Хронология памятников новочеркасской группы

Дунайско-Днестровская подгруппа. В этом регионе исследовано 24 погребения новочеркасской группы. Для 20 из них удалось уточнить датировку.

Одним из древнейших является погребение в к.98б у с.

Первой половиной IX в. до н.э. можно датировать п.1 к.4 у с. Суворово, которое сопровождалось керамикой, аналогичной белозерской посуде (рис. 147, 13-14).

В погребении Холмское 2/3 найден бронзовый втульчатый наконечник стрелы с опущенными жальцами и довольно длинной втулкой (рис. 152, 4). Этот наконечник относится к редкому для предскифской эпохи типу, который находит ближайшие аналогии среди бронзовых двухлопастных наконечников стрел эпохи финальной бронзы Северного Причерноморья. Втульчатые двухлопастные наконечники с довольно длинной втулкой и опущенными жальцами известны из Васильевского могильника белозерской культуры (к.3, п.3), с поселения Суворово VI и из Златополя [Махортых 2003, с. 105]. Эти аналогии дают основание датировать холмское погребение первой половиной IX в. до н.э.

В комплексе из Слободзеи 3/3 найден многочисленный погребальный инвентарь, часть которого позволяет уточнить его возраст. Так, железный меч из рассматриваемого захоронения (рис.

Основной областью распространения таких наконечников ножен является Северный Кавказ, где в настоящее время их насчитывается 12 экземпляров. Имеющиеся в нашем распоряжении данные свидетельствуют о близком морфологическом сходстве известных бронзовых наконечников этого типа, что может объясняться относительной кратковременностью бытования моды на такой тип ножен. Для Северного Причерноморья время их бытования совпадает с началом черногоровской ступени (по А.И. Тереножкину), о чем свидетельствует меч из клада на Субботовском городище. В Центральной Европе они использовались в течении периода На В2/На В3, что подтверждает находка меча в п.169 могильника Брно-Обжаны, которое датируется концом IX - началом VIII вв. до н.э [Machortych 1998, s. 441].

С учетом этих датировок, северокавказские весловидные наконечники вряд ли являются более молодыми. Их количественное преобладание в Предкавказье, а также архаичность комплексов, в которых они были найдены, показывает, что северокавказские весловидные наконечники ножен относятся, главным образом, к раннему этапу предскифского периода. В этой связи интерес представляют находки из с. Герменчик в Кабардино-Балкарии.

Бронзовое кольцо со следами сработанности, найденное в Слободзее 3/3, сближается с такими предметами-индикаторами колесниц, как бронзовые кольца без привесок, среди которых выделяется несколько разновидностей [Эрлих 1994, с. 47, табл. 9]. Металлические кольца разного диаметра широко использовались и в составе такой принадлежности упряжи колесниц как кольца с подвижными привесками. В.Р. Эрлих жестко коррелирует подобные кольца с уздечкой “классического” Новочеркасского клада (последняя четверть VIII - первая половина VII вв. до н.э.), в период существования которого, по его мнению, появляются первые колесницы. В.Р. Эрлих считает, что в связи с этим назревает серьезная необходимость для передатировки некоторых древнейших “фрако-киммерийских” памятников IX в. до н.э. из Центральной Европы. Так, в кладе Прюдь (Венгрия) найдены бронзовые кольца с двумя привесками, что, по мнению В.Р. Эрлиха, заставляет датировать этот комплекс в пределах конца VIII - первой половины VII вв. до н.э. [Эрлих 1994, с. 63-64].

Этот вывод, однако, представляется мне спорным. Во-первых, основанием для определения возраста клада Прюдь концом IX в. до н.э. послужили, в первую очередь, местные бронзовые изделия типа

Хайдубесермени, относящиеся к периоду На В2 [Kemenczei 1981, р. 40, 41; Смирнова 1985, с. 34]. Во-вторых, упоминавшиеся выше кольцо и трехпрорезные пронизи, относящиеся к деталям упряжи колесниц, судя по материалам воинского погребения из Слободзеи, использовались ранними кочевниками Северного Причерноморья уже в IX в. до н.э.

Меч из Слободзеи относится к типу мечей с язычковой рукоятью (Griffzungenschwerter), которые получили широкое распространение в Европе в гальштатский период. Их рассмотрению посвящена обширная литература [Sprockhoff 1931; Cowen 1956; Schauer 1971; Kemenczei 1988; Kilian-Dirlmeier 1993].

Малочисленны железные мечи с язычковой рукоятью и в Центральной Европе. Близкие соответствия слободзейскому экземпляру известны в Словении (в комплексе находок из пещеры близ местечка Санкт Канзиан) и в Моравии (п.169 могильника Брно-Обжаны) [Szombathy 1912-13, s. 148, fig. 92; Stegmann-Rajtar 1986, s. 213, taf. 2/1]. Б. Тержан рассматривает мечи из Санкт- Канзиана и могильника Брно-Обжаны как свидетельство связей с Эгеидой, поскольку подобные мечи относятся к наиболее характерному для Греции типу, распространенному в первых веках 1 тыс. до н.э. [Terzan 1990, s. 60]. Необходимо также отметить, что наиболее близкие параллели мечу из Слободзеи известны в Македонии в курганном могильнике Вергина [Kilian- Dirlmeier 1993, s. 114, taf. 48, 358; 50, 367]. Слободзейский меч и мечи из курганов АГ Х! и 14 Вергинского могильника отличаются от основной массы мечей из Эгеиды и упомянутых выше экземпляров из Центральной Европы формой рукояти и перекрестия. Большинство мечей этого типа имели расширенную в средней части рукоять и дуговидные выпуклости в верхней части перекрестия. Меч из Слободзеи и его аналоги из Вергины имеют рукояти с параллельными сторонами и подромбическое перекрестие со слегка вогнутыми или ровными сторонами.

Приведенные факты определяют возраст п.3 к.3 Слободзеи в пределах IX в. до н.э. [Machortych 1998, s. 441; Яровой, Кашуба, Махортых 2002, с.322]. Более молодым является погребение 1 из этого же кургана. Оно сопровождалось кубком (рис. 138, 2), который по своей форме близок сосуду из слоя культуры сахарна-солончены на поселении Глинжень П (рис. 138, 3). Этот сосуд, как и основная часть сахарнянского культурного слоя, датируется второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э. [Гольцева, Кашуба 1995, с. 30, табл. ЫХ, 1]. Видимо, этим же временем датируется и п.1 из к.3 Слободзеи, тем более, что оно является впускным в курган, содержащий более раннее новочеркасское захоронение, относящееся к IX в. до н.э.

Вероятно, близким по времени к Слободзее 3/1 является п.3, исследованное на территории городища Новосельское П, чей возраст помогают определить сосуд и небольшой железный нож с черешковой рукояткой и горбатой спинкой (рис. 119, 10, 11). Последний находит близкие параллели среди предскифских захоронений VIII в. до н.э. Запрутской

Молдовы (Стойкань, п.58) и южного Побужья (Калиновка 1/2). Сосуд из п.3 Новосельского находит аналогии среди материалов поселения Главан V культуры сахарна-солончены [Кашуба 2000, с. 370, рис. XLV, 19]. Это поселение не относится к числу наиболее ранних или наиболее поздних сахарнянских памятников, что позволяет датировать его в пределах конца IX- первой половины VIII вв. до н.э. Соответственно, к этому же времени относится и п.3 с городища Новосельское П.

Костяной наконечник стрелы из п .4 на территории городища Новосельское П (рис. 119, 12) находит соответствия, преимущественно, в памятниках не позднее первой половины - середины VIII в. до н.э. Он и определяет время данного захоронения.

Погребение в к.97 у с. Парканы сопровождалось кубком (рис. 125, 10), орнамент которого находит аналогии в керамике поздних памятников культуры сахарна-солончены, в частности в тех объектах второго горизонта Алчедара Ш, которые не содержат шолданештскую керамику [Кашуба 2000, с.

Погребение в к.3 у с. Суклея сопровождалось корчажкой (рис. 149, 8), которую большинство авторов соотносит с сосудами второй ступени чернолесской культуры [Ильинская 1975, с. 138]. Она украшена типичным для них двухрядным орнаментом, в котором сочетаются гребенчатые оттиски с продолговатыми налепами [Тереножкин 1961, с. 80]. Это сходство позволяет датировать рассматриваемое погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Более молодыми являются захоронения, сопровождаемые кубками и кубковидными сосудами жаботинского типа. Так, орнамент кубковидного сосуда из погребения Дальник 1/1 (рис. 80, 2) находит аналогии в керамике поселения Жаботин, где широко применялась резная сетка для заштриховки орнаментальных подзон и композиции в виде нескольких не заштрихованных треугольников, расположенных в ряд [Покровская 1973, с. 184, рис. 9, 4].

Керамике Жаботина и Григоровки близок кубок из Каушан 1/2 (рис. 98,

2) , в орнаментации которого сочетаются S-видные отпечатки, налепы и резной орнаментальный пояс, в котором большие треугольные подзоны включают заштрихованные и не заштрихованные треугольники [Смирнова 1983, с. 61, рис. 1, 2; Покровская 1973, с. 184, рис. 9, 4; Daragan 2004, аЬЬ. 5, 11, 1].

Также в материалах Жаботинского поселения и близких ему по времени находках сосудов из курганов у с. Гамарня в Поросье находит соответствия орнамент кубков из п.9 к.1 у с. Огородное и п.5 к.1 у с. Маяки (рис. 114, 6; 121, 5) [Покровская 1973, с. 182, рис. 7, 17; Ильинская 1975, с. 134, рис. 16, 1; Ковпаненко 1981, с. 20, рис. 16, 1, 5; Daragan 2004, аbb. 33,1]. По своему орнаменту кубок из Пивденного 1/1 (рис. 125, 3) также близок керамике Жаботинского поселения и сосудам из киммерийского захоронения у с. Ольшана [Покровская 1973, с. 182, рис. 7, 19; Скорый 1999, с. 120, рис. 14, 41]. Сходство керамики перечисленных захоронений с посудой Жаботина, Григоровки, Ольшаны и Гамарни позволяет датировать их серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

В погребении Киркаешты 2/6 найден черпак с довольно высоким горлом и округлым приземистым туловом (рис. 99, 2). Подобные черпаки (тип П по типологии М.Т. Кашубы) типичны для наиболее поздних памятников культуры сахарна-солончены, которые распространились там в результате чернолесского влияния [Кашуба 2000, с.301, 314]. Аналогии орнаменту черпака известны в материалах позднечернолесского поселения Григоровка [Смирнова 1983, с. 61, рис. 1, 4; с. 65, рис. 4, 1]. Эти факты определяют возраст погребения из Киркаешт серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Комплекс из Петро долины 2/1 сопровождался черпаком (рис. 124, 8), сближающимся по форме с черпаками культуры сахарна-солончены из Поднестровья [Кашуба 2000, с. 302, рис. Х’УП, 5, 8]. Однако его орнамент по своим композициям находит аналогии в чернолесских памятниках Среднего Днестра [Крушельницька 1998, рис. 95, 4, 6]. В свою очередь, заполнение треугольников резной сеткой типично для Жаботина и синхронных ему поздних чернолесских памятников Поднестровья. Именно этот признак позволяет датировать погребение в Петродолине 2/1 серединой VIII - началом VII вв. до н.э. и связывать этот сосуд с традициями позднейших чернолесских памятников.

В захоронении Саицы 5/9 находился кубок (рис. 135, 8), который своей приземистой формой с широким и невысоким горлом, округлым туловом и большим плоским дном напоминает сосуды кизил-кобинской культуры (рис. 135, 9), происходящие с памятников начала ее второго периода [Колотухин 1996, с. 134, рис. 34, 1; с. 135, рис. 35, 8; с. 137, рис. 37, 1]. Комплекс из Хаджиллара 1/2 сопровождался горшком (рис. 151, 5), который авторы публикации также соотнесли с посудой кизил-кобинского поселения Холодная Балка [Агуль ников, Бабулич, Курчатов 2001]. Действительно, именно среди горшков упомянутого выше памятника имеются наиболее близкие формы с приземистым округлым туловом, очень широким дном и горлом (рис. 151, 6, 7) [Колотухин 1996, с. 139, рис. 39, 2, 4]. Опираясь на датировку Холодной Балки и синхронных ему поселений [Колотухин, 1996, с. 57], возраст захоронений в Хаджилларе и Саицах можно определять около начала VII в. до н.э.

Погребение в Сарате 10/13 сопровождалось импортным кувшином (рис. 137, 1), типичным для памятников культуры Басарабь, что определяет его возраст не позднее второй половины - конца VIII в. до н.э [Махортых 2003, с. 37].

Ажурная костяная бляха четырехлучевой формы из п .4 к.1 у с. Урсоая (рис. 150, 8) является довольно надежным хронологическим индикатором. Подобные бляхи появляются в киммерийских комплексах Восточной Европы на заключительном этапе предскифского периода после возвращения киммерийцев из переднеазиатских походов последней четверти VIII в. до н.э. [Ковпаненко 1966, с. 175, рис. 2, 11-14; Kossack 1994; Бруяко, Гизер, Дзиговский 1997, с. 47].

Южнобугская подгруппа. В этом регионе известно 13 новочеркасских захоронений. У всех у них удалось уточнить возраст.

К числу древнейших захоронений относится п .2 к.6 у с. Виноградный Сад, которое сопровождалось чашей (рис. 69, 5), близкой по форме чашам из белозерских памятников Северного Причерноморья (рис. 69, 7) [Лесков 1970, рис. 16, 9; Ванчугов, Субботин 1989, рис. 4, 5; Ванчугов 1990, рис. 29, 15 - 20; 30, 6, 7; Agulnikov 1996, p. 98, fig. 10, 4], а также горшком (рис. 69, 6), находящим аналогии в керамике белозерской культуры [Ванчугов, Субботин, Дзиговский 1992, рис. 19, 4]. Эти факты позволяют датировать захоронение первой половиной IX в. до н.э.

По погребальному обряду и набору инвентаря архаичным является и погребение в Новопетровке. Оно сближается с захоронениями белозерской культуры большой прямоугольной ямой, дно которой окрашено известью, деревянным перекрытием, столбовыми ямками и обкладкой стен деревом, южной ориентацией костяка и набором инвентаря, который включает янтарное ожерелье, золотые пронизь и браслет. Близкие погребальные сооружения, южная ориентация и подобные предметы инвентаря типичны для элитных белозерских памятников Северного Причерноморья [Ванчугов 1990, с. 50-55].

Из п.2 к.2 у с. Костычи происходит корчажка вытянутых пропорций (рис. 103, 2), которую исследователи относят к сосудам фракийского круга [Мелюкова 1979, с. 66; Гребенников, Елисеев, Клюшинцев 1984, с. 47]. Однако по своей форме она также сближается с сосудами эпохи поздней бронзы с поселения Тау-Кипчак в Крыму (рис. 103, 3) и кизил-кобинского поселения Таш-Джарган П [Колотухин 1996, рис. 29, 4, 7; Колотухин 2003, с. 126, рис. 59,

3] . По орнаменту рассматриваемая корчажка находит аналогии в нижнем слое Субботовского городища (рис. 103, 7). Указанные аналогии позволяют датировать погребение из с. Костычи IX в. до н.э.

Захоронение в Привольном 3/1 при публикации материалов предварительно было отнесено к эпохе поздней бронзы [Шапошникова, Бочкарев, Корпусова 1980, с. 55, 56]. Оно сопровождалось черпаком (рис. 128,

4) , аналогии которому известны в керамике Гордеевского могильника и наиболее ранних комплексах (пп.ѴІ и IX) могильника Алчедар культуры сахарна-солончены (рис. 128, 5, 6), которые датируются IX в. до н.э [Кашуба 2000, с. 390, рис. LХV, 11; LХI, 10]. Вероятно, в это же время было произведено и погребение в Привольном.

В Мефодиевке 1/4 найден горшок (рис. 115, 2), который ряд авторов относит к керамике фракийского круга [Гребенников, Елисеев, Клюшинцев 1984, c. 47]. Однако наибольшее сходство по форме и орнаменту в виде налепов он обнаруживает с посудой первой ступени чернолесской культуры (рис. 115, 3) [Тереножкин 1961, с. 62, рис. 36, 1]. Необходимо отметить, что ближайший мефодиевскому сосуд с Субботовского городища опубликован В.А. Ильинской [1975, рис. 22, 19] как керамика второй ступени чернолесской культуры, однако, судя по отчету о раскопках [Тереножкин 1955] это сосуд происходит с дна жилища 10, все материалы которого исследователи относили к первой ступени этой культуры. В пользу раннего возраста рассматриваемого сосуда свидетельствует и орнамент, включающий только налепы. Спаренные, как на сосуде из Мефодиевки, налепы также известны среди орнаментации керамики Субботовского городища [Тереножкин 1955, рис. 49, 4]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение в Мефодиевке первой половиной IX в. до н.э.

Более молодым является п.5 к.2 у с. Касперовка, из которого происходит кубок (рис. 98, 5), близкий по форме экземпляру из черногоровского захоронения Галагановка 1/4 (рис. 33, 2) и сосуду из поселения Глинжень П культуры сахарна-солончены [Гольцева, Кашуба 1995, табл. ХЫ, 6]. Двухярусный резной орнамент, где между тремя прочерченными линиями размещены перпендикулярные им короткие отрезки типичен, как для керамики второй ступени чернолесской культуры [Тереножкин 1961, рис. 41, 10; 51, 19], так и для сахарнянских памятников, синхронных Глинжени П [Кашуба 2000, с. 309, рис. ХХП]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение у с. Касперовка второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

В это же время, очевидно, было произведено и п.12 к.2 у с. Касперовка, в инвентаре которого имеется горшок тюльпановидной формы (рис. 98, 7). Наиболее близкие ему по форме и орнаменту сосуды известны в памятниках второго этапа чернолесской культуры [Тереножкин 1961, с. 62, рис. 36, 1; с. 74, рис. 49, 1].

Захоронение в Костычах 1/8 сопровождалось кубком со сложным резным орнаментом и округлыми налепами (рис. 103, 5). Подобные виды резного и налепного орнамента известны не в самых ранних памятниках культуры сахарна-солончены (рис. 103, 6) [Гольцева, Кашуба 1995, табл. 27; Кашуба 2000, с. 385, рис. ЬХ, 10]. Эти аналогии позволяют датировать рассматриваемое погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

К числу наиболее молодых новочеркасских захоронений Южного Буга относится п.2 к.4 у с. Благодатное, где найден тонкостенный, черноглиняный кубок без орнамента (рис. 56, 3). По своей форме он подобен

неорнаментированному кубку с поселения Григоровка (рис. 56, 4) [Смирнова 1983, с. 64, рис. 3, 11]. С этим кубком сближается и сосуд из п.1 к.4 у с. Яблоня. Опираясь на датировку Григоровки, эти погребения можно отнести к середине VIII - началу VII вв. до н.э.

В это же время, видимо, было произведено и второе новочеркасское захоронение в кургане у с. Благодатное (п.11), из которого происходит тонкостенный кубок (рис. 56, 7). Орнамент в виде трех линий, между которыми размещены короткие косые отрезки, был широко распространен в предскифских культурах лесостепной Правобережной Украины. Он известен для второго этапа чернолесской культуры [Тереножкин 1959, табл. П, 2], а также для наиболее поздних чернолесских памятников Днестра [Смирнова 1983, с. 63, рис. 2, 2], и не самых ранних памятников культуры сахарна- солончены [Кашуба 2000, с. 309, рис. ХХП]. Однако, использование точек в подобной композиции зафиксировано именно в Григоровке (рис. 56, 8) [Смирнова 1983, с. 63, рис. 2, 4]. Учитывая этот факт, захоронение в Благодатном 4/11 можно датировать серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

В п.1 к.4 у с. Ивановка найден кубковидный сосуд (рис. 91, 6), который по орнаменту сближается с жаботинскими композициями, состоящими из косых лент, заполненных внутри группами горизонтальных резных линий и вписанных друг в друга треугольников [Ковпаненко 1981, рис. 44, 1]. Орнамент в виде подобных косых лент известен и на позднейшей столовой посуде культуры сахарна-солончены (рис. 91, 7) [Кашуба 2000а, с. 151, рис. 9, 14]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение у с. Ивановка серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

В п.6 к.1 группы Ш у Новой Одессы обнаружен кубковидный сосуд (рис. 116, 7), который по своему орнаменту сближается с керамикой поселения на Тарасовой Горе [Ильинская, Тереножкин 1972]. Опираясь на эти параллели, рассматриваемое погребение можно датировать серединой - второй половиной VIII в. до н.э.

Крымская подгруппа. В Крыму найдено 10 новочеркасских захоронений. У восьми из них удалось уточнить возраст.

Наиболее древним является захоронение в Шалашах 9/3, которое сопровождалось чашей (рис. 155, 2). В Крыму аналогичные сосуды представлены в могильниках Донское и Суучхан, которые датируются самым концом бронзового века [Колотухин 1996, с. 122, рис. 22, 3; с.123, рис. 23, 3]. Архаичный возраст рассматриваемого захоронения подтверждает и находка медной подвески петлевидной формы (рис. 155, 3), сближающейся с

украшениями белозерской культуры [Ванчугов 1990, с. 88, рис. 37, 9-11), а также материалами архаичного черногоровского комплекса Танковое 9/4 и могильника Дружное 1 в Крыму [Колотухин 1996, рис. 48, 15; Махортых 2004а, рис. 3, 8]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение из Шалашей первой половиной IX в. до н.э.

Более молодым является комплекс из Марьино 2/1, который сопровождался черпаком (рис. 114, 4), близким по форме черпаку из п.УШ могильника Алчедар в Поднестровье (рис. 114, 5) [Кашуба 2000, с. 391, рис. LХVI, 7]. Это захоронение относится к среднему периоду существования могильника, который в целом датируется IX - серединой VIII вв. до н.э. [Кашуба 2000, с. 400]. Опираясь на эти данные, возраст погребения в Марьино можно определить в пределах второй половины IX - начала VIII вв. до н.э.

Шаровидные каменные навершия с просверленными цилиндрическими отверстиями подобные экземпляру из Лугового 2/2 являются довольно редкими находками в погребальных памятниках предскифского периода (рис.

108, 3). Целая и половинка каменной булавы выявлены при раскопках Николаевского и Кубанского могильников в Закубанье [Анфимов 1975, с. 43]. Находки каменных наверший булав известны также в двух воинских погребениях Сержень-Юртовского (пп.16 и 53) могильника на СевероВосточном Кавказе. Однако они, как и некоторые другие северокавказские находки, например, с Урупа или п.15 Белореченского 2 могильника, отличаются от крымской булавы сферической формой [Козенкова 2002, с. 92. табл. 11, 4; 43, 1]. Целые и/или бракованные экземпляры каменных наверший булав известны также на бытовых предскифских памятниках Северного Кавказа (Сержень-Юрт), лесостепного Поднепровья (Субботово, Жаботин) и Крыма (Уч-Баш) [Тереножкин 1976, рис. 65, 2; Дараган 2004а, с. 49, рис. 7,3]. Именно последняя находка, выявленная на памятнике раннего этапа кизил- кобинской культуры, обнаруживает большее сходство с булавой из погребения у с. Лугового. Этот факт позволяет предположить, что захоронение у с. Луговое совершено в IX в. до н.э.

Захоронение в Суворово 10/2 сопровождалось чашей (рис. 148, 2), наиболее близкой по своей форме чаше с поселения Кизил-Коба (рис. 148, 3). Учитывая дату последнего [Колотухин 1996, с. 55], рассматриваемое захоронение можно датировать второй половиной IX - началом VIII вв. до н.э.

К этому же времени относится и комплекс из Танкового 9/6, в котором найдена корчажка (рис. 149, 2), по своей форме сближающаяся с сосудами с поселения Таш-Джарган 2 (рис. 149, 3), синхронного Кизил-Кобе [Колотухин 1996, с. 129, рис. 29,4,7].

Костяные ромбовидные с вырезом в основании наконечники стрел близкие находке из Орлянки 1/1 (рис. 122,4) имеют аналогии как среди черногоровских (Васильевка 1/3, Высокая Могила п.5, Кисличеватое 4/7, Красное 5/3, Мелитополь 2/3), так и в новочеркасских комплексах юга Восточной Европы (Александровка ХУП 1/1, Соколово 5/9, Царский 39/4).

Наконечники аналогичной формы найдены на древнейших предскифских кизил-кобинских (Уч-Баш, Кизил-Коба) и сахарно-солонченских (Цахнауцы) поселениях Крыма и Молдовы, а также на лесостепных чернолесских городищах второй ступени ее развития [Тереножкин 1961, с. 95, рис. 66; Мелюкова 1982, с. 11, рис. 5; Колотухин 1996]. Опираясь на эти аналогии захоронение из Орлянки следует датировать IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Каменные и реже металлические молотки близкой к выявленному в Зеленом Яре 5/1 формы (рис. 88, 6) известны в раннекочевнических, главным образом, черногоровских погребениях Северного Причерноморья и Предкавказья (Звонецкое 15/2, Калиновка 1/2, Ставрополь, Садовый 6/1 и др.). Кроме степных захоронений в Звонецком 15/2 и Калиновке 1/2, ближайшие аналогии рассматриваемому топору известны в памятниках Центрального Предкавказьея VIII в. до н.э. (Кисловодская мебельная фабрика, п.4, Белореческий 2-й могильник, п.3 и др.) [Дударев 1999, рис. 31, 4, 8].

Наиболее молодым новочеркасским памятником Крыма является захоронение в Зольном 1/10 (рис. 92; 93). Выявленные в нем предметы вооружения (железный меч, колчанный набор) и уздечный комплект представленный «классическими» новочеркасскими деталями упряжи (трехпетельчатые псалии, бляхи, лунницы) позволяет относить его к заключительному этапу предскифского периода и датировать концом VIII - началом VII вв. до н.э. [Щепинский 1962, с. 64; Махортых 1994, с. 49; Скорый 1999, с. 59].

Приднепровская подгруппа. В бассейне Днепра известно 38 новочеркасских захоронения. Удалось уточнить возраст более 30 из них.

Одним из наиболее древних можно считать погребение в Верхнетарасовке 52/2 сопровождающееся кубком (рис. 66, 5), который по своему широкому цилиндрическому горлу, небольшому плоскому дну и округлому тулову близок посуде белозерской культуры [Agulnikov 1996, p. 111, fig. 23, 2, 7; Ванчугов 1990, с. 77, рис. 30, 11]. Указанное сходство позволяет датировать погребение из Верхнетарасовки первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится и захоронение в Видножино 1/3, где найден горшок (рис. 66, 2), который, по мнению исследователей, генетически связан с традициями белозерской культуры [Бокий, Горбул, Отрощенко 1991, с. 180]. Действительно, своей формой он очень близок сосуду из

Кочковатовского могильника (рис. 66, 3) [Ванчугов 1990, с. 76, рис. 29, 6].

Сближается с посудой белозерской культуры [Кубышев, Черняков 1986, с. 147, рис. 6, 6] и кубковидный сосуд из захоронения Зеленый Луг 3/6 (рис. 88, 2, 4). Однако, его орнамент аналогичен тому, что украшал керамику наиболее раннего памятника культуры сахарна-солончены - поселения Цахнауцы (рис. 88, 3) [Кашуба 2000, с. 334, рис. ХХХП, 13]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение из Зеленого Луга первой половиной IX в. до н.э.

В это же время было произведено и захоронение в Лиманцах 3/3, из которого происходит горшок (рис. 109, 8), также имеющий прототипы в посуде белозерской культуры [Отрощенко 1986, с. 135]. С сосудом из белозерского п.1 к. 10 у с. Сивашовка Херсонской области [Отрощенко Шевченко 1987, с. 135, рис. 2, 9] сходен и лепной сосуд из погребения в Первомаевке 3/4 (рис. 124, 5, 6). В керамике белозерского захоронения Атманай 5/1 [Отрощенко, Шевченко 1987, c. 139, рис. 5, 2] находит аналогию кубок с цилиндрическим горлом и округлым туловом из Никополя 2/5 (рис. 117, 2). Комплекс из Орджоникидзе 2/16 сопровождался кубком (рис. 121, 8), который по своей форме напоминает сосуд из черногоровского захоронения Андрусовка 1/5. Последний, в свою очередь, близок по форме белозерской посуде. Указанные аналогии определяют возраст перечисленных выше новочеркасских захоронений степного Поднепровья около первой половины IX в. до н.э.

В комплексе из Головковки 6/13 найден кубковидный сосуд (рис. 78, 7), по своей форме и орнаменту близкий сосуду первой ступени чернолесской культуры из Андрусовки [Ильинская 1975, с. 126, рис. 13, 4], а также керамике поселения поздней бронзы Тау-Кипчак в Крыму [Колотухин 2003, с. 127, рис. 60, 15]. Опираясь на эти аналогии, рассматриваемое погребение можно датировать первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится и захоронение в Каменке 5/15, которое сопровождалось корчажкой (рис. 95, 8), близкой по форме корчагам из нижнего слоя Субботовского городища (рис. 95, 9) [Тереножкин 1961, с. 61, рис. 35, 1]. В орнаментации керамики первой ступени чернолесской культуры известны и валики, подобные тому, что украшали плечики корчажки из Каменки [Тереножкин 1961, с. 57, рис. 30, 3]. Среди керамики из землянки 5 нижнего слоя Субботова [Тереножкин 1961, с. 49, рис. 25, 7] находит аналогии и чашечка из Пришиба 30/19.

Фрагменты лощеного кубка с высоким горлом, расширяющимся к крутым плечикам, найдены в Ясиноватом 19/1 (рис. 157, 5). Сосуды подобной формы известны в черногоровском захоронении Шированка 4/1 и новочеркасском комплексе из Глиного (рис. 76, 4; 155, 5), а также в могильнике Мезёчат [Patek 1993, p. 43, аЬЬ. 30, 9; p. 44, аЬЬ. 31, 30]. Эти комплексы датируются IX в. до н.э., вероятно, в это же время было произведено и ясиноватское погребение.

Как подражание «гальштатской» керамике IX в. до н.э., в том числе из предскифских погребений Мезёчата [Patek 1993, p. 43, аbb. 30, 9] и Шированки 4/1 может рассматриваться чернолощеная корчажка из Чечелиевки 2/4 (рис. 154, 7). Их общими чертами являются довольно широко открытый венчик, меньшее по диаметру дно с небольшим поддоном, горло, расширяющееся в сторону крутых, высоко расположенных плечиков. Это сходство позволяет датировать погребение из Чечелиевки IX в. до н.э.

Более молодым является комплекс из Аккерменя 19/5, сопровождавшийся горшком со сливом, украшенным линией ямок под венчиком (рис. 47, 12). Ямки под венчиком типичны для керамики второй ступени чернолесской культуры Правобережья Днепра [Тереножкин, 1961, с. 63]. В лесостепном Левобережье орнаментация наколами отмечена на позднечернолесской керамике поселений Хухра и Ницаха [Ковпаненко 1967, с. 35, 41, рис. 14, 1-4, 6, 7; 17, 2-6]. Синхронизация захоронения в Аккермени 19/5 с памятниками второй ступени чернолесской культуры позволяет датировать его второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

В керамике второй ступени чернолесской культуры из Субботовского городища [Тереножкин 1961, с. 62, рис. 36, 3; с. 74, рис. 49, 1] находит аналогии и слабо профилированный горшок с ямками под венчиком из Богдановки 2/4 (рис. 54, 6). Проколы под венчиком обычны также для более молодых позднечернолесских памятников Поднестровья [Смирнова 1984, c. 47, рис. 4, 14]. Однако в Поднестровье преобладают горшки вытянутых пропорций, в то время как сосуд из Богдановки 2/4 имеет более приземистую форму, близкую чернолесской посуде.

Второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э. можно датировать и кубковидный сосуд из захоронения в Куте 32/7 (рис. 104, 8). По своей форме и резному орнаменту из трех горизонтальных линий, пространство между которыми заполнено диагональными линиями он сближается с посудой из Калантаево [Покровская, Ковпаненко 1959].

Захоронение из Пришиба 25/25 включало кубковидный сосуд (рис. 129, 3). Его резной орнамент состоял из трех горизонтальных линий, пространство между которыми было заштриховано диагональными линиями. Ниже свисали заштрихованные треугольники. Подобная орнаментация типична для керамики второй ступени чернолесской культуры [Ильинская 1975, с. 124, рис. 12], что позволяет датировать погребение из Пришиба второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Комплекс из Балки 1/1 сопровождала корчага (рис. 52, 2), которая по своей форме (узкое высокое горло с резко отогнутым венчиком, раздутое тулово и небольшое плоское дно) и прочерченному орнаменту близка сосудам из пп. 38 и 49 могильника Зандак в Предкавказье (рис. 52, 3, 4) [Марковин 2002, с. 73, рис. 51, 11; с. 88, рис. 63, 10]. Эти захоронения по набору сопровождающего инвентаря датируются IX - первой половиной VIII вв. до н.э. Помимо керамики, эта дата подтверждается и выявленными в погребениях Зандака металлическими изделиями: архаическими уздечными

принадлежностями новочеркасского типа, бронзовой булавой, кинжалом, украшениями, а также кремневыми вкладышами для составного серпа [Махортих 1992, с. 27, рис. 3].

Аналогии в Предкавказье находит также кувшин из Звонецкого 2/10 (рис. 84, 2, 3). По своей форме и расположению небольшой ручки на тулове он сближается с сосудом из п.2 могильника Фарс [Лесков, Эрлих 1999, с. 99, рис. 7, 7]. По набору узды это погребение относится к ранней хронологической группе и датируется в рамках конца IX - первой половины VIII вв. до н.э.

Одним из наиболее молодых новочеркасских захоронений Поднепровья является захоронение из Васильевки 1/8, которое сопровождалось двумя кубками (рис. 61, 11, 12). Уточнить его хронологию помогает

орнаментированный кубок, у которого почти вся поверхность тулова покрыта широким поясом резного орнамента. Он включает такие элементы декора как крестовидное деление орнаментальной зоны и вертикально расположенные заштрихованные треугольники. Подобная орнаментация характерна для посуды Жаботинского поселения [Ильинская 1975, с. 134, рис. 16, 1, 5], что позволяет датировать погребение из Васильевки серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

По своей орнаментации и форме близки керамике Жаботина и кубку из к.375 у с. Константиновка [Ильинская 1975, с. 140, рис. 20, 8; табл. ХѴф 4] чернолощеные кубки из комплексов Кут 8/12 и Показовое 5/2 (рис. 104, 9; 126,

7).

Захоронение из Софиевки 40/2 сопровождалось кубковидным сосудом (рис. 146, 1), который по форме и орнаменту находит аналогии в посуде из Ольшаны [Скорый 1999, с. 120, рис. 14, 41]. При этом резная сетка, которой заштрихованы треугольные зоны на сосуде из Софиевки, типична для жаботинской керамики, что, вместе с аналогией в Ольшане, позволяет датировать это захоронение серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Из п.25 к.4 у с. Пришиб происходит кубок, орнамент которого в виде широкой полосы размещается на большей части тулова (рис. 128, 2). Его композиция близка орнаменту столовой посуды жаботинско-раннескифского времени Днепровского лесостепного Правобережья [Вязьмитіна, Покровська 1956, табл. I, 2; рис. 5; Ильинская 1975, табл. 11, 4; 19, 5], что и определяет его дату в пределах от середины VIII до начала VII вв. до н.э.

Корчажка, связанная с захоронением в Малокатериновке 2/8 (рис. 112, 2), по своей форме (высокие крутые плечики, широкое и высокое горло, маленькое дно) также сближается с сосудами поселения Жаботин [Ильинская 1975, с. 134, рис. 16, 1, 2]. В жаботинской посуде находит соответствие и орнамент, который включает сочетание прочерченных линий с короткими насечками, а также сложные сочетания треугольников, ромбов и заштрихованных полос. По этим же признакам своего декора обнаруживает сходство с жаботинской посудой и корчажка из комплекса Мамай-Гора 161/8 (рис. 113, 2,3), а также кубковидный сосуд из погребения 14 в кургане Дубовая Могила (рис. 82, 10). По своей форме корчажку из Малокатериновки 2/8 и сосуды Жаботинского поселения напоминает корчажка из Ясиноватого 27/3 (рис. 157, 2), что также позволяет датировать это захоронение второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

Комплекс из Великой Александровки 1/1 сопровождался кубком, двумя корчажками и пятигорлым сосудом. Неорнаментированная корчажка (рис. 63, 4) по своей форме наиболее близка сосуду из предскифского погребения Красногоровка на Нижнем Дону [Потапов 1999, с. 63, рис. 1, 10]. Корчажка с четырьмя выступающими налепами и резным орнаментом (рис. 64, 2) является редкой находкой в Северном Причерноморье. Наиболее близкие формы посуды с такими же налепами характерны для Балкано-Дунайского региона. В Болгарии и Румынии их иногда называют “букель-керамика” и сопоставляют с керамикой из слоя VH В2 Трои [Кубышев, Полин, Черняков 1985, с. 148]. Вместе с тем ближайшие соответствия по общей композиции, деталям, расположению резного орнамента рассматриваемая корчага находит в керамике жаботинского типа [Ильинская 1975, с. 132, рис. 16, 3]. С жаботинской посудой, также, объединяет использование резной сетки для заполнения орнаментальных фигур.

Чернолощеная пятигорлая корчага (“кернос”) из этого же захоронения является уникальной находкой для Поднепровья (рис. 63, 2). Обломки близких ей сосудов найдены на поселениях Комаров и Жаботин в Днепровском лесостепном Правобережье. Помимо этого, чернолощеный сосуд с тремя горловинами, петельчатой ручкой и туловом украшенным каннелюрами происходит из предскифского погребения у с. Андрушивка Житомирской области [Шевченко 2004, с. 102]. В целом, форма приземистой корчаги в сочетании с черным лощением поверхности и применением косых каннелюр характерна прежде всего для культур фракийского гальштата Подунавья. Чисто фракийским явлением можно считать оформление дополнительных четырех горлышек венчиками в виде сердцеобразных овалов. Особенно широко применялось такое оформление на керамике гава-голиградского культурного комплекса. Встречается оно и на посуде Ме диаша в Трансильвании, могильника Фериджеле в Олтении [Кубышев, Полин, Черняков 1985, с. 148]. Находки отдельных круглотелых сосудов с несколькими горловинами в раннем железном веке встречаются и на территории Венгрии [Kovacs 1977, рі. 91, 5; 97, 5, 7]. Приведенные выше аналогии позволяют датировать комплекс из Великой Александровки 1/1 серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Кухонный горшок из Никополя 3/10 (рис. 117, 4) по форме и орнаментации наиболее близок позднечернолесским горшкам с поселения Днестровка (рис. 117, 5, 6), где значительный процент составляют сосуды тюльпановидного профиля, украшенные округлыми или семечковидными вдавлениями [Смирнова 1982, с. 41, рис. 6, 9]. Указанные аналогии позволяют датировать это захоронение второй половиной VIII в. до н.э.

Кубковидный сосуд из Чернобаевки (рис. 153, 8) своей формой и оригинальным орнаментом сходен с кубками поселения Холодная Балка в Крыму, относящегося к началу второго этапа кизил-кобинской культуры, то есть ко второй половине VIII - началу VII вв. до н.э. [Колотухин 1996, с. 57, 137, рис. 37, 12, 16]. Этим же временем можно датировать и погребение в Чернобаевке.

Два серолощеных кувшина с носиками-сливами найдены в комплексе из Рыбасово 6/1 (рис. 136, 10, 11). Прямые аналогии этим кувшинам в степных киммерийских погребениях отсутствуют, однако связь этих сосудов с гальштатской керамикой не вызывает сомнений. Преобладание каннелюр в орнаментике является характерным для керамического комплекса группы Шолданешты в Молдове. По мнению А.И. Мелюковой, именно на шолданештском этапе, начало которого она датирует второй половиной VIII в. до н.э., вошли в употребление кувшины с высоким горлом и туловом, украшенные каннелюрами [Мелюкова 1989, с. 20]. Шолданештская группа, в свою очередь, имеет много общего в орнаментации посуды с посудой Добруджи из районов городов Русе, Шумена и Варны [Тончева 1975, с. 44, 4647; Лапушнян 1979]. По данным А. Вульпе, значительное число каннелированной посуды известно и в культуре Басарабь [Vulpe 1986, s. 69]. Среди керамики этой культуры, найденной на позднечернолесских памятниках Среднего Поднестровья (Григоровское городище), есть черпаки украшенные по такой же схеме: по тулову вертикальными, а по горлу горизонтальными каннелюрами [Смирнова 1985, с. 40, рис. 3, 6; Мельник, Ромашко 1990, с. 73]. Скорее всего, сосуды из погребения у пос. Рыбасово следует связывать с очерченным выше кругом памятников и датировать серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Погребение 2 Высокой Могилы (рис. 71) на основании выявленного в нем богатого вещевого инвентаря хорошо коррелируется с киммерийскими памятниками Днепровского лесостепного Правобережья [Скорый 1999, с. 62] и может быть датировано концом VIII - началом VII вв. до н.э.

Погребение, исследованное в окрестностях с. Большемихайловка, на основании выявленной в нем бронзовой поясной подвески (рис. 54, 7) следует относить к заключительному этапу предскифского периода. Большая часть подобных находок выявлена на Северном Кавказе, где они известны, преимущественно, в Центральном Предкавказье (Экчиваш, п.4; Мебельная фабрика, п.15; Клин-Яр П, п.4; Клин-Яр Ш, пп. 82, 95, 184, и др.), а также в Закубанье (Ахтырский лиман, п.35, Николаевский, п.46; Фарс, п.9; Холмский, к.2, комплекс 1) [Беглова, Сорокина, Орловская, 1997, рис. 2, 8, 9; Василиненко, Кондрашев, Пьянков 1993, рис. 13, 20, 22; Лесков, Эрлих 1999, рис. 12, 6, 8; Флеров, Дубовская 1993]. Еще одна находка этого типа происходит из п.38 могильника Зандак на территории Северо-Восточного Кавказа [Марковин 2002, рис. 52, 2-4, 8, 9]. Появление подобных подвесок, зачастую состоящих из двух частей, одна из которых (наконечник) имеет вытянутую усеченно-коническую форму, а другая представляет собой ворворку в виде массивного кольца с цилиндрической муфтой, относится к IX - VIII вв. до н.э. (могильники Зандак, п.38, Мебельная фабрика, п.15, Экчиваш, п.4) [Махортих 1992, с. 27]. Вместе с тем, ближайшие соответствия большемихайловской бронзовой подвеске по приплюснуто-сферическому оформлению ее верхней части и узкому двойному утолщению-ободку в основании наконечника известны среди материалов п.4 могильника Индустрия (Пятигорье) и Старшего Ахмыловского могильника, пп. 240, 465 и др. (Поволжье) не выходящих за рамки второй половины VIII - начала VII вв. до н.э [Виноградов, Дударев, Рунич 1980, рис. 7, 5; Патрушев, Халиков 1982, табл. 42, 2б; 76, 1а, л].

Орельско-Самарская подгруппа. В бассейнах Самары и Орели известно шесть новочеркасских погребений. Уточнить удалось возраст пяти из них.

Наиболее древним является п.3 к.2 группы ХХУ[ у с. Бузовка, сопровождавшееся кубковидным сосудом (рис. 59, 5), близким по форме и орнаменту сосудам белозерской культуры из Чернянского могильника на Херсонщине (рис. 59, 3, 4) [Кубышев, Черняков 1986, с. 147, рис. 6, 4, 6]. Эти аналогии позволяют датировать рассматриваемое погребение первой половиной IX в. до н.э.

Чернолощеный кубок, сопровождающий погребение в Лычково 2/2 (рис. 108, 7), О.Р. Дубовская [1997, с. 189] включает, наряду с Бузовкой 2/3, Огородным 2/2, Красной Поляной, в группу кубков и кубковидных сосудов с чертами влияния северокавказского керамического центра, которые якобы появляются в степи еще на черногоровском этапе в скорченных погребениях [Дубовская 1994, с. 22-24, рис. 4, 75-77]. Однако своей формой кубок из Лычково 2/2 более близок сосуду из белозерского погребения в могильнике

Казаклия (рис. 108, 9) [Agulnikov 1996, р. 99, fig. 11, 5]. В этой же культуре находит аналогии и орнамент в виде прочерченных линий в верхней части плечиков, свисающих треугольников и тройных линий, а также налепов близкой формы (рис. 108, 10) [Agulnikov 1996, р. 101, fig. 13, 2; p. 102, fig. 14, 4]. Приведенные аналогии позволяют датировать погребение из Лычково 2/2 первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится и погребение в Соколово Ш 5/9, которое сопровождалось лощеным кубком (рис. 145, 14). Ближайшие соответствия ему по форме (раздутое приземистое тулово, небольшое плоское дно, довольно высокое плавно отогнутое горло, уступом переходящее в крутые плечики) известны среди сосудов белозерской культуры Васильевского могильника и п.57 Широчанского некрополя (рис. 145, 15) [Ванчугов, Субботин 1989, с. 61, рис. 4, 2, 12].

Близкую датировку имеет и п.2. к.1 группы IV у с. Соколово, в котором найден чернолощеный кубок (рис. 143, 10), близкий белозерским сосудам (рис. 143, 11) [Евдокимов 1999, с. 102, рис. 3, 8; Ванчугов, Субботин 1989, с. 60, рис. 4, 12; Agulnikov 1996, p. 110, fig. 22, 6].

Наиболее молодым в Орельско-Самарском ареале памятников является комплекс из Богдановки 5/3, где найдена корчажка по своей форме и расположению орнамента в виде узкой полосы в сочетании с налепами (рис. 59, 2), напоминающая сосуд из Ольшаны [Скорый 1999, с. 120, рис. 14, 42]. По заполнению орнаментального пояса резной сеткой корчажка из этого погребения находит аналогии в керамике памятников типа Жаботина. Указанные параллели позволяют датировать захоронение в Богдановке серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Восточноукраинская подгруппа. В этом регионе известно пять новочеркасских захоронений. Удалось уточнить возраст четырех из них.

Кухонная чаша из Куйбышево 1/9 находит аналогии в керамике эпохи поздней бронзы Северного Причерноморья (рис. 107, 9, 10) [Лесков 1970, с. 16, рис. 9, 9-19; Отрощенко 2001, с. 274, рис. 28, 1, 3], в частности в банках второго типа Кировского поселения в Крыму, которые имеют слабо выраженное горло, высоко расположенное плечо, плавно переходящее в нижнюю, вытянутую половину тулова и плоское дно. Это сходство позволяет датировать захоронение в Куйбышево 1/9 первой половиной IX в. до н.э.

Комплекс из Кременевки 3/9 сопровождался черпаком, который по невысокому горлу, округло биконическому тулову и слегка вогнутому дну близок черпаку из погребения у с. Кайлов, относящегося ко второй ступени чернолесской культуры (рис. 106, 8, 9) [Ильинская 1975, с. 117, рис. 10, 9]. Эта аналогия позволяет датировать погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Более молодым в рассматриваемой подгруппе является комплекс Астахово I, 3/11, корчажка из которого по своей форме (рис. 53, 4) близка сосудам из черногоровского погребения у с. Ленинское 2/1 в Крыму и новочеркасского захоронения Великая Александровка 1/1 на Ингульце. Их объединяют раздутое тулово и довольно стройное цилиндрическое горло с отогнутым венчиком. Все они также близки сосуду из к.48 могильника Фарс в Закубанье, возраст которого авторы публикации определяют первой половиной VII в. до н.э [Лесков, Эрлих 1999, с. 135, рис. 43, 5; с. 154, рис. 62]. Опираясь на датировку этого погребения и комплекса из Великой Александровки 1/1, захоронение в Астахово 3/11 можно датировать второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

К этому же времени относится и захоронение в Васильевке 1/25, где найдена костяная застежка, аналогичная по форме застежкам из пп. 2 и 5

Высокой Могилы (рис. 62, 3; 71, 5; 73, 42). Опираясь на их датировку, погребение в Васильевке 1/25 можно датировать в рамках второй половины VIII - начала VII вв. до н.э.

5.2.