<<
>>

  ПЛАСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ПОНЯТИЯ И ЗНАКА

  В объемном кубе Поднебесной смысловой знак, будь то образ, узор, число и т. д., приобретает объемные пластические характеристики, даже если он и изображен в плоскостном виде. В графике Дао, например, или строках китайского текста, нанесенных на плоскость листа, современный читатель вряд ли обнаружит их объемные параметры.
Однако все дело в структурной организации материала, в котором фиксируется знание. Европейская книга — это совокупность плоскостей: листов, страниц. Их можно делать прямоугольными, круглыми и вообще какой угодно формы. Сама страница-полс не имеет никакой устойчивой структуры, текст может начинаться и заканчиваться в любой точке поля. Китайская книга, в особенности канон цзин, имеет объемную форму космического куба. В нем есть плоскости верхи шан и низа ся и плоскости четырех сторон света. Любая категория, внесенная в сетку полей какой-либо плоскости, отражается во всех других плоскостях. Это отражение проходит сквозь объем куба и насыщается телесными свойствами. Телесный характер категорий сознания, как мы уже говорили выше, передается в китайской и индийской философии понятиями «свет», «просветленность». Таким образом, любая предфилософская и философская категория в своей- онтологической и гносеологической сущности приобретает телесный объем, имеет в кубе китайской книги «обширность» (плоскость, т. е. длину и ширину) и «высоту». Трактат «И цзин» так прямо и говорит о себе: «Перемены — вот какая книга: целая и полная, обширная и высокая; содержит Дао Неба, содержит Дао Человека, содержит Дао Земли. Соединяются эти три исходных и удваиваются, получается шесть. Шесть не что иное, как Дао трех исходных. Дао владеет движением метаморфоз, поэтому называется чертами (гаксаграмм). Черты владеют степенями (качества), поэтому называются вещами. Вещи друг с другом смешиваются, поэтому называются узорами. Узоры не равны (друг другу), поэтому счастье и несчастье иророждаются в них» {5, Сицы, ся, 10].

Объемные телесные характеристики Дао передаются в древнекитайских текстах легко средствами самих же вещей Поднебесной, поскольку Дао «разлит» во всем мире: «Дао пустой».

Дао «пращур тьмы вещей», «вещь, хаос образующая» и т. д. Понятийные объемные характеристики Дао выясняются сложнее — в соотношении категорий сознания, в движении Дао и его противоположности Дэ по плоскостям и объемам космического куба, из чего свивается нить Дао и Дэ и в философии Лаоцзы выливается в название его трактата «Дао дэ цзин». Проходя плоскостные и объемные пределы космического куба, Дао и Дэ своей сущностью наполняют вещи, создают условия их познания и творят из них текст Дао и Дэ. Это происходит аналогично тому, как китайские Перемены ткут Текст и познают вещи: «Если есть

Перемены, то согласно Переменам познают. Если есть Текст, то согласно Переменам следуют... Есть Перемены и Текст и упорядоченность (законы) Поднебесной достигается. Упорядоченность (законы) Поднебесной достигается и творения устанавливаются (занимают позиции) внутри нее» [5, Сицы, шан, 1].

Плоскостные и объемные структуры построения древнекитайских философских текстов-канонов и пятичастная классификационная система сознания получают в советском китаеведении все большую разработку. К этим исследованиям мы и отсылаем читателя [72; 33—36; 39—43].

Телесно-чувственные свойства языкового знака и понятия древнеиндийской и древнекитайской предфилософии накладывают свой отпечаток на стилистику зарождающегося философского сознания.

Во-первых, творение ,категорий предфилософского сознания, объективированного в родовом теле и духе, представляется как замкнутое в круговых циклах их рождение и техническое создание. Аналогично рождению и производству вещей творчество языковых знаков и идей принимает вид двух нераздельных искусств: спонтанного генезиса и технического творения. В ранней философии это отразится в том, что производство ее идей первоначально будет пониматься как объективное стихийное рождение их в сферах природного бытия, а относительно человеческого субъекта как художественное творчество человеком понятий и языковых знаков в подражание природе.

Во-вторых, в обоих искусствах совокупность знаков и идей представляет собой круговую космическую панораму органических и технических образов первопредков. Она образует теоретический источник ранней философии.

Попытка рационалистического истолкования ранней философией предфнлософских понятийных образов первопредков придает ей характер светской теологии и задает множество направлений движению философской мысли.

В-третьих, активизация личностного философского творчества вынудит первых философов переносить понятийную сущность своих воззрений с образов первопредков на новую иероглифическую знаковую основу. В силу того что чувственно-образные свойства иероглифа все-таки сковывают идеальную активность философского сознания, первые философы будут возводить материальный носитель своих идей к бесконечно большим и бесконечно малым величинам. Этому способствует бинарность составляющих понятия и знака, например инь и ян — двоица, дающая возможность бесконечной интеграции и дискретности. Тем самым философский понятийный знак становится бесконечно исчезающей физической величиной с сохранением масштабов понятийного обобщения (объем космоса). При этом философия не теряет из виду понятийный образ первопредка и сохраняет его в арсенале своего мыслительного опыта. В движении своих идей философия отдаляется от образа первопредка и между тем в кру- тах своего движения приближается к нему. Бесконечно исчезающая знаковая величина философского понятия так или иначе завершается символизацией философским знаком-образом, кото- рый по своим мыслительному совершенству и пределам обобщения близок к образу первопредка. Так, например, философский Дао у Лаоцзы — это и абсолютная идеальная реальность, которую «не увидишь», «не услышишь», «не ухватишь», «не назовешь», и вместе с тем это первопредок, мать и пращур Поднебесной.

Итак, вертикальная телесная дифференциация рода и природы по уровням верха—центра—низа сопровождается аналогичной дифференциацией духа и зафиксированного в нем родового сознания. Обобщенно идеи родового сознания выражаются под образами природно-родовых первопредков: сначала в природе роль первопредков выполняют сами природные вещи, затем в духе — снятые с природы зооантропоморфные образы, «летающие животные».

В системное единство они связываются природ- но-родовыми мифом, ритуалом и табу. При этом в биосоциальных и природных уровнях верха и низа обозначаются ряды противоположностей мужского и женского, социальных верхов и низов, Неба и Земли, небесного духа и земной души, вехних и нижних мифа—ритуала—табу. На образе первопредков эти противоположности отражаются в мировоззренческом противостоянии антропоморфизма и зооморфизма: антропоморфную телесную и духовную сущность человек помещает на Небо, зооморфную — на Землю, поэтому, например, у китайских первопредков Фуси и Нюйва нижняя часть тела зооморфная (хвост рыбы, змеи или дракона), а верхняя антропоморфная (голова, грудь и руки человеческие) [66, 10—79].

Духовные и телесные противоположности верха и низа предвосхищают последующую основную гносеологическую оппозицию природы и духа, материального и идеального во всех типах познавательного отношения человека к себе и миру: в учении ю человеке (философская антропология), в учении об обществе (философская социология), в учении о мире (философская космогония и космология), в учении познания (философская гносеология). Эти же противоположности на пути субстанциально- генетических телесных и духовных трансформаций первоначального Единого в Космос образуют устойчивую исходную гносео- онтологическую структуру предфилософского и философского сознания. В послеродовом мировоззрении первоначальное Единое будет переосмыслено и обобщено в понятии Хаоса (Хуньдунь)

<< | >>
Источник: Лукьянов А. Е.. Становление философии на Востоке (Древний Китай и Индия): Монография. —М.: Изд-во УДН,1989.— 188 с.. 1989

Еще по теме   ПЛАСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ПОНЯТИЯ И ЗНАКА: