ДРУЗЬЯ? СОПЕРНИКИ? ПАРТНЕРЫ?
Конечно, Русская идея и Американская мечта не могут служить базой для построения возможных сценариев внешней политики двух стран, включая их отношения друг с другом.
Речь идет не более чем о психологической, закрепляемой в поведенческих стереотипах, — назовем ее образно «генетической» — предрасположенности к определению рода восприятию и практическому действию, отчетливо проявляющимся в пределах относительно длительных исторических периодов.Русская идея ориентировала государство и общество на проведение имперской внешней политики. Это противоречило изначальной духовной природе русского мессианизма. Однако, как справедливо отмечает Н. Бердяев (и в этом он не одинок), «русское религиозное призвание, призвание исключительное связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя. Империалистический соблазн входит в мессианское сознание. Третий Рим представлялся как проявление царского могущества мощи государства, сложился как Московское царство, потом как империя и наконец, как
Третий Интернационал»84. Таким образом, миссия России перестает со временем восприниматься как чисто духовная (против чего протестовал В. Соловьев и некоторые другие русские философы) и приобретает дополнительные, выступающие порой на первый план политические обертоны с более или менее отчетливо выраженным силовым оттенком.
На проведение имперской политики, сопряженной с применением силы ориентировала, как мы видели, и Американская мечта, что, впрочем, тоже про-тиворечило ее изначальной природе.
Так что холодная война была не только противоборством двух социально-политических систем и двух военно- политических блоков, ведомых супердержавами. В известном смысле она была противоборством двух мессианизмов, двух глобальных сил, мнивших себя одна — «Градом на Холме», другая — «Третьим Римом».Будут ли Соединенные Штаты и дальше проводить политику, основанную на представлении о своей богоизбранности, «явном предначертании» и «миссии»? Еще каких-нибудь двадцать—тридцать лет назад казалось, что «американский век» (как окрестил XX столетие Генри Люс) исчерпан, и наступает конец
85
«американской исключительности» . «1970-е и 1980-е годы, — писал политический аналитик Северин Биалер, — знаменуют конец американской исключительности в осуществлении внешней политики. Эра неоспоримого американско-
86 тт
го превосходства на международной арене — позади» . Но сегодня ситуация иная. Опьяненные мнимой победой в холодной войне87, Соединенные Штаты вновь чувствуют себя на коне. И события последних лет, в частности агрессия (в рамках НАТО) против Югославии и пренебрежительное отношение к ООН, наводят на мысль, что международный курс «этой страны» в начале XXI в. будет, по всей вероятности, густо окрашен в тона силового мессианизма.
Возможны, разумеется, и альтернативные варианты. Но каким бы ни оказался реальный внешнеполитический курс Соединенных Штатов, какая бы из политиче-
u Т Ґ* и
ских партий ни доминировала на Капитолийском холме и лидеры какой бы ориентации ни поселялись чаще других в белом особняке на Пенсильвания-авеню, глубинная предрасположенность к тотальному мессианству не покинет Америку.
Жив и российский мессианизм. С той поры, как наша страна погрузилась в глубокий системный кризис, со всех сторон слышатся голоса с требованием решительно отмежеваться от «имперской политики» и поумерить «великодержавные притязания». Насколько обоснованы, разумны и бескорыстны подобного рода призывы — отдельный вопрос. Не вполне ясно, каким курсом будет следовать новое руководство страны на международной арене, как до сих пор не очень понятно, какой будет политика внутри государства.
Однако существуют императивы традиционной Русской идеи, которые не прислушиваются ни к каким голосам. Растворенные в национальной культуре, психологии и политической философии, ее архетипы будут и дальше — в каком бы положении ни оказалась страна и народ — ориентировать на восприятие событий, происходящих за пределами России (и на соответствующую поведенческую реакцию) не иначе, как сквозь призму традиционного мессианизма. В этом убеждены многие аналитики, оценивающие перспективы Русской идеи. «.Пресловутый «имперский», «мессианский» дух не оставил Россию. Он терпит временные унижения (как это было в свое время с японским, германским, американским духом), но никак не поражение. И слава Богу, ибо только он, засевший в генах каждого россиянина (независимо от паспортной национальности, вероисповедания, образования, ме-стожительства и пр.), не позволяет до конца смириться с развалом СССР и дела-
88
ет нестерпимой мысль о распаде России» .
При этом русский мессианизм сохраняет свою эсхатологическую окраску. Искомый абсолютный общечеловеческий идеал представал в разные эпохи то как объединение православных церквей, то как коммунистический интерна-ционал, то как всемирный союз социалистических республик. В каком виде явится он нашему взору завтра, не знает никто. Однако в любом случае «новая русская идея будет структурной модификацией все того же русского желания
89
осчастливить весь мир» .
Императивы традиционной Русской идеи и Американской мечты — и в первую очередь именно ориентация на мессианизм — делают проблематичными устойчивые дружеские отношения между Россией и Америкой по национально- государственной линии. Истинный Мессия, истинный Спаситель человечества «может быть только один»90. Два Спасителя — бессмыслица. Им тесно в мире. И если два великих народа, две великие державы91 — пусть они не провозглашают это публично или даже отрицают — внутренне «запрограммированы» на роль вселенского Мессии, споров и конфликтов между ними не избежать.
Впрочем, споры и конфликты в политике — явление нормальное и в некоторых своих формах, проявлениях и масштабах даже продуктивное, как утверждает современная конфликтология.
Не надо только без дела срывать кольт с бедра, или без нужды пугать соперника ядерным оружием. Сложившееся глобальное сообщество отличается беспрецедентной хрупкостью и потому любое неосторожное действие может вызвать цепь непредсказуемых и необратимых явлений, способных в итоге взорвать существующую миросистему и вызвать глобальный кризис.Не исключает ли эта хрупкость (прекрасно осознаваемая лидерами ведущих держав) претензии США и России на роль политического Мессии? Не понуждает ли она их к попыткам «поделиться» ответственностью за судьбы мира с другими членами международного сообщества? Подобная тенденция как будто налицо. Об этом свидетельствует, в частности, появление такого международного координационного института, как «семерка», превратившегося недавно в «восьмерку», которая со временем может преобразоваться в «девятку», а затем и в «десятку». Еще одно подтверждение данной тенденции — грядущее расширение числа постоянных членов Совета Безопасности ООН.
Однако вынужденный отход сильных мира сего — речь, разумеется, о государствах, а не лидерах — от классических, традиционных форм политического мессианизма не свидетельствует еще об исчезновении мессианистских ориентации и мессианистской политики как таковых. Ведь политический и культурный мессианизм — это не столько результат произвольного выбора, сколько задаваемое внутренней логикой исторического развития условие функционирования определенных политических образований — в первую очередь пассионарных национально-государственных систем (к ним принадлежат и пока еще процветающая Америка, и пока еще больная Россия) и мира в целом.
И еще один момент, который невозможно обойти вниманием. Россия всегда смотрела на Запад, включая США, с двойственным чувством. Она желала — тайно и явно — видеть себя органической частью этого самого Запада и прежде всего — «просвещенной Европы», и хотела, чтобы последняя со своей стороны признала «европейскость» России. Она пыталась подражать своим западным соседям (Гол-
ландии, Германии, Англии, Франции, позднее — Соединенным Штатам) в том или ином отношении, а то и просто копировать какие-то образцы западной цивилизации и культуры.
Однако раньше или позже, усвоив в переработанном (подчас до неузнаваемости) виде некоторые из зарубежных образцов или убедившись в их непригодности для России, стремилась «вернуться на круги своя», давая при этом понять — порой с вызовом! — что пойдет в истории собственным путем. Неудивительно, что Запад, в том числе и Америка, воспринимал (и воспринимает) Россию не просто как нечто странное и непонятное, но и как чуждую, даже враждебную силу, несущую с собой угрозу самому его существованию92.Ситуация, впрочем, смягчается тем обстоятельством, что в Русской идее совершенно отсутствует ориентация на враждебное отношение к другим народам и странам, а тем более на их подавление и порабощение. Напротив, в ней отчетливо звучит тема вселенского братства, единения, осуществление которого и составляет одну из граней миссии России.
Этот мотив отсутствует и в Американской мечте. Зато последняя пронизана духом прагматизма, который, с одной стороны, подталкивает к испытательным, подчас авантюрным «пробам», но с другой — при обнаружении «ошибки» (методом проб и ошибок), выступает в качестве тормоза, удерживающего государство и общество от бесполезных, разрушительных действий.
В итоге напрашивается вывод: несмотря на то, что Русская идея и Американская мечта не создают прочных оснований для устойчивой дружбы двух стран, они в то же время и не подталкивают их на путь вражды, чреватой взаимным уничтожением. Благо, что историческая память обоих народов не отягощена тяжелыми воспоминаниями о глубоких травмах, нанесенных другой стороной93.
Да, Америка и Россия - стратегические конкуренты и соперники. От этого никуда не уйти, что бы там ни говорилось на саммитах и дипломатических пере-говорах. Но, как убеждает история, конкуренция и соперничество вовсе не исключают совпадения тактических и даже стратегических интересов (прежде всего в рамках все обостряющихся глобальных проблем), а следовательно партнерских и даже союзнических уз. Так что спектр возможных вариантов развития отношений между Россией и Америкой достаточно широк. Каким именно окажется выбор — покажет время. Важно только не ошибиться, как это уже не раз случалось на протяжении последних десяти лет. А для этого необходимо исходить из верных посылок. И, прежде всего, помнить простую вещь: Америке и России друг друга не переделать, не победить и не отодвинуть локтем на периферию исторического процесса.