РУССКАЯ ИДЕЯ И АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА
К тому времени, когда поступил этот «госзаказ», среди российской элиты уже полным ходом шли поиски новых идеологем. Толковали о «новой идеологии», «русском пути», но чаще всего — о Русской идее, Национальной идее . «"Русская идея" — без нее тоже не выжить! Не может же 160-миллионный народ, оказавший волею судеб огромное влияние на всю мировую историю, не представлять себе своего будущего. Хотя бы в форме правдоподобной легенды»2, — так писал в своей программной статье «Русская идея. Ее возможное будущее», опубликованной еще в январе 1991 г., академик Никита Моисеев.
Разговоры о Русской идее пошли не случайно. Уже с конца 80-х годов отечественные философы, стремившиеся восстановить подлинную историю русской мысли второй половины XIX — начала XX в., приступают к публикации и интерпретируют забытые, а то и вовсе не известные у нас работы В. Соловьева, Л. Карсавина, Вяч. Иванова, Н. Бердяева, других авторов, писавших о Русской идее и связывавших с ее осуществлением будущее России. Нужен был только внешний толчок, чтобы дискуссия перешла в политический регистр и была выведена на массовый уровень, а само это понятие — Русская идея — получило широкое распространение. Таким толчком оказался распад Советского Союза и последовавший за ним кризис российского общества.
С начала 90-х годов споры о Национальной идее выплескиваются на страницы массовых периодических изданий, а в ее обсуждение включаются не только историки, но также известные писатели, политики, экономисты — Леонид Абалкин, Виктор Аксючиц, Лев Аннинский, Вадим Кожинов, Лев Копелев, Никита Моисеев, Андрей Нуйкин, Лев Тимофеев, Николай Шмелев и многие другие.
При этом позиции, с которых участники дискуссии подходили к Русской идее и интерпретировали ее, воспроизводили едва ли не весь спектр идейных и политических ориентаций, сложившихся к тому времени в обществе.Призыв Ельцина прозвучал как сигнал к атаке. Правительственная «Российская газета» тут же объявила открытый конкурс на «общенациональную объединительную идею», в котором приняли участие (судя по опубликованным материалам) сотни россиян со всех концов страны. Появились новые книги, посвященные Русской идее3, были проведены научные конференции и «круглые столы», а само это понятие превратилось в расхожий и не всегда уместный штамп.
Ныне накал страстей несколько ослабел, но тема не исчерпана и проблема не решена. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что деятельность Владимира Путина как нового лидера страны увязывается рядом политических аналитиков и журналистов именно с реализацией Русской идеи4.
Живой интерес к ней был вызван не только крахом советской официальной идеологии, как часто принято считать. Причина была серьезней: разрушение всей идеосферы, существовавшей в советском обществе на протяжении почти семи десятилетий. Политические и нравственные ценности, жизненные установки, социальные идеалы — все или почти все, что создавалось в течение долгих лет и усваивалось гражданами поколение за поколением в процессе социализации, оказалось дискредитированным, низвергнутым, растоптанным. Образовавшийся вакуум ощущался тем острее и болезненнее, что советская официальная идеология решала проблему общенациональной идентичности и исторического целеполагания в предельно ясной, понятной, можно даже сказать примитивной форме: мы — советский народ, новая социальная общность; «мы рождены, чтоб сказку сделать былью», перестроить мир на основе принципов равенства и справедливости; мы — первопроходцы, прокладываем путь в коммунизм — «светлое будущее человечества». И вот теперь — пустота, заполнить которую и хотят с помощью Национальной идеи.
Что же это за ИДЕЯ? О чем она? В чем ее суть, смысл и значение? «Строго говоря, — утверждает писатель Юрий Буйда, выражая мнение многих участников дискуссии, — никто не знает, что это такое.
Перефразируя Саллюстия, можно сказать: это то, чего никогда не было, зато всегда есть»5. Писатель- авангардист, конечно же, не прав, утверждая, что никто не знает, что такое Русская идея. Есть люди, которые знают историю национальной культуры, а значит, знают и ответ на поставленный вопрос. Но Буйда прав в другом: разнобой в толковании предмета дискуссии среди основной массы ее участников налицо.Едва ли не большинство из них ничтоже сумняшеся ставит знак равенства между Русской идеей и идеологией6. Так понимал ИДЕЮ, судя по выступлению 12 июля, и сам Ельцин. «В истории России в XX в., — говорил он, — были разные периоды — монархизм, тоталитаризм, перестройка, наконец, демократический путь развития. На каждом этапе была своя идеология». Сегодня, заключению президента, «у нас ее нет», и пробел этот следует восполнить .
Другая распространенная позиция в толковании Русской идеи — отождествление ее с концепцией, или стратегией, национального развития8. Характерный пример — доклад «Русская идея: демократическое развитие России», подготовленный в середине 90-х годов под руководством профессоров М. Раца, М. Ойзермана и др9.
Широко распространено представление о Русской идее как общенациональном социально-политическом идеале. По словам академика Л. Абалкина, при «разработке» ИДЕИ «исходным должно стать представление о некоем идеале, о том, какой мы хотели бы видеть Россию. Это тем более важно, что впереди долгий путь, измеряемый жизнью одного-двух поколений, и без идеала жизнь теряет смысл. А смысл жизни — непреходящая ценность в российской национальной идее»10.
Русскую идею нередко истолковывают узко и прямолинейно, сводя к той или иной «руководящей идее», «основополагающему принципу», призванному объединить россиян, задать обществу устойчивый вектор движения. В этой связи говорят об «идее общего блага людей»; «единой спасительной идее» православия; «здоровье, единении и милосердии»; опоре на собственные силы11.
Еще одна линия интерпретации Русской идеи — отождествление ее с программой конкретных действий в экономике, социальной сфере, политике и
12 13
культуре ; с общенациональной целью ; с системой ценностей и ценностных
ориентаций14 и т.п.
Встречаются и вовсе экзотические интерпретации15. Вообще, когда знакомишься с толкованиями Русской идеи, распространившимися в последние годы в нашем обществе, складывается впечатление, что нет таких сфер и продуктов деятельности духа, разума и рассудка, с которыми не увязывалась бы тем или иным образом или даже не отождествлялась эта ИДЕЯ. По сути ее содержание истолковывается многими как своеобразный ответ на «проклятый» русский вопрос — «что делать?»16.Какая же из перечисленных интерпретаций адекватно отражает предметную сущность Русской идеи? Или же последняя — не более чем форма, которая может быть наполнена любым содержанием, и задача лишь в том, чтобы догово-риться о том, каким оно будет?
Вопрос тем более резонный, что ответ на него предопределяет решение других, не менее значимых вопросов: как конструировать современную Русскую идею и следует ли это делать вообще? А если следует, то какими моделями и технологиями при этом пользоваться? У кого учиться уму-разуму? Чей опыт взять на вооружение? В частности, можно ли согласиться с теми, кто утверждает, что, формируя Национальную русскую идею, нам следовало бы ориентироваться на Соединенные Штаты Америки, конкретнее — на знаменитую Американскую мечту?
Тут самое время сказать, что понятие Русской идеи выкристаллизовалось в отечественной культуре и стало предметом обсуждения во второй половине прошлого века. Ни в тот период, ни позднее среди ее протагонистов тоже не было единства взглядов на рассматриваемый ими феномен. О Русской идее, как заметил видный отечественный философ Л. Карсавин, говорили и писали не только «мно-
17
го», но и «противоречиво» . Однако противоречия эти проявлялись главным образом в толковании содержания этой идеи, а не ее предмета, не значения самого по-нятия18. Во всяком случае, никому из серьезных авторов и в голову не приходило ставить знак равенства между Русской идеей и идеологией или стратегией национального развития. Так что, когда произносили эти два слова — Русская идея, — было в общем понятно (как мы увидим далее), о чем идет речь.
Так стоит ли нам теперь ломать традицию и втискивать в исторически сло-жившийся, конкретный концепт чуждое ему предметное содержание? Стоит ли к месту и не к месту пользоваться понятием, которое каждый истолковывает исходя из собственного, диктуемого здравым смыслом — в науке и философии он нередко подводит — понимания слова «идея» (имеющего множество значений) и тем самым вконец запутывает дело? Не лучше ли, если кто-то считает, что Россия нуждается в новой идеологии или национальной стратегии, или социально-политическом идеале, так и говорить: нужна идеология, нужна стратегия, нужен идеал.
А если уж пользоваться таким концептом, как Русская идея, то следовать сложившейся в отечественной философии традиции, наделяя его значением, исключающим или сводящим до минимума предметную разноголосицу .Русская идея имеет богатую историю и предысторию. И попытки разобраться в этом феномене и раскрыть современное смысловое содержание концепта не менее полезны, чем исследование перспектив формирования национальной стратегии или социального идеала. А для этого совсем нелишне сопоставить Русскую идею и Американскую мечту: это одного поля ягоды — пусть и с разным вкусом. Добавим к этому, что Русскую идею невозможно адекватно
истолковать саму по себе, вне регионального и глобального цивилизационного контекста. Причиной тому не только ее содержательная уникальность, которая познается в сравнении, но и универсальность ее метафизических оснований, которые могут быть обнаружены и должным образом интерпретированы лишь при сопоставлении Русской идеи с однородными феноменами. Не случайно
НТ—1 U U U
. Бердяев, исследуя последнюю, сопоставляет ее с «немецкой идеей», «римской идеей» и т.д.19. Американская мечта из того же ряда. К тому же сопоставление двух однородных феноменов, порожденных разными культурами и цивилизациями, может способствовать более глубокому пониманию как перспектив идейного и духовного взаимодействия России и США, так и государственной политики двух великих держав — и в плане взаимных отношений, и с точки зрения их поведения в широком международном контексте.