Роль и место теории доказательств и теории доказывания в правоприменительной деятельности суда
«Мутантами» кажутся и некоторые появляющиеся на свет Божий судебные постановления, когда официальный (объявленный от имени государства Российского) результат судопроизводства по конкретному делу противоречит элементарным представлениям о теории доказательств (в том числе об относимости, допустимости, достоверности, достаточности доказательств по делу).
По нашему мнению, данная проблема на сегодняшний день встала настолько остро, что требует специальных научных исследований и законодательного разрешения.
Речь идет не только о том, что научные разработки теории судебных доказательств и теории судебного доказывания должны продолжаться .
Без такой кропотливой работы немыслим ни научный, ни правоприменительный, ни общественный прогресс. Однако объективная оценка роли и места, которые занимает поднятая проблема в правоприменительной деятельности, особенно в деятельности судов, настоятельно требует разрешения как минимум двух вопросов.Первым из них (относительно простым) является вопрос кардинального изменения отношения в рамках учебного процесса к теме «Доказательства и доказывание». Качество и объем знаний в этой области, которыми обязан владеть выпускник юридического вуза, должны существенно превышать те требования, которые предъявляются сегодня высшей школой. Не только увеличение количества учебных часов по данной теме, но и экзаменационная проверка уровня знаний, полученных студентом, может в некоторой степени способствовать решению проблемы соответствующей подготовки юридических кадров для правоприменительной деятельности.
Второй вопрос значительно сложнее, поскольку требует как специальных научных изысканий, так и законодательного закрепления.
Это — общетеоретическая проблема уровня допустимой «самостоятельности» правоприменителя как в выборе средств и методов доказывания, так и в оценке доказательств.
Теоретическая часть обозначенной проблемы заключается в сле-дующем:
объемный эмпирический материал в области правоприме-нения, а также значительное число отраслевых научных исследований, посвященных изучению проблемы теории доказательств и теории доказывания, создали достаточные предпосылки для общетеоретического осмысления поднятой проблемы и формирования на базе теории государства и права общетеоретического фундамента, который бы позволил продолжать научные исследования теории доказательств и доказывания на более высоком общетеоретическом уровне;
в рамках общетеоретических исследований проблем теории доказательств и теории доказывания, применяя историко-правовой метод исследования, необходимо осмыслить закономерности ста-
203
новления и развития доказательственного права , при этом в историческом плане определить, какие факторы и как влияли на степень «самостоятельности» судов в выборе средств и методов доказывания, в вопросе оценки доказательств.
Это исключительно важно не только потому, что общество, забывшее историю своего становления и развития, не имеет будущего, но и в связи с тем, что судебное правоприменение сегодня нуждается в такой научно обоснованной общей теории доказательств и доказывания, которая, с одной стороны, даст судам надежный «компас», позволяющий судье не сбиваться с верного пути и четко ориентироваться в своей правоприменительной деятельности, а с другой — сформулирует правила «игры», помогающие если и не заглянуть в «святая святых» судопроизводства — внутреннее убеждение судьи, то объективно (на основе установленных правил) оценить — в соответствии ли с этими самыми правилами у судьи возникло его внутреннее убеждение.Практическая часть затронутой проблемы заключается в том, что на основе научных разработок и общетеоретических выводов необходимо сформулировать отраслевые нормы права, следование которым приведет к упорядочению судебного правоприменения с точки зрения теории доказательств и доказывания.
Высказанная точка зрения о необходимости общетеоретической разработки (разработки на уровне фундаментальной научной дисциплины — теории государства и права) процессуальной проблемы доказательств и доказывания перекликается с научно-правовыми взглядами, согласно которым на этом же уровне не только должны, но и проводятся научно-правовые исследования юридического процесса. В ча-стности, увидевшая в 2003 году свет монография Е. Г. Лукьяновой «Теория процессуального права» — яркое тому подтверждение . Существование процессуального права, представляющего собой блок правовой материи, указанным автором доказано на высоком научном уровне как состоявшийся факт. Несмотря на неоднозначное отношение правоведов к факту существования процессуального права, последнее, однако, исследуется и на общетеоретическом, и на отраслевом уровне. Как верно отметила Е. Г. Лукьянова, в развитии процессуального права просматривается следующая важная закономерность: чем более развито общество, тем детальнее в законодательстве прорисовывается деятельность, связанная с охраной социального порядка, прав, свобод и законных интересов граждан и организаций.
А поскольку процессуально-правовое регулирование осуществляется специально уполномоченными органами, деятельность этих органов должна быть упорядочена и урегулирована так, чтобы исключить со стороны юрисдикционных органов малейшие злоупотребления. По утверждению цитируемого автора, особой научной проработки заслуживает фактическая система механизма процессуального регу-лирования. И не случайно. Этому элементу процессуально-правового механизма уделялось в теории явно недостаточно внимания. Познание сущности, механизма, закономерностей и тенденций развития процессуального права создает необходимую научную базу для его целенаправленного совершенствования. И если законодатель будет внимательно прислушиваться к ученым, искренне озабоченным дальнейшим развитием процессуального права, граждане и организации при обращении в юрисдикционные и иные правоохранительные органы будут получать надлежащую правовую защиту .Итак, «процессуальное право есть показатель степени цивилизованности общества» . По нашему убеждению, общая теория доказательств должна быть предметом исследования общей теории процессуального права.
Примечательно, что правовая наука довольно чутко реагирует на потребности правоприменения. В частности, интересным теоретическим исследованием, подтверждающим актуальность поднятой проблемы, является монография В. А. Новицкого «Теория российского
207
процессуального доказывания и правоприменения» , в которой автор разрабатывает концепцию процессуального доказывания и правоприменения в теории государства и права.
Как было отмечено, теория доказательств представляет собой «центральный узел всей системы судопроизводства, душу всего (судебного. — А. А.) процесса, начало движущее, образующее статью процесса самую существенную, которая обусловливает и устройство судов, и все главные формы судопроизводства» . Касаясь вопроса судопроизводства, следует напомнить высказанную нами точку зрения, согласно которой цель процесса состоит в установлении юридической истины.
В ходе предварительного следствия (при расследовании уголовного дела) компетентный субъект должен на основе первичных данных выдвинуть несколько версий имевшего место события, всеми доступными и предусмотренными законом методами и средствами собрать воедино максимум информации, относящейся к данному событию, выбрать наиболее убедительную версию события, после чего сделать (в рамках своей процессуальной компетенции) вывод о праве на юридическую жизнь той или иной версии произошедшего события. Вся эта деятельность, описание которой уместилось в несколько строк, в основе своей имеет стержневое зве-но — она направлена на сбор, закрепление и оценку доказательств, которые должны подтверждать правильность одной версии и юридическую бесперспективность всех иных выдвинутых версий. Иными словами, деятельность органов предварительного следствия (в рамках расследования уголовного дела) должна быть направлена не на абстрактную «борьбу с преступностью», не на достижение «высоких показателей качества следствия», не на периодическую отчетность и т. п., а на отыскание, сбор, закрепление и оценку доказательств. Вся уголовно-процессуальная деятельность компетентного субъекта в рамках выполнения обозначенной задачи должна полностью соответствовать требованиям уголовно-процессуального закона, находить точное отражение в процессуальных документах и в этом смысле (в плане перспективы судебного разбирательства) быть прозрачной. Любые «темные» или «непрозрачные» места в действиях следователя по конкретному уголовному делу, т. е. такие процессуальные действия, которые либо противоречат требованиям уголовно-процессуального закона, либо соответствие которых правовым предписаниям вызывает неустранимые сомнения, должны, безусловно, расцениваться как процессуальные действия, не порождающие правовых последствий либо в рамках конкретного процессуального действия по установлению или закреплению доказательства, либо в рамках определен-ной процессуальной процедуры, либо в рамках уголовного дела в целом.Нет необходимости рассматривать случаи, когда нарушения требований процессуального* закона, допущенные при обнаружении или закреплении доказательств, приводят к признанию этих доказательств недопустимыми.
Таких примеров в отечественной правоприменительной практике, к сожалению, довольно много.Одним из интересных примеров того, как суд признает, что целая процессуальная процедура следствия не повлекла правовых последствий, является следующий. Во время ознакомления с материалами уголовного дела после окончания следствия 5 мая 2003 года выяснилось, что следователем, не отличавшимся необходимым уровнем ор-ганизованности, с 23 января 2003 года по 10 февраля 2003 года уголовное дело было приостановлено в связи с розыском обвиняемого К. О данном процессуальном действии следователя как защита, так и сам К. узнали лишь при ознакомлении с материалами уголовного дела, поскольку К. никуда от следствия не скрывался, добросовестно во время всего «розыска» трудился по основному месту работы и проживал по своему единственному месту жительства. Разъяснять цель данных «непрозрачных» действий следователя практическим работникам нет необходимости. Следователь, прикрывая свою неорганизованность и взяв для себя таким вот незатейливым образом тайм-аут, смог продлить во Владимирской областной прокуратуре сроки следствия до 12 месяцев, однако нерационально использовал и очередные три месяца следствия. Подобные следственные «хитрости» не могли остать-ся без соответствующей реакции защиты, и не столько по той причине, что речь шла о сроках следствия, сколько потому, что необоснованное объявление обвиняемого К. в розыск характеризовало последнего с не-гативной стороны — как лицо, препятствующее ведению следствия. Это, по мнению защиты, умаляло достоинство личности К., а в силу ст. 21 Конституции РФ достоинство личности охраняется государством. Вполне понятно, что суд первой инстанции согласился с доводами защиты, признав оспоренное постановление следователя незаконным. Суд второй инстанции оставил постановление районного суда в силе.
Приведенный пример из практики с теоретической точки зрения интересен тем, что, признавая незаконным постановление следователя о розыске обвиняемого К. и о приостановлении в связи с этим предварительного следствия, суд в соответствии со ст. 125 УПК РФ обязал следователя устранить допущенное процессуальное нарушение «и зачесть в срок следствия незаконно исключенный период времени с 23 января 2003 года по 10 февраля 2003 года», т. е. подтвердил, что незаконные процессуальные действия не должны порождать юридических последствий. Этот пример представляет интерес еще и потому, что в соответствии с действующим процессуальным законо-дательством следственные действия, которые были совершены по истечении 12-месячного срока следствия без продления сроков следствия по данному делу Генеральным прокурором РФ или его заместителями (ч. 5 ст. 162 УПК РФ), являются незаконными. Таковыми Должны быть любые следственные действия, в том числе и состоявшееся постановление о прекращении уголовного дела и уголовного преследования по реабилитирующим основаниям. Но возможна ли в данном случае отмена надзирающим прокурором незаконного постановления (т. е. постановления, вынесенного за пределами процессуальных сроков) и возвращение уголовного дела для производства дополнительного следствия (ч. 6 ст. 162 УПК РФ) без продления срока следствия в Генеральной прокуратуре РФ? Если да, то надзирающий прокурор продлевает срок следствия на один месяц, но за пределами 12-месячного срока следствия. Если нет, то каким образом сле-дователь сможет вынести постановление (в том числе о прекращении дела), если Генеральный прокурор страны не продлит сроки следствия по данному делу?
Другим интересным примером судебного правоприменения является уголовное дело, когда в теоретическом споре между автором данной работы, постановившим оправдательный приговор Ібдекабря 1999 годапоч. 1 ст. 213 УК РФ, и Владимирским областным судом, высказавшим 29 февраля 2000 года противоположную точку зрения, принял участие первый заместитель Председателя Верховного Суда РФ. Суд первой инстанции оправдал подсудимого Ч. в связи с тем, что расценил все собранные по делу доказательства как недопустимые. Причиной тому послужило установление судом первой инстанции факта незаконного, по истечении сроков давности, возбуждения уголовного дела (уголовное дело было возбуждено 1 марта 1999 года по ч. 1 ст. 213 УК РФ в связи с событием, имевшим место 29 марта 1995 года). При этом судом первой ин-станции было установлено, что подсудимый Ч. категорически возражал против прекращения уголовного дела в суде как вследствие истечения сроков давности привлечения к уголовной ответственности, так и вследствие акта амнистии.
Суд второй инстанции 29 февраля 2000 года не согласился с позицией суда первой инстанции и отменил оправдательный приговор, обязав суд первой инстанции при новом рассмотрении уголовного дела решить вопрос либо о прекращении уголовного дела по амнистии (поскольку в деле имелось постановление органа дознания от 12 апреля 1999 года о прекращении уголовного дела вследствие акта амнистии при отсутствии на это согласия обвиняемого Ч.), либо о возвращении уголовного дела на дополнительное расследование.
Первый заместитель Председателя Верховного Суда РФ, не согласившись с мнением суда второй инстанции, принес протест на кассационное определение следующего содержания: «Что касается ссылки коллегии на то, что при постановлении приговора суд в нарушение требований ч. 3 ст. 314 УПК РСФСР не дал в приговоре оценку исследованным в судебном заседании доказательствам, то она не основана на материалах дела, поскольку суд в приговоре признал все собранные по делу доказательства недопустимыми, указав:
“Незаконное постановление о возбуждении уголовного дела является процессуальным нулем, не порождает никаких процессуальных последствий, в связи с чем все доказательства, собранные по такому делу, не могут быть допустимыми доказательствами; основания, по которым все доказательства обвинения признаны судом недопустимыми, исключают возможность получения каких-либо иных доказательств обвинения; сбор допустимых доказательств на момент судебного разбирательства исключен в соответствии с уголовно-процессуальным законом”».
В конечном итоге в 2000 году Владимирский областной суд согласился с мнением суда первой инстанции и оставил оправдательный приговор в силе.
Однако в июле 2003 года теоретический спор с Владимирским областным судом о допустимости собранных по уголовному делу доказательств в случае незаконного возбуждения уголовного дела (незаконного привлечения лица к уголовной ответственности) неожиданно получил продолжение.
Суд первой инстанции, где автор данной работы защищал подсудимую Г., вынес 17 марта 2003 года оправдательный приговор, установив при этом, что уголовное дело было возбуждено незаконно (в нарушение требований п. 4 ч. 1 ст. 5 УПК РСФСР), и указал следующее; «...приведенная норма уголовно-процессуального права является императивной, в связи с чем должна быть применена органом предварительного расследования при решении вопроса о возбуждении уголовного дела независимо от желания правоприменителя и согласия лица, в отношении которого проводилась проверка; согласно ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР (ст. 75 УПК РФ) при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Доказательства, полученные с наруше- ниєм закона, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения. Таковыми, в том числе, признаются доказательства, полученные с нарушением установленного уголовно-процессуальным законодательством порядка их собирания и за-крепления».
По данному уголовному делу было установлено, что следователь прокуратуры возбудил уголовное дело (в период действия УПК РСФСР) в отношении женщины, имевшей несовершеннолетнего ребенка, по подозрению в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 309 УК РФ тогда, как норма уголовно-процессуального права в императивном порядке запрещала в данном случае возбуждать уголовное дело. Владимирский областной суд вновь, как и в первом примере 2000 года, отменяя оправдательный приговор, не согласился с точкой зрения суда первой инстанции по поводу того, что в случае незаконного возбуждения уголовного дела собранные по делу доказательства нельзя признать допустимыми.
В надзорной жалобе на кассационное определение автор данной работы указал следующее: «Как прокуратура при решении вопроса о возбуждении уголовного дела, так и суд кассационной инстанции упустили из виду одну “незначительную” деталь. В соответствии с п. 4 ч. 1 ст. 5 УПК РСФСР уголовное дело не могло быть возбуждено, а это означало, что лицо (императивно подпадавшее под действие акта Амнистии) еще и освобождалось от уголовного преследования, причем данное требование уголовно-процессуального закона являлось императивным. Следовательно, прокуратура (как минимум) не имела права предъявлять Г. обвинение.
Иными словами, если на момент выхода акта Амнистии уголовное дело не было возбуждено, то при императивности распространения на конкретное лицо требований норм права, закрепленных в данном нормативно-правовом акте, уголовное дело не подлежало возбуждению.
Следовательно, данное требование исключало уголовное преследование лица, на которое в императивном порядке распространялось действие акта Амнистии, а значит, данное лицо не могло стать субъектом данного уголовного преследования.
Таким образом, даже согласившись с лукавством (“не замеченным” судом кассационной инстанции) доводов прокуратуры, согласно которым на момент возбуждения уголовного дела о причастности Г. к подкупу потерпевшей К. никто и не подозревал, нельзя не понять, что, привлекая Г. к уголовной ответственности (с момента предъявления обвинения), прокуратура действовала незаконно.
Для судебной правоприменительной деятельности аксиоматичным должно быть следующее требование: легализация судом незаконных процессуальных действий органов предварительного следствия запрещена.
По этой причине как обвинительный приговор, так и прекращение судом уголовного дела в отношении Г. (с согласия последней на это) привели бы к тому, что суд своим решением признавал законными явно противоречащие закону процессуальные действия прокуратуры».
Фраза о том, что суд не может своими решениями «сохранять» юридическую жизнь тем процессуальным действиям органов предварительного следствия, которые противоречат требованиям закона, несет в себе методологический смысл, заключающийся в следующем: если суд, принимая то или иное решение по конкретному правовому спору, вынужден опираться на ущербные с правовой точки зрения действия органов предварительного следствия, то данное решение он принимать не имеет права.
Таким образом, процессуальные действия органов предварительного следствия, основное предназначение которых сводится к отысканию, сбору, закреплению и оценке доказательств, должны полностью соответствовать требованиям уголовно-процессуального законодательства, чтобы порождаемые ими правовые последствия имели юридическую силу.
Это требование должно быть аксиоматичным. И только в том случае, если в отечественной правоприменительной практике (особенно судебной) данное требование будет выполняться в категоричной форме, довольно быстро и ярко проявятся те недостатки правового регулирования уголовного процесса, многие из которых правоприменительная практика в настоящее время «добросовестно обходит» стороной.
Случаев, когда норма права неточно отражает потребности современных фактических отношений в их регулировании, более чем достаточно. И для того чтобы законодатель в максимально сжатые сроки мог вносить необходимые коррективы в нормы права, которые регулируют те или иные отношения в диссонанс с уровнем общественных потребностей, он (законодатель), как минимум, должен иметь представление как о нормах права, не соответствующих современному уровню общественных отношений, и об актуальности для общества данной конкретной проблемы, так и, образно говоря, о тональности и тембре звучания фактических отношений, нуждающихся в регулировании. И камертоном (эталоном звука) в данном случае не только может, но и должна выступать правоприменительная (и в первую очередь — судебная) практика.
Идеальным вариантом для выполнения этой задачи могут стать специальные научно-аналитические отделы при высших судах субъ-ектов Федерации, служащие которых не могут состоять в штате данного суда, а должны находиться в вертикальном подчинении либо специальному отделу при Президенте РФ, либо комитету по законодательству Государственной Думы РФ. Цель таких научно-аналитических отделов очевидна — собирать, анализировать, систематизировать и обобщать все проблемы правовой жизни, проявляющиеся в судебной практике данного региона. Эти отделы могут стать в каждом субъекте Федерации теми научно-правовыми аналитическими центрами, в которых будет аккумулироваться как информация о действенности правового регулирования тех или иных отношений, так и конкретные предложения судей и работников сферы правоприменения по вопросам изменения действующего законодательства. Обобщение такой информации, полученной изо всех субъектов РФ, позволит дать очень четкую картину действенности конкретных норм права, наличия болевых точек в вопросах правового регулирования конкретных отношений, социальных потребностей либо в урегулировании тех или иных отношений, либо в качественно новой их правовой регламентации.
Осуществление данной идеи, несомненно, принесет неоценимую пользу всему обществу, но лишь при одном условии — если ее реализация не станет очередной профанацией. Именно во избежание такой перспективы должностные лица научно-аналитических отделов при судах субъектов Федерации не могут состоять в штате этих судов, иначе они очень скоро превратятся в дополнительный персонал судов; подбор кадров в данные отделы должен осуществляться тщательно, и кандидат должен не только обладать достаточным уровнем теоретических и практических знаний, но и иметь аналитический склад ума; деятельность таких отделов должна быть всецело направлена на выполнение одной единственной задачи — опираясь на судебную практику быть диагностическим центром по выявлению первых признаков «старости» или, наоборот, «чрезмерной молодости» тех или иных юридических предписаний. Такие отделы должны существовать именно в высших судах субъектов Федерации, ибо только в этом случае они смогут находиться непосредственно в эпицентре регионального судебного правоприменения, где концентрируется полный спектр наиболее конфликтных вариантов развития тех или иных правоотношений.
Доказательства и доказывание в судебном правоприменении
¦і
В свою очередь, своевременное приведение юридических предписаний в соответствие с уровнем общественных потребностей, нуждающихся в новом регулировании тех или иных отношений, является одним из условий стабильности в обществе.
Как отмечалось ранее, к вопросам, остро нуждающимся в детальной правовой регламентации, относится вопрос о доказательствах и доказывании. Но поскольку осмысление вопроса о доказательствах и доказывании на уровне общей теории государства и права требует не механического суммирования знаний отраслевых наук по данной проблеме, а научно-правового анализа и синтеза всей суммы отраслевых знаний, который позволит вывести общие научно-правовые критерии данной проблемы, остановимся лишь на некоторых узловых проблемах и основных моментах. Поднятая проблема рассматривается в плоскости общетеоретической постановки. В последнее время появились значительные монографические исследования по теории доказывания и теории судебных доказательств, как в области уголовного процесса, так и в области гражданского и арбитражного процессов. Поэтому автор поставил перед собой задачу обосновать (на основе теоретических взглядов и примеров судебного правоприменения) общетеоретический вывод о необходимости более детальной правовой регламентации правоприменительной деятельности суда, связанной с исследованием и оценкой доказательств. Внимание акцентируется в основном на уголовном процессе, в котором наиболее остро-ощущается дефицит правовой регламентации данного спектра правоприменительной деятельности суда.
В начале 2001 года автором данной работы в Администрацию Президента РФ было направлено официальное обращение по вопросу судебного анализа и оценки доказательств. В нем отмечалось, что суд — не секта, члены которой могут по своему усмотрению карать или миловать. Судья при отправлении правосудия должен находиться в процессуальных рамках. Основополагающие процессуальные установки должны судьями безукоризненно соблюдаться. Анализ и оценка доказательств в суде — одна из основ процесса, которая не должна быть «тайной за семью печатями». Мыслительный процесс при анализе и оценке доказательств должен быть не хаотичным, а неукоснительно опираться на процессуальные нормы, подчиняться законам логики и научным выводам теории доказательств. Тогда и убеждение судьи в конкретном правовом споре будет объясняться не тем, что он «так думает» или «так чувствует», а тем, что «так ориен-тирует закон, так выходит по делу»т.