ИТОГ И ОСТАТОК
Интегрирующие, мобилизующие нацию идеи, если и появляются время от времени в той или иной стране, порождаются самой общественной жизнью, вы-
зревают естественным путем — пусть и не без посредничества профессиональных интеллектуалов — в недрах нации.
Они не могут быть сфабрикованы в ходе ученых дискуссий или спущены сверху в директивном порядке. Как замечает не без сарказма (но и не без оснований) политолог Сергей Рогов, «все попытки сформулировать на бумаге национальную идею будут иметь не больше эффекта, чем «моральный кодекс строителя коммунизма» и бесчисленные резолюции пленумов ЦК КПСС»94.Но дискуссия не была бесплодной. В ходе обсуждения широкого круга вопросов, касающихся прошлого и настоящего российского общества и народа, соотношения отечественного и зарубежного, в том числе американского, опыта, наследия русских мыслителей и т.д. выяснилось, что базовые константы бытия- России-в-мире, определявшие на протяжении столетий и нашу национальную идентичность, и место России в мире, и смысл ее существования во всемирной истории, т.е. все то, что составляет ядро Русской идеи в ее традиционном понимании, — что все эти константы воспринимаются значительной частью российской общественности как живые, сохраняющие свой творческий потенциал и во многом «ответственные» за нынешнее положение дел в России. И что эти константы могут рассматриваться как ключ к ответу - пусть самому общему и абстрактному - на вопрос о будущем новой России: идея, близкая к высказанной когда-то философом Мишелем Фуко мысли о том, что, зная, по какой траектории двигался субъект в прошлом, можно в принципе «вычислить», по какой траектории он будет двигаться в дальнейшем.
Какие же константы определяли вчера и определяют сегодня это самое бытие-России-в-мире? Они всем прекрасно известны и эта видимая банальность только повышает ценность коллективной интуиции, спонтанно проявившейся в ходе дискуссии.
Первая из констант характеризует пространственную локализацию страны в мире: Россия есть уникальная евро-азиатская, западно-восточная общность, что, как не раз подчеркивал Бердяев95 (и не он один), определяет многое в облике страны и живущего в ней народа.
Ибо евро-азиатский статус России — это не только географическая и геополитическая, но еще и экономическая, социальная, этническая реальность, порождающая через целую цепь опосредований особенный тип адаптации и позиции в глобальном социуме, особенный тип мышления, мировосприятия и поведения и как итог — особенный тип выживания нации.Что бы ни происходило в земном мире, как бы ни сжимался он в пространстве и времени, как бы ни менялись границы и отношения между государствами и народами, Россия будет (катастрофические сценарии глобальнной эволюции не в счет) оставаться в принципе тем, чем она была на протяжении последних столетий: евро-азиатским существом.
Евро-азиатский статус оказал огромное влияние на формирование того, что именуют «русской национальной спецификой» и «русским характером», как, впрочем, и на структуру народного хозяйства и тип хозяйствования. Он — одна из главных причин наших национальных трагедий и радостей, взлетов и падений. Но он и один из основных ресурсов нашего выживания и, если угодно, обеспечения российской великодержавности96.
Вторая из цивилизационных констант характеризует исторически сложившуюся функцию (роль) России в мире, органически связанную с ее евроазиатским статусом: Россия — страна-посредник, страна-собиратель, страна-
интегратор. В ней идет непрерывный процесс переработки и органического соединения продуктов деятельности разных народов, как, впрочем, и сближения этих народов, их собирания в специфическую функциональную этносистему. Россия — не столько «плавильный котел», которым принято считать (тоже, на мой взгляд, не вполне справедливо) Соединенные Штаты - хотя какая-то переплавка идет в обеих странах - сколько ткацкая мастерская, в которой делается огромный многоцветный ковер с оригинальным узором.
Именно из этого посредничества и собирательства, о котором так ярко говорил Ф. Достоевский, которое было по сути предметом спора между западниками и славянофилами, волновало Н. Данилевского, Ф. Тютчева, К.
Леонтьева других крупных отечественных мыслителей, вытекает, в частности, пресловутая историческая «неопределенность» России («Россия еще не определилась как страна с собственным лицом: это произойдет в третьем тысячелетии»), ее двойственно-противоречивое отношение (любовь-ненависть) к Западу, ее вечное ученичество, равно как и «догоняющий» тип развития, напоминающий со стороны гонку Ахиллеса за черепахой из классической апории Зенона.Третья константа характеризует культурно-религиозную ориентацию: Россия — страна с устойчивой православной традицией. Вся наша культура зримо и незримо пропитана духом православия, который, как убеждает тысячелетняя история, не может быть искоренен никакими наскоками большевистского типа, а может умереть только вместе с русской культурой как таковой.
При этом важно иметь в виду, что, характеризуя православие как силу, формировавшую русскую цивилизацию, мы подразумеваем не столько доктринальную и обрядовую его стороны, сколько социально-психологические установки и общекультурные ориентации, которые любая, тем более мировая, религия формирует и у ее адептов, и у всех людей, проживающих в ареале данной религии; те устойчивые массовые способы видения и слышания, которые закладываются и самими догматами веры, и формой организации церкви, нормами религиозной жизни.
Именно это обстоятельство позволяет говорить об огромной роли православия в стране, где бок о бок живут христиане, мусульмане, иудеи, буддисты, представители других конфессий. Оставаясь верными своей религии, они неизбежно испытывают воздействие православия как мощной социокультурной силы. Уместно в этой связи напомнить о научных изысканиях Макса Вебера: он знал, что делал, когда пытался выявить корреляции между протестантизмом и «духом капитализма». Таковые, как показал немецкий социолог, действительно существуют. Резонно предположить, что Американская мечта имела бы иной вид, окажись Северная Америка православным или католическим (как Южная Америка) регионом. Равным образом, Русская идея была бы чем-то другим, сделай тысячу лет назад князь Владимир иной выбор.
Таким образом, независимо от того, что написано сегодня и будет написано завтра в Конституции Российской Федерации или в бумагах, рождающихся в недрах Совета безопасности или ФСБ, граждане нашей страны имеют веские основания говорить о себе примерно следующее.
Мы, россияне, — не европейцы и не азиаты, но в то же время и европейцы, и азиаты, ибо мы — евро-азиаты — люди, органически и вместе с тем противоречиво сочетающие в себе черты обитателей двух частей света. Мы — народ по духу своему в основном православ-97
ный . Мы народ-собиратель, интегрирующий (уже в силу того, что Россия служит естественным мостом между Востоком и Западом, Севером и Югом) в свою
культуру, общественную жизнь, политику, быт продукты деятельности других народов (чтобы потом возвратить их в большой мир), и в этом плане мы являемся не только оригинальными творцами, но и в известном смысле вечными учениками остального человечества.
Таковы некоторые константы нашей национальной идентичности, нашего места в глобальном сообществе и нашей роли в нем. Они существовали позавчера, при императоре; вчера, при большевиках; существуют сегодня, в условиях демократуры98. Ничто не говорит о том, что они перестанут существовать завтра — независимо от того, найдет ли народ в себе силы, мужество и главное, будет ли у него желание строить экономику, политику, общественную жизнь на демократических основаниях, или же он позволит осуществить ползучую рес-таврацию авторитарного режима в новом варианте.
Отмеченные константы (а названы только некоторые из них, заключающие в себе наибольший порождающий потенциал) диктуют России и ее народу и соответствующие императивы глобального поведения. Нам не нужно стремиться стать второй Америкой (вполне достаточно одной). Нам вообще не нужно никого копировать. И вместе с тем не надо стесняться учиться у других, включая и ту же Америку, и Японию, и Германию. Наше место и роль в мире обязывают Россию быть толерантной в отношении других народов, культур и цивилизаций и при этом оставаться открытой к миру и для мира. Попытки забаррикадироваться, отгородиться от остального мира (дабы «не превращать страну в проходной двор»), как призывают иные умники, мнящие себя патриотами, смертельно опасны для России. Они опасны сегодня для любой страны, но для России особенно.
Конечно, знание констант Русской идеи не дает прямых, конкретных ответов на вопросы о том, какие экономические, социальные и иные проекты должны быть реализованы в процессе реформ; в какой очередности и с помощью каких механизмов должны решаться назревшие проблемы и т.п.
Эти вопросы вообще не имеют отношения к Русской идее и составляют прерогативу профессиональных экономистов, социологов, политиков.В свою очередь решение этих вопросов не гасит потребности общества в создании новых и обновлении старых национальных социальных мифов, в том числе и Русской идеи. Это естественная потребность, особенно остро ощущаемая в периоды глубоких социально-политических потрясений и трансформаций, когда уходит почва из-под ног, гибнут старые идеалы и ценности и люди непроизвольно ищут точки опоры, не слишком при этом задумываясь об их адекватной интерпретации. «В том-то и беда, — сетовал Л. Карсавин в 1922 г., — что все общие высказывания о русской идее, о судьбах культуры и т.д. не только привлекательны (при всем том, что они, по его же словам, «лишены уловимой обоснованности». — Э.Б.), а и неизбежны, являясь существом жизненного идеала»99.
Россия, переживающая очередную стадию модернизации со всеми вытекающими отсюда последствиями, испытывает сегодня острейшую потребность в новом социокультурном и политическом идеале. Она ищет его уже десять с лишним лет — причем на разных путях, включая путь социального мифотворчества. И ничего в этом нет особенного и страшного. Пусть сотворением мифов занимаются поэты и философы. Пусть все, кто пожелает, создают в мечтах своих образы новой России, нового русского человека и т.п. Пусть сопоставляют их с образами, рождаемыми Американской мечтой. Но не надо пытаться, подражая американцам, обратить Русскую идею в Русскую мечту, как рекомендуют некоторые наши со-
отечественники. Это мифоструктуры разного типа, несущие на себе следы разных цивилизаций. Американская мечта ориентирована как на коллективное, так и на личное «потребление». Ее можно пытаться осуществить и в масштабах страны, и у себя на ферме. Русскую идею невозможно осуществить на своем огороде. Она может быть воплощена в жизнь в той или иной мере и форме только коллективными усилиями нации, ибо касается жизни общества как целого.
И последнее.
Не следует превращать социально-политическое мифотворчество в государственное дело, вменяя его в обязанность ученым и политикам, коим — по определению — надлежит заниматься совершенно другими делами. А именно исследованием реальных тенденций и процессов мирового и национального развития, созданием (на основании полученных результатов) научно обоснованных проектов, планов и воплощением их в жизнь. Россия устала от государственных утопий, чреватых национальными трагедиями.Примечания:
мике — авторитет труда, многообразие форм собственности, свободный выбор форм деятельности и способов хозяйствования; во внешней политике — безопасность, самостоятельность, твердость» («Российская газета», 24,08.1994).
См.: «Российская газета», 12.11.1996; там же, 1.08.1996; там же, 17.09.1996; «Независимая газета», 20.09.1996.
«Отсюда и расхожее мнение, что Центр стратегических разработок под руководством Германа Грефа занимается именно конструированием Русской идеи, хотя сам Греф это не раз публично отрицал.
«...Россия в первую очередь должна иметь четко сформулированную перспективную цель, содержащую высшие интересы нации или, говоря иными словами, на-циональную (российскую) идею» (Кортунов С. Национальная сверхзадача // «Независимая газета», 7.10.1995).
См., например: Кива А. Идеи отливаются не на бумаге, а в сознании народа // «Российская газета», 1.08.1996.
Московский предприниматель А.Вайнштейн утверждал, например, что национальная идея — под ногами, имея в виду, что она может явиться в образе... возрожден-ного российского футбола, любовь к которому и объединит россиян.
Несколько особняком стоят в дискуссии о Русской идее ее философские интерпретации (предлагаемые представителями академической общины), но они носят в основном профессиональный характер и не находят широкого выхода в политику и публицистику. «Русская идея — это своего рода символ, который синтезирует ряд идей, имеющих свою специфику и свою культурно-социальную функцию» (Бабушкин
У. Творческий характер русской идеи // Русская идея. Тезисы к VI ежегодной конференции Кафедры философии РАН. — М, 1992. — С. 9). «...Русская идея» может рассматриваться как понятие собирательное, охватывающее основные направления духовного (интеллектуального, нравственного, эстетического, социального) поиска и дискуссий» (Трусов Ю.П. Идея русская и идея социалистическая // Русская идея. Тезисы. —
84.) И далее в том же духе.
См.: Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. — Петербург, 1922.
По словам того же Карсавина, это были «препирательства о мировом призвании русского народа, о его вселенскости, смирении и исконном христианском чувстве...» (Там же. — С. 3).
Бердяев Н. Русская идея. В сб.: О России и русской философской культуре. — М., 1990. — С.145, 179.
Ильин И. О русской идее. Собр. соч. в десяти томах. — Т. 2. — Кн. 1. — М.,
— С. 431.
Барабанов Е.В. «Русская идея» в эсхатологической перспективе // «Вопросы философии», 1990. — № 8. — С. 63.
Заблуждение это столь укоренилось в нашем обществоведении, что даже в только что изданной капитальной двухтомной «Политической энциклопедии» автор помещенной в ней статьи «Русская идея» (проф. Г.А. Белов) утверждает, что термин впервые введен B.C. Соловьевым в 1887-1888 гг. (см.: Политическая энциклопедия. — Т. 2. — М., 1999. — С. 374).
Ванчугов В. Очерк истории философии «самобытно русской». — М.,
— С. 122.
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в тридцати томах. — Т. 18. — 1978. — С. 229.
Там же. — С. 36.
Хотя некоторые авторы истолковывают понятие «Русская идея» в чисто этническом и даже националистическом духе, доминирует в современной дискуссии понимание Русской идеи как общероссийской, имеющей отношение ко всем народам, жи-вущим на российской земле.
«Россия, — уверял своих зарубежных друзей Б. Ельцин в июле 1991 г., — сделала окончательный выбор. Она не пойдет путем социализма, она не пойдет по пути коммунизма, она пойдет по цивилизованному пути, которым прошли Соединенные Штаты и другие цивилизованные страны Запада».
Американцы говорят о Соединенных Штатах не «наша страна» (our country), а «эта страна» (this country), что естественно для нации эмигрантов, предки которых или сами они пришли из «других стран». Говорить же о России «эта страна» — значит дистанцироваться от нее.
Барабанов Е.В. Указ. соч. — С. 63.
Иванов Вяч. О русской идее // «Золотое руно», 1909. — Кн. 1 и 2-3.
Ардов Т. Статьи в газете «Утро России» за 1911 г.
Розанов В.В. Возле русской идеи. В сб.: «Среди художников». — СПб., 1914.
Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. — Т. 1. — М., 1994. — С. 8.
Достоевский Ф.М. Указ. соч. — С. 50-51, 53.
Соловьев B.C. Соч. в двух томах. — М., 1989. — С. 220.
Бердяев Н. Указ. соч. — С. 43.
Ильин И. Указ. соч. — С. 426.
Соловьев В. Указ. соч. — С. 218.
Иванов Вяч. Родное и вселенское. — М., 1994. — С. 363.
Бердяев Н. Указ. соч. . — С. 49. К этой мысли философ возвращается не раз и в цитируемой книге, и в других своих сочинениях. Но он скорее суммирует и обобщает то, что утверждалось много раз и до него: и славянофилами, и Чаадаевым, и В. Соловьевым, и другими русскими писателями и философами. «Мистики Востока и Запада, — писал в начале нынешнего века Вяч. Иванов, — согласны в том, что именно в настоящее время славянству, и в частности России, передан некий светоч; вознесет ли его наш народ или выронит, — вопрос мировых судеб». (Иванов Вяч. Указ. соч. — С. 364).
Соловьев В. Указ. соч. — С. 239, 246.
Бердяев Н. Указ. соч. — С. 49. К этой мысли он возвращается едва ли не во всех своих сочинениях, посвященных осмыслению исторических судеб России.
«Да, мы веруем, что русская нация — необыкновенное явление в истории всего человечества» (Достоевский Ф.М. Указ. соч. — С. 54).
Бердяев Н. Указ. соч. — С. 71. Примечательно, что, говоря о специфике России, многие отечественные мыслители стараются избегать такого понятия, как «исключительность», а В. Соловьев прямо говорит, что Русская идея «не имеет в себе ничего исключительного и партикуляристического» (Соловьев В. Указ. соч. — С. 246).
Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. — С. 77.
Иванов Вяч. Указ. соч. — С. 368.
Там же.
Бердяев Н. Указ. соч. — С. 188.
Ильин И. Указ. соч. — Т. 2. — Кн. 1. — С. 420, 428.
Достоевский Ф.М. Указ. соч. — С. 56.
Лишь немногие из участников нынешней дискуссии (историки русской философии — не в счет) приближаются к традиционному пониманию и истолковыванию Русской идеи. Одним них был Лев Копелев. «Русская идея на рубеже тысячелетий, — полагал он, — это не только национальная и национально-государственная, но вместе с тем и вселенская идея спасения человечества, спасения всей жизни на земле». (Копелев Л. Русская идея — это идея спасения человечества. — «Известия», 13.03.1993).
О современном социальном мифе см. в частности: Элиаде М. Аспекты мира. — М., 1995; Хюбнер К. Истина мифа. — М., 1996; Лифшиц М.А. Мифология древняя и современная. — М., 1980.
В США, пишет политолог А.Загородников, сравнивающий эти два феномена, сложилась «неидеологизированная американская «национальная идея» в форме «великой американской мечты» («Независимая газета», 20.09.1996).
Соколов В.В поисках великой мечты // «Общая газета», 18-24.01.1996.
Джеймс Адаме так и пишет: «Это не просто мечта об автомобиле и высокой зарплате...Это не просто мечта о материальном достатке, хотя последний, несомненно, значил многое. Это нечто гораздо большее» (Adams J. The Epic of America. — N.Y., MCMXXXIII. — Р. 317-318).
Любопытное высказывание на этот счет сделал недавно руководитель Центра стратегических разработок Герман Греф: «Я не знаю, что такое национальная идея. Чистый американизм — «машина, дом, семья» — нам не подходит. Хотя, конечно, это прекрасно технологически сформулированная формула очень богатой концепции» («Коммерсант», 24.12.1999).
Сам этот термин — «Американская мечта» (American Dream) был введен историком и писателем Генри Адамсом в книге «История Соединенных Штатов Америки», опубликованной в 1884 г. Но подлинным автором Американской мечты по праву считается Джеймс Адаме. Именно после появления его книги «Американский эпос», которую он, кстати сказать, так и собирался назвать (отговорил издатель) «Американская мечта», это сакраментальное словосочетание прочно вошло в американскую, а затем и в мировую культуру.
Литература, посвященная Американской мечте, огромна. Вот лишь несколько работ: НоІЬгоок S. Dreamers of the American Dream. — N.Y., 1957; Chenoweth L. The American Dream of Success. — Cambridge (Mass.), 1974; Ringer R. Restoring the American Dream. — N.Y., 1979; Long E. The American Dream and the Popular Novel. — Boston, L., etc., 1985. Из отечественных авторов об Американской мечте писали А. Зверев, М. Мендельсон, А. Мулярчик, Т. Голенпольский, В. Шестаков и др. Последним двум принадлежит книга «Американская мечта» и американская действительность». — М., 1981.
Чайнард Дж. Американская мечта. См.: Литературная история Соединенных Штатов Америки. — Т. 1. — М., 1977. — С. 245.
Мифологическая природа Американской мечты не раз отмечалась как американскими, та и зарубежными, в том числе отечественными, исследователями. См., в частности: Gestег Р., Cords M. Myth in American History. Encino (Cal.). — London, 1977; Nimmo D., Combs J. Subliminal Politics. Myth & Mythmakers in America. — Englewood Cliffs (N.J.), 1980; Голенпольский Т.Г., Шестаков В.П. Указ. соч.; Баталов Э.Я. «Американская мечта» и внешняя политика США. В кн.: Общественное сознание и внешняя политика США. — М., 1987.
Аdams J. The Epic of America. — Р. 317.
Ibidem. В размышлениях американцев о себе и своей стране, об Американской мечте, собранных известным коллекционером дум Стадсом Теркелом в книге «Американские мечты: потерянные и обретенные», мысль о равенстве всех людей, о возможностях, открывающихся перед ними, о свободе и личной инициативе занимает одно из центральных мест. «Я понял, что все люди сотворены равными, — говорит предприниматель С.Б. Фуллер. — У богача есть деньги, но нет инициативы. У бедняка нет денег, но есть инициатива. Инициатива принесет деньги. Вот о чем надо говорить каждому парню, впервые попадающему в Америку. Самое большое счастье в мире — родиться в Америке... В Америке тебе, конечно, не дадут голодать, но лучше уж голодать, чем жить на пособие. Живя на пособие, ты не погибнешь физически, но умрешь духовно» (S.Terkel. American Dreams: Lost and Found. — N.Y., 1980. — Р. 23.).
Возникнув в результате коллективного жизненного опыта как общее видение лучшей жизни, Американская мечта обращена не столько к социуму, сколько к отдельному человеку, что принципиально отличает ее от Русской идеи.
Фолкнер У. О частной жизни. Американская мечта: что с ней произошло? В сб.: Писатели США о литературе. — М., 1974. — С. 300.
См.: Человек, который создал себя сам. В сб.: Американский опыт в лицах и типах. — М., 1993.
Маслин М.А. Велико незнанье России... // «Русская идея». — М., 1992. — С. 7.
См. в частности: Ringer R. Restoring the American Dream. — N.Y., 1979; Long E. The American Dream and the Popular Novel. — Boston — London, 1985.
Burns J., Peltasоn J., СГОПІП Th. Government by the People. — Englewood Cliffs (N.J.), 1981. — Р. 764.
Достоевский Ф. Полн. собр. соч. в тридцати томах. — Т. 18, 1978. — С. 37.
См., в частности, публикации в журнале «Наш современник» начала 90-х годов. Примечательна в этом плане и дискуссия «Ценности американизма и российский выбор», проведенная еще осенью 1992 г. интеллектуальным клубом «Свободное слово» (Свободное слово. Интеллектуальная хроника десятилетия: 1985-1995. — М., 1996. — С. 142-153). Позиции многих ее участников, среди которых были и упомянутые выше лица, сохраняли репрезентативный характер на протяжении всех 90-х годов. Заслуживает внимания в рассматриваемом плане и последняя книга Г. Гачева «Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и Славянством». — М., 1997.
Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. — М., 1995. — С. 435. Хотя автор книги ведет речь о «превращении» России в «западнистское», как он выражается, общество, а не о частных заимствованиях или синтезе, его высказывания имеют характер общеметодологических установок, на что А.Зиновьев всегда претендовал как логик.
Как писал некоторое время назад американский бизнесмен Бернард Говард (этой позиции многие американцы придерживаются и ныне), «Россия имеет сейчас великолепный шанс объявить свои национальные приоритеты и очертить новый курс, который преобразит экономическое и социальное положение россиян, как это было после второй мировой войны в Германии и Японии». Но для этого ей вовсе нет необходимости равняться на США, а тем более пытаться копировать их, ибо «свет американской мечты уже не будет светить следующим поколениям» (Говард Б. Россия должна идти своим путем // «Независимая газета», 29.11.1995).
Соколов В. В поисках Великой Российской Мечты // «Общая газета», 1824.01.1996.
Первое «пришествие» либеральной идеи в Россию относится к XIX — началу XX в. Позиция автора по этому вопросу изложена им в статье: Баталов Э.Я. Либеральная идея в России: новая волна // «Государственная служба», 1999. — № 1.
См.: Ильин В.В., Панарин А.С., Рябов А.В. Россия: Опыт национально- государственной идеологии. — М., 1994.
Делягин М. Куда идет великая Россия // «Независимая газета», 4.01.1994. Подобного рода высказывания, пусть менее яркие и выразительные, можно приводить дюжинами. Смысл их един: России очень нужна официальная идеология, она эту идеологию, как писал недавно один из отечественных политологов, «поистине выстрадала» (см.: Мешков А. Смена вех // «Независимая газета», 10.04.1999).
«В по-настоящему демократических странах государственная идеология обычно не только умело сосуществует с иными, неофициальными системами взглядов, но и подпитывается, корректируется ими» (Степанова О. Российский узел власти и идеологии // «Независимая газета», 30.06.1994.).
Мамардашвили М. Закон инаконемыслия // «Здесь и теперь», 1992. — № 1. — С. 93.
Государственная идеология, пишут Т.П. Коржихина и А.С. Сенин, — это «совокупность идей, с помощью которых существующий политический режим обосновывает свое право на власть и которыми он руководствуется в своей повседневной дея-
тельности. Целью государственной идеологии является обоснование власти, методов ее достижения, повышение ее престижа среди граждан и международной общественности» (Коржихина Т.П., Сенин А.С. История российской государственности. — М., 1995. — С. 122).
ВгаашЫ Zb., Huntington S. Political Power: USA—USSR. — N.Y., 1975. — Р. 17.
Как писал, например, политолог В.Н.Шевченко, «западному обществу не требуется какая-то единая, официальная идеология, если под ней, конечно, не понимать выражение и защиту определенных национальных интересов... Может ли наше российское государство обойтись в настоящее время без официальной идеологии? С моей точки зрения — пока нет» (Шевченко В. Н. От тоталитаризма к идеологическому плюрализму, правовому государству и свободной науке. — Социальная теория и современность. — М, 1992. — Вып. 2. — С. 8). Проблема в том, поясняет автор, что «не все люди понимают, а тем более принимают» идею правового демократического государства, в котором нуждается Россия. Поэтому «придание целям развития (догнать, создать то, что уже есть у других) статуса официальной государственной идеологии и должно составлять главную особенность нынешней политической линии государственной власти» (Там же. — С. 9). Сам В. Шевченко, судя по последним публикациям, скорректировал свою позицию. Но аргументация, которой он пользовался, жива до сих пор.
Отечественные обществоведы пытались обратить внимание наших реформаторов на это обстоятельство еще в годы перестройки. См., в частности: Арбатов Г., Баталов Э. Политическая реформа и эволюция советского государства // «Коммунист»,
1989. — № 4.
Свежий пример: одной из «жертв» усиления «властной вертикали», а по сути — укрепления позиций федерального властного центра и в первую очередь его исполнительных структур, предпринимаемого президентской администрацией, становится местное самоуправление, с которым еще недавно связывалось столько надежд на подключение «низов» к управлению обществом. Слабые ростки самоуправления теперь и вовсе могут быть затоптаны губернскими бюрократами, получающими дополнительную власть над бедными нашими «земцами».
Баталов Э. Нужна ли России государственная идеология? // «Власть», 1996. — № 1; Эти опасения разделяют ныне многие аналитики. Российской буржуазии, замечает В.Н. Шевченко, «сегодня позарез нужна общенациональная идеология. Цель — сформулировать такие национальные интересы, в которых в наибольшей степени были бы выражены ее собственные устремления» (Шевченко В. Два крыла для ровного полета // «Независимая газета», 28.01.1997).
Бердяев Н. Русская идея. В сб.: О России и русской философской культуре. — М., 1990. — С. 49-50.
Именно так — «Конец американской исключительности» — назвал одну из своих программных статей, посвященных 200-летию США, Дэниел Белл. См.: Bell D. The End of American Exceptionalism // «Public Interest», Fall 1975.
Bialer S. Soviet-American Conflict: From the Past to the Future. In: U.S. — Soviet Relations: Perspectives for the Future. — Wash., 1984. — Р. 21.
Распространенное представление о победе США над СССР в холодной войне кажется мне лишенным достаточных оснований. Повторю то, что писал об этом несколько лет назад. «Не под давлением Запада развалился Советский Союз, хотя за океаном и в Европе имелись мощные силы, всячески этому способствовавшие. Не под напором НАТО рухнул Варшавский договор. Не Соединенные Штаты и их друзья вынудили СССР спешно уйти из Восточной Европы на невыгодных для него условиях. Не Америка, Франция или Германия заставили наших лидеров совершить в перестроечные и постперестроечные годы массу неуклюжих «па», обернувшихся в итоге против России. Да, Советский Союз потерпел поражение. Но не в «холодной войне» с Западом,
длившейся четыре с лишним десятилетия, а в соревновании между тоталитарным социализмом и современным капитализмом, начавшемся в октябре семнадцатого года и продолжавшемся на протяжении трех четвертей века. Многие «мины замедленного действия», взорвавшие советскую экономическую и политическую систему, были заложены задолго до «холодной войны». И не иностранными диверсантами, а нашими собственными политиками.
Ставить знак равенства между «холодной войной» и соперничеством двух систем только на том основании, что один процесс оказался встроен в другой и тесно переплетен с ним, некорректно ни с политической, ни с исторической точек зрения» (Стрелецкий М. Проиграли ли мы «холодную войну»? // «Российская Федерация», 1995. — № 19. — С. 56. Максим Стрелецкий — один из псевдонимов автора этих строк).
Соколов В. В поисках Великой Российской Мечты // «Общая газета», 1824.01.1996.
Русская идея. Тезисы к VI Ежегодной конференции кафедры философии РАН. — М., 1992. — С. 23.
Трубецкой Е.Н. Старый и новый национальный мессианизм. — См.: Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. — М., 1994. — С. 334.
Россия, что бы там ни утверждали ее критики и противники, остается великой державой. Она является таковой уже в силу совокупного действия таких факторов, как геополитический статус; неординарный военно-ядерный потенциал; колоссальные природные ресурсы; уникальные интеллектуальные и духовные ресурсы, заложенные в науке и культуре; демографический потенциал. Интегральный критерий великодержавного статуса страны — ее способность оказывать преобразующее влияние на ход мировых событий и невозможность игнорирования мировым сообществом ее стратегических интересов.
С тревогой следят западные интеллектуалы за нынешней дискуссией о Русской идее. Большинство из наблюдателей склонно видеть в ней не более чем тривиальное проявление националистических настроений. Весьма показательна в этом отношении позиция бывшего министра экономики Германии и депутата бундестага графа Отто Ламбсдорфа, заявленная им в докладе «Россия и Германия: кто мы друг для друга?», прочитанном весной 1995 г. в Фонде Фридриха Наумана. «И, наконец, о «русской идее». Считаю этот миф (судя по контексту, понятие «миф» толкуется докладчиком плоско, просто как ложная конструкция. — Э.Б.) враждебным духу реформ и модернизации. Безусловно, главный его смысл в противопоставлении некоему собирательному образу «западного» человека, в противопоставлении русской духовности пресловутой западной алчности и погоне за наживой. Именно к этому можно свести эту немного плакатную словесную формулу» (Доклад О.Ламбсдорфа напечатан в «Независимой газете» от 20.04.1995). Подобного рода однобокая оценка превалирует среди западных, в том числе американских, интеллектуалов и сегодня.
В нашем обществе всегда бытовало представление, будто Америка по духу ближе России, чем Европа, и что было бы хорошо теснее сойтись, а то и подружиться с североамериканцами. Любопытны и показательны в этом плане мысли В.С.Печерина, оригинального русского публициста и философа прошлого века. «Пора России перестать младенчествовать и обезьянничать Франциею и Англиею. Ей должно идти самостоятельным путем практического материального развития. Наша тесная дружба с Северною Америкою есть одно из знамений времени. Может быть не в очень далеком будущем свет увидит две исполинские демократии — Россию на Востоке, Америку на Западе: перед ними смолкнет земля» (Печерин B.C. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). — В сб.: Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи. Meмуары современников. Под ред. И.А.Федосова. — М., 1989. — С. 307.).
Рогов С. Евразийский проект для России. Новые измерения русской идеи // «НГ-сценарии», 29.08.1996.
«...В России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока исто-рии — Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное» (Бердяев Н. Русская идея // О России и русской философской культуре. — М., 1990. — С. 44).
Едва ли не все участники дискуссии, искавшие любезную им «идею» на евроазиатском поле — а таковых было немало — предпочитали говорить о «евразийстве», не придавая, видимо, значения тому обстоятельству, что понятие это обозначает не бытийный статус и не качество субъекта, а прежде всего социально-философскую концепцию, рожденную в первой четверти XX в. усилиями П. Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого, Г.В. Вернадского и др.
Хотя ислам как религия не может сравниться по своей роли в становлении российского культурного генотипа с христианством, роль тюркских народов в этом процессе, равно как и в жизни российского общества, была и остается весьма сущест-венной. На проведенной в феврале 1995 г. в Москве научно-практической конференции, посвященной 1450-летию первого тюркского каганата (государства), высказывалась даже точка зрения (проф. Л. Кизласов), что славяне и тюрки образуют «евразийский становой хребет, на котором держится вся современная Россия от Балтики до Чукотки», и что одним из условий предохранения российского общества от распада является создание в нем такой атмосферы, при которой, по словам писателя Б. Бедюрова, никто не будет чувствовать себя «покоренным, насильно присоединенным или приведенным помимо воли под общий российский кров».
См.: Баталов Э. День демократуры // «Свободная мысль», 2000. — № 3.
Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. — Петербург, 1922. — С. 4.