К ВОПРОСУ ОБ «ИМПЕРСКОМ СИНДРОМЕ»

Россия. Внушающую страх Европе православную монархию сменила Россия большевистская, затем также превратившаяся в «империю зла». Сегодня Западу «угрожает» уже антикоммунистическая Россия, лишившаяся статуса сверхдер- жавы20. Г. Киссинджер по существу возвращает ей титул «империи зла»21, а З. Бжезинский облекает новую «русскую угрозу» в форму грядущего фашизма.

То же самое, хотя и в более мягкой форме, проповедует А. Янов со своей

U и и и / 1 с» \ ТЛ

навязчивой темой «веймарской» (т.е. предфашистской в его понимании) России. Его исходная посылка состоит в том, что Россия, «проиграв» холодную войну, находится сейчас якобы в том же положении, что и немцы в 1920 году, испытавшие тогда острое чувство национального унижения и даже неполноценности. В соответствии с «веймарским правилом», по мнению Янова, Россия, если ее не контролировать со стороны «демократического сообщества», неизбежно, как и Германия 20-х-30-х годов, превратится в ревизионистскую державу и в конечном счете встанет на путь «нового империализма» (а то и фашизма). «... В каждом случае, — пишет Янов, — когда великая имперская автократия, неважно — передовая или отсталая, европейская или азиатская, пыталась в ХХ веке в одиночку, на свой страх и риск трансформироваться в современную демократию, дело заканчивалось одним и тем же — тоталитарной диктатурой. Всегда. Без единого исключения. Так выглядит железное «веймарское правило». В этой связи политолог призывает разработать и реализовать «антифашистскую стратегию» Запада в отношении России по аналогии с тем, как это было сделано в отношении побежденной в 1945 году Германии22.

В подобного рода теориях все смешано в кучу.

Начнем с того, что положение России в 90-е годы существенно отличается от положения Германии 20-х, а тем более 40-х и 50-х годов ХХ века. Германия действительно потерпела тотальное поражение как в первой, так и во второй мировых войнах. При чем это было поражение не только германской военной машины и германской государственности. Это было поражение немецкого духа, раздутого до абсурда в своей абсолютизации. Абсурд лопнул, но при этом пострадало и самосознание нации в целом. Стало не только невозможным быть фашистом, стало стыдно называться немцем вообще. Провозглашенное Гитлером тождество национал-социализма и немецкого духа продолжало жить, хотя и в негативной форме: идеал немецкой расы господ обратился кошмаром немецкой расы преступников. Причины этого во многом лежат в действительных особенностях немецкого сознания. «Нация поэтов и палачей», «Шиллер и Освенцим» представляют собой, как признают сами немцы, не только противоречие, но и некоторую духовную целостность.

Достаточно очевидно, что поражение и дискредитация национал- социализма могли быть восприняты немцами только с облегчением, как исчезновение чуждой, угнетающей силы, но в значительной мере и как необходимость признаться в собственном заблуждении. По этой причине 8 мая является для Германии, прежде всего, Днем Поражения, в который «хорошему немцу нечего праздновать». До недавнего прошлого именно эта точка зрения являлась официально признанной в Германии, да и сегодня имеет немало сторонников. Вместе с

тем, 8 мая было Днем освобождения немецкого народа и влекло за собой необхо-димость осмысления недавнего прошлого, дабы избежать опасности его повторения. Начало общественному признанию этого мнения было положено президентом Рихардом фон Вайцзеккером в его речи в бундестаге 8 мая 1985 года.

В сегодняшней Германии прежде всего нельзя быть националистом и антисемитом. Показ на художественной выставке нескольких картин эпохи национал-социализма вызывает целую дискуссию, хотя полотна (среди них — ни одного портрета фашистского деятеля) вывешиваются отдельно от основной экспозиции, где-то в боковом коридоре, причем через каждые две картины висит повторяющаяся табличка с осуждающим комментарием.

Можно ли говорить о сходстве положения Германии после краха национал- социализма и России после утраты коммунизмом своего господствующего положения как идеологии и общественного строя? Этот вопрос можно сформулировать и так: произошла ли в связи с поражением коммунизма дискредитация русского духа, как это произошло с немецким духом после крушения идеологии национал- социализма? Можно ли говорить также и в случае России об определенном отождествлении и срастании национального сознания с господствующей идеологией?

Мессией в коммунизме является не народ как единство интересов всех составляющих его классов, а класс. А потому классовая борьба коммунизма противостоит общественной гармонии национал-социализма. Но именно в этом направлении различаются русский и немецкий национальный характер. Основанный на идеализме, но сориентированный на материальное процветание нации (каждому — именьице на Украине) национал-социализм был совместим с немецким сознанием. Основанный на материализме, но нацеленный на осуществление абстрактных идеалов (равенство, справедливость и т.д.), коммунизм оказался совместимым с сознанием русским.

Однако поскольку в основе коммунизма лежит не национальный, а классовый принцип, то крах идеологии не вызвал прямого следствия национальной дискредитации. Напротив, было логично ответное усиление национализма как поиска иного, более адекватного воплощения русского духа в политической идеологии. В отличие от Германии, в России дискредитация коммунизма не ведет к тому, что становится «стыдно» быть русским.

Сталинские лагеря, финская и афганская войны, брежневские «психушки» для инакомыслящих — все это имеет «советское алиби».

В Германии бациллой нацизма был поражен почти каждый немец (включая женщин и подростков), и вся нация превратилась в нацию-фаната. Нацистский режим там не был отделен от национального самосознания немцев, а скорее в инфернальной форме выражал на том этапе это самосознание.

В России мы наблюдаем совсем иную картину. Коммунистические фанатики даже в послереволюционные годы встречались далеко не часто (это были единицы), а уж во времена поздней советской империи — в 70-е-90-е годы — сама комидея стала пищей для анекдотов; настоящих же убежденных коммунистов не осталось даже среди членов Политбюро. Да в самые мрачные, сталинские, времена следует различать реальный энтузиазм и спокойное счастье простых советских людей, с одной стороны, и уродливый тоталитаризм, режим и культ вождя — с другой. Очевидно, что режим и нация в одном случае — единое целое, а в другом — как говорится, «две большие разницы». Именно это обстоятельство и противоречие в случае с коммунистической Россией придает сталинизму не характер исторической ошибки русского народа, некоего исторического недоразумения, а характер русской трагедии, в которой страдальцем является русский народ. Аморальность и чудовищность сталинизма есть, таким образом, некий внешний и чуждый этому народу, самой его природе феномен.

Немецкий солдат шел воевать в Россию, убежденный, что «Германия превыше всего», что евреи, французы, поляки, чехи, русские и т.п.

Русский солдат шел воевать не за коммунистическую идею, а за свой дом, жену, мать, Родину, за Россию. Он, конечно, тоже выполнял приказы, но то были приказы не режима, а других русских людей, думавших так же, как и он, и воевавших за те же ценности, что и он. Дуализм, раздвоенность личности и режима породила странный, на первый взгляд, и недоступный немецкому сознанию феномен: личная борьба русского солдата. Его личная война во многих случаях, — когда осознанно, а когда и нет, — приобретала характер протеста против сталинского режима, против сталинизма.

Драматичность той эпохи выразилась и в борьбе, с одной стороны, энтузиазма, коллективизма, романтики; с другой — рабского послушания, страха, морального падения. Этот конфликт был не только социальным, он был внутренним конфликтом каждого мыслящего советского человека. В известной степени именно этот конфликт вдохновлял творческую интеллигенцию того времени на создание подлинных шедевров мировой литературы, поэзии, искусства и кинематографии.

Создано ли было что-либо подобное в фашистской Германии? Ничего, кроме торжественных маршей да развлекательных фильмов. Немецкий гений того времени был полностью мобилизован военной машиной Германии, не только, как известно, не приумножившей, но и беспощадно испепелившей великую немецкую культуру.

Отступление коммунизма несравнимо с крушением национал-социализма и чисто организационно. Как известно, поражение Германии привело к утрате ею собственной государственности. Управление страной перешло к Контрольному совету стран-победительниц, лишь постепенно, в течение десятилетия, передавшего свои функции обратно немцам. Возрождение государственности в Германии происходило при этом «снизу», сначала на коммунальном, потом на земельном уровне. Затем был создан ограниченный в своих полномочиях экономический совет и лишь

в 1949 году — бундестаг.

Поражение Германии, ее капитуляция, в том числе и расчленение ее территории, закреплено во множестве послевоенных юридических документах самого высокого уровня. Нацистских преступников осудил Международный три-бунал. В международно-правовой форме зафиксировано, что фашизм — это преступление против человечества. Ничего даже близкого не наблюдается после окончания холодной войны. Советских коммунистов не судили не только международный суд, но даже суд российский. Нигде не сказано, что коммунизм — это преступление против человечества. Коммунистические партии повсюду в мире живут и здравствуют, а нередко и побеждают на выборах во вполне респектабельных странах, называющих себя демократическими.

Кроме того, распад ОВД и СССР воспринимается Россией как освобождение от коммунистического режима, как величайшее завоевание русского народа и российских демократов, как переход к свободному развитию, а отнюдь не как ее поражение в холодной войне (кстати, холодную войну вела не Россия, а Советский Союз). А потому и корни чувства национального унижения здесь совсем иные. Это чувство прежде всего связано с разочарованием политикой Запада, который не сумел оценить все жертвы русского народа, принесенные им во имя прекращения конфронтации, и по существу воспользовался его временной слабостью для продвижения своих корыстных интересов. Запад не только не пошел в отношении России на что-то, что хотя бы отдаленно напоминало план Маршалла (который был, как известно, распространен на послевоенную Германию), но начал разыгрывать карту «геополитического плюрализма», препятствуя естественной политической и экономической интеграции постсоветского пространства и поощряя новых национальных лидеров к дистанцированию от Москвы. Эти действия, равно как и политика расширения НАТО в ущерб интересам России, были ею восприняты как вероломство и обман.

Антироссийские игры США, усугубленные чувством разделенности русского народа, и вылились в болезненную реакцию российской элиты, в извест-

П с с

ное отчуждение от Запада, в разочарование самой идеей равноправного партнерства с ним. Объявление Западом законных национальных интересов России «имперскими амбициями»; заказное формирование там негативного образа новой России как ядра «империи зла», западная русофобия, заменившая прежнюю советофобию, приписывающая русскому народу генетически «имперский» и «тоталитарный» характер, — многократно его усилили.

К этому следует добавить и то, что решающим моментом для окончательного разгрома нацизма было относительно быстрое восстановление германской экономики и создание предпосылок для ее дальнейшего интенсивного развития. План Маршалла не случайно включал энергичные экономические меры, считая их весомым аргументом в пользу западной системы. Национал-социализм оказался, таким образом, не только политически разгромлен и идеологически дискредитирован; он был «похоронен» также административно и экономически. Легко заметить, что всего этого в силу различных причин не произошло с ком-

мунизмом. А потому возрождение коммунистической идеологии в России явилось таким же логически обоснованным процессом, как и возрождение национального самосознания. Западу поэтому следует признать, что ситуация, в которой оказалась Россия в 1995-1996 годах, когда она ощутила себя на волосок от коммунистического реванша, во многом была обусловлена не только неудачами российских экономических реформ, но и его собственной недальновидной и эгоистической политикой.

Радикальный пересмотр этой политики, признание за Россией ее законных национальных интересов, всемерное содействие демократическим преобразованиям, в том числе и путем оказания массированной экономической помощи, незамедлительная интеграция России в ключевые политические и экономические институты Запада, причем не на правах «бедного родственника», а на правах равного партнера, — таковой, в общих чертах, может и должна стать антикоммунистическая (если угодно, то и «антифашистская») стратегия Запада в отношении

России на современном этапе ее национального, а также мирового развития.

* * *

Специфика холодной войны в том и состоит, что это ползучая катастрофа. И если ее начало можно зафиксировать, то конец — определить почти невозможно. Ее конечный пространственно-временной контекст по существу размыт. В холодной войне применялись очень тонкие технологии, порой казавшиеся незаметными.

Но тогда возникает вопрос: может быть, мы и сейчас не чувствуем что эти технологии применяются против нас? Ведь бомбежек, движения танковых армад, десантных операций — всего этого нет. Это, однако, не означает, что новый Мюнхен еще не состоялся.

Во всяком случае определенные круги на Западе вынашивают планы дальнейшего расчленения России. Эти планы отражены в новой книге З. Бжезинского «Геостратегия для Евразии». В ней он пишет о «свободной конфедеративной России, состоящей из европейской России, Сибирской республики и Дальневосточной республики». В такой конфигурации, подчеркивает Бжезин- ский, России «будет легче поддерживать тесные экономические связи со своими соседями. Каждое из таких конфедеративных образований сможет успешно развивать творческий потенциал на местах, веками тормозившийся тяжелой бюро-кратической рукой Москвы. В свою очередь, децентрализованная Россия будет

23

менее склонна к проявлению имперских амбиций» . Такая установка идет даже дальше вышеупомянутых замыслов нацистской Германии, которая, по крайней мере, не планировала расчленение ядра России.

Да, кстати, и для Америки 80 лет назад было характерно поддержание целостности России. В. Вильсон в 1918 году, одним из знаменитых четырнадцати пунктов, которые определили Версальский мир, утвердил недопустимость распада России. И был прав, потому что знал: если начнут делить Россию, то Америке ничего не достанется — все захватят японцы, англичане, французы. Но ситуация к концу века изменилась, сформировался транснациональный финансовый капитал, которому, по большому счету, наплевать на любые государственные границы. Важно, чтобы все ключевые позиции были заняты представителями этого капитала. Важен контроль за сырьевыми и энергетическими ресурсами. Если для этого Россию надо будет разделить на три рес-

публики, объединенные слабой конфедерацией, или на сорок враждующих между собой монархий, — он пойдет, не колеблясь, и на это. А коль скоро это так — холодная война будет продолжаться.

Примечания:

Международная жизнь. — 1993. — № 7.

См.: Мяло К. Между Западом и Востоком. — М., 1996. — С. 110.

Независимая газета. — 1996. — 24 июля.

Нарочницкая Н. Россия и русские в мировой истории // Международная жизнь. — 1993. — № 7.

Россия — XXI. — 1994. — № 6-7. — С. 158-174.

Цит. по: Юридическая газета. — 1992. — № 5. — С. 29.

Там же.

Цит. по: Независимая газета. — 1997. — 7 апреля.

Грэхем Т. Российская внешняя политика и кризис российской государственности. 20 апреля 1995 г. Доклад, представленный на семинаре в Московском отделении Фонда Карнеги.

Независимая газета. — 1996. — 27 ноября.

Там же. — 1997. — 8 декабря.

Вашингтон пост. 1996. 15 октября.

Цит. по: Мяло К. Указ. соч. — С. 127.

Заключения двух комиссий ученых-международников, сделанные по заказу Лиги наций. Приводятся А.Н. Мальдельштамом во введении к книге: Зареванд. Турция и пантюркизм. — Париж, 1930. — С. 27-28.

Ньюсвик. — 1991. — 27 марта.

Финансовые известия. — 1998. — 15 января.

Аргументы и факты. — 1997. — № 20.

Форин афферс. — 1997. — № 5.

Россия. — XXI. — 1993. — № 2. — С. 25.

К. Мяло. Указ. соч. — С. 119.

Итоги. — 1996. — 30 июня.

Власть. — 1996. — № 1. — С. 41.

Независимая газета. — 1997. — 24 октября.