««Трехмерная» модель

резкая и достаточно продолжительная «анархизация» МО в целом и/или отдельных региональных их подсистем в случае быстрого («обвального», посткризисного) распада лидирующей роли США в современной или слегка трансформированной системе МО/МГО;

становление (с опорой на вес, роль и возможности США и НАТО) абсолютно необходимых самим США и Западу в целом механизмов глобального регулирования, обладающих достаточно высокой степенью надежности обеспечения желаемых результатов, а потому способных де-факто ограничивать при необходимости суверенитет практически всех иных участников систем МО/МГО;

расширение сфер международной жизни и системы МО таким образом, что МГО, не теряя своего значения, будут постепенно все более оттесняться с того монопольного положения, которое они до сих пор занимали, образуя объект и предмет регулирования системы внутриглобальных отношений.

Авторитарная, моноформационная система МО, с которой Планета входит в XXI век, в долговременной — за пределами 12-15 лет — перспективе не может измениться.

* * *

В отечественных рассуждениях о грядущем месте России в мире четко обозначились и доминируют на протяжении всех 90-х гг. две крайности, которые можно обозначить «Россия — великая держава» и «Россия — гиблая страна». Сторонники первой полагают, что из смутного времени перестройки и либеральных реформ Россия выйдет возрожденной и упрочит свое положение великой державы или даже сверхдержавы в мире. Дай-то Бог; однако ни одна из объективных тенденций мирового и отечественного развития не указывает пока в этом направлении, а погоня за «великодержавностью» как таковой способна сделать окончательно и необратимо неконкурентоспособными в мире российские экономику, общество и государство.

Адепты второй, крайне пессимистически оценивая внутренние состояние и направленность развития страны, исходят из того, что никому в мире Россия и ее ресурсы не нужны, все ниши в мировой экономике заняты1, а потому будущее страны — в средней части «третьего мира», не выше. Но природные богатства России рано или поздно будут востребованы мировой экономикой вследствие общего истощения невозобновляемых ресурсов планеты. Принципиально важно, однако, произойдет ли это в условиях, когда государство и страна будут нужны собственным народу и его элитам, а не только внешнему миру; или когда отчуждение между обществом и государством, народом и элитами зайдет настолько далеко, что в грязи на дороге будут валяться не только российская власть, но и территория с ее ресурсами. Между тем элиты России вели себя в XX в. так, будто были и остаются уверены в своей способности существовать и благоденствовать без страны и народа.

У проблемы востребованности российских ресурсов внешним миром есть и еще одна грань: сейчас, после тридцати с лишним лет жизни на нефтедоллары, уже бесспорно, что любое проедание национальных ресурсов, будь то нефти, газа или чего угодно еще, само по себе способно обречь страну только на прозябание, нарастающее отставание и зависимость от внешнего мира, и ни на что иное.

Крайности минимально вероятны именно потому, что обозначают пределы диапазона возможных состояний системы, явления, процесса. Нам не известны исследования, авторы которых взяли бы на себя нелегкий (и политически неблагодарный) труд проанализировать «серую зону» между названными крайностями. Между тем именно в ней будет, скорее всего, располагаться реальная траектория развития России и ее роли и места в мировой системе.

Априори можно утверждать, что весомость России в мире XXI в. определится социальной и экономической эффективностью внутренних трансформаций, а знак ее весомости (плюс или минус) — наличием и содержанием моральной компоненты этих преобразований. Отдача от будущего места России в мире также во многом, если не в главном определится внутренним подходом: будет ли Россия, как прежде, приносить свои человеческие и материальные ресурсы на алтарь завоевания, удержания некоего умозрительного «места в мире» (как бы и

чем оно ни определялось), или же вопреки своей исторической наследственности постарается извлечь максимум пользы из своего фактического положения в мире, каким оно сложится, для нужд и целей национального развития. Не место красит. и страну тоже, но страна — место. Можно ли считать «недостойным» место в мире тех государств, которые, не обладая особым статусом, ядерным или просто внушительным обычным потенциалом, этап за этапом упорно поднимаются по лестнице социально-экономического роста, развития?

Постановка задачи «поиска места в мире» поднимает целый ряд неизбежных вопросов. Нужно ли искомое место в неких конкретных, осознаваемых целях (и каких именно), или же как самоцель, своего рода национальный политико-психологический комплекс? (Заметим, что на этот вопрос не отвечает в России никто из адвокатов такого поиска.) В любом случае, какими критериями оценивается искомое место; по каким признакам можно судить о мере продвижения к нему, его достижении (сегодня РФ формально великая держава, постоянный член Совета Безопасности ООН, экономический лидер СНГ; но ясно, что адвокатам поиска всего этого недостаточно)? Наконец, какой России и в каком мире? Совершенно очевидно, что при прочих равных условиях (объемы ВВП, экономическая и политическая стабильность, размеры военного потенциала, пр.) социально-политическое качество России как общества и государства определит отношение к ней мира: будет ли Россия демократией или деспотией, какими окажутся в ней положение человека, уровень и качество его жизни и т.д.

Иными словами, поиск места в мире, не подкрепленный весьма конкретными и практическими, объективно измеримыми указаниями на то, о чем именно идет речь и насколько реально достичь желаемого, — такой поиск опасно смахивает на новую идеологизацию внешней и внутренней политики, угрожает снова сделать страну и общество, усилия и благополучие народа, национальную безопасность России заложниками идеологических химер и ничем не обоснованных амбиций.

Альтернатива такому положению — вписывание России (путем сочетания внутренних реформ, укрепления государства, дальновидной и прагматической внешней политики) во внутриглобальные отношения и мировую экономику исключительно в целях национального развития. При таком и только таком подходе применимы объективные критерии желаемого и фактического места страны в мире, меры продвижения к нему, цены прогресса в целом, его отдельных компонентов и стадий. Объективное состояние России к концу XX в. и особенно его эволюция на протяжении 90-х гг. стимулируют пока скорее новые утешительные иллюзии, лихорадочную смену приступов величия и самобичевания, нежели прагматический подход к проблеме места и роли страны в мире. Не вдаваясь в количественные и иные оценки этого состояния, отметим лишь, что от оппозиции до правительства все политические силы и все эксперты едины в констатации наличия в стране глубокого и затяжного системного кризиса, существенного ослабления ее обороноспособности и вытекающих отсюда тревожных перспектив, усугубляемых опасным ростом внешней задолженности, нагнетанием социальных проблем и сокращением населения страны. Но было бы неверно оцени-

вать лишь внешнюю сторону сложившегося в РФ положения, опуская содержание происходящих процессов.

В современной системе МО России номинально принадлежит место вели-

кой державы (по итогам Второй мировой войны, все менее актуальным, и по признаку обладания ядерным оружием), а также символическое место (но не реальное право голоса) в G8.

Характер и общую направленность внутреннего развития РФ можно считать объективно определившимися, но субъективно еще не осознанными и даже отрицаемыми. «Точка возврата» во внутренних преобразованиях пройдена: в России нет и на обозримую перспективу не просматривается социальных сил, хотя бы теоретически способных развернуть страну назад или, напротив, двинуть ее качественно по-новому вперед. В то же время: (а) характер преобразований не определяется потому, что такое определение никак не вписывалось бы в текущие интересы элиты и режима. Ни одному из используемых ярлыков фактическое развитие не соответствует (хотя несет в себе частные признаки каждого); (б) необратимость перемен по сравнению с советским прошлым не означает без- альтернативности дальнейшего развития: в рамках свершившихся преобразований возможны разные траектории предстоящей эволюции; (в) в отсутствие определения развития и социальных сил, заинтересованных и способных называть вещи своими именами, развитие в обозримой перспективе обречено и дальше носить преимущественно стихийный характер.

В России происходят не реформы (это лишь политический ярлык, равно дезориентирующий аналитиков, публицистов и практиков), но глубокая качественная трансформация. Определяющими ее сущность и направленность признаками являются следующие:

произошло спровоцированное элитой и в интересах элиты отстранение партии-церкви от власти и становление светского государства. Процесс этот принял форму ликвидации СССР;

сохранение и даже укрепление безусловного доминирования коллективной собственности как формационной основы и господства государства над обществом как политико-правовой основы устройства самого государства, экономики и политики;

происходит выдвижение на господствующие позиции класса госбюрократии и формирование своего рода «коллективистского псевдодемократического неофеодализма»;

переходный характер нынешних порядка и режима, диктуемый отсутствием психологической и даже правовой легитимности у уже свершенной приватизации, высокой вероятностью очередного передела собственности и одновременно необходимостью избежать его срыва в неконтролируемые стихийно- силовые формы в масштабах страны.

В совокупности все это означает скорее мутацию и эволюцию системы коллективистской собственности, чем исторический возврат России в формацию частнособственническую.

Объективное состояние страны диктует комплекс первостепенных долговременных задач на стыке внутреннего развития России и ее взаимодействий с внешним миром, слабо зависящий от того, какие политические силы будут находиться у власти в РФ в тот или иной период. Основные из этих задач — сохранение страны; удержание эффективного контроля над ее территорией, ресурсами, экономикой; преодоление сопротивления тех внешних сил, что не заинтересованы в становлении сильной и влиятельной в мире России и активно противодействуют ее возрождению.

Процессы, запущенные ставкой на ликвидацию бывшего Союза, не исчерпают себя, пока не завершатся расчленением самой РФ или не будут абортированы политически. Поэтому задача сохранения страны предполагает удержание целостности государства территориально, но еще более содержательно: формула «суверенитет в суверенитете» может привести к положению, когда в международно-правовом смысле территориальная целостность РФ будет соблюдена; но содержательно страна окажется фактически поделенной на замкнутые, отгороженные друг от друга экономическими и таможенными барьерами анклавы.

Задача контроля над территорией, ресурсами, экономикой имеет два аспекта: внутренний и внешний. Во внутреннем отношении это проблема дееспособности и эффективности федеральной власти на всей территории РФ, тесно связанная с задачей сохранения страны. Следует заметить, однако, что фактический контроль над ресурсами, экономикой и территорией не обязательно должен носить формальный государственный характер, и что во многих случаях контроль неформальный способен оказаться намного действенней. Во внешнем плане это предотвращение установления контроля иностранных государств и финансово-экономических группировок над российскими территорией, ресурсами и экономикой через механизмы международных финансово-экономических отношений или иными путями.

Преодоление сопротивления внешних сил, не заинтересованных в становлении сильной и влиятельной в мире России, — задача, роль и значение которой могут легко быть прослежены на опыте большинства развивающихся стран. Включение средней по экономическим масштабам страны (а Россия именно такова) в мировую экономику неизбежно происходит через противоборство двух групп интересов в самой этой стране: компрадорских и национальных. Первые связаны главным образом с внешними капиталами и интересами; победа компрадоров всегда и везде заканчивается разграблением страны и перечеркивает перспективы ее качественного развития. Победа же национальных интересов чаще всего ведет к различным формам протекционизма, самоизоляции и тоже консервирует отставание. Оптимальная линия восходящего развития страны требует тонкого политического и финансового балансирования на стыке интересов национальных и глобальных, и потому она всегда результат большого искусства.

Применительно к России как ядерной державе с теоретически огромными практическими возможностями есть еще одна, значительно более важная грань проблемы в ее отношениях с Центром мировых экономики и политики: это военно-стратегическая и политическая нагруженность процесса интеграции постсоветской России в мировое хозяйство. Поскольку СССР прекратил существование самостоятельно, а не вследствие нанесенного ему извне поражения, объективно для Запада, и прежде всего для США, на первом месте стоят задачи их собственной безопасности (т.е. демонтажа бывшего советского, ныне российского ядерного потенциала и гарантии против возрождения СССР, особенно в неокоммунистической форме, равно как и гарантии военно-экономической слабости России на случай прихода к власти в ней любых экстремистских сил). Такое поведение Запада не признак его враждебности к России, но проявление нормального стремления перестраховаться против любых мыслимых, тем более реальных угроз. Этот военно-политический пейзаж дополняют проблемы вхождения новой России в мировую экономику. По понятным причинам Запад заинтересован в открытии российского рынка для своих капиталов, технологий, товаров и услуг в гораздо большей степени, нежели в открытии собственных, и без того высококонкурентных рынков для России. Открытие российского рынка предполагает его организацию на нормальных для современного мира принципах, а ради этого — поддержку политических перемен внутри России. Выход же России на мировые рынки объективно означает, что она пытается втиснуться в мировую экономику и социальную стратификацию государств и элит, все «ниши» в которых уже давно сформировались, плотно заселены и добротно оборудованы обитателями для обороны от аутсайдеров.

Само собой разумеется, что Россия наталкивается при этом на широкое и вязкое противодействие на всех уровнях. И это тоже нормально для системы конкурентных рыночных отношений. С учетом изложенного, позиция Запада по отношению к России в 90-е гг. именно такова, какой она логически и должна быть: помощь (политическая, материальная, иная) России в уходе от советского наследия (места и роли КПСС; от самого СССР, от централизованной плановой экономики; от ядерной и обычной военной мощи); помощь в предотвращении опасных социальных дестабилизаций, способных вернуть к власти силы прошлого; помощь и поддержка в открытии российского рынка мировому (но не наоборот). И не более. За все остальное российским государству, бизнесу, элитам предстоит очень долгая и напряженная политическая и экономическая борьба. Запад упрекнуть здесь не в чем: все это тоже нормально для современного мирового рыночного хозяйства.

Думается, дилемма России не в том, останется ли она великой державой, преуспеет в очередной модернизации на пути догоняющего развития, вытянет в лотерее Истории долгожданный счастливый билет — или потерпит во всем этом неудачу. Опыт России доказывает, что задачи великодержавности можно и легче выполнять не для народа, а за его счет. Центральная и самая серьезная дилемма России — то, что в целостный глобализирующийся мир, где правят экономика и финансы, она входит, внутренне не готовая к конкуренции на тех уровнях и в тех сферах, что определяют местоположение государств в иерархии современных мировых экономики, политики, развития. При этом не готовая в самой опасной для нее сфере: в качестве ее социальной и политической элит, в степени их (не) компетентности, в их политической и корпоративной разобщенности, в трагическом

господстве здесь перераспределителей над производителями и, как следствие, — в почти полном отсутствии внутриэлитных интересов и мышления стратегических (во времени и содержании) масштабов. В РФ на протяжении всех 90-х гг. безоговорочно доминируют интересы не просто компрадорские, но откровенных вре-менщиков, не задумывающихся более чем на два-три месяца вперед.

В рамках «двухмерной модели» (т.е. геополитического, военно-силового, «политреалистического» видения) будущего мира у России в любом случае и при любом политико-идеологическом повороте ее внутреннего развития нет никаких перспектив: она слишком слаба в экономическом и военном отношении, слишком велики «ножницы» между ее неформальным и официальным статусами, слишком малы шансы на изменение таких ее относительных положения и веса в пределах 10-15 лет (т.е. ранее 2012-2015 гг.). В мире голой силы уважать РФ не за что и считаться с ней нет никаких оснований. Политики и эксперты, фанатически навязывающие нынешней РФ геополитическое видение мира, оказывают ей худшую из медвежьих услуг. Пожалуй, единственной надеждой России в рамках такой модели было бы упование на то, что США и Запад в конечном счете развалятся изнутри, и тогда относительный вес России в Евразии и мире сможет вновь возрасти, ее положение — укрепиться.

В рамках «трехмерной модели» Россия пока политически и, что важнее, функционально находится за пределами техносферы, а потому ее стратегическая задача — из системы обслуживания техносферы (где Россия с ее энергосырьевым экспортом объективно находится в настоящее время, и где ее хотели бы закрепить, но без ядерного оружия и без способности создавать технологии будущего) перейти со временем в саму техносферу. Естественно, поначалу на статус и роли не самого первого плана — но все же войти в техносферу, не остаться за ее пределами. Стартовые позиции для этого у России пока еще есть. Возможность занять и удержать такое место будет определяться не только отношением США и Запада, но и способностью самой России устойчиво и надежно выполнять какие-то важные для техносферы реальные (не символические) функции, совместимые с интересами ее собственного восходящего развития и способствующие последнему и национальной безопасности страны.

Альтернатив такому курсу в принципе существует три: остаться на роли сырьевого придатка, смирившись с неизбежными при этом потерями статуса великой державы, номинального места в СБ ООН и в других «олигархических» форумах, стратегического потенциала; стать в жесткую идеологическую, националистическую, любую иную оппозицию техносфере, не предпринимая против нее безнадежных и бессмысленных практических действий. Подобная автаркия закрепила бы Россию на худшей траектории аккумулируемого отставания. Можно в принципе сделать главный упор на нечто свое вне техносферы (например, научно-технологическое и экономическое лидерство РФ в СНГ). Такой сценарий более всего отвечал бы известной поговорке, что лучше быть первым на деревне, чем вторым в мире. Хотя позиции России в современной системе МО/МГО уязвимы и сохраняют потенциал дальнейшего ослабления, интересы внутреннего развития делают Россию, безусловно, не заинтересованной в подрыве международной стабильности, сломе нынешней системы МО/МГО, утрате США их статуса мирового лидера. Представляется, долговременным интересам России и целям ее развития более всего отвечала бы плавная эволюция современной системы МО/МГО в сторону ее демократизации, поступательного разворота к служе-

нию интересам «среднего» слоя государств, занимающих согласно социально- экономической статистике ООН примерно 20-70-е места в мире.

Представляется, что оптимальный путь развития России при одновременном сохранении и упрочении ее позиций в будущей системе международно- политических отношений потребовал бы значительного внешнего участия в этом развитии, причем такого, когда внешние инвесторы оказывались бы завязаны на успех внутреннего развития России, а сотрудничество с ними одновременно открывало бы России возможности включения в необходимые для нее международные и транснациональные институты, каналы и механизмы сотрудничества. Значительным резервом такого пути развития могло бы также стать поощрение массовой иммиграции при условии ее оседания в районах развития и эффективного контроля над ее масштабами и составом.

* * *

Сразу по завершении Второй мировой войны и вплоть до рубежа 70-х гг. СССР занимал гипертрофированное место в системе МО/МГО. Оно было обязано своим происхождением и оправдывалось подлинно исключительной ролью СССР в победе над гитлеровской Германией, идеологической претензией КПСС- СССР на лидерство в альтернативной «прогрессивной» части мира, а также созданием ядерного оружия и выходом на паритет в этой области с США.

Однако чем дальше отходил мир от конца Второй мировой войны, тем менее актуальными становились ее политические итоги в сравнении с новыми международными и иными реалиями. Вторжение СССР в Чехословакию в 1968 г. стало публичным, верно прочитанным на Западе доказательством неспособности советской системы к внутреннему реформированию, а идеологический и военный конфликт с Китаем поставил СССР в ситуацию потенциальной войны на два фронта. Ядерный паритет с США, достигнутый ценой напряжения всех ресурсов СССР, создал ситуацию стратегического пата и неоспоримо высветил неспособность советской экономики удерживать паритет неопределенно долгое время. Год от года становилось все очевиднее — претензии СССР на роль второй сверхдержавы мало чем, кроме преходящего ядерного паритета, могут быть подтверждены. В этих обстоятельствах невозможно было ожидать от консервативных лидеров ведущих стран Запада иного подхода к внутреннему развитию СССР и России в 80-е и 90-е гг., чем тот, который был ими фактически продемонстрирован.

Рассматриваемые на долговременной шкале времени, процессы внутренней трансформации России и эволюции ее места в мире в 90-е гг., при всей их психологической и реальной болезненности, — не более чем приведение статуса страны в мире в соответствие с ее же действительными достижениями и возможностями во всем комплексе сфер жизнедеятельности современных общества, государства. Процесс малоприятный, но в основе его закономерный, здоровый прежде всего для самой же России. Что касается будущего, оно в значительной мере в руках самих россиян, их социальной и политической элит.

Сегодня есть все основания полагать, что мир XXI века будет местом необы-чайно жесткой конкуренции на всех уровнях — людей, институтов, государств. Конкуренции, в которой победа может достаться сильным, — и тогда мир окажется на десятилетия отброшен в варварство. Но она может повстречаться и с умелыми, думающими, дерзающими — место в таком мире будут обеспечивать экономиче-

ская дееспособность, готовность к инновациям во всех сферах жизни, инициативность в постановке и решении проблем. К сожалению, Россию ни по каким параметрам нельзя сегодня считать сильной. Однако и на другом направлении она пока не проявила реальной конкурентоспособности. Логично предположить, что мир XXI века готовит ей немало испытаний и трудных поворотов судьбы.

Примечания: