ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ОТЛИЧИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ПОВЕДЕНИЯ ДЕМОКРАТИЙ?
u "і—' *т u u u
тий к Германии и Японии после второй мировой войны, к новым независимым государствам на территории бывшего Советского Союза после холодной войны. Кроме того, критикуя тезис о «равной воинственности» демократий и автократий, Муравчик замечает, что выдвигающие и поддерживающие этот тезис исследователи игнорируют вопрос о том, какая именно из сторон — в столкновениях между демократическими и авторитарными государствами — развязала войну или по существу привела к ней. По его мнению, именно авторитарные режимы ответственны за развязывание двух мировых войн, войн в Корее, против Южного Вьетнама, в Персидском заливе. Признавая, что в годы холодной войны Запад выступал инициатором некоторых силовых акций, Муравчик настаивает на том, что сама холодная война была начата Сталиным и велась за мировое господство коммунизма или Советского Союза, а США и их союзники в целом придерживались оборонительной стратегии «сдерживания». Он, далее, признает, что ряд войн был инициирован США по эгоистическим мотивам укрепления собственной безопасности: например, вторжения на Гренаду и в Панаму.
Но американские войска были вскоре же выведены из этих стран, и в последующем отношения Соединенных Штатов с ними не отличались от их отношений с другими латиноамериканскими странами. Авторитарные же победители — он приводит пример ввода советских войск в Венгрию — стремились закрепить на неопределенное время оккупацию и подчинение. Заодно Муравчик отвергает и тезис некоторых исследователей о повышенной агрессивности государств в период перехода от авторитаризма к демократии как следствие демократизации. Он утверждает, что столь же — если не более — агрессивны государства в момент от-ката от демократии к авторитаризму. Причина, считает он, в самом переходе и отсутствии стабильности, а не в скрытых дефектах демократизации.Наконец, Муравчик одним из первых среди сторонников гипотезы «демократического мира» касается вопроса об имперских войнах — войнах за захват и расширение колониальных владений, — которые вели демократии. По существу, их нельзя объяснить ни культурно-нормативной, ни институционально- организационной моделями. Поэтому он считает, что колониализм явился наследием» «додемократического состояния» Европы; но после второй мировой войны так наз. борьба колониальных народов за национальное освобождение велась, за редким исключением (например, Алжир), практически не наталкиваясь на сопротивление колониальных демократических держав.
Доводы Муравчика, замечу, звучат весьма убедительно для убежденных демократов, однако они не добавляют большой теоретической глубины научному обоснованию логики «демократического мира».