МИР МЕЖДУ ДЕМОКРАТИЯМИ — ВСЕГДА ИЛИ ВСЕ ЖЕ ЗА РЕДКИМИ ИСКЛЮЧЕНИЯМИ?
Оптимальным, по крайней мере для целей проверки тезиса о «демократическом мире», представляется определение демократии, предложенное Дж. Л. Реем: «Условимся считать государство демократическим, если личности лидеров ее исполнительной и законодательной властей определяются соревновательными справедливыми выборами. К категории соревновательных и справед-
ливых будем относить избирательные системы, если они предполагают участие в выборах по крайней мере двух формально независимых друг от друга политических партий, предоставление права голоса по крайней мере половине взрослого населения и если в результате их функционирования имела место по крайней мере одна мирная конституционная передача власти от одной политической партии, группы, фракции или коалиции другой, находящейся к ней в оппозиции»22. Условие предоставления избирательного права, по меньшей мере, половине взрослого населения для сегодняшнего уровня развития демократии выглядит весьма заниженным. Но более высокая мерка означала бы полное отрицание факта существования демократических государств до конца XIX в., поскольку женщины, т.е. примерно половина населения, до той поры были лишены права голоса. Разница масштабов избирательной базы демократий в XIX и XX столетиях, несомненно, оказывает определенное влияние на степень зрелости демократий, а, следовательно, на их «внутреннее» и «внешнее» поведение, однако же, не меняет последнее принципиально. Оправданной представляется и оговорка о необходимости хотя бы одной мирной конституционной передачи власти, поскольку это позволяет говорить о консолидации демократии.
Применяя описанные стандарты для определения «войны» и «демократии», сторонники гипотезы «демократического мира» и впрямь довольно успешно доказывают, что демократии никогда не воевали друг с другом. Их оппоненты и критики, однако же, не сдаются и ссылаются на ряд «исключений» из этого правила.
Первым контраргументом обычно служит упоминание ими войны 1812 г. между Соединенными Штатами и Великобританией. Действительно, на тот период США в принципе можно признать демократическим государством, хотя право голоса имело несколько меньше половины взрослого населения (с учетом женщин и рабов). Что же касается Великобритании, то, несмотря на наличие и развитие весомых демократических признаков, таких как парламентская система, многопартийность, действие принципа habeas corpus, в начале века право голоса имело лишь около 10% взрослого мужского населения. Таким образом, война 1812 г. не опровергает формулу «демократического мира».Более основательным на первый взгляд кажется утверждение о том, что в 1898 г. Соединенные Штаты, тогда уже полностью отвечавшие эталону демократии, воевали против демократической Испании. В 1876 г. в Испании была принята новая демократическая по своему потенциалу конституция. С 1890 г. все мужское население страны имело право голоса. Выборы были соревновательными, а партии «либералов» и «либеральных консерваторов» поочередно формировали правительства. Однако в то же время Испания оставалась централизованной монархией, король или регент имели значительные полномочия, не контролируемые законодательными органами. Кроме того, несмотря на внешнюю соревновательность выборов, в стране сложилась процедура, в соответствии с которой, по договоренности между монархом и лидерами двух ведущих партий, соблюдалась автоматическая очередность формирования последними правительств. Поэтому многие историки придерживаются мнения, что Испанию конца XIX в. трудно считать истинно демократическим государством.
Обсуждение всех войн XIX в., которые хотя бы отдаленно могут быть квалифицированы как «междемократические» — сюда же, помимо упомянутых выше, нередко относят войны между революционной Францией и Великобританией (1792-1802 гг.), Бельгией и Голландией (1830 г.), англо-бурскую войну
(1899-1902 гг.), — завершается не в пользу оппонентов гипотезы «демократического мира», поскольку в них по крайней мере одна из воевавших сторон не отвечает избранному определению демократии (имеются в виду, разумеется, те случаи, когда это определение единообразно толкуется сторонами в споре).
Частично признавая свое поражение, ряд критиков концепции «демократического мира» выдвигают другой контраргумент: в XIX в., замечают они, число демократий было столь небольшим, что войн между ними не случалось по при-чине малой теоретической вероятности.
Данный тезис можно было бы попытаться опровергнуть, скажем, рассмотрев изменения характера отношений между ранее традиционно конфликтовавшими Францией и Великобританией после того, как обе страны перешли в демократическое состояние. Но проще и доказательнее это можно сделать, проанализировав войны XX в., когда существенно увеличилось число демократических государств, а, следовательно, по логике критиков гипотезы, должна была возрасти и вероятность войн между ними.Если — применительно к уходящему XX столетию — говорить о самых спорных случаях, то таковыми принято считать следующие: участие Германии в первой, Финляндии — во второй мировой войне, участие Ливана в первых арабо-израильских войнах и вторжение Турции на Кипр.
"1—Г "1—' U U U
Политическая система Германии накануне первой мировой войны почти по всем показателям была не менее демократической, чем, скажем, системы Фран-ции или Великобритании. Многие историки ссылаются на самого В. Вильсона, который, как они отмечают, весьма хвалебно отзывался о демократических преобразованиях в Германии в начале века и столь же горячо, добавляют они не без сарказма, бичевал германский авторитаризм перед вступлением Соединенных Штатов в войну на стороне Антанты. Но он был прав в обоих случаях, утверждают защитники концепции «демократического мира», поскольку в действительно весьма демократической по тем временам политической системе Германии имелись существенные изъяны, прежде всего особое положение кайзера, его самостоятельность в решении вопросов внешней политики, а также его роль главнокомандующего армией, которая фактически не подчинялась гражданскому министерству обороны, значит, и парламенту. В связи с данным конкретным спорным случаем сторонники и противники концепции «демократического мира», как правило, остаются при своих мнениях.
После нападения Германии на Советский Союз и формирования антигитлеровской коалиции Лондон объявил войну Финляндии — стране, которая отвечала в то время всем вышеозначенным критериям демократии.
Казалось бы, налицо очевидное противоречие с формулой «демократического мира». Но сторонники этой концепции указывают на то, что Великобритания и Финляндия не вели между собой никаких боевых действий. Последняя лишь «сепаратно» воевала против Советского Союза — государства, которое трудно отнести к демократическим, несмотря на его участие в коалиции с таковыми. Участие Ливана, единственного в соответствующий период демократического арабского государства, в первых войнах против Израиля было, по существу, лишь формальным. В начальные дни войны 1967 г. ливанская авиация совершила несколько боевых вылетов в поддержку антиизраильских операций межарабских сил, но этим участие Ливана в боевых действиях и ограничилось. В дальнейшем, после начала гражданской войны и особенно после ввода в страну сирийских войск, Ливан трудно рассматривать как демократического и независимого участника ближневосточного конфликта.Вторжение Турции на Кипр в 1974 г. также нельзя квалифицировать как междемократический конфликт. Хотя Кипр на протяжении длительного времени действительно был демократическим государством (а в Турции в октябре 1973 г. после трехлетнего военного правления к власти вновь пришло гражданское правительство), однако в июле 1974 г. на Кипре был совершен переворот против демократически избранного главы государства архиепископа Макариоса. Поэтому Турция, даже если ее отнести на тот момент к демократическим государствам, воевала с мятежниками, свергнувшими при содействии афинского режима «черных полковников» демократический режим на Кипре. Вооруженные конфликты и даже крупномасштабные войны между новыми независимыми государствами на территории бывших СССР и СФРЮ (вокруг Нагорного Карабаха, между Сербией и Хорватией, в Боснии) нельзя отнести к войнам между демократиями, поскольку их участники в лучшем случае находились на самом начальном этапе перехода к демократическому состоянию. Кроме того, их трудно классифицировать как войны межгосударственные, поскольку во многих из них одна из сторон именно и ставила целью формирование государственности, тогда как другая — недопущение этого.
Потенциально самой близкой к междемократическим войнам после восстановления гражданского правления в Пакистане являлась постоянная напряженность между Дели и Карачи. Но с 1971 г. (в т.ч. в ходе пограничных столкновений летом 1999 г.) конфликт все же не эскалировал до масштаба войны. После недавнего военного переворота в Пакистане возможность верификации в этом регионе теоремы о «междемократическом мире» исчезает.Оппоненты концепции «демократического мира» приводят в опровержение ее еще и тот довод: как они подчеркивают, мирный характер взаимоотношений между демократическими странами после второй мировой войны объясняется стратегической необходимостью их солидарного противостояния коммунизму в условиях холодной войны. Что и говорить, серьезный аргумент. Но он логически предполагает обострение противоречий и нарастание потенциала столкновений между демократиями после завершения холодной войны. На этом по существу строятся все расчеты «реалистических» сторонников идеи «многополюсного мира». Но за последние десять лет такая тенденция не прослеживается. Самые напряженные отношения между демократиями (Индия — Пакистан, Турция — Греция, Турция — Кипр) принципиально не изменились после окончания холодной войны. Ожидания «реалистами-многополюсниками» эскалации противоречий между США и Западной Европой, США и Японией, объединенной Германией и Францией не оправдываются. Более того, Франция, традиционно оберегавшая свое особое место в мире и вышедшая из военной структуры НАТО в самый разгар холодной войны, после ее завершения все больше реинтегрируется в международные структуры западных демократий, в т. ч. военно-политические. На примере «семерки», НАТО, региональных интеграционных процессов и укрепления межрегиональных связей прослеживается таким образом, как раз противоположная тенденция — к консолидации демократий, с центростремительным притяжением к ним государств, успешно продвигающихся по пути демократического транзита, — при одновременной маргинализации наиболее одиозных авторитарных режимов (Ирака, Северной Кореи, Сербии, некоторых других).
Надо отметить и то, что тезис о консолидирующем влиянии наличия общего противника должен был бы относиться и к противоположной — авторитарной стороне в холодной войне. Но разрыв «социалистического лагеря» с Югослави-
ей, ввод советских войск в Венгрию и вооруженных сил Варшавского договора — в Чехословакию, конфликт на Даманском и полномасштабная китайско- вьетнамская война свидетельствуют об обратном.