ТОВАРИЩ ТОВАРИЩУ ВОЛК
Реальные дипломатические отношения сохранялись у Советской России только с Германией — и то недолго. У полпреда в Берлине Адольфа Иоффе не сложились отношения с Чичериным — ни служебные, ни личные.
В Берлине Иоффе вел переговоры о мирном договоре с Россией, видя, что «идея русско-германского сближения действительно популярна в народе». К нему приезжал Штреземан, который тоже считал, что союз с Германией позволит России вернуть все утерянные территории, кроме Польши и Прибалтики. Иоффе обижался, что нарком Чичерин ведет все дела напрямую с немецким послом в Москве графом Мирбахом, а российское посольство в Берлине остается в стороне от большой политики и даже не подозревает о достигнутых договоренностях.Генеральным консулом в Берлине служил Вячеслав Рудольфович Менжинский, мрачный, неразговорчивый, но необычайно вежливый — будущий председатель ОГПУ. Из Берлина в мае 1918 года Менжинский и обратился напрямую к Ленину:
«Уважаемый товарищ!
Москва нервничает и все время сводит на нет работу тов. Иоффе. Сплошь и рядом тов. Иоффе удается достигнуть весьма существенных уступок — бац! Приходит телеграмма из Москвы о полной сдаче позиций. Это тем более печально, что тов. Иоффе, даже уступая немецкому давлению, никогда не делает подарков, а всегда старается что-нибудь выгадать из Брест-Литовского договора, и большей частью успешно.
Немцам, конечно, известна наша военная слабость, но их положение в оккупированных областях, Польше и Украине, весьма трудно, и идти на открытый разрыв с Россией они сейчас не желают. Но если Москва спешит уступать, то, конечно, отчего не взять того, что само плывет в руки.
Подобное положение совершенно ненормально. Иоффе — человек очень осторожный, хорошо информированный, и если в каком-нибудь случае нельзя не уступить, то будьте покойны — он уступит вовремя, но зато что-нибудь получит взамен.
Кроме личных качеств тов. Иоффе, тут играет большую роль то обстоятельство, что здесь гораздо видней, насколько серьезно то или другое требование немцев…»Адольф Иоффе жаловался, что трудно ладить с руководителями Красной армии, а в результате немцы постоянно предъявляют претензии из-за нарушений условий перемирия: «Всё несчастье, что военные не хотят спеться с дипломатией, но наоборот — подчинить ее себе, а последняя настолько мягкотела, что не может энергично противодействовать». Противоречия между военными и дипломатами будут существовать всегда, причем военным почти всегда удается брать верх.
Иоффе считал, что ему не доверяют, что политика делается за его спиной, что напрасно присылают в Германию видных деятелей, которые пытаются вести с немецкими политиками какие-то отдельные переговоры, обходя посла. Когда в Екатеринбурге расстреляли царскую семью, Иоффе сообщили только о казни бывшего царя, а о том, что убили и царицу и детей, не сказали. Немцы требовали от Иоффе подробной информации, а он сам ничего не мог добиться от Москвы. Наконец, когда через Берлин проезжал председатель ВЧК Дзержинский (инкогнито, под фамилией Доманский), направляясь в Швейцарию, он сказал Иоффе правду. И объяснил, что Ленин запретил ему сообщать об этом:
—Пусть Иоффе ничего не знает, ему там, в Берлине, легче врать будет.
4 ноября 1918 года немецкое правительство заявило, что разрывает отношения с Россией и высылает из Берлина советское полпредство.
6 ноября Иоффе и его сотрудники выехали из Берлина. Формальным поводом стали пропагандистские листовки, найденные в случайно разбившемся ящике советского дипломатического багажа. В реальности в Германии уже начиналась ноябрьская революция.
В Москве Наркоминдел признал временным представителем интересов германских граждан в России некий Революционный Совет германских рабочих и солдат в Москве. Входящие в него немцы захватили опустевшее здание германского посольства и подняли над ним красный флаг, приветствуя революцию у себя на родине.
13 ноября ВЦИК, как высший орган государственной власти, аннулировал Брестский мир.Всякая дипломатическая деятельность прекратилась. Чичерин и его немногочисленные помощники в наркомате фактически остались без работы. В декабре 1918 года и Швеция разорвала дипломатические отношения с Советской Россией. Полпред в Швеции Вацлав Воровский был предупрежден о том, что он должен покинуть страну. Так же поступила Дания. Раздраженный и разобиженный Воровский предложил Ленину в ответ выслать из России всех граждан Скандинавских стран. Чичерин был против, объяснив, что крупных дипломатов из этих стран в России уже нет, а остались рядовые сотрудники, которые весьма полезны для поддержания хотя бы каких-то контактов с Западом.
Воровский вел переговоры с Эстонией, открыл постоянное представительство Советской России в Риме. 10 мая 1923 года полпред в Италии приехал в Лозанну для участия в международной конференции. Он должен был подписать конвенцию о режиме судоходства в черноморских проливах. Он ужинал в ресторане, когда Морис Конради выстрелил ему в затылок. Убийца всадил две пули в сидевшего рядом корреспондента российского агентства новостей РОСТ Ивана Аренса и одну — в помощника полпреда Максима Дивильковского. Дивильковский и Аренс выжили. Ивана Аренса расстреляют в 1938 году как «немецко-польского шпиона».
Морис Конради, швейцарский гражданин, родился в России, где его семья владела шоколадной фабрикой. В полиции Конради рассказал, что его дядя, тетя и старший брат были расстреляны ВЧК, отец умер в тюремной больнице. Он мечтал отомстить большевикам и решить убить Воровского «как очень даровитого человека, который смог бы наилучшим для Советов образом отстоять их интересы на конференции».
Вацлав Воровский не служил в ЧК и не имел отношения к красному террору. Но адвокаты убийцы построили защиту на рассказах о преступлениях большевистского режима. На суде Конради уверенно говорил:
—Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса.
Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!Процесс по делу убийцы Воровского превратился в суд над Советской Россией. В Москве предпринимали тщетные усилия, чтобы защититься. Поручили Луначарскому совместно с Чичериным составить список «беспартийных профессоров, которые поедут на процесс для дачи отзывов о Советской России», выделили на это деньги, поручили разведке подобрать материалы о враждебной деятельности эмиграции.
Но усилия Москвы успеха не принесли. Тактика защиты оказалась верной. 14 ноября 1923 года присяжные пришли к выводу, что Морис Конради «действовал под давлением обстоятельств, проистекших из его прошлого». Убийца вышел на свободу. Вдова Воровского умерла через две недели после вынесения приговора — она так и не оправилась от тяжелого нервного потрясения. Советское правительство разорвало отношения с Берном, объявило бойкот Швейцарии и запретило «въезд в СССР всем швейцарским гражданам, не принадлежащим к рабочему классу».
Довольно быстро стало ясно, что реакция была чрезмерной и не следовало разрывать отношения со Швейцарией. Этот урок учли через четыре года, 10 мая 1927 года, когда на Варшавском вокзале был убит советский полпред в Польше Петр Лазаревич Войков. Это тоже была месть — за участие полпреда в расстреле царской семьи.
Сталин написал Молотову:
«Чувствуется рука Англии. Хотят спровоцировать конфликт с Польшей. Хотят повторить Сараево или, по крайней мере, инцидент со Швейцарией в связи с убийством Воровского. От нас требуется максимум осмотрительности. Нельзя требовать нашего контроля над польским судом при судебном разборе дела. Польша не пойдет на это…
Надо дать официальное извещение с указанием на то, что общественное мнение СССР считает вдохновительницей убийства партию консерваторов Англии, старающуюся создать новое Сараево».
Никаких оснований полагать, будто британские власти причастны к убийству советского дипломата, у Сталина не было. Но он не только во внутренней, но и во внешней политике руководствовался собственными представлениями о том, что и как происходит.
По его указанию за убийство Войкова отыгрались на бывших монархистах, оставшихся в России; их назвали белогвардейцами и расстреляли.
Политбюро приняло решение:
«1.Издать правительственное сообщение о последних фактах белогвардейских выступлений с призывом рабочих и всех трудящихся к напряженной бдительности и с поручением ОГПУ принять решительные меры в отношении белогвардейцев…
3.Поручить ОГПУ произвести массовые обыски и аресты белогвардейцев.
4.После правительственного обращения опубликовать сообщение ОГПУ с указанием в нем на произведенный расстрел 20 видных белогвардейцев, виновных в преступлениях против Советской власти.
5.Согласиться с тем, чтобы ОГПУ предоставило право вынесения внесудебных приговоров, вплоть до расстрела, соответствующим постоянным представительствам (по усмотрению ОГПУ), виновным в преступлении белогвардейцам…»