Хронология памятников черногоровской группы

Крымская подгруппа. В Крыму известно 13 черногоровских погребений, материалы 11 из которых дают основания для уточнения их датировки.

Возраст п.7 к.7 у с. Астанино определяет сопровождавший его кубковидный сосуд (рис.

Близкую дату имеет и комплекс из Владимировки 2/10, где была найдена корчажка, украшенная по плечикам налепными вертикальными валиками (рис. 68, 6). По мнению В.А. Колотухина, этот сосуд имеет типологические параллели как в степных черногоровских погребениях, так и среди ранней кизил-кобинской керамики горного Крыма [Колотухин 2000, с. 19]. Приуроченность использования рельефного орнамента к древностям эпохи поздней бронзы и наиболее ранним памятникам раннего железного века заставляет датировать погребение из Владимировки первой половиной IX в. до н.э. Архаичный возраст захоронения подтверждает и короткий толстый оселок, близкий по своей форме оселкам белозерской культуры (рис. 68, 4).

Корчажка из Изобильного 2/9 по своей форме (рис. 94, 32) наиболее близка сосудам первой ступени чернолесской культуры с Субботовского городища [Тереножкин 1961, рис. 35, 2]. Фигурные налепы без сопутствующих элементов декора также характеры для керамики первой ступени этой культуры, обогащаясь на второй ступени - зубчатым или резным орнаментом.

Погребение из Изобильного 3/3 сопровождалось толстым овальным в сечении оселком и маленькой перстневидной подвеской (рис. 94, 33, 34). Оселок по своей толщине, лишь немногим уступающей ширине, сближается с экземплярами, типичными для белозерской культуры. Среди украшений этой культуры находит аналогии и подвеска [Тощев 1984, с. 26, рис. 2, 9]. Эти факты позволяют датировать погребение из Изобильного 3/3 первой половиной IX в. до н.э.

Кубок из захоронения в Колосках 7/12 (рис. 101, 3) находит аналогии в белозерской керамике [Отрощенко, Шевченко 1987, с. 139, рис. 5, 2], что определяет возраст этого комплекса первой половиной IX в. до н.э.

Близким является и возраст погребения Рюмшино 1/3, где найдена корчажка удлиненных пропорций с тремя косыми валиками на плечиках (рис. 136, 3). Типологически близкие сосуды (рис. 136, 8, 9), в том числе и с рельефным орнаментом, известны на поселении Тау-Кипчак эпохи поздней бронзы Крыма [Колотухин 2003, с. 126, рис. 59, 3]. Подобный орнамент имеется и на керамике поселения Кизил-Коба [Колотухин 1996, с. 125, рис. 25, 17]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение Рюмшино 1/3 первой половиной IX в. до н.э.

Возраст п.4 к.9 у с. Танковое определяется по поломанному и очень тонкому оселку, а также петлевидной бронзовой подвеске (рис. 149, 5, 6). Подобные оселки типичны для наиболее ранних киммерийских погребений Северного Причерноморья (Слободзея 3/3, Васильевка 43/1, Николаевка 1/4). В тоже время они не встречаются в хорошо датированных киммерийских комплексах VIII - начала VII в.

В п.3 к.16 у с. Целинное обнаружена корчага, не имеющая пока точных аналогий по своей форме (рис. 153, 2). Вместе с тем, оформление ее горловины, которая сужается в верхней части и расширяется в нижней, переходя уступом в крутые плечики, типично для керамики эпохи поздней бронзы степной Украины и Крыма [Ванчугов 1990, с. 68, рис. 23, 4; Колотухин 2003, с. 126, рис. 59, 2, 3). Известно оно и в наиболее ранних памятниках предскифской эпохи Северного Причерноморья (Аккермень 11/9, Соколово 3/4 и др.) и Крыма (Кизил-Коба) [Колотухин 1996, с. 125, рис. 45, 13]. Орнамент корчажки из Целинного аналогичен орнаменту на сосуде с крымского поселения Ашлама-Дере [Колотухин 1996, с. 145, рис. 45, 7] и памятников белозерской культуры Северо-Западного Причерноиморья [Ванчугов 1990, с. 76, рис. 29, 12, 13]. Приведенные факты позволяют датировать погребение из Целинного первой половиной IX в. до н.э.

Одним из наиболее молодых является п.5 к.1 у с. Зольное, сопровождавшееся плоскодонным горшком (рис. 86, 2). По своей форме и пропорциям он наиболее близок керамике поселения Холодная Балка с материалами начала второго периода кизил-кобинской культуры [Колотухин 1996, с. 137, рис. 37]. Опираясь на дату этого поселения [Колотухин 1996, с.57], возраст погребения у с. Зольное можно определять в пределах начала VII в. до н.э.

В п.1 к.2 у с. Ленинское найдена лепная корчажка (рис. 107, 7), близкая по форме сосуду из новочеркасского комплекса Великая Александровка 1/1 на Ингульце (рис. 63, 4). Их объединяют размеры, а также шаровидное тулово и довольно стройное цилиндрическое горло с отогнутым венчиком. Однако наиболее близкие соответствия корчажка из Ленинского находит среди посуды п.48 могильника Фарс (Закубанье), возраст которого авторы публикации определяют первой половиной VII в.

Очевидно, одним из наиболее поздних является захоронение в Западнодонузлавском кургане 1/5. Оно сопровождалось оселком, по форме аналогичным находке из Донино-Каменки 2/1 (рис. 82, 7). Последнее захоронение по найденному в нем горшку датируется началом VII в. до н.э. Можно предполагать, что погребение из Донузлава имеет близкую дату.

Дунайско-Днестровская подгруппа. В этой подгруппе известно 24 черногоровских захоронения, сопровождавшихся инвентарем. Выяснить хронологическую позицию удалось для 21 погребения.

Так, архаичный возраст имеет комплекс из Глиное 4/2. В этом погребении найдены три сосуда. Корчага и кубковидный сосуд (рис. 76, 3, 5) близки керамике белозерской культуры из могильника Казаклия [Agulnikov 1996, fig. 5]. Корчажка по форме и орнаменту (рис. 76, 4) аналогична керамике из разрушенного погребения у с. Траповка в этом же регионе (рис. 150, 5) и посуде могильника Мезёчат в Венгрии [Patek 1993, p. 41, abb. 28, 2]. Эти факты позволяют датировать данное погребение не позднее первой половины IX в. до н.э.

К этому же времени относится и п.1 к.5 у с. Гура-Быкулуй, о чем свидетельствует сходство найденного в нем горшка (рис. 75, 14) с горшками белозерской культуры из поселения Приозерное 1 (рис. 75, 15) [Ванчугов 1990, с.61, рис. 18, 16]. Их объединяет невысокое горло и сильно раздутое тулово, максимальный диаметр которого приходится на его верхнюю часть. В белозерской культуре находит аналогии также короткий и толстый оселок из этого захоронения (рис. 75, 12).

К этому же времени, вероятно, относится и захоронение в Васильевке 43/1, где встречен поломанный тонкий оселок (рис. 62, 7). Фрагментированные в нижней части оселки обычны для белозерских могильников Северного Причерноморья (Степной, Брилевский и др.) [Отрощенко 1975, с.

Евдокимов 1999, рис. 2] и не встречаются в поздних киммерийских захоронениях.

Довольно ранним является и погребение из В елико долинского 1/5. Найденный в нем кубковидный сосуд по своему орнаменту в виде зигзага с точками (рис. 62, 9) аналогичен наиболее ранней группе керамики поселений Цахнауцы, Стохная 1, Сахарна-Маре и Сахарна-Хлиная культуры сахарна - солончены (рис. 62, 12, 13) [Мелюкова 1958, с. 81, рис. 26, 2; Мелюкова 1982, с.6, 7 рис. 3, 2; 4, 7; Кашуба 2000, с. 340, рис. ХХ, 3, с. 369, рис. ХЬ1Ѵ, 5, с. 406, рис. ЬХХП, 6).

Набор инвентаря в Желтом Яре 2/12 включает небольшую уплощенно- выпуклую бронзовую пуговицу с прикрепленным к ней стерженьком (рис. 84, 6). Подобные пуговицы известны по находкам, как в закрытых сабатиновских, так и в более поздних комплексах. Такая пуговица представлена в Солонецком погребении на Херсонщине [Тереножкин 1964, с. 204, рис. 1, 15]. В Поднепровье известны две литейные формы для отливки подобных пуговиц: одна - в Волошской мастерской, другая - на Бериславском поселении [Шарафутдинова 1987, с. 83, рис. 1, 2, 3]. Бронзовая округлая слегка выпуклая бляха, имеющая с обратной стороны заклепку в виде штыря с откованным концом, выявлена на белозерском поселении Чобручи в Молдове [Агульников, Чеботаренко 1990, с. 91, рис. 1, 13). Близкая пуговица, представляющая собой слегка выпуклый круглый диск с изогнутым стерженьком, также найдена в среднем слое поселения Магала, который датируется Х - ІХ вв. до н.э. [Смирнова 1969, рис. 7, 14]. Приведенные выше аналогии позволяют датировать комплекс Желтого Яра 2/12 первой половиной IX в. до н.э. Он также свидетельствует о начале бытования сосудов с желобчатым носиком- сливом не позднее этой даты.

Биконические горшки из п.1б к.50 у с. Кочковатое и п.8 в к.1 у с. Орловка по своей форме (рис. 104, 6; 122, 2) близки керамике эпохи поздней бронзы степного Причерноморья (поселение Кировское в Крыму). Исходя из этого, а также принимая во внимание факт хронологической близости киммерийского и белозерского погребений, выявленных в кургане 50 у с.

Горшок из п.7 в к.1 у с. Красное по своей форме (рис. 105, 3) близок горшкам позднебронзового века Северного Причерноморья, в частности материалам поселения у Белозерского лимана [Кривцова-Гракова 1949а, с. 84, рис. 32, 11]. Высказано мнение, что это поселение относится к числу наиболее западных памятников восточного круга культур валиковой керамики и является свидетельством переселения группы срубного населения в Поднепровье в период финальной бронзы [Горбов 1995, с. 68].

Симптоматично, что сосуды, подобные найденному в к.1 у с. Красное, встречены также среди инвентаря предскифских захоронений Заволжья и Волго-Донского междуречья (Гуселки к.2; Быково 1, к.4, п.8; Восточный Маныч, к.2, п.8 и др.) [Смирнов 1964, с. 354, рис. 62, 5, 8; Мамонтов 1980, с. 183, рис. 4, 22, 24, 32]. Эти аналогии подтверждают древний возраст рассматриваемого комплекса и позволяют датировать его не позднее первой половины IX в. до н.э.

Этим же временем, очевидно, датируется и погребение из Траповки 1/9, что определяется сходством украшения в виде подвески в 1,5 оборота (рис. 150, 2) с подобными украшениями белозерской культуры из п .1 к.7 Струмка [Ванчугов 1990, с. 82, рис. 35, 14]. Близкая подвеска обнаружена и в разрушенном погребении у с. Волошское в Поднепровье, которое сопровождалось сосудом по форме и орнаменту близким керамике поздней бронзы.

Неоднократно отмечалось сходство инвентаря черногоровских захоронений из Суворово 5/1, 5/2, 6/1 с материалами белозерской культуры. А.И. Тереножкин отмечал, что «сосуды старейших черногоровских памятников (Суворово) еще так близки к белозерским, что если бы при захоронениях были только они, то мы, возможно, не смогли бы выделить их из числа белозерских» [Тереножкин 1976, с. 170]. По мнению В.П. Ванчугова, весь керамический комплекс Суворовского могильника (кубки, чаши, корчаги, миски) идентичен керамике белозерских погребений и практически ничем от нее не отличается [Ванчугов 1990, с. 120]. Замечу, однако, что особенностью Суворовского могильника является сопровождение белозерской керамикой уже типичных по обряду и инвентарю киммерийских захоронений. Данное обстоятельство, может свидетельствовать как о хронологическом стыке, так и о вероятном сосуществовании позднебелозерских и раннечерногоровских древностей на каком-то, скорее всего, непродолжительном отрезке времени. В могильниках белозерской культуры находят аналогии также украшения в виде спиральных пронизей из Суворово 1/6. Эти факты определяют возраст указанных суворовских захоронений в пределах первой половины IX в. до н.э.

По всей вероятности, по времени с ними сближается и п.4 к.22 у с. Старые Бедражи, которое сопровождалось керамикой белозерского типа (кубок и кубковидный сосуд), находящей аналогии в Суворовском могильнике [Агульников 1992, с. 7].

В Буторе 14/5 найден черпак (рис. 57, 3), близкий по форме черпакам белозерской культуры [Ванчугов, Субботин, Дзиговский 1992, с. 68, рис. 19, 12]. Это сходство позволяет датировать погребение первой половиной IX в. до н.э.

Более молодым является погребение Буторы 14/2, которое располагалось над входной ямой п.5. В нем найден кубок с орнаментом, состоящим из пунктирных горизонтальных линий, нанесенных мелким штампом. Близкий орнамент известен на тонкостенной позднечернолесской керамике Днестро- Днепровского лесостепного междуречья [Серова, Яровой 1987, с. 135; Мелюкова 1979, с. 74, рис. 25, 4, 9, 17-18, 23; 26, 5; Смирнова 1983, с. 65, рис. 4, I, 8]. Эти соответствия позволяют определить возраст захоронения Бутор 14/2 около первой половины VIII в. до н.э.

Видимо, близким временем датируется комплекс из Великодолинского 1/11. А.И. Мелюкова связывала найденный в нем кубок (рис. 62, 11) с серией сахарнянско-солонченской лощеной керамики [Мелюкова 1979, с. 66]. По своему орнаменту (резные зигзаги и треугольники в сочетании с валиком и парными налепами на плечиках) он находит аналогии среди посуды второго горизонта Алчедара Ш (до влияния группы Шолданешты, то есть до середины VIII в. до н.э.), к.5 Сахарнянского могильника и поселения Глинжень П [Кашуба 2000, рис. XV,6; LХШ, 13; СХ, 9). Сходная орнаментация известна и в более позднее время, в том числе в памятниках жаботинского типа. Однако для жаботинской посуды более обычны одиночные налепы, а не парные как на сахарнянско-солонченской посуде и на сосуде из Великодолинского 1/11. Это позволяет датировать рассматриваемое погребение около первой половины VIII в. до н.э.

Приблизительно этим же временем, вероятно, датируется и захоронение в Семеновке 2/1. В нем найдена корчажка (рис. 137, 6), которая по своим размерам и форме близка корчажкам с поселения Глинжень П культуры сахарна-солончены (рис. 137, 8, 9). По орнаменту она сближается с

орнаментацией миски с этого же поселения (рис. 137, 12) [Гольцева, Кашуба 1995, табл. ХЫ, 7; Кашуба 2000, с. 297, рис. ХV, 3, 6]. Комплексы с подобными корчажками датируются первой половиной VIII в. до н.э. и относятся ко второму этапу культуры, в пределах, которые предшествовали распространению влияния шолданештского типа памятников. Замечу, что орнамент в виде треугольников, вписанных в крест, известен и на втором этапе чернолесской культуры, в частности в материалах Субботовского городища.

По обряду и инвентарю захоронение из Березок относится мною к позднейшим черногоровским памятникам, инвентарный комплекс которых на этом хронологическом этапе обнаруживает очевидную “зависимость” от синхронных им позднейших (“классических”) новочеркасских древностей. Помимо получившей среди “позднейших черногоровцев” значительное распространение западной ориентировки, об этом свидетельствует и найденный в погребении из Березок железный кинжал (рис. 21, 1).

Чаша из Котюжень 3/16 по своей форме (рис. 104, 2) аналогична сосудам из наиболее позднего комплекса 15 культуры сахарна-солончены на поселении Глинжень П (рис. 104, 3), который датируется около середины - второй половины VIII в. до н.э. [Гольцева, Кашуба 1995, табл. ХХП, 3]. Орнаментация чаши близка также орнаменту на сосуде из Жаботинского поселения в Днепровском лесостепном Правобережье [Покровская 1973, рис. 7, 3]. Эта аналогия также подтверждает приведенную выше датировку.

Кубковидный сосуд из Красного 5/3 (рис. 105, 7) находит соответствия среди посуды (рис. 105, 10) чернолесских лесостепных памятников Среднего Днестра (Григоровское городище, поселения Днестровка и Непоротов П) [Смирнова 1983, с. 60, рис. 1, 4; 4, П, 5; Смирнова 1985, с. 22, рис. 11, 1; Крушельницька 1998, с. 34, рис. 15, 3; 22, 1]. По особенностям керамики и набору вещевого инвентаря упомянутые выше бытовые памятники относятся к позднему этапу развития чернолесской культуры и могут частично синхронизироваться с материалами Жаботинского поселения на Среднем Днепре. Эти факты позволяют датировать погребение в Красном 5/3 серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Кувшин из Рошкан 3/4 по форме, пропорциям и орнаментации (рис. 135, 5) наиболее близок сосуду (рис. 135, 6) из могильника шолданештского круга памятников у с. Селиште в Молдове [Лапушнян, Никулицэ, Романовская 1974, с. 24, рис. 4, 3], что позволяет датировать этот комплекс второй половиной VIII - началом VII в. до н.э.

Южнобугская подгруппа. В бассейне Южного Буга исследовано 10 черногоровских погребений. Уточнить удалось возраст восьми из них.

Одним из наиболее древних является погребение в Анатольевке 1/5. Оно сопровождалось корчагой (рис. 51, 3), которая по своей форме (шаровидное тулово, диаметр венчика, равный диаметру дна) близка сосуду из п.10 Зандакского могильника, а также горшку эпохи поздней бронзы (рис. 51, 5) из захоронения у с. Мариенталь в Поволжье [Смирнов 1964, с. 354, рис. 62, V; Марковин 2002, с. 34, рис. 23, 9]. Судя по последней аналогии, а также дате установленной для п.10 из Зандака (конец X - IX вв. до н.э.), погребение в Анатольевке 1/5 следует датировать первой половиной IX в. до н.э.

В п.5 к.9 у с. Отрадное найден неорнаментированный кубок (рис. 122, 6), своей формой сближающийся с сосудами (рис. 122, 7, 8) первого этапа чернолесской культуры из нижнего слоя Субботова и могильника Донской в Крыму, относящегося к эпохе поздней бронзы [Колотухин 2003, рис. 61, 26]. Эти параллели позволяют датировать погребение в Отрадном 9/5 первой половиной IX в. до н.э.

Более молодым является п.2 в к.1 у с. Калиновка. Его возраст уточняется на основании аналогий найденной в нем корчажки (рис. 97, 2). Она близка собственно фракийским находкам, распространенным в Карпато-Дунайском регионе, в частности в культуре Гава [Machortych 1998, s. 445]. Как показывают материалы поселения Магала в Черновицкой области, характеризующие ранний и развитый период культуры гава-голиграды, корчаги с воронковидным горлом, сходные с сосудом из Калиновки, распространяются лишь на четвертом этапе существования этого поселения [Смирнова 1976, с. 29]. Вместе с тем, близкие соответствия ей известны в культуре Басарабь, например из погребения близ Бухареста [Vulpe 1986, s. 86, abb. 15, 14). А.И. Тереножкин синхронизировал погребение из Калиновки со второй ступенью чернолесской культуры, которую он датировал 900-725 гг. до н.э. Определить дату рассматриваемого захоронения VIII в. до н.э., по моему мнению, позволяет бронзовый молоток, найденный в нем (рис. 97, 4). Формой проушины и общими очертаниями он сближается с бронзовыми молотками этого времени из Предкавказья, откуда он, видимо, и попал в Северное Причерноморье [Махортых 2003, с. 39].

В черногоровском п.6 к.4 в группе VП у с. Ковалевка найдена нижняя часть кубка (рис. 100, 8), находящая соответствия среди чернолесской посуды Среднего Приднестровья. Наибольшее сходство его орнаментация

обнаруживает с керамикой нижнего и среднего горизонтов Непоротова [Крушельницька 1998, с. 158, рис. 95]. Это обстоятельство позволяет датировать данное погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

В погребении, исследованном у с. Терновка, обнаружен кубок (рис. 137, 10). По форме и деталям орнамента, когда орнаментальный пояс занимает большую часть поверхности сосуда и включает крестообразные композиции, он сближается с керамикой среднего горизонта памятников типа сахарна - солончены, однако до распространения в них черт шолданештского влияния [Гольцева, Кашуба 1995, табл. ХL1, 7; Кашуба 2000, с. 311].

Одним из наиболее молодых является п.3 в к.2 у с. Соколовка. Выявленный там кубковидный сосуд (рис. 138, 7) находит аналогии в керамике поселения позднечернолесской культуры Григоровка в Среднем Поднестровье (рис. 56, 4) [Смирнова 1983, c. 64, рис. 3, 11], что позволяет датировать захоронение Соколово 2/3 серединой - второй половиной VIII в. до н.э.

Ему, вероятно, синхронно п.2 к.4 у с. Виноградный Сад. В нем найден черпак с приземистым туловом, орнаментированный многорядной композицией из треугольников, выполненных шнуром, между которыми нанесены S-видные оттиски (рис. 69, 2). Он относится к черпакам первого типа варианта В по типологии М.Т. Кашубы и является характерным для поздних памятников культуры сахарна-солончены, имеющих черты влияния шолданештских традиций [Кашуба 2000, с. 301]. Близкий орнамент

встречается и на керамике Жаботина, а также поздних чернолесских памятников Поднестровья (рис. 69, 3) [Ильинская 1975, с. 172; Крушельницька 1998, с. 161]. Приведенные аналогии позволяют датировать рассматриваемое погребение серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

К этому же времени относится и п.1 в к.2 у с. Донино-Каменка, откуда происходит горшок с очень широким дном и большим диаметром венчика (рис. 82, 3). Подобные по форме и параметрам широкогорлые кухонные горшки характерны для наиболее ранних поселений второго этапа кизил - кобинской культуры Крыма (рис. 82, 4), датирующихся не моложе середины VII в. до н.э. [Колотухин 1996, с. 134, рис. 34, 5; с.137, рис. 37, 2].

Приднепровская подгруппа. В Поднепровье исследовано 51 погребение черногоровского типа. Хронологическую позицию удалось определить более чем у 30 из них.

Погребение 9 к.11 близ совхоза Аккермень сопровождалось кубком (рис. 47, 5), аналогии которому известны в керамике культур эпохи поздней бронзы Северного Причерноморья. А.И. Мелюкова рассматривает этот тип сосудов как продолжение традиций белозерской поры [Мелюкова 1979, с. 66]. Действительно, по своей форме (округлому тулову, слегка уплощенному дну, высокому горлу, имеющему расширение в нижней части и переходящему уступом в плечики) он похож на белозерские кубки (рис. 47, 8) [Ванчугов, Субботин 1989, рис. 4, 12]. При этом удлиненные налепы, свисающие с плечиков, сближают его с кубком первой ступени чернолесской культуры с Субботовского городища и сосудами поселения Тау-Кипчак в Крыму (рис. 47, 9, 10) [Колотухин 2003, с. 126, рис. 59, 3]. Эти аналогии позволяют датировать рассматриваемое погребение первой половиной IX в. до н.э. Указанную дату подтверждает также находка в этом захоронении украшения в виде бронзовой витой пронизи, близкой пронизи из Суворово 6/1 - одного из наиболее ранних черногоровских захоронений Северного Причерноморья.

В Аккермень 17/11 найден кухонный горшок с округлым туловом и диаметром дна равным диаметру венчика (рис. 47, 2). Близкие по форме сосуды типичны для памятников эпохи поздней бронзы и известны в нижнем слое Субботовского городища, п.10 Зандакского могильника на СевероВосточном Кавказе и подкурганном захоронении у с. Советское в Заволжье [Тереножкин 1961, с. 61, рис. 35, 2; Смирнов 1964, с. 354, рис. 62, V; Марковин 2002, с. 34, рис. 23, 9]. Указанные аналогии позволяют датировать захоронение из Аккерменя первой половиной IX в. до н.э.

Погребение в Андрусовке 1/5 сопровождалось оригинальным неорнаментированным кубковидным сосудом, по своей форме не имеющим аналогий в киммерийской посуде и керамике предшествующего времени (рис. 48, 5). Определенное сходство прослеживается лишь с сосудом из

новочеркасского погребения Орджоникидзе 2/16 (рис. 121, 8), однако, у последнего сосуда максимальное расширение тулова расположено выше. Наиболее близкую форму имеет сосуд белозерской культуры из могильника Казаклия [Agulnikov 1996, р. 99, fig. 11, 5]. Можно предположить, что кубок из Андрусовки является продолжением гончарных традиций белозерской культуры. Указанное сходство позволяет датировать погребение из Андрусовки первой половиной IX в. до н.э.

Значительный интерес представляет находка бронзового кинжальчика в п.7 к.1 у с. Бехтеры (рис. 54, 4). Небольшие бронзовые и реже железные черешковые кинжальчики с параллельными лезвиями хорошо известны в памятниках эпохи финальной бронзы Северного Причерноморья [Отрощенко 1986, с.140, рис. 42; Ванчугов 1990, с.89, рис. 33]. Они составляют наиболее распространенный тип белозерских кинжалов и являются отличительным признаком этой культуры. Находки форм для их отливки концентрируются в Нижнем Поднепровье (Завадовка, Кардашинка 1 и 2), что позволяет считать их продукцией Кардашинского очага металлообработки белозерского времени [Черных 1976]. Эти аналогии позволяют датировать погребение из Бехтер 1/7 не позднее первой половины IX в. до н.э.

Особая важность захоронения у с. Бехтеры заключается в том, что, будучи тесно связанным по инвентарю (белозерский кинжальчик) с эпохой финальной бронзы, по диагностическим признакам погребальной обрядности (одиночный впускной характер захоронения в курган более ранних эпох; скорченное на спине положение умершего, ориентированного головой на восток, руки согнутые в локтях и располагающиеся на груди одна на другой) оно уже является раннечерногоровским, маркируя переход в северопричерноморских степях к новой киммерийской эпохе. Иными словами, можно говорить о хронологической состыковке и частичном сосуществовании на каком- то хронологическом отрезке (по всей вероятности незначительной продолжительности) ранних кочевников и местного населения эпохи поздней бронзы.

В п.4 к.1 у с. Благовещенка найден кубковидный сосуд со сглажено биконическим туловом и коротким горлом (рис. 55, 5). По форме он аналогичен сосуду белозерской культуры из с. Каиры (рис. 55, 6) и сосуду из чернолесского трупосожжения у с. Веселое 2/2 в Орельско-Самарском междуречье [Ильинская 1975, с. 138, рис. 18, 3; Ромашко 1984, с. 107, рис. 1, 7]. Эти аналогии позволяют датировать захоронение первой половиной IX в.

до н.э.

Кубок грушевидной формы из п.5 к.2 у с. Благовещенка (рис. 55, 2) находит соответствия в группе посуды эпохи финальной бронзы Днепровского степного Левобережья и Крыма, в частности среди цилиндрошейных кубков с низким, сдавленным ко дну туловом, и высокой прямой или слегка изогнутой шейкой, составляющей не менее 1/3 высоты сосуда [Колотухин 1996, рис. 16, 2, 12; Евдокимов 1999, рис. 3, 4]. Эти аналогии позволяют датировать погребение первой половиной IX в. до н.э.

Погребение из Головковки 6/3 сопровождалось бронзовым втульчатым четырехлопастным наконечником стрелы с выступающей конической втулкой (рис. 79, 5). Этот наконечник относится к редчайшему для предскифского времени типу. Очевидно, его можно рассматривать в качестве местной северопричерноморской разновидности бронзовых наконечников, связанных своим происхождением с втульчатыми четырехлопастными наконечниками стрел эпохи поздней бронзы (Лобойковский клад) [Черных 1976, с. 98]. Сходство с наконечниками эпохи поздней бронзы позволяет предполагать древний возраст погребения из Головковки, который подтверждается также формой выявленного там оселка (рис. 79, 2). Последний имеет большую толщину, что типично для оселков белозерской культуры и наиболее ранних черногоровских памятников Северного Причерноморья (Суворово 5/1, 5/2, Гура-Быкулуй 5/1, Изобильное 3/3) [Махортых 2004б, с. 47-49]. Указанные аналогии датируют рассматриваемое погребение первой половиной IX в. до н.э.

Близкий возраст имеет и п.1 к.7 у г. Днепрорудный. Найденный в нем кубок (рис. 81, 8) В.А. Ильинская [1975, с. 167] и А.И. Мелюкова [1979, с. 66] относили к сосудам чернолесского типа. Действительно, по форме этот кубок аналогичен кубкам первой ступени чернолесской культуры Субботовского городища (рис. 81, 9) [Тереножкин 1961, с. 60, рис. 34, 3] и близок кубку из белозерского могильника Васильевка [Ванчугов, Субботин 1989, рис. 4, 12].

Лощеная керамика с мелкозубчатой орнаментацией характерна для памятников лесостепного Правобережья, а также пограничья степи и лесостепи Левобережной Украины, где она, к примеру, представлена практически на всех поселениях заключительного этапа бронзового века: Бузовка, Гупаловка, Залинейное и др. [Тереножкин 1961, рис. 51, 18; Ромашко 1995]. В степной зоне такая керамика встречается довольно редко. Обращает на себя внимание и архаическая корчажка из могильника Федоровка в Надпорожье, которая по композиции и мотивам орнаментации обнаруживает поразительное сходство с декором кубка из Днепрорудного [Бодянський 1956, рис. 3, 8]. К числу свидетельств архаичности кубка из Днепрорудного относится и размещение оттисков в виде елочки, являющейся характерным орнаментальным мотивом для памятников эпохи поздней бронзы Нижнего Днепра и Дона [Бураков 1961, с. 36, табл. 1, 4,7; Чалый 1983, рис. 2, 24, 25]. Указанные аналогии позволяют датировать погребение близ г. Днепрорудный первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится и п.3 к.7 у с. Жовтневе. В нем найдены горшок и чаша (рис. 83, 2, 3). Последняя по своей форме близка чашам поздней бронзы Крыма и восточной Украины (рис. 83, 5, 6) [Полидович 1993, с.97, рис. 56, 6; Колотухин 1996, с.121, рис. 21, 3]. Горшок находит аналогии в посуде Федоровского могильника эпохи поздней бронзы Надпорожья и второй ступени чернолесской культуры Субботовского городища (рис. 83, 4)

[Бодянський 1956, рис. 3, 8]. Последняя находка свидетельствует, что подобные формы сосудов существуют на протяжении большей части предскифского периода. Однако, учитывая довольно ранние аналогии для чаши, рассматриваемое захоронение можно датировать первой половиной IX в. до н.э.

Одним из древнейших черногоровских памятников Поднепровья является п.14 к.3 у с. Золотая Балка, в котором найдена корчажка (рис. 90, 5), аналогичная по форме (рис. 90, 8) и орнаменту белозерским сосудам [Agulnikov 1996, р. 96, fig. 8, 6; р. 106, fig. 19, 2). Это сходство позволяет датировать захоронение первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится и грунтовое п .3 на поселении Золотая Балка. Оно сопровождалось комплексом украшений, включающим бронзовые витые пронизи (рис. 91, 2). Эти пронизи по форме близки находкам из Суворово 6/1, которое входит в число наиболее ранних черногоровских памятников Северного Причерноморья.

К первой половине IX в. до н.э. относится и п.2 к.14 у с. Львово. В нем найден кубок, аналогичный по форме кубку из Васильевского могильника (рис. 109, 4, 5) [Ванчугов, Субботин 1989, рис. 4, 15] и других памятников белозерской культуры [Отрощенко 1986, рис. 40, 17; Кубышев, Черняков 1986, рис. 6, 1; Ванчугов 1990, фото. 3, 11].

В белозерских памятниках, для которых характерны чаши с полусферическим туловом [Гаврилюк 1979, с. 23, рис. 4, 6; Евдокимов 1987, рис. 3, 6], находит соответствия и лощеная чаша из п .2 к.23 у с. Любимовка.

Оригинальный орнамент имеет корчажка из Любимовки 56/2 (рис. 110, 3). Она украшена горизонтальными каннелюрами на горле и резным узором по венчику и плечу, что является чрезвычайно редким сочетанием для лощеной посуды Северного Причерноморья. По мнению А.И. Мелюковой, такой «синкретический» принцип украшения кубков является характерным для посуды культуры Басарабь [Мелюкова 1979, c. 66 ]. Однако, более близкие параллели орнаменту в виде горизонтальных и вертикальных тонких S-видных отпечатков в сочетании с резными линиями и горизонтальными каннелюрами можно найти в керамике памятников типа Инсула-Банулуй на территории Румынии, Болгарии и Сербии в конце X - IX вв. до н.э. [Gotzev 1994, p. 110; Guma 1995, p. 114,115]. Этот возраст подтверждает и форма корчажки, аналогичная корчагам первой ступени чернолесской культуры с Субботовского городища [Тереножкин 1961, с. 61, рис. 35, 1].

Архаичным является и захоронение в Малокатериновке 2/1, откуда происходит пронизь изготовленная из бронзовой пластины (рис. 112, 9). Такие небольшие пронизи аналогичны украшениям белозерской культуры [Ванчугов 1990, с. 88, рис. 37, 5, 6].

Среди последних находит соответствие по форме и подвеска в виде желобчатого колечка из бронзовой полоски, украшавшая головной убор погребенного в Орджоникидзе 24/2 [Тощев 1984, с. 26, рис. 2, 9]. Данная аналогия позволяет датировать захоронение из Орджоникидзе первой половиной IX в. до н.э.

Комплекс из Первомаевки 2/5 сопровождался кубком (рис. 124, 2), ближайшие соответствия которому известны в белозерской посуде (рис. 124, 3) [Agulnikov 1996, р. 109, fig. 21, 3]. С ней этот кубок объединяют выпуклое подбиконическое тулово, цилиндрическая шейка с отогнутым наружу венчиком и налепы под горлом. Указанное сходство позволяет датировать комплекс из Первомаевки 2/5 первой половиной IX в. до н.э.

Довольно древним можно считать погребение из Пришиба 41/2. В нем найден горшок (рис. 129, 7), наиболее многочисленные соответствия которому имеются в кухонной посуде погребений т.н. переходного типа Нижнего Дона (к.2 у хут. Веселый) и Поволжья (Быково I, к.4, п.8; Лебяжья к.1, rnf) [Смирнов 1964, с. 26, рис. 2г; 62, 5; Лукьяшко 1999, с. 169, рис. 109, 2]. Помимо формы самого горшка, имеющего прототипы в культурах эпохи поздней бронзы Поволжья и Украины (Иловатка, Широкое), архаичность, к примеру, поволжских захоронений с рассматриваемыми горшками подтверждается тем, что они либо сопровождались соответствующим инвентарем или были нарушены другим архаичным предскифским погребением [Смирнов 1964, с.

26, 30]. Указанные факты позволяет датировать погребение в Пришибе 41/2 первой половиной IX в. до н.э.

Близким по возрасту является п.1 к.4 у хут. Шированка, которое сопровождалось корчажкой с отбитым венчиком и четырьмя налепами на плечиках (рис. 155, 5). По предположению А.И. Мелюковой, она относится к числу сосудов, заимствованных из культур фракийского галь штата Карпато - Дунайского или Балкано-Дунайского районов [Мелюкова 1979, с. 65-68]. Действительно, наибольшее сходство эта корчажка обнаруживает с керамикой могильника Мезёчат [Patek 1993, p. 43, аbb. 30, 3, 9]. Однако она также близка и корчагам второго варианта первого типа с поселения Уч-Баш - наиболее раннего памятника кизил-кобинской культуры в Крыму [Колотухин 1996, рис. 44, 2]. Их объединяет довольно узкое горло и налепы на плечиках (рис. 155, 7, 8). Уч-Баш и наиболее ранние комплексы Мезёчата датируются IX в. до н.э. [Patek 1993, s. 24, аbb. 11; Колотухин 1996, с. 56]. Приведенные аналогии позволяют датировать погребение у хут. Шированка в пределах IX в. до н.э.

Более молодым является п.4 к.1 у с. Галагановка, где найден кубок (рис. 75, 2), близкий по форме сосудам поселения Глинжень П культуры сахарна - солончены (рис. 75, 4) [Гольцева Кашуба, 1995, табл. ХЫ, 6]. По своему орнаменту он напоминает сосуд с городища Московская Гора, относящийся ко второму этапу чернолесской культуры (рис. 75, 3) [Ильинская 1975, с.126, рис. 13, 6]. Учитывая эти аналогии, комплекс из Галагановки 1/4 можно датировать второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Погребение в Высоком 5/3 сопровождалось фрагментированным сосудом (рис. 74, 6), который обнаруживает сходство с корчажками типа Зимогорье-Ясырев, основной территорией распространения которых является Приазовье и бассейн Нижнего Дона [Дубовская 1985, с. 167]. Среди характеризующих эту посуду признаков выделяются следующие:

цилиндрическое горло, раздутое в средней части тулово и небольшое выступающее дно, диаметр которого близок диаметру венчика. Вместе с тем, сосуд из Высокого также находит аналогии среди посуды второго периода чернолесской культуры из Орельско-Самарского междуречья [Ромашко 1995, с. 21], что позволяет определить возраст этого захоронения около второй половины IX - первой половины VIII вв. до н.э.

Близкую дату имеет п.3 к.2 у с. Павловка. Найденный в нем сосуд с хорошо заглаженной поверхностью по своей форме (рис. 123, 2) близок сосуду из слоя культуры сахарна-солончены на поселении Глинжень П, который, как и основная часть этого слоя, датируется второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э. [Гольцева, Кашуба 1995, с.30, табл. ЫХ, 1,].

На основании корреляции выявленного в погребении колчанного набора, парных височных подвесок и бронзовой бляшки с петелькой захоронение из Мелитополя 2/3 (рис. 115, 5 - 15) может быть отнесено к среднему хронологическому горизонту предскифских памятников, основной период бытования которых приходится на VIII в. до н.э. [Болтрик, Махортых 2003, с. 126].

К этому же времени, по-видимому, следует относить и комплексы из Висунска 1/2 и Кисличеватого 4/7 (рис. 70; 94, 1 - 30), которые отличаются довольно своеобразными и представительными в количественном отношении инвентарными наборами, включающими деревянную посуду с металлическими оковками, колчанные комплекты, состоящие, главным образом, из костяных наконечников стрел, или же бронзовые бляшки в сочетании с точильными брусками второго типа по моей классификации.

Одним из поздних комплексов является п.5 Высокой Могилы, где найдена корчага, которая по размерам, форме и характеру орнаментации (рис. 73, 43) сопоставлялась исследователями с северокавказской лощеной посудой предскифской эпохи [Бидзиля, Яковенко 1974, с. 158; Мелюкова 1979, с. 69]. По моему мнению, наибольшую близость она обнаруживает с керамикой недавно опубликованного могильника Зандак (рис. 52, 3; 73, 45): по форме с сосудом из п.49, а по орнаменту с сосудом из п.51 [Марковин, 2002, с. 88, рис. 63, 10; с. 92, рис. 66, 1]. Близкий орнамент также распространяется на позднем этапе культуры сахарна-солончены в Поднестровье и продолжает бытовать в дальнейшем в памятниках шолданештского типа [Кашуба 2000, с. 438, рис. ХСІѴ, 10; с. 456, рис. СХ, 5). Обращает на себя внимание и декор стержней удил из Высокой Могилы двумя рядами выпуклых квадратиков, который получает широкое распространение на заключительном этапе предскифского периода [Махортих 1992, с. 24]. Указанные аналогии позволяют датировать рассматриваемое погребение серединой - второй половиной VIII в. до н.э.

Довольно поздним является и погребение из Вильногрушевки 11/2, которое сопровождалось кубком, украшенным орнаментом (рис. 68, 2), аналогичным керамике Жаботинского поселения [Покровская 1973, рис. 7, 19; Daragan 2004, аbb. 13,1; 25,4] и кубкам из Ольшаны [Скорый 1999, с.120, рис. 14, 41]. Эти сопоставления позволяют датировать вильногрушевское

погребение второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

Близкий возраст имеет и п.2(8) к. 1/3 у с. Грушевка. В нем выявлен неорнаментированный кубок (рис. 77, 5), близкий по своей форме кубку (рис. 77, 6) из позднечернолесского городища Григоровка в Среднем Поднестровье [Смирнова 1983, с. 64, рис. 3, 11]. Определенное сходство он обнаруживает и с кубками начала второго периода кизил-кобинской культуры Крыма [Колотухин 1996, рис. 36, 4]. Указанные аналогии позволяют датировать данное погребение второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

Поздним является и п.1 в к.3 у с. Облои, которое также сопровождалось кубком (рис. 120, 2). По форме и орнаментации он находит аналогии в посуде из кургана у г. Корсунь-Шевченковский [Ильинская 1975, табл. ХХХ!Ѵ, 25) и в Ольшане [Скорый 1999, с. 120, рис. 14, 15]. В целом, заполнение орнаментальных зон сеткой из прочерченных линий типично для памятников типа Жаботина. Указанные аналогии позволяют датировать рассматриваемое захоронение второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

К этому же времени относится и погребение в Широкой Балке 2/13 с кубковидным сосудом (рис. 156, 2), который по форме и орнаменту близок к сосуду (рис. 156, 3) из позднечернолесского городища Григоровка [Смирнова 1983, с.61, рис. 1, 7].

Орельско-Самарская подгруппа. В этом регионе исследовано 16 черногоровских захоронений. Возраст удалось уточнить для 13 из них.

К числу наиболее архаичных памятников относится п.2 к.1 у с. Булаховка, где найдена корчажка с отбитым верхом (рис. 60, 5). Своей формой и явно выраженным биконизмом тулова она сближается с сосудами белозерской культуры и керамикой поселения Уч-Баш в Крыму - наиболее ранним памятником кизил-кобинской культуры (рис. 60, 7, 8) [Субботин 1996, рис. 2, 1]. В материалах последнего находит аналогии и орнамент из трех налепных валиков [Колотухин 1996, рис. 43, 10]. Указанное сходство позволяет предположить, что погребение из Булаховки совершено в первой половине IX в. до н.э. На принадлежность данного захоронения к киммерийской эпохе указывает терочник, вложенный в руку погребенного. Эта обрядовая особенность была отмечена А.И. Тереножкиным как присущая собственно киммерийским погребениям [1976, c. 102, 215].

Близким по возрасту является и п.2 в к.1 у с. Дубовики. Оно сопровождалось кубком, орнаментированным под горлом прочерченными горизонтальными линиями (рис. 81, 2). По своей форме и орнаменту этот сосуд близок керамике белозерской культуры [Ванчугов 1990, с. 67, рис. 22, 3, 6; 31, 7; 32, 13].

Ему синхронно и п.8 к.5 у с. Заплавка, сопровождавшееся кубковидным неорнаментированным сосудом (рис. 85, 2), который своей формой сближается с керамикой из белозерских захоронений Аккермень 3/1 и Чернянского могильника (рис. 85, 3, 4) [Кубышев, Черняков 1986, с. 147, рис. 6, 7; Отрощенко, Шевченко 1987, с. 132, рис. 1, 2].

Близкий возраст имеет и п.4 к.1 у с. Николаевка, которое сопровождалось обломком очень тонкого оселка (рис. 116, 4). Как уже указывалось выше, поломанные оселки характерны для белозерских погребений, а очень тонкие для наиболее ранних киммерийских комплексов. В пользу киммерийской принадлежности п .4 к.1 у с. Николаевка свидетельствует и традиционное положение бруска у пояса погребенного.

В белозерской культуре находит аналогию и костяное прясло (рис. 116, 2) из п.4 к.3 у с. Николаевка [Ванчугов 1990, с. 90, рис. 38, 4].

Погребение из Песчанки 1/5 сопровождалось корчажкой, украшенной сосцевидными налепами, от которых на тулово опускаются рельефные косые лучи (рис. 123, 6). По форме она аналогична сосудам из могильника Зандак на Северном Кавказе (рис. 123, 12), который автор публикации относит к периоду перехода от бронзового к железному веку [Марковин 2002, с. 17, рис. 8, 1; с. 52, рис. 36, 1, с.147]. Налепная орнаментация также характерна для памятников поздней бронзы и самого начала раннего железного века. Ранний возраст этого захоронения подтверждает и найденная в нем подвеска из бронзовой пластины в 1,5 оборота (рис. 123, 10, 11). Она сближается с подвеской из п.3 Золотой Балки (рис. 30, 17), которое, в свою очередь, по витой пронизке синхронизируется с наиболее древними киммерийскими захоронениями Суворовского могильника (6/1 и 4/1). Указанные факты позволяют датировать захоронение из Песчанки первой половиной IX в. до н.э.

Этот же возраст имеет и п.1 к.2 курганной группы П у с. Соколово, в котором найдена корчажка с тремя вертикальными выступами (рис. 143, 3). По форме она близка сосуду из п.1 к.3 Васильевского могильника белозерской культуры (рис. 143, 7) [Ванчугов, Субботин 1989, рис. 4, 4]. Орнамент находит аналогии в керамике первой ступени чернолесской культуры, с Субботовского городища (рис. 143, 8) [Тереножкин 1961, с.61, рис. 35, 5].

Чернолощеная корчажка из п.4 в к.3 курганной группы П у с. Соколово (рис. 144, 5) по своей форме и орнаменту аналогична керамике белозерской культуры (рис. 144, 6, 7) [Ванчугов 1990, с. 76, рис. 29, 12, 13; Субботин 1997, рис. 2, 1].

Более молодым является п.1 к.4 у с. Булаховка, в котором была найдена чернолощеная чаша (рис. 60, 2). Она типологически близка сосуду из могильника Отар-Алан кизил-кобинской культуры (рис. 60, 3) [Колотухин 1990, с. 80, рис. 12, 3], которое датируется первой половиной VIII в. до н.э. [Колотухин 1996, с. 56, 57].

Видимо, в это же время и было совершено погребение у с. Булаховка.

В последней четверти VIII - начале VII в. до н.э., вероятно, было произведено п.1 к.1 у с. Колпаковка. Погребенный был убит наконечником стрелы (рис. 100, 2), аналогичным по форме стрелам из «классического» новочеркасского погребения у с. Зольное и стрелам позднейших предскифских захоронений лесостепного Днепровского Правобережья - Носачев и Квитки [Скорый 1999, с. 111, рис. 5, 12; с. 114, рис. 8, 3, 3].

В п.1 к.4 у с. Колпаковка найден кубок (рис. 100, 4), который по форме и орнаменту близок сосудам, относящимся к позднечернолесско-жаботинскому этапу [Ильинская 1975, табл. 27, 1; Ромашко 1981; Смирнова 1983, рис. 4, Ш, 2]. Эти аналогии позволяют датировать захоронение серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

К этому же времени относится и п.3 к.3 могильника Х! у с. Спасское, сопровождавшееся кубковидным сосудом (рис. 145, 17). По плечикам он украшен поясом из заштрихованных в сетку и заполненных белой пастой треугольников с чередующимся положением вершин и гладких полос. Подобный орнамент характерен для жаботинской керамики Днепровского лесостепного Правобережья и получает широкое распространение в степи на заключительном этапе предскифского периода.

Комплекс из Терны 1/1 сопровождался корчажкой (рис. 149, 10), по форме аналогичной корчажке из новочеркасского комплекса Богдановка 5/3 (рис. 59, 2). Последняя орнаментирована резным орнаментом в виде сетки, что типично для памятников типа поселения Жаботин. Учитывая эти аналогии, погребение из Терны можно датировать серединой VIII - началом VII вв. до н.э.

Восточноукраинская подгруппа. В восточной Украине исследовано 15 черногоровских захоронений. Хронологическую позицию удалось уточнить у 10 из них.

Одним из древнейших захоронений считается п .3 в к.1 у хут. Черногоровка с бронзовыми принадлежностями конской упряжи (рис. 151, 915). А.И. Тереножкин отнес его к ранней черногоровской ступени (по его периодизации) и датировал IX - первой половиной VIII в. до н.э. С.Б. Вальчак предпринял попытку передатировать этот комплекс и определить на этом основании верхний рубеж черногоровской группы памятников временем не позднее конца VIII в. до н.э. [Вальчак 1994, с. 133]. Он связал беспаспортные бронзовые стремечковидные удила из Харьковского исторического музея с удилами из Черногоровского погребения. Заметим, однако, что данные бронзовые удила являются не единственными в Харьковском музее. Вместе с ними в одной витрине выставлена группа других бронзовых стремечковидных удил “центральноазиатского типа”, дополненная рядом находок “сибирского” происхождения из фондов (ножи, кинжал). Все эти предметы являются случайными и не имеют никакого отношения к Черногоровскому кургану. Претендуя на открытие места хранения Черногоровского комплекса, С.Б. Вальчаку следовало бы прежде выяснить происхождение этой “сибирской коллекции”, впрочем, как и ответить на вопрос: передавались ли вообще на хранение в Харьковский исторический музей находки из Черногоровкого кургана. Таким образом, датировка, предложенная А.И. Тереножкиным для Черногоровского кургана, сохраняет свое значение и сегодня.

Она подтверждается и центральноевропейским кругом аналогий псалиям типа Черногоровки (Чернотин, Кармин), которые относятся к числу наиболее ранних памятников киммерийского горизонта древностей Средней Европы и датируются периодом На В2 [Махортых 2003, с. 44]. Интерес представляют и разработки донецких археологов [Дубовская, Подобед 1996, с. 102-109], которые еще раз подтвердили хронологические построения А.И. Тереножкина, выделив группу предметов, диагностирующих ранний этап черногоровских памятников. Эта группа включает псалии черногоровского типа, лунницы с тремя выступами, шлемовидные бляхи и подвески типа Фриденберг. Последние, на мой взгляд, получили не удачное наименование, поскольку эпонимный памятник является не только разрушенным погребением, но и занимает периферийное географическое положение по отношению к основной массе подобных подвесок, найденных в Закубанье. Более удачным наименованием скорее всего будет подвески типа Птттиттт.

В кургане у хут. Черногоровка прослежено, что п.3, в инвентаре которого находился прекрасный уздечный набор, располагалось под другим предскифским п.2. Ступни погребенного были под одним из сосудов, сопровождающих п.2. По этим признакам п.3 было совершено несколько раньше этого захоронения. Однако их разделял, видимо, небольшой промежуток времени. В Черногоровке 1/2 найдена бронзовая игла. Хотя эти изделия в целом относятся к типам широкого культурно-хронологического диапазона [Гордин, Потапов 1991, с. 39), черногоровские комплексы, содержащие эти орудия труда, датируются в целом временем не позднее начала VIII в. до н.э. Следует упомянуть также бронзовую иглу, происходящую из новочеркасского предскифского погребения Кировский I 3/6 на Нижнем Дону с сосудом, ближайшей аналогией которому является черпак из комплекса Михайловский 11/10. Последнее захоронение датируется рубежом финальной бронзы - началом раннего железного века [Махортых 1994, с. 58]. Эти данные подтверждают древнюю дату захоронений 2 и 3 из Черногоровского кургана и позволяют датировать их в пределах IX в. до н.э. К этому времени, очевидно, следует отнести и комплекс из Бирюково 8/2 сопровождавшийся набором бронзовых предметов конской упряжи (псалии, бляшки и лунница) находящих параллели среди материалов рассмотренного выше п.3 Черногоровского кургана (рис. 58).

Более молодым является п.13 в к. 18 у с. Астахово из которого происходит черпак (рис. 53, 6), близкий по форме черпаку из погребения у с. Гуляй-Город второй ступени чернолесской культуры [Ильинская, 1975, с. 117, рис. 10, 12). В целом, по мнению В.А. Ильинской кружковидные черпаки, к которым относится и экземпляр из Астахово 18/13, характерны для второй ступени чернолесской культуры [Ильинская 1975, с. 116]. Эта аналогия позволяет датировать астаховское погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

Этим же временем, вероятно, датируется и п.11 в к.1 у с. Заречное, в котором был найден кубок, не имеющий аналогий в керамике поздней бронзы и предскифского времени Северного Причерноморья (рис. 86, 5). По своей своеобразной форме он наиболее близок сосуду из п.7 могильника Фарс в Закубанье [Лесков, Эрлих 1999, с. 102, рис. 10, 5]. Их объединяют высокое, широко открытое горло и округлое тулово. Погребение 7 могильника Фарс относится к ранней хронологической группе и может быть датировано концом IX - первой половиной VIII вв. до н.э. Очевидно, в это же время было совершено и захоронение у с. Заречное.

В п.5 к.2 у г. Зимогорье найдена корчажка, давшая название корчажкам типа Зимогорье - Ясырев (рис. 89, 14). Исследователи видят истоки данного

типа посуды, некоторые экземпляры которой украшены богатым геометрическим орнаментом, в позднебронзовой керамике кобяковской культуры Нижнего Дона [Копылов, Лукьяшко 1995, с. 139]. Наиболее близкий экземпляр известен с поселения Красногвардейское П [Шарафутдинова 1989, с. 64, рис. 3, 11]. Однако корчаги близкой формы существовали и в чернолесской культуре Орельско-Самарского междуречья [Ромашко 1995, с. 21]. Опираясь на последнюю аналогию, захоронение из Зимогорья можно датировать второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

С.И. Лукьяшко определяя параллели корчажке из Зимогорья в сосудах из Булаховки, Высокой Могилы и Великой Александровки, датирует всю эту группу посуды второй половиной VIII - первой половиной VII вв. до н.э. и относит ее к числу раннескифских. Ошибочным является и его утверждение о том, что «О.Р.Дубовская определила истоки сосудов этого типа в генетической линии развития позднебронзовых традиций» [Лукьяшко 1999, с. 170.] На самом же деле, О.Р. Дубовская выделяет находку из Зимогорья и ряд близких ей по форме сосудов в качестве корчаг местной, собственно степной черногоровской формы и датирует ее первой половиной VIII в. до. н.э. [Дубовская 1985, с. 171; 1994, с. 24].

Комплекс из Говорухи 6/3 сопровождался горшком со сливом (рис. 77, 3), который по форме аналогичен горшку второй ступени чернолесской культуры с Субботовского городища [Тереножкин 1961, с. 63, рис. 37, 2]. Это позволяет предположить, что погребение из Говорухи датируется второй половиной IX-первой половиной VIII вв. до н.э.

Погребение из Веселой Долины, на основании выявленных там уздечных принадлежностей (рис. 67, 1-11), исследователи датирует в пределах VIII в. до н.э., считая верхней границей бытования подобных наборов костяных уздечных блях вторую - третью четверти VIII в. до н.э. [Дударев 1989, c. 136-137; Сазонов 1995, с. 86, 87]. Напомним, что отнесение погребения в кургане из Веселой Долины к числу наиболее ранних для черногоровской ступени в определенной степени базировалось на ошибочном мнении о присутствии в составе его инвентаря срубного горшка, происходящего на самом деле из другого комплекса [Татаринов 1982, с. 229].

Более молодым является комплекс из Клунниково 6/1, откуда происходит корчажка (рис. 99, 7), по форме и орнаментации аналогичная керамике поселений Холодная балка и Карагач, относящихся к началу второго периода кизил-кобинской культуры Крыма [Колотухин 1996, рис. 35, 2; рис. 38, 6, 8, 9]. Эти поселения датируются первой половиной VII в. до н.э. [Колотухин 1996, с. 57], что определяет возраст погребения в Клунниково 6/1 началом VII в. до н.э.

Погребение в Провалье 8/1 сопровождалось кувшином (рис. 131, 4). Ближайшей аналогией ему в степной зоне юга Восточной Европы является случайная находка у хут. Обрывского на Нижнем Дону [Лукьяшко 1999, рис. 112, 3]. Однако для уточнения датировки наиболее важна представительная серия кувшинов и близких им по форме сосудов с петлевидными ручками из предскифских могильников Закубанья [Ловпаче 1981, табл. 1-2; Лесков, Эрлих 1999, рис. 47, 1, 10]. В особенности обращает на себя внимание сосуд из Кубанского могильника, относящегося к заключительному периоду предскифского периода (рис. 131, 5). Выявленный там кувшин с ручкой был украшен вертикально-зигзагообразным нарезным узором идентичным орнаменту кувшина из Провалье [Ловпаче 1981, табл.1, 7]. По всей вероятности эта восточноукраинская находка, как и некоторые разновидности кувшинов с Нижнего Дона, являются отражением контактов степного населения Приазовья с обитателями Закубанья. Эти факты позволяют датировать погребение из Провалье 8/1 второй половиной VIII - началом VII вв. до н.э.

5.2.