ГЛАВА 7 ФОРМИРОВАНИЕ КИММЕРИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Для понимания процесса формирования киммерийской культуры необходимо рассмотреть ряд факторов, среди которых важнейшими являются культурно-исторические процессы, имевшие место в предшествующее время, и природно-климатические условия, влиявшие на становление того или иного типа хозяйства, а также миграции и культурные контакты древнего населения.

Природно-климатические условия Украины за последние четыре тысячи лет претерпели значительные изменения. Колебания температурного режима и общей увлажненности обуславливали перемещения границ природных зон, смены типов растительности, влияли на величину стока рек и формировали новые ландшафты.

Рассматривая различные аспекты влияния изменений климата на природу Украины, следует отметить, что в наибольшей степени они сказывались в степной зоне, меньше - в лесостепной и лишь незначительно влияли на лесную зону. Наибольшая уязвимость степной зоны обусловлена отрицательным балансом влаги и присутствием больших не занятых лесом пространств. Распространение засушливого климата вызывало уменьшение площади лесных массивов в степной и лесостепной зонах, а также перемещение границ степи дальше на север [Веклич 1987, с. 161,162]. На юге в этих условиях происходила смена относительно влажных степей более сухими. На лесной зоне указанные изменения климата сказывались в меньшей степени, что связано с положительным балансом влаги в этом районе, и способностью леса надолго аккумулировать зимнюю влагу.

В результате изучения истории климата на территории Восточной Европы было установлено существование его многовековых колебаний длительностью до 1900 лет, связанных с изменением расположения Солнца, Луны и Земли [Шнитников 1969, с.

Колебания уровня Черного моря на протяжении П - І тыс. до н.э. отражают наиболее общие направления и тенденции изменения основных ландшафтообразующих факторов (климата и гидрологии) на территории прилегающих к нему степей. Рассматривая колебания Черного моря в интересующее нас время, отметим, что к середине І тыс. до н.э. оканчивается новочерноморская трансгрессия и начинается фанагорийская регрессия, сопровождавшаяся понижением уровня Черного моря [Шилик 1975, с. 13]. Это было вызвано наметившимся общим похолоданием климата и, вследствие этого, концентрацией влаги в ледниках.

Интересующий нас период относится к позднему суббореалу (3800-2500 л.н.), который характеризуется достаточно нестабильной природной обстановкой с похолоданием климата и короткопериодными изменениями границы леса и открытых пространств [Спиридонова, Лаврушин 1997, с. 158]. В степной зоне эти изменения вызвали подвижку на подзону в сторону севера. Необходимо указать, что, по сравнению с лесостепью, степная зона характеризуется постоянным дефицитом влаги. С учетом количества выпадающих осадков и испаряемости их в зависимости от температур и силы ветра засушливость южных районов степи в шесть раз превышает северные. Варьирует и растительный покров степи, определяемый климатическими условиями. Запасы фитомассы от северных пределов степи к ее середине увеличиваются с 28 до 48 тонн на гектар и сокращаются до 9 тонн на ее южных пределах.

Современные данные показывают, что в причерноморских степях период увлажнения климата существовал на протяжении XV-XIII вв. до н.э. В конце XIII-XII вв. до н.э. фиксируется кратковременная, но существенная для степной зоны аридизация, которая вызвала распространение степных ландшафтов на юге лесостепных регионов и формирование сухих степей по берегам Черного и Азовского морей. В конце XII в. до н.э. она сменилась постепенным увлажнением климата, пик которого пришелся на XI-X вв. до н.э. [Спиридонова, Лаврушин 1997, с. 154-155]. В этот период расширяются границы лесостепной зоны, и лесная растительность занимает водоразделы в северных районах степи. На юге степной зоны засушливые степи сменяются более влажными степями, возможно, с участками луговых степей в менее континентальном регионе Дунайско-Днестровского междуречья.

Особенностью степей Украины считается летняя засуха, связанная с выпадением основного количества осадков весной и осенью. Здесь, по сравнению с более восточными районами, много растений мезофитов и меньше ксерофитов с большой подземной фитомассой. Это делает украинские степи более уязвимыми и легко реагирующими на изменения климата. Небольшое количество ксерофитов с развитой корневой системой не может воспрепятствовать укоренению древесной растительности. При повышении увлажненности климата это способствует легкому доступу деревьев на степные территории и расширению лесостепной зоны в южном направлении [Мордкович 1982, с. 56].

В конце X- начале IX вв. до н.э. начинается аридизация климата, продолжавшаяся несколько столетий. На ее протяжении зона степей около середины IX в. до н.э. расширяется в северном направлении, занимая южные районы лесостепи. В рамках этой аридизации были два коротких периода увлажнения, первый из которых на рубеже IX и VIII вв.

Все перечисленные изменения климата и ландшафта, несомненно, влияли на жизнь древнего человека. Зависимость человечества от окружающей его природы неоспорима. Хотя степень этой зависимости оценивается различно, никто не отрицает тесной связи хозяйственной деятельности древних народов с ландшафтом и климатом. Ландшафты, подобно этносам, имеют свою динамику развития и свою историю. Когда ландшафт меняется до неузнаваемости, люди должны либо приспособиться к новым условиям, либо погибнуть, или же, выбрав третий путь, переселиться на другие земли и обрести новую родину.

Для понимания процесса формирования киммерийской культуры необходимо представить развитие культурно-исторической ситуации в степях Северного Причерноморья в конце эпохи поздней бронзы - начале раннего железного века. В XV - XIII вв. до н.э. в благоприятных климатических условиях увлажнения климата здесь обитало население сабатиновской культуры, имевшее комплексное, земледельческо-скотоводческое хозяйство и переживавшее период экономического подъема [Гершкович, Иевлев 1987, с. 38-40]. Его поселения располагались в различных топографических условиях, в том числе в долинах ныне пересохших рек и впадающих в них балок, что свидетельствует о значительном увлажнении этой территории.

В конце XIII-XII вв. до н.э. во время кратковременной, но существенной для степной зоны аридизации происходит смена сабатиновской культуры белозерской. Расцвет последней пришелся на период постепенного увлажнения климата, начавшийся в конце XII в. до н.э. Территория распространения ее памятников охватывала степные районы от Дуная на западе до р.Молочной и низовьев Самары на востоке [Отрощенко, Шевченко 1987, с.

Синхронно белозерцам в дельте Дона существовали памятники кобяковской культуры, для которых известны пока лишь единичные погребения. Также в Нижнем По донье и Западном Предкавказье выявлена немногочисленная пока группа памятников, которую относят или к поздней срубной культуре [Шарафутдинова 1991, с. 184-196], или к особому варианту бел озерской культуры [Отрощенко 2001, с. 187-191], или объединяют в памятники финала поздней бронзы [Потапов 1998, с. 61-63]. Эти погребения имеют, преимущественно, восточную ориентировку. Немногочисленная группа ориентирована головой на юг, и единичные костяки лежат головой на север. Они сопровождаются ножами белозерского типа, кремневыми изделиями, подвесками из бронзовой проволоки, керамикой, костяными наконечниками стрел, оселком. Следует отметить, что ножи, часть посуды и наконечники стрел близки материалам кобяковских поселений Подонья. Так, на эпонимном памятнике найдены подобные ножи белозерского типа и костяной наконечник стрелы как в к.2 п.4 могильника Северный П, а в нижнем слое Красногвардейского поселения была посуда, близкая керамике п.10 к.9 Батуринского 1 могильника. При этом отдельные сосуды, например черпак из п.10 к. 11 Михайловского могильника находят аналогии в керамике белозерских могильников Компанийцы и Федоровка в Поднепровье [Махортых 1994, с. 57-59].

Указанные факты позволяют предположить, что часть захоронений финальной бронзы Подонья и Западного Предкавказья принадлежала населению кобяковской культуры и, возможно, восточной группе культур с валиковой орнаментацией, а меньшая часть - отдельным коллективам белозерцев, проникавшим сюда из Причерноморья.

Киммерийский погребальный обряд обнаруживает черты определенной преемственности с белозерским обрядом, который достаточно полно изучен [Отрощенко 1986, с. 126-134; Ванчугов 1990, с. 40-58]. И черногоровские, и новочеркасские захоронения объединяет с белозерскими использование тризн и жертвенной пищи, в которой преобладал мелкий рогатый скот. Общим являются погребальные конструкции в виде ямы с деревянным перекрытием, на котором в ряде случаев лежал камыш или трава; угловые ямки в дне могилы; иногда обшивка стен досками; укладка досок на пол; редкие случаи побелки дна ямы, использования краски, мела, а также огня в погребальных ритуалах.

Свои истоки в белозерском погребальном обряде имеют и шатровые конструкции. Их считают типичными для кочевников-скотоводов евразийских степей и отражающими идею переносного жилища-чума или шатра [Смирнов 1964, с. 89; Скорий 1987, с. 39]. В Северном Причерноморье шатровые конструкции из радиально уложенных бревен выявлены в памятниках белозерской культуры Северо-Западного Причерноморья: Казаклия 7/1 и Хаджиллар 1/3 [Агульников, Курчатов 1994, с. 5; Agulnikov 1996, p. 19, fig. 3].

По мнению К.Ф. Смирнова, который рассматривал шатровый тип могил раннего железного века Предкавказья, он зародился в Нижнем Поволжье и распространился на Северном Кавказе в результате передвижений кочевников в киммерийский или раннескифский периоды [Смирнов 1952, с. 7,8]. Однако в Северном Причерноморье шатровые надмогильные конструкции, открытые в к. 3 у с. Слободзеи и ряде других предскифских памятников TX-VTTT вв. до н.э., следует рассматривать как наследие традиций белозерской культуры, которые сохранились и получили дальнейшее распространение в собственно киммерийском, а возможно и скифском погребальном ритуале.

К числу элементов, связанных с белозерской культурой, относится и кольцевой глиняный вал вокруг могил (например, в Слободзее 3/3). Аналогичные конструкции вокруг могил известны в Северном Причерноморье для белозерской культуры [Ванчугов 1990, с. 40-58].

Истоки в белозерских традициях имеют и киммерийские ямы с уступами. Так, в к.1 ус. Кальчево Одесской области была исследована прямоугольная яма, имевшая уступ по периметру шириной 0,3 м [Ванчугов 1990, с. 46]. Данное обстоятельство позволяет мне рассматривать

черногоровские могилы с уступами не в качестве новации, как это предполагал А.И. Тереножкин [1976, с. 100] а как свидетельство влияния белозерских традиций на погребальный обряд киммерийцев.

Черногоровские памятники сближает с белозерскими поза костяков, которые, как и в этой культуре, лежали скорченно на правом и левом боку, а также скорченно на спине и на животе [Отрощенко 1986, с. 131; Ванчугов 1990, с. 51]. Общей является и южная ориентация умерших, преобладающая в белозерской культуре и присущая значительной части киммерийских погребений. Следует отметить, что у белозерцев известны также немногочисленные вытянутые на спине захоронения: Брилевский (п.70) и Чернянский (п.20) могильники, а также Лукьяновский курган [Кубышев, Черняков 1986, с. 139-157; Евдокимов 1989, с. 70; Махортых 1997; Отрощенко 2001, с. 283]. Как уже отмечалось выше, среди белозерских погребений преобладают костяки, ориентированные головой на юг, однако, единичные захоронения имеют восточную ориентацию. Например, костяк в п.2 к.32 в могильнике Кочковатое имел ориентировку около 128 градусов, что с учетом сезонного отклонения солнца позволяет предполагать, что он лежал головой на восток [Ванчугов, Субботин, Дзиговский 1992, с. 31].

Прослеживается также сходство посуды, орудий труда и украшений белозерской культуры с материалами наиболее ранних киммерийских памятников, которое рассматривалось в предыдущей шестой главе. Примечательно, что именно для архаических черногоровских захоронений характерно присутствие единичных орудий труда (прясел, зернотерок, терочников), типичное для белозерской культуры.

Все приведенные выше факты позволяют считать белозерскую культуру одним из основных источников сложения киммерийских традиций. Однако преобладание среди черногоровских захоронений восточной ориентации, а среди новочеркасских западной и северной позволяет предполагать, что в сложении киммерийских традиций приняло участие население не только белозерской, но и иной культуры.

В ее поисках, с моей точки зрения, следует обратить внимание на памятники эпохи поздней бронзы Нижнего Подонья и степного Предкавказья [Вальчак, Мамонтов, Сазонов 1996, с. 23-42; Отрощенко 1999, с. 191-194; 2001; Потапов 1997, с. 128-130; 1998; Калмыков, Потапов 2004, с. 103-108; Шарафутдинова 1991, с. 184-196]. В настоящее время их культурная

принадлежность является дискуссионной, о чем уже упоминалось выше. Не углубляясь в проблему, укажу лишь, что для решения вопроса о сложении культуры киммерийцев важно то, что большинство авторов считает этот массив памятников отличным от белозерского, и что часть признаков его погребального обряда фиксируется в киммерийских захоронениях. Такими признаками являются восточная ориентировка погребенных, практически не использовавшаяся белозерским населением и широко распространенная в Подонье и Предкавказье, преобладание скорченного на левом боку положения умерших, присутствие скорченных на спине и на животе костяков, а также костяков, лежавших вытянуто на спине.

Видимо, именно с традициями постсрубного населения связана и широко распространенная у черногоровцев традиция помещения в захоронения заупокойной пищи и деревянной посуды. Так, «богатые» срубные погребения Украины включали деревянную посуду, в том числе блюда- подносы [Отрощенко, 1984]. Как и в киммерийских погребениях на них всегда фиксировались кости животных. Отмечу, однако, что деревянная посуда в виде чаш или мисок, окантованных по краю венчика бронзовыми подковообразными накладками или же бронзовой резной пластиной, выявлена и в ряде белозерских погребений Северного Причерноморья (Каиры 4/1, Лиманское 4/3, Хаджиллар 1/1).

Общими с населением срубной культуры, и видимо, постсрубным населением междуречья Днепра и Дона является также часть инвентаря: костяные наконечники стрел, особенно с выемкой в основании, часть кухонных горшков и чаш, возможно, костяные бляшки для узды, костяные трехдырчатые псалии.

О многокомпонентности слагаемых киммерийской культуры свидетельствуют и антропологические материалы из погребений предскифского периода в Северном Причерноморье относящиеся к двум отличающимся друг от друга физическим типам населения [Круц 2002, с. 1326].

Определив две основные группы традиций, лежавшие в основе киммерийской культуры, попытаемся реконструировать процесс ее формирования. Следует также подчеркнуть, что распространение кочевого скотоводства, а вместе с ним и новых форм быта, способствовали тому, что многие прежние элементы культуры должны были исчезнуть, уступив свое место новым, более соответствующим изменившемуся образу жизни. Кроме этого, формирование новой киммерийской культуры на основе нескольких предшествующих ей культурных образований могло также сопровождаться появлением и широким распространением инноваций как в погребальном обряде (например, подбойные сооружения, вытянутое положение костяка), так и материальной культуре киммерийцев (металлическая узда, сосуды с носиком-сливом и пр.).

Необходимо указать, что XII-X века до н.э. до начала затяжной аридизации были, по сравнению с сабатиновским временем, более сухими и менее благоприятными для обитания в степной зоне. В этот период происходит сокращение оседлых обитателей юга степи, примитивизация домостроительства и земледельческих орудий, сокращение бронзолитейного производства и возрождение кремневой индустрии. То есть уже в эпоху финальной бронзы начал нарушаться существующий до этого баланс комплексного хозяйства, в рамках которого стало усиливаться скотоводческое направление, приобретавшее постепенно более подвижные формы при одновременном нарастающем кризисе земледелия. При этом увеличившаяся по сравнению с предыдущим периодом роль лошади в стаде создавала предпосылки для перехода к полукочевому и кочевому скотоводству [Отрощенко 1986; Ванчугов 1990, с. 106].

Отмеченные выше сложные социально-экономические процессы нашли свое отражение в погребальной традиции наиболее полно изученной культуры этого времени - белозерской, и, в частности, в сосуществовании курганного и грунтового обрядов захоронения, причем зачастую в рамках одного могильника. В настоящее время известно шесть таких памятников: Казаклия, Будуржель, Широкое, Брилевка, Первомаевка, Компанийцы. Объясняется этот биритуализм по разному. По мнению В.В. Отрощенко, деление захоронений на подкурганные и грунтовые фиксирует социальную дифференциацию белозерского общества, которое обладало довольно сложной социальной структурой и переживало завершающую стадию разложения первобытнообщинных отношений [Отрощенко 1979, с. 86-87]. Материалы богатых подкурганных погребений, сопровождавшихся пышным погребальным обрядом, свидетельствуют о выделении родоплеменной знати, когда честь быть погребенным в кургане становится привилегией меньшинства.

Вместе с тем, по данным В.П. Ванчугова, в Северо-Западном Причерноморье наблюдается несколько иная картина, поскольку сравнение материалов курганных и грунтовых погребений обнаруживает лишь незначительные различия [Ванчугов 1990, с. 55]. Так, в Казаклийском могильнике открыт ряд захоронений в грунтовых ямах сложной конструкции с богатым набором инвентаря. В тоже время, большое количество основных погребений в белозерских курганах Северо-Западного Причерноморья совершено в простых неглубоких ямах и не имеет инвентаря или сопровождается одним сосудом. Исходя из этого, вопрос о градации курганных и грунтовых могильников рассматривается В.П. Ванчуговым с этнокультурных позиций [Ванчугов 1990, с. 129-131]. Он связывает такие инновационные элементы белозерской погребальной обрядности как смена ориентировки, появление грунтовых захоронений и смешанных курганно - грунтовых могильников с проникновением в Северное Причерноморье инокультурных групп населения, в частности, культуры ноа. Близкой точки зрения придерживается и Г.Н. Тощев, указывающий, что сосуществование грунтовых и курганных памятников отражает две линии в этнокультурном развитии белозерского населения [Тощев 1992, с. 29]. Появление в его погребальном обряде грунтовых могильников с преобладанием южной ориентировки, он, вслед за А.И. Мелюковой [1979, с. 39], связывает с фракийскими традициями Карпато-Дунайского региона. Отметим, однако, что в указанном регионе господствующими были грунтовые могильники с трупосожжениями.

По моему мнению, важное значение для объяснения биритуализма белозерского погребального обряда имеет комплексная оседло -

земледельческая направленность хозяйства этого населения, в рамках которого стало усиливаться скотоводческое направление, приобретавшее постепенно более подвижные формы при одновременно нарастающем кризисе земледелия. Этот сложный процесс и нашел свое отражение в погребальной обрядности белозерской культуры. Именно переходным состоянием белозерской экономики, наложившим свой отпечаток на идеологические представления, очевидно, следует объяснять биритуализм погребального обряда белозерцев [Махортых 1993, с. 44-46].

Население, оставившее памятники финальной бронзы Приазовья, в условиях относительной увлажненности климата XI-X вв. до н.э. имело комплексное земледельческо-скотоводческое хозяйство с развитыми промыслами. Для Приазовья показательны данные поселения Безыменное 2 в Приазовье, где пятый горизонт представляет материалы местного постсрубного населения, синхронные белозерской культуре. Нижняя часть этого горизонта фиксирует увлажнение климата конца XII - первой половины X вв. до н.э., а верхняя - начало аридизации конца X в. до н.э. Обитатели Безыменного, несмотря на комплексное земледельческо-скотоводческое хозяйство, были вынуждены совершать периодические, довольно частые передвижения вдоль рек, что было связано с истощением земли [Горбов 1995, с. 52-72]. Это население вначале иссушения климата, фиксирующегося с конца X в. до н.э., пыталось к нему приспособиться, судя по горизонту Ѵб Безыменного. Однако, уже в первой половине IX в. до н.э. на этой территории стационарные поселения исчезают.

Население белозерской культуры, вероятно, в меньшей степени ощутило последствия иссушения климата конца X в. до н.э., поскольку занимало участок степей западнее Днепра с меньшей континентальностью климата и, в первую очередь, долины больших рек Днепра, Дуная и Днестра. Однако и в этом регионе, наряду с причинами антропогенного характера (обработка земли и уничтожение растительности степей из-за выпасов, использование пойменной древесной растительности для хозяйственных нужд и пр.), ухудшение климатической обстановки способствовало изменениям в хозяйстве белозерцев.

Для лучшего понимания процессов, имевших место с началом аридизации, значительный интерес представляет работа Г.Б. Здановича и В.К.

Шрейбера, в которой анализируются особенности синхронной переходной эпохи на примере развития культур Урало-Казахстанского региона [Зданович, Шрейбер 1991, с. 88-92]. Изменения климата в этом регионе к рубежу П - I тыс. до н.э. привели к сокращению посевных площадей и уменьшению количества тепла, необходимого для созревания злаков, что в конечном итоге способствовало переходу к кочевому скотоводству. Этот переход совершался в виде скачка, который, однако, не был разовым единовременным актом, а представлял собой серию одноплановых скачков. Каждый из них включал переход отдельного семейного производственного коллектива к кочевому образу жизни и был кратковременным, но серия таких скачков, развернутая по всему региону, составляет определенную длительность. Наиболее сильные семейно-производственные коллективы саргаринско-алексеевской культуры «до конца» держались за традиционные формы хозяйства. Обедневшие коллективы, участки которых больше всех пострадали от изменений климатических условий, были вынуждены переходить к кочевому скотоводству. Резкое размежевание традиционных и новых форм ведения хозяйства, а также их сосуществование при использовании различных экологических ниш почти на два столетия определили специфику культурно - исторического развития степей Урало-Казахстанского региона.

Видимо, переход к кочевому хозяйству и раннему железному веку в степях Северного Причерноморья в целом имел близкий скачкообразный характер. По замечанию А.М. Хазанова [2002, с. 214], возникновению кочевого скотоводства присущи три основные момента: хозяйственнотехнологические предпосылки, конкретный побудительный стимул перехода и социально-политический фон. Хозяйственно-технологическими

предпосылками являются такие изменения скотоводческого хозяйства, которые делают его потенциально способным и готовым к переходу к кочевому скотоводству. Но эти предпосылки могли реализоваться только при конкретном побудительном стимуле, которым, в большинстве случаев и в данном случае с киммерийцами, были изменения климата. Социальнополитический фон мог облегчить или затруднить преодоление присущих номадизму экономических и социальных трудностей.

Кризисные состояния со значительными социально-экономическими последствиями особенно характерны для пограничья историко -

археологических эпох, в том числе для переходного времени от бронзового века к железному. Эти сравнительно короткие, но бурные периоды отличаются наиболее упорными и целенаправленными поисками новых путей социально - экономической адаптации, упадком одних и бурным расцветом других культур, активизацией миграционных процессов, рождением новых этносов и т.д. В эти узловые, насыщенные динамизмом периоды, социальноэкономическое развитие древних обществ многократно ускорялось.

Можно предположить, что в Северном Причерноморье, так же как и в Урало-Казахстанском регионе, в конце X - начале IX вв. до н.э. происходит размежевание традиционных и новых форм ведения хозяйства, а также их сосуществование при использовании различных экологических ниш. Наиболее сильные семейно-производственные коллективы белозерской культуры могли продолжить ведение комплексного хозяйства в долинах таких крупных рек как Дунай, Днестр, Днепр. Вместе с тем, в более восточном и континентальном Подонье и степном засушливом Приазовье население могло заниматься лишь кочевым скотоводством.

Учитывая две основные культурные составляющие киммерийской культуры (белозерскую и постсрубную), необходимо подчеркнуть, что их соединение могло произойти только в зоне контакта. Таких зон было две: Западное Предкавказье, где, судя по археологическим данным, белозерское население Крыма контактировало с постсрубным и кобяковским через Керченский полуостров, и Западное Приазовье, где белозерцы Поднепровья соседствовали с постсрубным населением. Вероятно, аридизация климата подтолкнула белозерцев Причерноморья к миграции в более благоприятное Предкавказье. В этом регионе экологический кризис проявлялся слабее, так как по балансу влаги предгорные районы приближаются к северным регионам степи. В подобных благоприятных условиях рост населения не вызывал резкого экономического кризиса и позволял без больших потрясений приспособится к изменившейся окружающей среде, в том числе перейти к кочевому или полукочевому скотоводству. Смешение пришельцев с местным населением, которое в определенной мере облегчали тесные контакты предшествовавшего времени, обусловили сложение новой киммерийской культуры.

Близкий процесс, вероятно, имел место и в степном Поднепровье, где группы постсрубного населения, перешедшие к кочевому скотоводству были вынуждены в поисках пастбищ проникать в долину Днепра. В результате они могли вытеснять и ассимилировать белозерцев. Процесс перехода к кочевому способу ведения хозяйства сопровождался существенными изменениями погребальной обрядности, которые, нашли свое отражение в исчезновении крупных стационарных могильников белозерского времени, насчитывающих десятки и даже более сотни погребений. Вместо этого повсеместно стали распространяться впускные захоронения в более древние курганы.

Другим важным изменением в идеологии при переходе от позднего бронзового века к раннему железному было распространение обряда вытянутого положения погребенных. Первые такие погребения появились уже в конце эпохи бронзы в белозерском и постсрубном регионах юга Восточной Европы: Брилевский могильник п.70, Лукьяновский курган, Ливенцовский могильник 4, п.1, Криволиманский к.3, п.1, Хапры, к.1, пп.13, 19, 20, Подгорный, к.5, п.1 и др. [Евдокимов 1989, с. 70; Махортых 1997, с. 8-9; Отрощенко 2001, с. 179-193].

Таким образом, вероятно, в начале IX в. до н.э произошло сложение киммерийской культуры в степях между Днепром и Предкавказьем. Последний регион был наиболее важен для формирования киммерийской культуры в целом. Здесь исследованы подкурганные погребения и грунтовые могильники с вытянутыми и скорченными захоронениями, сопровождавшиеся инвентарем, аналогичным инвентарю киммерийских погребений Северного Причерноморья: Фарс, Птттиттт, Кочипэ, Николаевский, Черноклен, и др. Грунтовые могильники ряд исследователей относит к числу так называемых протомеотских или древнемеотских памятников [Анфимов 1961; 1975, с. 3550]. Ранее, рассматривая генезис протомеотских памятников, я уже писал о том, что в их сложении активное участие принимало белозерское и позднесрубное население, а также возможно, местные обитатели - носители кобяковской и дольменной культур. Причем степной компонент прослеживается ярче остальных [Махортых, 1992a, с. 77-80; 1994]. Эту точку зрения поддержали В.Р. Эрлих [1994, с. 113] и А.А. Сазонов [2000, с. 56]. Сходство погребального обряда и инвентаря с предскифскими памятниками степной Украины, позволяет рассматривать их как один из вариантов культуры исторических киммерийцев. Близкую позицию занимает и В.Р. Эрлих, который считает, что комплексы типа Новочеркасского клада принадлежали историческим киммерийцам, а сам комплекс сформировался именно у населения Закубанья, оставивт его «древнемеотские» могильники [Эрлих 1994, с. 97, 115].

В конце эпохи поздней бронзы переселение отдельных групп степного населения в Предкавказье и формирование здесь киммерийской культуры привело к усиленному обмену опытом металлообработки и взаимному обогащению ремесленными навыками. Некоторые группы западного населения, вначале белозерские, затем киммерийские, вероятно, не только контактировали, но и смешивались с местными кавказскими обитателями.

Благодаря этим контактам, на Северном Кавказе распространилась традиция изготовления биметаллического вооружения, в первую очередь, мечей и кинжалов, известная белозерскому населению уже в XI-X вв. до н.э., а также более активно стали распространяться железные изделия [Махортых 1994, с. 64].

В IX в. до н.э, когда формировалась новая киммерийская культура с новым кочевым образом жизни, шло совершенствование не только вооружения, но и конской сбруи. Оно происходило в результате симбиоза культурных традиций местного северокавказского населения и ранних кочевников, вызвавшего к жизни передовые технологии и новые изделия. Вероятно, именно в Предкавказье в результате тесных взаимоотношений номадов и оседлых племен сложился комплекс предметов типа Новочеркасского клада, который был синкретическим новообразованием. Он представлял собой сплав различных по происхождению компонентов, и в первую очередь, западнокобанских и киммерийских, а на заключительном этапе испытал определенное переднеазиатское влияние [Махортых, 1999а, с. 217-221].

Наиболее ранними киммерийскими памятниками Предкавказья являются погребения Чернокленовского могильника, пп. 29 и 32 Кочипэ, п.51 могильника Пшиш-1. Об их датировке в пределах первой половины IX в. до н.э. свидетельствует сходство их инвентаря, в первую очередь керамики и украшений, с материалами памятников эпохи поздней бронзы Крыма (Тау- Кипчак, Дружное 2) и белозерских могильников Причерноморья. Так, черпаки Чернокленов ского могильника идентичны черпакам Тау-Кипчака и Кочковатого (рис. 46, 14-17). Украшения в виде подвески в 1,5 оборота и пронизки из бронзового листа повторяют украшения белозерских могильников (рис. 46, 1-4). Пряслице из этого же могильника по форме сближается с находкой из Дружного 2 в Крыму (рис. 46, 5, 6). Широкие чаши с округлыми налепами на плечиках из пп. 29 и 32 могильника Кочипэ повторяют белозерские образцы (рис. 46, 11-13). Корчага из п.29 Кочипэ также близка по форме сосудам белозерской культуры (рис. 46, 18, 19). В этой же культуре и наиболее ранних погребениях киммерийцев Северного Причерноморья находят аналогии тонкие и очень толстые оселки (рис. 46, 7, 8). О древнем возрасте п.51 могильника Птттиттт свидетельствует лунница, аналогичная экземпляру из Суворовского могильника.

Таким образом, киммерийская культура сформировались в степях от Днепра до Предкавказья на основе белозерских и постсрубных традиций, а также в тесных контактах с оседлым населением Северного Кавказа. Уже в первой половине IX в. до н.э. в поисках наиболее благоприятных условий, ранние кочевники, вероятно, стали расселяться на запад от Днепра, постепенно вовлекая в процесс трансформации все новые и новые группы пострубного и белозерского населения.

В степях между Днепром и Дунаем наиболее ранние памятники киммерийской культуры содержат довольно многочисленные вещи, близкие белозерским, и/или элементы белозерского погребального ритуала: большие гробницы с ямками на дне, обкладка стен камнем. Такие погребения включают как вытянутые, так и скорченные костяки. К этому же времени относится и погребение в Холмском 2/3, где киммериец был убит белозерским наконечником стрелы. Данный факт позволяет предположить существование военных конфликтов между расселяющимися по степному Причерноморью киммерийцами и отдельными, наиболее сильными в экономическом плане группами белозерского населения, сохранивт ими традиционное хозяйство в благоприятных экологических нишах.

Процесс формирования киммерийской культуры помогает лучт е представить и анализ ориентировки наиболее древних кочевнических погребений. В первой половине IX в. до н.э. у киммерийцев зафиксированы все виды ориентации. Однако, если в группе скорченных погребений степного Причерноморья преобладает восточная, а второе место занимает южная ориентировка, то в группе вытянутых захоронений преобладает западная, а второе место занимает северная. Подобная ситуация позволяет предположить, что основу киммерийцев, которым принадлежали черногоровские памятники от Дона до Дуная, составляли, преимущественно, потомки постсрубного населения и, в меньшей степени, белозерцев. Судя по нетипичной для белозерской культуры западной и северной ориентировке, еще меньшая численность прямых потомков белозерской культуры была среди населения, оставившего вытянутые киммерийские погребения.

Иная картина наблюдается в Предкавказье. Изучение ориентировки по материалам грунтовых и подкурганных могильников показало, что среди скорченных захоронений киммерийцев преобладают южная и западная ориентация (могильники Абинский, Николаевский, Фарс). Северная ориентировка наиболее многочисленна в могильнике Птттиттт -1. Известны и захоронения, ориентированные головой на восток (могильники Черноклен и Кубанский) [Махортых 1994]. Среди вытянутых погребений также наиболее многочисленны захоронения, ориентированные головой на юг, и приблизительно в равной степени встречены погребения, ориентированные на север, восток и запад.

Значительное количество погребений с южной ориентацией позволяет предположить, что именно в Предкавказье наиболее сильны оказались белозерские погребальные традиции. Это обусловлено, во-первых,

распространением захоронений с южной ориентацией среди погребений финальной бронзы Нижнего Дона и Предкавказья (Батуринский 1 к.9, п.10; Северный П к.2 п.4; Хапры к.1 пп.13, 19, 20). Во-вторых, проникновением белозерского населения из Крыма, о чем свидетельствует сходство керамики наиболее раннего Чернокленовского могильника с крымской посудой финала бронзового века. Для белозерских могильников Крыма (Новокленовского, Суучхан и Донского) преобладающей является именно южная ориентировка [Колотухин 2003, с. 23]. Очевидно, существенным белозерским компонентом в киммерийской культуре Предкавказья объясняется широкое употребление на протяжении всего предскифского периода, а не только раннего, как в степной Украине, таких типичных белозерских украшений как спиралевидные пронизи, бусы, пронизки из бронзового листа. Вероятно, с белозерскими традициями связано также распространение у предскифского населения Предкавказья биметаллической технологии изготовления предметов вооружения и в первую очередь мечей и кинжалов, более длительное использование, чем в украинских степях очень тонких и очень толстых оселков.

Можно провести определенные параллели с поздними кочевниками - половцами, у которых, по мнению С.А. Плетневой, разнообразие деталей погребального ритуала и определенная его специфика у различных кочевых групп (вариации ориентировки, формы могильных ям и т.д.) объясняется участием в их сложении нескольких групп предшествующего степного населения [Плетнева 1990, с. 38]. В средневековье пришедшие на новые территории кочевники очень быстро, буквально через одно поколение становились иным народом с измененным культурным обликом. Они как бы нивелировались с остальными обитавшими в степях этническими группами. Вероятно, близкий процесс имел место и в период формирования киммерийцев, когда на различной культурной основе в результате тесных контактов населения, обитавшего между Днепром и Предкавказьем, сформировались ранние кочевники. Вначале появился рыхлый культурный массив киммерийцев, который быстро превратился в довольно однородное культурное единство.

Однако, специфика экологических ниш, а также преобладание той или иной генетической подосновы обусловили формирование двух своеобразных культур киммерийцев: одной - в Предкавказье, другой - в степях между Дунаем и Доном. Их объединяют общие черты: подкурганный и грунтовый характер захоронений, вытянутое и скорченное на спине положение костяков, разнообразие ориентировок умерших, использование в погребальном обряде камня, общие предметы инвентаря (на раннем этапе - керамика белозерского и постсрубного типов, оселки и украшения белозерского типа, близкие типы конской узды, вооружения). Однако есть и специфика, которая объясняется генетической подосновой (больший белозерский компонент в Предкавказье и больший пострубный в степях между Доном и Дунаем), а также спецификой хозяйства с учетом более благоприятных природных условий Предкавказья. Последние обусловили использование в качестве заупокойной пищи крупного рогатого скота и свиньи, частое помещение в могилы чучел и туш лошадей, использование грунтовых могильников и наличие поселений. Тесные взаимоотношения с местным населением, в первую очередь кобанской культуры, а также близость к источникам металлургии и металлообработки объясняют наличие большого количества металлических изделий в киммерийских захоронениях Предкавказья.

Общие и специфичные черты двух рассмотренных групп киммерийских памятников позволяют относить их к двум вариантам одной культуры.

Вместе с тем я не исключаю, что определенное воздействие на формирование киммерийских древностей юга Восточной Европы оказало влияние из «глубинных» районов Азии. Однако, проявления, характер и степень этого предполагаемого влияния на современном уровне исследований являются трудноуловимыми и археологически фиксируются слабо. Выявленные в обширнейшем восточноевразийском ареале археологические материалы Х-VIII вв. до н.э. еще явно недостаточны и фрагментарны, поэтому составить на их основе достаточно полное представление об имеющем место своеобразии раннекочевнических культур востока Евразии и истоках их материального комплекса мы пока не можем. Заслуживает также внимания вывод С.И. Лукьяшко о том, что имеющиеся на сегодняшний день источники не подтверждают существование миграции с востока, которая послужила основой сложения культуры предскифского времени на Нижнем Дону [Лукьяшко 1999, с. 193-194].

До сих пор, остается открытым вопрос и о датировке X-IX вв. до н.э. т.н. оленных камней западной части евразийских степей - наиболее надежных «свидетелей» гипотетического проникновения в Северное Причерноморье носителей протоскифской культуры, предположительно приведшей к распространению здесь черногоровских памятников [Мурзин, Клочко 1987, с. 18]. Поскольку большинство выявленных на этой территории «киммерийских» стел является случайными находками, то их культурно-хронологическая принадлежность спорна. В тех же редких случаях, когда находки монументальной скульптуры могут быть надежно связаны с погребальными комплексами (Белоградец, Гумарово), то они соотносятся с иным кругом археологических памятников, свидетельствующих о распространении на юге Восточной Европы в VII в. до н.э. нового (скифского) населения из восточных районов Евразии [Савинов, Членова 1978; Исмагилов 1988, с. 46]. Довольно показательной является и точка зрения такого авторитетного исследователя кургана Аржана как М.И. Грязнов, указывающего на полифункциональные истоки раннекочевнических культур Евразии. По его мнению, в начале 1 тыс. до н.э. на огромных пространствах степного пояса, протянувшегося от Карпат почти до Тихого океана, произошел переход от оседлости к кочевому скотоводству. В связи с этим несомненно происходили более или менее значительные перемещения народных масс. Но ни это, по мнению ученого, определяло основное направление прогресса в экономике и культуре степных народов. Эпохальные отличия в это время были более значительны, чем этнические, и нам трудно уловить, какие группы населения куда переселялись, кто, откуда и что заимствовал. Нам ясно лишь, что на обширных просторах Евразии синхронно возникают и развиваются сходные в общих чертах культуры. Но каждая из них вполне самобытна и оригинальна. При широком межплеменном обмене, отдельные культурные приобретения того или иного племени получают всеобщее распространение [Грязнов 1980, с. 59].

Таким образом, в данной главе проведено сопоставление инвентаря и элементов погребального обряда наиболее древних киммерийских памятников с материалами предшествующих культур эпохи поздней бронзы, на основе чего определены основные традиции, лежавшие в основе формирования киммерийской культуры. Судя по имеющимся материалам, киммерийская культура сложилась на основе традиций белозерского и пострубного населения в степных просторах между Днепром и Предкавказьем в начале IX в. до н.э. Аридизация климата и ухудшение условий обитания в степной зоне способствовали прекращению существования культурных образований финальной бронзы и переходу населения к кочевому скотоводству, что обусловило изменение материальной культуры. Расселение древнейших киммерийцев в первой половине IX в. до н.э. вызвало ассимиляцию позднейших белозерских общин, обитавших в Крыму, Поднепровье и Дунайско-Днестровском регионе и окончательное формирование культуры ранних кочевников степного Причерноморья.