ПЕРВЫЕ ПРИЗНАКИ РАЗНОГЛАСИЙ
В докладе "Стратегия для России", подготовленном Советом по внешней и оборонной политике летом 1992 г., особый упор был сделан на интересы России в
"ближнем зарубежье". Авторы считали, что только Россия может выступить гарантом стабильности на постсоветском пространстве, и в этом плане они ожидали активной международной поддержки российской миротворческой политики8.
В феврале 1993 г. президент России Б.Н. Ельцин в своем заявлении объявил жизненно-важными интересами России прекращение всех вооруженных конфликтов на территории бывшего СССР. Тогдашний министр иностранных дел А.В. Козырев обратился к ООН и ОБСЕ с предложением предоставить России специальные права и полномочия миротворца в странах "ближнего" зарубежья. В январе 1994 г. в выступлении перед послами стран СНГ и Балтии министр сделал специальный акцент на необходимости сохранения военного присутствия России на территории бывшего СССР. Обосновывая поворот во внеш-неполитическом курсе России, А.В. Козырев называл иллюзиями устремления тех политиков на Западе, которые считали, что с Россией можно "построить партнерство не равного, а патерналистского типа по принципу "если русские
9
стали хорошими, то они должны во всем следовать за нами " .
Надежды на то, что новые независимые государства будут безоговорочно оставлены России как сфера ее исключительных интересов, не оправдались.
Запад начал интенсивно прорабатывать стратегию вовлечения ряда постсоветских государств в европейское сообщество. А.В. Кортунов по этому поводу писал: "Складывается впечатление, что в Кремле и в Российском МИД рассчитывают не просто на понимание, но и на активную поддержку со стороны Белого Дома. Логика здесь простая: сохраняя мир и стабильность на просторах Евразии, Россия действует не только в своих интересах, но и в интересах всего цивилизованного мира. Однако приходится констатировать, что должного понимания и тем более, содействия в этом плане Россия со стороны США и других ведущих стран пока не встречает"10.Сомнения относительно необратимости реформ в России, вероятности возврата к имперской политике продолжали оказывать влияние на дискуссии по вопросам российско-американских отношений в США. Положение о необходимости создания условий, препятствующих возрождению геополитически сильного Российского государства, стало основополагающим при разработке американской стратегии при президенте Дж. Буше; сохранилось оно во внешнеполитической программе Республиканской партии на выборах в декабре 1994 г., учитывалось при выработке новой стратегии администрацией Б. Клинтона.
Одной из определяющих в дискуссиях по вопросам стратегии США на постсоветском пространстве оставалась позиция З. Бжезинского. В статье "Великая трансформация" осенью 1993 г. он отмечал: "Запад, удивленный стремительным крахом коммунизма, не был надлежащим образом подготовлен к осу-ществлению сложной задачи трансформации бывших государств советского типа. В течение последних лет ему пришлось прибегать к поспешным шагам, основанным на импровизации". Он указывал на необходимость учесть ряд факторов при планировании американской политики в отношении России. Среди них:
- наивность ожиданий обеих сторон: посткоммунистические государства ожидали получить широкомасштабную помощь от Запада в виде нового "Плана Маршалла", а США и другие западные страны сделали неверные оценки относительно развития реформ, системных сложностей трансформации, масштаба сопротивления со стороны номенклатуры, сроков осуществления изменений;
многоступенчатость процесса преобразований, когда успех каждой последующей фазы зависит от успеха и результатов предыдущей;
необходимость первоначального успешного завершения политического преобразования, что создаст прочную базу для экономических реформ;
наличие совокупности объективных и субъективных факторов для успеха всесторонних преобразований.
Согласно классификации, предложенной 3.
Бжезинским, были выделены четыре категории посткоммунистических государств: 1) страны, в которых позитивные изменения носят необратимый характер (Польша, Венгрия, Чехия, Словения, Эстония); 2) государства, в которых осуществлены позитивные преобразования, но они остаются политически и экономически уязвимыми (Словакия, Хорватия, Болгария, Румыния, Литва, Латвия, Киргизстан, Туркменистан); 3) страны, чье будущее представляется неопределенным в ближайшие десять или более лет (Россия, Украина, Беларусь, Грузия, Армения, Азербайджан, Казахстан, Узбекистан); 4) государства, перспектива развития которых непредсказуема (Сербия, Македония, Албания, Босния, Молдова, Таджикистан)11.Отнесение России в разряд стран с "неопределенным будущим" дополнялось негативными оценками ее политики - "очевидного возрождения имперских амбиций", что по мнению противников пророссийского курса администрации Дж. Буша, могло способствовать осложнению ситуации для Украины и других соседних с Россией государств. Сторонники увязывания темпов и результатов реформ в России, ее политики с ходом российско-американских отношений предлагали пересмотреть стратегию Соединенных Штатов в отношении новых независимых государств и восточноевропейских стран.
Наряду с критически настроенными политологами, считавшими, что реакция США на "неоимперскую политику" России должна быть быстрой, категоричной и адресной, не одобряющей любые силовые действия российского руководства по укреплению геополитического влияния государства, существовала группа экспертов, придерживавшихся более взвешенных взглядов. Они утверждали, что США должны признать ведущую роль России на постсоветском пространстве как гаранта стабильности. Хотя многие из них осуждали действия российского руководства в октябре 1993 г., войну в Чечне, они не считали, что США обязаны рассматривать эти действия как основу для оказания давления на Россию в стремлении уменьшить ее влияние и статус.
Авторитетный аналитик американского Института мировой политики У.
Мид высказал мысль о том, что "глобальная роль России существенно дополняет ту глобальную роль, которую играют США". По его мнению, сторонники Г. Киссинджера, З. Бжезинского, Р. Чейни в своем стремлении "создать крепкую стену" для сдерживания России, расширить НАТО и превратить его в антироссийский союз совершали самую крупную ошибку со времен вьетнамской войны. У. Мид полагал, что политика нового сдерживания и изоляции России, которая оставалась крупнейшей ядерной державой, могла нанести серьезный ущерб долгосрочным интересам и планам США.У. Мид соглашался с оценкой З. Бжезинского, что преобразование России это длительный процесс, в ходе которого нельзя исключать возможный рост агрессивности и национализма. Однако такое развитие событий, по его мнению, не должно было рассматриваться как основа для нового "сдерживания", поскольку новая Россия - слабое государство, не способное представить серьезной угрозы
европейской стабильности. По мнению У. Мида, лучшее, что могут сделать США, это не создавать новых проблем для российского руководства, не препятствовать росту регионального влияния России, не вмешиваться в дела России с новыми независимыми государствами, включая Украину и страны Балтии. У. Мид высказал мысль, с которой соглашались многие специалисты в США и в России: следует отказаться от стереотипов "холодной войны", перестать рассматривать Россию как источник конфликта, признать важность ее возрождения в качестве ведущей евразийской державы, так как это могло способствовать укреплению международной стабильности12.
Полемизируя с заявлением З. Бжезинского о том, что "партнерство США и России не может развиваться в условиях, когда Россия начинает проводить политику по воссозданию Советской империи", С. Сестанович, директор программы российских и евразийских исследований Центра стратегических и международных исследований, высказал иную точную зрения. Он считал, что политика России на постсоветском пространстве, в том числе и на Украине, является долгосрочной стратегией, и не следует в этом усматривать только "имперские амбиции и планы".
По мнению С. Сестановича, россий-ско-американское партнерство может продолжаться при соблюдении параллельных интересов в регионе, без вступления в серьезные конфликты, без нагнетания излишней напряженности по поводу заявлений российского руководства относительно особой роли России в зонах конфликтов на территории новых независимых государств13.Аналогичная мысль прозвучала в статье академика Г.А. Арбатова, в которой он подчеркнул, что "различия в интересах, даже объективные противоречия - это естественная часть отношений между странами", даже теми, которые связаны отношениями длительного дружественного сотрудничества. Г.А. Арбатов отмечал, что рост критики в адрес политики России со стороны американских политиков и экспертов в 1994 г. в значительной степени объяснялся тем фактом, что Запад не понял с достаточной ясностью, что политика 1992 г. не могла рассматриваться как нормальная и постоянная политическая позиция. Когда Россия обрела голос после периода "эйфории" в двусторонних отношениях, результатом стало разочарование Запада14.
Помимо С. Сестановича, и другие американские специалисты высказывали несогласие с негативными оценками политики России в 1993-1994 гг. Так, директор Центра постсоветских исследований С. Эйзенхауэр не считала корректным заявление о том, что США и Запад выиграли в "холодной войне", на основании которого предполагалось строить отношения с Россией. В одном из интервью для программы Центра оборонной информации (Вашингтон) в 1994 г. она сказала, что если рассматривать окончание "холодной войны" как "победу" США, то такая "победа" ее не радовала. С. Эйзенхауэр не соглашалась с позицией администрации Клинтона по ряду вопросов в отношении России (оценку событий октября 1993 г.), достаточно критически оценивала экономическую помощь России, большая часть которой, по ее мнению, либо осталась в США, либо ушла из России в зарубежные банки. Она заметила, что если считать политику президента Клинтона в России успешной, то это вызывает тревогу по поводу того, какими же были неудачи американской политики?