«ПОБЕДИТЕЛИ» И «ПОБЕЖДЕННЫЕ»
Удивительно, впрочем, другое: этот миф, изрядно навредивший российско- американским отношениям, стал также мифом сознания не только известных «кон- спирологов», склонных во всех наших неудачах усматривать злокозненное вмеша-тельство внешних сил, но и наиболее радикальной части отечественных демократов, которые вовсе не отрицают «поражения» России и не скрывают своей радости по этому поводу, равно как и своего содействия ему. С «поражением» готовы согласиться и некоторые политологи, относящие себя к «политическому центру». Например, М. Делягин категорично пишет: «России пора осознать то, что давно понял мир: холодная война завершилась победой США. Победа демократических сил России в их внутреннем гражданском противостоянии с тоталитаризмом на внешнеполитической арене означала общенациональное поражение, завершившееся уничтожением побежденного государства — СССР»16.
/—1 с» U U с»
С другой стороны, в российской политической элите — причем как демократического, так и коммунистического толка — наметилась тенденция полного отрицания внешнеполитических ошибок, совершенных советским, а затем российским руководством в конце 80-х — начале 90-к годов.
Природу этого явления, на мой взгляд, верно вскрыл Е. Кожокин: «Демократам гораздо комфортнееделать вид, что Запад никогда не вел целенаправленной борьбы против нашей исчезнувшей Родины — СССР, что только собственными усилиями мы разрушили «империю зла». «Коммунистам» не хочется признавать ответственность КПСС за столь неэффективное, нерациональное управление страной, которое и обусловило в конечном счете ее поражение в глобальном противоборстве»17.
Настала пора дать взвешенную оценку итогов холодной войны. Ибо неправильные на этот счет представления, всевозможные мифы, с одной стороны, деморализуют наш народ, создают у него чувство уязвленного самолюбия, усугубляют национальный комплекс неполноценности, а с другой стороны, — в силу первого обстоятельства — способны дать агрессивные «выбросы» протестной национальной энергии. И то, и другое — крайне опасно и для России, и для мирового сообщества.
Начнем с того, что если кто и «проиграл» холодную войну, то уж во всяком случае не Российская Федерация, выделившаяся в 1991 году из состава СССР. Строго говоря, Российская Федерация «воевала» против СССР на стороне Запада. Это уже потом, после распада СССР (когда «Россия вышла из России»), национальная элита, которая «целила в коммунизм, а попала в Россию», видя бесцеремонное поведение Запада, засомневалась в правильности «антисоветской» линии (оказавшейся антироссийской). В конце же 80-х — начале 90-х годов эта элита с визгом и улюлюканьем топтала тело СССР, не понимая, что топчет национальное тело России.
Участия Запада, и прежде всего США, в развале СССР отрицать, разумеется, нельзя. Однако те сложнейшие внутренние, поистине тектонические процессы, которые переживал СССР в 80-е и переживает Россия в 90-е годы, порождены, несомненно, в основном внутренними, а не внешними причинами. Верх глупости и самонадеянности записывать все эти процессы себе в «победу», как это делают американцы.
Историческая же правда состоит в том, что советская коммунистическая система, накопив внутренние противоречия, распалась, взорвалась изнутри.
Можно, конечно, допустить, что Запад более успешно вел идеологическую борьбу (или, если угодно, «психологическую войну»). Вероятно, следует признать и то, что ЦРУ «переиграло» КГБ (во всяком случае факт сокрушительного поражения советских спецслужб для меня совершенно бесспорен). И все же распад советской системы, коммунистического режима (но не Большой России) — процесс прежде всего внутренний, естественный и неизбежный, поскольку и система, и режим оказались основанными на шатком фундаменте. И уж если кто и одержал над ними победу, так это и в самом деле сама Россия, которая нашла в себе силы сбросить с себя коммунистическую лжерелигию.Другой вопрос, что историческая трансформация страны от тоталитаризма к свободной и демократической модели развития, от административно- командной системы к рыночной экономике и правовому государству, от закрытого к открытому обществу (трансформация, заметим, которая еще далека от завершения) могла быть проведена и без распада СССР, если бы не целый ряд грубейших стратегических просчетов, допущенных правящей элитой позднего Советского Союза. Большую долю вины здесь несет и национальная элита в целом. В этом — и только в этом — смысле можно и нужно говорить об общенациональном поражении страны. В особенности, если исходить из того, что Российская Федерация — это не бог знает откуда взявшееся государство, а историче-
ская преемница Российской Империи и СССР. В этом же смысле можно, вероятно, говорить о смысловом поражении Большой России: ее национальная элита оказалась в результате внутренней трансформации полностью деморализованной и расколотой, неспособной осуществить конструктивное обновление национальных ценностей и идеалов, создать жизнеспособную стратегию развития страны, выработать такие нейтрализаторы и иммунные идеологические механизмы, которые свели бы на нет негативные разрушительные последствия неизбежного краха коммунистического режима.
Все это, однако, не дает оснований говорить о тотальном «поражении» России в холодной войне и безоговорочной «победе» США.
Окончание холодной войны вообще невозможно расценивать в категориях «проигрыша» и «выигрыша», поскольку это была война позиционная и идеологическая, она, собственно говоря, не велась за геополитические приобретения.
Это было состязание двух идеологий, двух образов жизни, которое на поверхности выглядело как историческое соревнование экономик или гонка вооружений. Но не западный образ жизни — хотя недооценивать его влияния нельзя — и уж тем более не военная машина НАТО — победили в этой войне.К этому следует добавить, что ни один из документов начала 90-х годов не говорит о «поражении» или «капитуляции» России — будь то Договор ОВСЕ, договоренности по формуле «2+4» или Парижская Хартия 1990 г. Напротив, эти документы фиксируют обязательство всех стран ОБСЕ строить единую Большую Европу без разделительных линий на основах абсолютно равноправного партнерства. Более того, с юридической точки зрения вся территория СССР в границах 1975 года, подтвержденных в Заключительном акте, Хельсинки, есть зона договорной ответственности и безопасности России, ее военно- стратегическое пространство, унаследованное ею от СССР в силу признанного всем миром правопреемства по всем договорам в области ядерного и обычного вооружения, которые продолжают действовать на этом географическом пространстве. Ни одно государство не может позволить на своем военно- стратегическом пространстве появления вооруженных сил третьих держав и вступления частей этого пространства в блоки и союзы, враждебные ему.
В то же время следует признать, что Запад истолковал крушение СССР именно как тотальное «поражение» России. Это потребовалось для того, чтобы обосновать «правомерность» замены итогов второй мировой войны, которую Россия бесспорно выиграла, на итоги холодной войны, которую она якобы проиграла. Ликование либерализма над коммунизмом при этом странно не соответствовало уже абсолютной безвредности идеи коммунизма для «свободного мира» просто в силу непривлекательности этой идеи в конце ХХ века. (Об историческом поражении коммунизма З. Бжезинский писал еще в конце 80-х годов, т.е. за несколько лет до распада СССР.) Празднование «победы» было связано с тем, что под видом коммунизма, казалось, удалось еще раз похоронить в зародыше потенциальную возможность исторического возрождения России.
Для этого она и была объявлена «тоталитарным монстром», который был «побежден» западными демократиями. При этом была применена большевистская интерпретация русской истории: Россия и русское государство «упразднены» безвозвратно в 1917 году, а СССР является не продолжателем тысячелетнего государства, а соединением совершенно независимых и самостоятельных (неизвестно, правда, откуда взявшихся) наций.Такая трактовка давала Западу возможность в любой момент подвергнуть сомне-нию единство страны, ибо ей было отказано в историческом прошлом.
При этом характерно, что и сейчас, после «победы демократии», за Россией хотят закрепить титул «ядра империи зла», доказывая, что она коварно поменяла лишь вывеску, но не суть. Иными словами, вектор ненависти к коммунизму, к советской системе (за неимением таковых) теперь уже совершенно откровенно обращается против самой России. Идеологема «советофобии» вербальным путем меняется на идеологему «русофобии».
Эта незатейливая идеологическая операция лишь укрепляет уверенность в том, что «благородная» борьба Запада с советским коммунизмом была лишь фиговым листом, которым на самом деле прикрывалась подлинная война с исторической Россией. И если крушение «тоталитаризма» хотят истолковать как торжественную «капитуляцию» тысячелетней русской цивилизации перед западными либеральными ценностями, то вся история отношений Запада и России в ХХ веке была ничем иным, как маскарадом, имитирующим борьбу с большевизмом. А главным смыслом и главной целью политики Запада было на самом деле расчленение территории исторической России. И для ее достижения бессовестно и цинично использовались периоды наибольшей слабости страны, равно как и антинациональная российская элита. Это сделали сначала в 1917 году с помощью большевиков. Потом, когда Россия вернула себе статус великой державы, это пытались сделать в 1941 году с помощью Гитлера. В 1991 году это сделали с по-мощью технологий холодной войны при опоре на российских «демократов».
Если же встать на позицию тотального «поражения» Большой России, то под вопросом окажется и все ее историческое бытие.
Причем не только будущее, но и прошлое, которое становится зыбким, недостоверным, сомнительным. И согласившись с «триумфом победителя», Россия перечеркивает во многом уже осуществившуюся судьбу русского народа, обессмысливает прожитую им жизнь, ставит под сомнение смыслы и цели всего прожитого Россией исторического времени, ее национальную идентичность. Русскую историю тем самым как бы «сматывают назад», до полного уничтожения русского исторического времени, ибо именно это, а не только разложение русского исторического пространства, строго говоря, будет окончательной смысловой победой Запада. Уничтожить же нечто, жившее на Земле, невозможно, не уничтожив память о нем. Вот почему такое огромное место в технологиях холодной войны заняла фарсовая деса- крализация русской истории, ритуальное ее осмеяние. (Здесь шаг вперед по сравнению с де Кюстином, который в основном пугал.) Оружием этим прекрасно владеет и сам Запад; но подлинной виртуозности достигли здесь советская (и постсоветская) либеральная интеллигенция с ее привычками двойной морали, «фигой в кармане», цинических усмешек и подчеркнутого самоотчуждения от всего, что могло бы быть свято для «этой» страны.Таким образом, признание «правоты» Запада в холодной войне означает во-все не отказ от коммунизма, а признание неправоты всего русского исторического замысла, русского православного замысла в истории в целом. Русский народ, осуществлявший веками державную работу России, сопротивлявшийся натиску Запада, предстает в этом свете лишь как носитель «имперской гордыни». А это сопротивление — как всего лишь следствие его природного злонравия и беспочвенных «амбиций». Ведь получается, что, выдержав натиск католицизма, отстояв ценой моря крови российские рубежи на севере, юге, западе и востоке, сокрушив Тевтон-
ский Орден, Османскую Империю, Наполеона, наконец, победив германский фашизм, русский народ в конце концов покорно — и даже с радостью — склонился перед Америкой! И ради чего? Ради сникерсов, джинсов и кока-колы!?
Самое нелепое, самое пагубное, что мог совершить русский народ — это покаяться, что тысячу лет он шел неправильной дорогой, и объявить собранным вокруг него народам, что теперь он поведет их к «солнцу Запада». Ведь для дви-жения на Запад другие народы не нуждаются в его посредничестве; каждый из них начал самостоятельное движение в ту сторону которую им указала сама Россия, охваченная угаром американоцентризма. В самой же России этот америка- ноцентризм принял такие карикатурные, такие нелепые формы, что впервые в своей истории Россия предстала смешной.
Оборотной стороной признания тотального «поражения» в холодной войне является самопризнание Россией «империей зла» или — в более «мягком», но и более унизительном варианте — неким уродливым отклонением от «общего мирового пути». И потому — неудачницей мировой истории. Это, в свою очередь, ведет к смысловому подчинению Западу, ценности которого получают статус «общечеловеческих». Отсюда — один шаг для признания себя «лишней страной» (выражение З. Бжезинского) и самоуничтожения.
Есть, впрочем, одна положительная сторона мифа о «поражении». Он способствует росту национального самосознания, а следовательно, возвращению России ее собственной идентичности, казалось бы, навеки потерянной и растворенной в советском периоде русской истории. (Растущая, резко выраженная американофобия — негативный побочный продукт этой, несомненно, совершенно здоровой общенациональной реакции на открытое торжество «победителя». К тому же, как это вообще свойственно традиционному русскому сознанию, адресуется она не народу и даже не стране, но конкретной форме проявления данной страны.) И чем сильнее напор «победителя», — тем быстрее идет этот процесс. С этой точки зрения американцы совершают величайшее благо для России.
Следует, однако, сразу оговориться, что эта тенденция небезопасна, поскольку она может разбудить крайние формы русского национализма. Очевидные попытки во что бы то ни стало закрепить итоги разрушения российской государственности под предлогом «закономерного» краха «тоталитарного СССР» в конечном счете могут привести к выводу о том, что без прямого и недвусмысленно-го восстановления исторического правопреемства Российской Федерации — не от 1991 и не от 1922, а от 1917 года — будет невозможно устранить саму основу нынешнего состояния русских как расчлененного народа. И все проекты, основанные на осколках российской государственности, будь то СНГ, Евразийский Союз и иные «конфедерации» и «интеграционные модели», означают признание двух предыдущих разделов Отечества, в косвенной форме закрепляя разделенный и безгосударственный статус огромной части русского народа. А это, в свою очередь, ведет к постановке вопроса о прямом и полном правопреемстве от Российской Империи 1917 года в юридической плоскости, ибо только это дает безупречный инструментарий для воссоединения разделенного русского народа и воссоединения его с тяготеющими к нему народами, решения многих территориальных проблем, что ни в коей мере не означает признания многих реальностей сегодняшнего дня, узаконивающих его нынешнее положение. И, в частности, — признания отторгнутых исторических исконных территорий и святынь (Севастополь.
Крым, Приднестровье и проч.). Именно такую политику проводила послевоенная Германия — и, в конечном счете, воссоединилась.
Поэтому вряд ли США стоит педалировать тезис о своей «победе» в холодной войне. Это не в их собственных интересах. В холодной войне, во всяком случае в долгосрочном плане, и в самом деле нет и не может быть «победителей» и «побежденных». Можно, вероятно, лишь сказать, что ПОКА именно Россия платит самую большую цену за окончание холодной войны, хотя по всем прикидкам именно она и должна была оказаться в наибольшем выигрыше от этого. Сказанное не означает, однако, что и другая сторона в некотором не очень отдаленном будущем не заплатит за это свою цену. Во всяком случае, если судить по последней статье С. Хантингтона «Эрозия национального интереса США»18, это будущее действительно не за горами. Таков злосчастный удел «победителя». Н. Бердяев как-то говорил: «Не горе побежденным, горе победителям». Потому что они упускают тот момент, когда надо остановиться и сказать себе: «Хватит». Они упускают момент самоограничения, им трудно мобилизовать реакцию самоограничения, их охватывает эйфория от «побед», от чувства силы, от игры мускулами. Эстетизация силы — огромный соблазн «победителя». И чем больше американцы сегодня утверждают моноцентричную модель, чем больше они настаивают на ней, чем больше их охватывает азарт «победителя» в холодной войне, тем более серьезные вызовы встретит Америка в XXI веке. Реакция не только России, но и других стран не заставит себя ждать, и она будет тем более острой и тем менее предсказуемой, чем более бесцеремонно и догматически ведет себя нынешний «победитель».
Завершая разговор о «победителях» и «побежденных», следует сказать, что крушение СССР — это, несомненно, национальная катастрофа. Но катастрофы, как справедливо замечает С. Кургинян, бывают трех типов. Это, во- первых, катастрофы исчерпания, при которых потенциал цивилизованного сообщества выработан, и в связи с этим возникает цивилизационный фатум — смерть цивилизации. Это, во-вторых, катастрофы сдвига, при которых механизмы влияния общества на элиту и механизмы выдвижения обществом своего управляющего меньшинства становятся неэффективными. И, в-третьих, это катастрофы инверсии или инверсионные катастрофы, при которых происходит перерождение управляющих систем и их включение в новые шифры и коды при
19
сохранении национальной идентичности .
Катастрофа крушения СССР — это катастрофа сдвига и в какой-то степени — инверсии. Но никак не катастрофа исчерпания. А потому — это устранимая катастрофа. Новая модель национального развития должна учесть весь опыт катастроф, сопровождавших российскую историю, и содержать эффективные механизмы их предотвращения в будущем. Но это уже отдельная тема.