов, участвовавших в дан-ном опросе по уровню благосостояния, значительно опережают всех банкиры. И хотя авторы исследования не уточняют, кого конкретно они имеют в виду (акционеров, менеджеров, рядовых служащих), однако разногласий в оценках, как видим, нет.

Обращает на себя внимание, что на второе место по благосостоянию рядовые респонденты поставили чиновников, то есть тех, кто в данном опросе также принимал участие. При этом сами «чиновники» (партийные функционеры, работники феде-ральных и региональных властных структур) по результатам самооценивания оказались на последнем месте. Примечательно и то, что представители политической элиты, являющиеся, как правило, депутатами всех уровней, столь же низко оценили благосостояние народных избранников. В то же время работники неполитических органов власти и рядовые участники опроса высказали прямо противоположное мнение. Таким образом, большинство опрошенных считают наиболее благополучными слоями общества банкиров, чиновников и депутатов, предполагая, что в этом «треугольнике» сосредоточено и материальное благополучие, и реальная власть. Это косвенно подтверждает тот факт, что, например, предприниматели, то есть представители реального сектора экономики, по мнению всех категорий респонден-тов, существенно уступают представителям первых трех групп.

Следует заметить, что данный опрос проводился после августовских событий 1998 года, поэтому его данные отражают пиковое состояние социальных настроений. В этой связи важно выяснить, каким образом на материальном положении, социальном самочувствии населения России отразился финансовый кризис 17 августа.

По данным Независимого института социальных и национальных проблем, 3/4 россиян заявили о том, что очень сильно проиграли в финансовом отношении уже только из-за того, что цены на основные продукты питания и товары поднялись в несколько раз, а зарплата (пенсия) в рублях осталась прежняя. Еще 17 % населения пострадали, по сути, вдвойне: с одной стороны, из-за резкого роста цен, а с другой — из-за сокращения ежеме-

сячных доходов в связи с трудностями, с которыми столкнулись их предприятия. Кроме того, свыше 5 % россиян в связи с кризисом либо потеряли работу, либо оказались перед угрозой ее потери — вынужденно ушли в неоплачиваемые отпуска.

Наконец, 3,2 % граждан главный ущерб от кризиса связывает с тем, что не смогли до последнего времени вернуть свои банковские вклады. Однако, судя по тому, что до кризиса 37,7 % населения предпочитало хранить деньги в банке, в том числе 29,2 % — в Сбербанке, 7 % — в российских коммерческих банках, 1,5 % — в иностранном банке, доля россиян, сумевших «отвоевать» свои вклады, оказалась гораздо значительнее, чем это можно было предполагать. Некоторым помогло острое чутье — они забрали хранящиеся в банках деньги до явной фазы кризиса. Заметим, что приведенные данные о характере ущерба, по-несенного населением в результате кризиса, показывают несостоятельность тех СМИ, которые главную суть и основной масштаб этого ущерба усмотрели в том, что чуть ли не все население страны было «кинуто» банками, а основными пострадавшими оказались владельцы денежных вкладов. Как видно, это более, чем миф. Понимая горечь тех, кто до сих пор не в состоянии вернуть свои сбережения (в абсолютных цифрах таковых 3,5 млн человек), все-таки следует признать, что каждодневные проблемы основной массы населения (почти 80 млн человек), вынужденной в рамки прежней зарплаты или пенсии «вмещать» многократно возросшие расходы, несопоставимо острее.

О значительных экономических тяготах подавляющей части россиян свидетельствуют и сравнительные данные об их материальном положении до кризиса и после его возникновения. Если в июне 1998 г. среднемесячный бюджет российской семьи из трех человек (по данным РНИС и НП на основе самооценки) составлял 295 долл., то в октябре уже только 108 долл., то есть в 2,7 раза меньше. О том, как выглядел ранее и каким является ныне среднемесячный бюджет семей разных социальных групп, свидетельствует рис. 4. Не менее убедительно он говорит и о том, насколько резко упала покупательная платежеспособность российского населения.

~187,4

] 217,8

1162,8

Ц 386,1

164,5

Ц 181,5

1336,9

903

П 113,6

317,1

Пенсионеры городов Военные и МВД Жители сел Предприниматели Служащие

Ц 296,1

Работники торговли и быта

1122,8

в октябре

в июне

1157,7

354,3

Гуманитарная ителлигенция

1135,9

Инженеры

Ц 321,3

~1108

Рабочие

Ц 291,9

Социальные группы

Рис. 4. Среднемесячный бюджет семей разных социальных групп населения (в долл.)

Следует подчеркнуть, что материальное положение россиян и до кризиса было тяжелым, а кризис усугубил его еще больше. Вдвое возросло число тех, кто, по их оценке, оказался за чертой бедности; в 1,5 раза сократилась численность россиян, считавших себя среднеобеспеченными (см. рис. 5).

Более того, многие россияне, реально находящиеся за чертой бедности, все же не хотят признаться в этом и относят себя к низкообеспеченным. Но если судить по оценкам уровня душевых доходов, то половина наших сограждан (49,9 %) — это люди, ежемесячный душевой доход в семьях которых составляет менее 400 рублей на человека, что даже в докризисный период было меньше прожиточного минимума. Еще 24,4 % россиян имеют душевой доход свыше 600 рублей на человека, что с учетом нынешних реальностей может считаться несколько выше черты бедности.

? октябрь диюнь

2,3

Затрудн1юсь ответить

20 10,3

За чертой бедности

55,4

52,2

Низкий

22,4

34,3

Средний

Ь

0,2 0,9

Высокий

Рис. 5. Уровень материальной обеспеченности россиян согласно их самооценке (в % от количества опрошенных)

Стоит ли удивляться в этих условиях, что главным негативным последствием финансового кризиса для 75 % россиян является рост цен при сохранении прежнего уровня зарплаты. Для 50,4 % тех, чей душевой доход — менее 200 рублей на человека (а таких в октябре 1998 г. оказалось 11,8 % всех опрошенных), это означало, что финансовый кризис нанес им катастрофический удар. Такую же оценку дали ему 40 % тех, чей душевой доход составлял менее 400 рублей. В то же время в группе тех, у кого в семье на каждого человека приходилось ежемесячно свыше 1,6 тыс. рублей, как катастрофические оценили для себя последствия кризиса только 6 % россиян.

На фоне приведенных данных еще одним мифом (также созданным не без участия СМИ) выглядят скоропалительные утверждения о гибели в России среднего класса. Действительно, его прослойка заметно сократилась, однако не настолько, чтобы говорить о его исчезновении. И по имущественным критериям, и по социокультурным основаниям не менее пятой части населения страны и после кризиса продолжает себя относить к средним слоям общества. Косвенным подтверждением этого может слу-жить и уверенность человека в том, выиграл он в целом или проиграл в ходе проводимых в России с 1992 г. реформ. Как видно из данных рис. 6, выигравшими, или, во всяком случае,

не проигравшими считают себя более 20 % россиян, а однозначно проигравшими — почти 2/3 населения.

Проигралг

64%

ответить

Выиграли

6%

Не выиграли и не проиграли

О ? тт 19%

Рис. 6. Доля населения, выигравшего или проигравшего

11%

Затруднились

от проводимых в России с 1992 г. реформ, в %

Авторы исследования делают вывод о том, что не в средних (а тем более в высших) слоях общества надо искать наиболее пострадавшую от кризиса часть наших сограждан, а в массах и беднейших слоях. Растущая от месяца к месяцу доля российской бедноты — это и есть основное социальное последствие разразившегося кризиса16.

Таким образом, анализ данных конкретных социологических исследований 1996—1998 гг. очевидно свидетельствует о том, что систематическое ухудшение условий жизни подавляющей массы населения формирует в обществе особый социально-психологический фон, доминирующими чертами которого являются чувство повышенной тревожности, страх перед будущим, фру- стрирующее самосознание. Такое социальное самочувствие можно определить понятием «социальный стресс» и оценить как не-удовлетворительное, поскольку его содержание и энергетику составляют сугубо негативные настроения и чувства.

Именно ими задаются мотивы электорального поведения, когда решения «принимать или не принимать участие в выборах» и «за кого (или точнее) против кого проголосовать» принимаются ситуативно, под влиянием не столько рационального выбора, сколько под давлением морально-психологических факторов.

Вместе с тем необходимо уточнить, что доминирование последних еще не означает, что окончательный выбор осуществляется исключительно по однофакторной модели. В реальной элек-

торальной практике любой гражданин в той или иной степени испытывает воздействие и собственного политического опыта, и общественного мнения, и средств массовой информации, и других внешних и внутренних факторов.