60. Законы военно-уголовные

60. Более существенное значение имеют особые законы, относящиеся к преступным деяниям, учиняемым известной категорией лиц, так как эти законы обнимают собой не только посягательства на особые интересы, учинение которых возможно только для лиц, занимающихся известной профессией, исполняющих известные обязанности, принимающих участие в известных отраслях общественного или государственного управления и т.

В тех случаях, когда по всей численности и разнообразию подобные особенные посягательства представляют значительный объем, постановления о них могут, хотя и не всегда (ср., например, преступные деяния, учиняемые служащими гражданского ведомства), выделяться из общего Уголовного уложения и входить в особые уставы; само применение этих узаконений может быть возложено на самостоятельные судебные учреждения, действующие притом по особо установленному для них порядку.

Первое место в этой группе во всех современных государствах занимают законы, относящиеся к проступкам военнослужащих, как представителей военной силы, т. е. организованной материальной силы государства, предназначенной для международной, а в исключительных случаях и для внутренней его охраны, а равно и для поддержания международного положения государства, соответственного преследуемым государством национальным или общечеловеческим целям, его исторической задаче, его участию в международной жизни государств.

Организация этой силы, управления ею и ее деятельностью вызывают обширную и самостоятельную отрасль государственного управления, причем правовые нормы, определяющие эту сферу управления, дают содержание особой отрасли права - праву военному.

Но существенную часть военной силы составляет, конечно, живая сила - войско.

Конечно, в этих разнообразных юридических отношениях, отдельных от организации и управления военной силой, а потому и не входящих в область военного права в тесном смысле, действия лиц военных могут быть регулируемы общими правовыми нормами, но при известных условиях для них создаются и особые постановления. Такие специальные узаконения встречаются в законах полицейских, финансовых, гражданских и в особенности - в уголовных, так что не только у нас, но и в. большинстве западноевропейских государств[1] существуют особые военно-уголовные кодексы, применяемые притом особыми военными судами, по специальным процессуальным правилам[2].

Основанием такого выделения служит не только существование специальных воинских интересов, посягательство на которые может быть совершаемо только воинскими чинами - специально воинские преступные деяния, но и то, что принадлежность виновного к войску придает весьма нередко особый характер и учиненным им общим преступным деяниям.

Войско как в целом, так и в частях представляет крепко сплоченное целое, проникнутое началом дисциплины и иерархической подчиненностью, проникнутое единым духом, волей и даже мыслью, вырабатывающее, особенно в эпохи господства милитаризма, не только солидарность, начала товарищества и взаимопомощи, но иногда даже кастовую исключительность ее членов, создающее, наконец, отчасти в силу особенностей занятий, специального изолированного воспитания, отчасти в силу условий военной жизни и быта особые воззрения на отношения военных друг к другу и к лицам, в состав войска не входящим, особое, так сказать, жизневоззрение, понятие об особой воинской чести, чести знамени, даже чести мундира.

Эти своеобразные условия вызывают в войске не только особую, строго определенную дисциплинарную власть над ее членами, но придают особый оттенок и учиняемым военнослужащими преступным деяниям, по крайней мере тем, в которых затрагиваются начала воинской дисциплины и чинопочитания или принципы воинской чести.

Конечно, как я указывал ранее, подобные же черты характеризуют и преступные деяния служащих вообще, но по отношению к военнослужащим они получают усиленное, а иногда даже без нужды приподнятое значение, так как замкнутая отделенность, противоположение своим чужих, подразумевая под последними не врагов, против которых призвана служить военная сила, а сограждан, сынов общей Родины, поддерживая дисциплину, совершенствуя механизм массовых движений, может грозить опасностью, и опасностью серьезной, для общегосударственного порядка.

Но постановления о специально воинских преступных деяниях, а равно об ответственности военных за некоторые общие преступные деяния, хотя бы они и были включены в отдельные сборники законов, представляются только особыми узаконениями, дополняющими общие уголовные законоположения, но не могут образовать самостоятельной отрасли законодательства[4]. Поэтому изучение военно-уголовных законов хотя и может быть предметом особой литературы, особых курсов, но не может составить особой самостоятельной отрасли уголовного права[5].

Первые особые постановления о проступках ратных людей являются у нас в изданном при царе Михаиле Федоровиче в 1621 г. Уставе ратных, пушкарских и других дел, касающихся до военной науки[6], а затем, в Уложении царя Алексея Михайловича, этим постановлениям отведены две главы. С созданием в России постоянной регулярной армии при Петре Великом возникает большая необходимость в особых законах военных, и в разных частях армии появляются сборники таких законов[7], заимствованные по преимуществу из Германии. Завершением всех этих попыток был Воинский устав 1716 г.

Устав воинский сохранил свое действие до царствования императора Николая I; только в 1812 г. он был дополнен изданием военно-уголовных законов, действующих в военное время, так называемым Полевым уложением. При императоре Николае I был издан в 1839 г.[8] Военно-уголовный устав, которого первая часть - о законах, действующих в мирное время,- была основана на Своде законов, а во вторую включено Полевое уложение.

С изданием Уложения о наказаниях 1845 г. пересмотр военно-уголовных законов представился безусловно необходимым[9], и уже в 1846 г.

Пространство действия законов военно-уголовных не совпадает с процессуальной подсудностью, а потому они, будучи особенными, могут быть применяемы и общими судами в следующих случаях: 1) когда в совершении преступного деяния, не относящегося до нарушения законов дисциплины и военной службы, вместе с лицами гражданского ведомства обвиняются и военнослужащие (ст.

При этом, применяя постановления Воинского устава, суд обязан руководствоваться не только Особенной частью Устава, но и его общими постановлениями[12], но, как прибавляет статья 1 Устава, во всех тех случаях, где в Воинском уставе не содержится особых правил и изъятий, суд, его применяющий, гражданский или военный, руководствуется общими уголовными законами. Как указано в объяснениях, к этой первой статье, "исключительное положение военнослужащих в государстве и особенные потребности военного ведомства указывают на необходимость иметь специальные военные законы для охранения порядка и интересов военной службы и на невозможность в некоторых случаях применять безусловно к военнослужащим, даже и по общим их преступлениям, общие уголовные законы. Но уголовное законодательство содержит в себе такие коренные постановления, которыми определяется воззрение законодателя на преступления и проступки вообще, или те общие юридические начала уголовного права, на которых зиждется все развитие положительного закона о вменении преступления в вину и наказуемости виновных. Эти общие основания по самой общности их характера не могут иметь двоякого значения и потому... должны служить руководительным указанием и для специальных законов". Такое дополнительное значение имеют постановления не только Общей части, но и части Особенной. Так, ст. 272 Воинского устава постановляет, что за преступления и Поступки общие, не предусмотренные в сем уставе, лица военного ведомства подвергаются наказаниям на основании общих законов, с соблюдением только некоторых особых правил, в следующих статьях Воинского устава указанных.

Как закон особенный, Военно-уголовный устав может иметь применение только в пределах, точно означенных в законе, и не может иметь распространительного толкования; поэтому во всех тех случаях, в коих возникает сомнение, должно ли быть известное деяние караемо по военным или по общим законам, должен ли быть разрешаем известный вопрос в смысле общих или особенных законов, это сомнение должно быть разрешаемо в пользу применения общих законов.

Как закон особенный, Воинский устав о наказаниях, собственно говоря, должен применяться к преступным деяниям военнослужащих, и притом только военнослужащих, но, не говоря уже о недостаточной определительности термина "военнослужащий", объем применения Воинского устава в настоящее время представляется несравненно более обширным[13].

При этом по объему его применения можно различать три группы лиц.

Первую группу составляют лица, отвечающие по военно-уголовным законам за все учиняемые ими преступные деяния, как специально воинские, так и общие (применение ст. 272-279 Устава и Общей его части), как учиненные в военное, так и в мирное время. Сюда относятся: 1) воинские чины сухопутного и морского ведомств, как нижние чины, так и состоящие в офицерских или генеральских чинах, состоящие на действительной службе, безразлично, как находящиеся в строю, так и исполняющие нестроевые должности, например служащие в военно-учебных заведениях [реш. 69/3, Голубева (Общего собрания); реш. 68/521, Боброва (Общего собрания)]. Они отвечают по военным законам за деяния, учиненные во время нахождения на действительной службе, т. е. после поступления в войска и прежде удаления из оных или исключения из военного звания. Причем моментом поступления считается для нижних чинов, отбывающих воинскую повинность по жребию, занесение в приемную роспись, безотносительно к тому, приняли ли они первоначальную, а тем более окончательную присягу на верность службы, а для вольноопределяющихся и лиц, принимаемых на службу в офицерские чины,- отдача о том приказа. Конечным же моментом службы для нижних чинов, увольняемых в запас, считается роспуск их уездными воинскими начальниками на места жительства, а для исключаемых из службы (например, по неспособности), время отправления из войсковых частей; а для офицеров отдача приказа о зачислении в запас или об исключении из службы. Лица, учинившие преступные деяния во время нахождения на действительной службе, отвечают по военным законам, хотя бы они и судились после оставления ими службы. Но при этом законно уволенные в запас не подвергаются только воинским наказаниям, заменяемым общими, так как для отбытия этих наказаний они должны быть вновь зачисляемы на военную службу[14]. Наоборот, лица, судящиеся хотя и во время нахождения их на действительной службе, но за преступные деяния, учиненные до поступления на оную, должны отвечать за эти деяния по общим законам; но и относительно их первоначально практикой Правительствующего Сената по Общему собранию и Уголовному департаменту[15], а затем отчасти и Законом 1887 г. (ст. 231 Устава уголовного судопроизводства) признано, что хотя суд и применяет к судимому им деянию общие уголовные законы, но при определении вида наказания принимает во внимание особенности военной службы и обязательно заменяет общее наказание согласно приложению к ст. 8 Воинского устава о наказаниях[16]. 2) Состоящие в пограничной (ст. 244 Устава уголовного судопроизводства) и конвойной страже (конвойные команды, ср. ст. 90 кн. V Свода военных постановлений), а равно и чины корпуса жандармов [решение 82/2, Корниевского (Общего собрания) и решение главного военного суда 1884 г. № 1334][17], несмотря на подведомственность их не одному военному министру, а и Министерствам финансов, юстиции и внутренних дел, по принадлежности[18]. 3) Казаки, во время пребывания их в строевых частях или на службе по войсковым воинским учреждениям (ст. 246 Военно-судебного Устава), а в применении к новому уставу о воинской повинности казачьих войск - казаки, входящие в состав строевого разряда, из коего комплектуются выставляемые войском строевые части и местные команды. Во всех этих случаях изъятие этих лиц из-под действия общих законов определяется силой самого закона, а не составляет какое-либо личное их право, а потому применение к ним общих уголовных законов будет почитаться неправильным, хотя бы подсудимые подчинялись такому решению добровольно. Мало того, по разъяснениям Правительствующего Сената (реш. 72/57, Билялова; 70/48, Мазуры; 66/44, Германовского), такой неправильно поставленный приговор подлежит обжалованию со стороны военного начальства, без требования о сем подсудимого, или же может быть отменен Сенатом по непосредственному усмотрению, хотя бы по этому пункту не было ни жалобы, ни протеста.

Вторую группу составляют лица, отвечающие по военным законам только за некоторые преступные деяния, более или менее точно указанные в законе: за нарушения обязанностей военной службы, за военно-должностные проступки, за нарушение правил воинской дисциплины и воинского чинопочитания и т. п. К этой весьма обширной и чрезвычайно разнообразной группе относятся: чины запаса армии и флота, со времени их роспуска и до перечисления в ополчение или исключение из списков запаса, случаи ответственности коих во время сборов и ношения ими форменной военной одежды указаны в ст. 245 Военно-судебного устава[19], с заметной, однако, для них воинских наказаний по приложению к ст. 8 Воинского устава; казаки, входящие по особому уставу в приготовительный и запасный разряды, а равно и принадлежащие к строевому разряду, но состоящие на льготе; они отвечают в тех же случаях, как и чины запаса[20]; к чинам запаса приравниваются и нижние чины, состоящие в продолжительном отпуске для поправления их здоровья, но находящиеся в кратковременном отпуске считаются состоящими на действительной службе; ополченцы, в случаях, указанных в ст. 8 Закона 15 апреля 1891 г. о преобразовании государственного ополчения; отставные воинские чины, отвечающие по военным законам только за те из совершенных во время службы преступных деяний, которые были соединены с нарушениями обязанностей военной службы, причем для них воинские наказания во всяком случае заменяются общими (решения Главного военного суда 1891 г. № 29, 1883 г. № 134); воинские чины, занимающие должности по гражданской или общественной службе или командированные к исполнению таковых, а также состоящие в частных должностях, подлежащие ответственности по военным законам за деяния, относящиеся до нарушения обязанностей военной службы; состоящие в полицейских и пожарных командах; военные чиновники, т. е. состоящие в военном ведомстве гражданские чины, и в том числе служащие по военным войсковым установлениям, отвечающие только за преступления по должности и нарушения правил военной дисциплины[21]; служащие в ведении управления Закаспийской военной железной дороги - за преступления должности и нарушения правил военной дисциплины (Закон 18 марта 1891 г.); менониты, отбывающие службу в лесных командах, причем они хотя в точно перечисленных в законе случаях и отвечают по военным законам, но судятся уголовным судом гражданского ведомства (ст. 2241 Устава уголовного судопроизводства), военнопленные за преступные деяния, учиненные ими до обращения их в ведомство гражданского начальства (ст. 227 Устава уголовного судопроизводства), причем они, конечно, отвечают по Воинскому уставу о наказаниях, за исключением случаев побега (ст. 61), и с применением к ним, согласно ст. 271 того же устава, особых правил об ответственности за государственную измену; и, наконец, в военное время - лица, к войску принадлежащие, за преступные деяния, учиненные в войсках или в местностях, объявленных на военном положении; к таким лицам, между прочим, причисляются: находящиеся при армии иностранные офицеры, вольнонаемная прислуга военнослужащих и лиц, состоящих при войске; лица, следующие за войском с разрешения начальства, например корреспонденты, поставщики, торговцы, извозчики и т. п.)[22].

Наконец, третью группу составляют лица, отвечающие по военным законам за известные преступления только в особых исключительных случаях. До издания Судебных уставов число таких случаев было весьма обширно, но Судебные уставы попытались было ограничиться ответственностью лиц гражданского ведомства по военным законам лишь в местностях, объявленных на военном положении, и только за те преступные деяния, которые именно означены в последовавшем по сему случаю Высочайшем указе[23]; но по новым Правилам о военном положении 18 июня 1892 г. (т. II Общих учреждений губернских, прил. к ст. 23) в ст. 17 подробно перечислены те деяния, за которые не принадлежащие к армии лица гражданского ведомства обязательно подлежат военному суду и наказанию по законам военного времени, а именно: бунт и измена, поджог или истребление предметов, указанных в пунктах 2, 3 и 4 этой статьи, нападение на часового или караул, вооруженное сопротивление им или полиции, убийство часового, или чинов караула, или полиции; затем, ст. 19 (п. 7) генерал-губернаторам предоставляет право исключать из общей подсудности, с предварительным объявлением о том во всеобщее сведение, и другие группы дел, не предусмотренных в ст. 17, и, кроме того, дает им право передавать на том же основании отдельные дела о всяких преступлениях, общими уголовными законами предусмотренных, так что область применения военных законов в действительности, сравнительно с дореформенной компетентностью, расширилась, и, сверх того, центр тяжести переместился с Высочайшего повеления на усмотрение местной администрации, от которой зависит теперь замена применения общих законов особыми. Судятся виновные во всех этих случаях, как указано в ст. 20 Правил, в порядке, разделом IV (о суде в военное время) Военно-судебного устава установленном. Но каким в этих случаях виновные подлежат наказаниям? Нежелание прямо заявлять о постепенном расширении за последнее время, вопреки историческим русским традициям, применения смертной казни привело к полной неясности и по этому столь важному вопросу, ст. 17 говорит, что они подлежат наказанию по законам военного времени, но в Воинском уставе о наказаниях нет наказаний за преступления, учиненные в военное время вообще, а есть только постановления об ответственности за разные проступки военнослужащих (ст. 243-267), к которым, по ст. 268 и 269, приравнивались проступки лиц, принадлежащих к войскам, и лиц гражданского ведомства в местностях, объявленных на военном положении, причем за эти деяния налагаются разнообразные наказания, специально воинские и общие до смертной казни включительно; сверх того, ст. 279 постановляет, что в военное время за умышленное убийство, изнасилование, разбой, грабеж и умышленное зажигательство или потопление чужого имущества виновные приговариваются к смертной казни; следовательно, если преданные по ст. 17 суду военному учинили одно из деяний, в этой статье предусмотренных, то они и будут отвечать по этим статьям; а в прочих случаях возможно двоякое толкование: или следует признать, что относительно их только изменяется подсудность, и они подлежат наказанию за эти деяния, в общих законах установленному, или же допустить по аналогии с ст. 279, ввиду важности перечисленных в ст. 17 деяний, применение ко всем этим случаям смертной казни; но такое распространительное толкование, не основанное на тексте закона и разрешающее сомнение в прямой вред подсудимому, не должно быть допустимо. Правильность такого вывода, относящегося равным образом и к пп. 6 и 7 ст. 19, подтверждается еще и тем, что в ст. 20, говорящей о том, как производится рассмотрение и решение дел в случаях, указанных в ст. 17 и п. п. 6 и 7 ст. 19, далее прибавлено: но с тем, "чтобы лицам, виновным в вооруженном сопротивлении властям или нападении на чинов войска и полиции и на всех вообще должностных лиц, при исполнении ими их обязанностей, или же вследствие исполнения сих обязанностей, коль скоро преступления эти сопровождались убийством, покушением на убийство, нанесением ран, увечий, тяжких побоев или поджогом, определялось наказание, предусмотренное в ст. 279 Воинского устава о наказаниях", т. е., другими словами, указано, что только эти случаи могут влечь применение смертной казни[24].

Другое расширение применения военных законов к лицам гражданского ведомства создано Законами, вызванными борьбой с внутренней крамолой, 4 апреля 1878 г. и 5 апреля 1879 г., о временных генерал-губернаторах, и заменившим их ныне Положением 1881 г., о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия (прил. 1 к ст. 1 Устава о предупреждении и пресечении преступлений). По ст. 17 этого Положения, генерал-губернаторам, а в губерниях, им не подчиненных, министру внутренних дел предоставлено в местностях, где введена усиленная охрана, передавать на рассмотрение военного суда для суждения по законам военного времени отдельные дела о преступлениях, общими уголовными законами предусмотренных, когда они признают это необходимым в видах ограждения общественного порядка и спокойствия, а затем ст. 18, совершенно тождественная с приведенной выше ст. 20 Закона 1892 г., указывает, что эти лица судятся по правилам IV раздела и что к указанным в пункту первом этой статьи деяниям применяется наказание, предусмотренное ст. 2749, так что выше приведенное разъяснение об условиях применения к ним наказаний, установленных за преступления, учиненные в военное время, применяются и к случаям этого рода[25]. В местностях, где введена чрезвычайная охрана, эти правила дополняются (ст. 26) предоставлением главноначальствующему права передачи в ведение военных судов, по правилам ст. 17 и 18, не только отдельных случаев, но целого ряда их, и, наконец, по ст. 31 министру внутренних дел[26], по соглашению с министром юстиции, предоставлено право передавать военному суду отдельные дела и в местностях, где не введена усиленная или чрезвычайная охрана[27], о лицах, виновных в преступлениях государственных и других, в статье перечисленных (те же, какие указаны в ст. 20 Закона 1892 г.), с применением к ним наказания, ст. 279 Устава воинского установленного.

Затем, в последнее время расширено применение законов военных на Кавказе. Законами 1891 г. июля 29, 1893 г. января 25 и сентября 13 и 1895 г. января 5 (ср. Устав уголовного судопроизводства, ст. 1255 по прод. 1895 г.), в виде временной меры, впредь до искоренения разбойничества, в Кавказском крае и Ставропольской губернии главноначальствующему гражданской частью, а в пределах Терской и Кубанской областей - командующему войсками Кавказского военного округа и наказному атаману кавказских казачьих войск предоставлено дела о разбое, умышленном убийстве, грабеже с насилием, поджогах жилых строений, восстании и вооруженном сопротивлении властям, учиненных туземцами или пребывающими там персидскими или турецкими подданными, передавать военным судам для суждения по законам военного времени, а также дела о вооруженном нападении на Закавказскую и Владикавказскую железные дороги, когда таковое сопровождалось убийством или покушением на убийство, нанесением ран, увечий, тяжких побоев, или разбоем, грабежом или поджогом, а равно и о повреждениях сих дорог, кем бы таковые ни были учинены, и притом с применением к виновным ст. 270 и 279 Воинского устава о наказаниях, т. е. смертной казни.

Наконец, по ст. 269 Воинского устава о наказаниях, подлежат ответственности по военным законам жители занятых войсками неприятельских областей, во-первых, за деяния, означенные в прокламации главнокомандующего, и во-вторых, за деяния, совершенные ими при участии лиц, подлежащих военному суду.

________________________________________

[1] Ср. К. Hecker, Uber das Verhaltniss des Civilstrafrechts zum Militarstrafrecht und den Begriff Militarpersonen, 1885 г.; Dangelmaier, Geschichte des Militarstrafrechts, 1891 r.

[2] Ср. Шендзиковский. Конспект лекций о материальных военно-уголовных законах иностранных государств, 1893 г.; Дангельмайер. История военно-уголовного права, перев. 1892 г. Из главных военно-уголовных кодексов следует указать: Германский, 1872 г. в силе с 1 октября (переведен на русский язык Томсеном в 1872 г.), ср. Brauer, Handbuch des deutschen Militarstrafrechts, 1872 г.; Hecker, Lehrbuch des deutschen Militarstrafrechts, 1887 г.; Solms, Strafrecht und Strafprocess fur Heer und Marine des deutschen Reichs, 2-е изд. 1883 г.; ср. также F. Kleemann, System des militarischen Disciplinarstrafrechtes, 1898 г.; Австрийский 1855 г., ср. Weisse, Das Heerenstrafrecht 1892 г. (общ. часть); Французский 4 августа 1857 г., ср. Foucher, Commentaire sur le code de justice militaire pour l'armee de terre, 1876 г.; Бельгийский, 1870 г.; Итальянский сухопутный, 1870 г. и морской, 1869 г.

[3] Справедливо указывает Кузьмин-Караваев: "Представляя собой могущественную силу, войско в случае обособления легко может подавить и государственную организацию и все устои социальной жизни. Поэтому государство и общество наряду с мерами, направленными к поднятию в войске чувства военной чести, создают ограничения односторонности его крайнего развития".

[4] Поэтому в учебниках уголовного права военно-уголовные нарушения включаются в соответственные отделы Особенной части. Ср. Н. Veyer; Liszt и др. Дополнительным характером военно-уголовных законов с их отношением к уголовному праву вполне объясняется указываемая Кузьминым-Караваевым (Военно-уголовное право, с. 2) бедность монографической литературы по вопросам военно-уголовного права и отсутствие в западноевропейских юридических факультетах особых кафедр военно-уголовного и военно-процессуального права. Учреждение у нас Военно-юридической академии, свидетельствуя о необходимости для армии иметь юристов, подробно изучивших военное право как самостоятельную отрасль общегосударственного административного права, а равно и обстоятельно знающих военно-уголовные и военно-процессуальные законы, не может, конечно, создать особой науки или даже самостоятельной ее отрасли, подобно тому как существование Военно-медицинской академии не создает как особые самостоятельные медицинские науки - военную патологию, или военную терапию, или фармакологию.

[5] Кузьмин-Караваев, то признает, например, соглашаясь с воззрениями Лоренца Штейна, то не признает самостоятельный характер военно-уголовного права, но в конце концов, склоняется к признанию его самостоятельности. Впрочем, доводы, им приводимые, совершенно неубедительны, так как существование особых норм военного права, на которые посягает виновный, имеет одинаковое значение и для всех специальных нарушений Уголовного кодекса, вроде проступков и нарушений диспашеров, браковщиков, аукционистов и т. д. Различное понимание одних и тех же норм права, в случае посягательств на них военнослужащих и граждан вообще, ставится у автора аксиомой, хотя в действительности требует подтверждения. Конечно, нормы общего права "повинуйся властям и уважай их" разнствуют от норм военного права: "повинуйся начальнику и уважай его", но зачем же сравнивать сходные, но не тождественные нормы, когда мы и в общем праве имеем нормы: "повинуйся начальнику и уважай его". Наконец, указание на то, что некоторые наказания к военнослужащим по нашему праву не применяются, конечно, никакого принципиального значения иметь не может. Высказываемая же автором мысль, что военно-уголовное право формально не самостоятельно, а самостоятельно по содержанию, малопонятно. Хороша самостоятельная наука, которую нужно излагать, как говорит он, отрывочно, так сказать эпизодически.

[6] Устав этот был найден в 1775 г. и напечатан в 1777-1781 гг. См. сведения о первых военно-уголовных законах у М. П. Розенгейма. Очерк истории военно-судных учреждений в России до кончины Петра Великого, 1878 г., глава I; Бобровский П. Военное право в России, т. II, с. 124 и след.; 186 и след.

[7] Таковы составленные по повелению Петра Великого Уставы фельдмаршала Шереметьева, 1702 г., князя Меншикова (а по указанию Бобровского-Гюйсена), 1705 г.; Устав генерала Вейде, 1698, и др. Первые два Устава напечатаны в приложениях у Розенгейма. У Пекарского, Описание славяно-русских книг и монографий, 1862 г., т. II, значится под № 102 отпечатанным в 1705 г. артикул краткий, выбранный из древних воинских прав, причем указано, что этот же Устав, первоначально написанный на немецком языке, был издан в 1706 г. при брошюре Ausfuhrliche Beantwortung des freventlichen und lugenhaften Pasquils, причем этот Устав приписывается восхвалителю дел Петровых барону Гюйсену, о чем последний говорит и в своей автобиографии.

[8] М. Корф - "Жизнь графа Сперанского" - указывает: "Для приведения в систему постановлений военных была учреждена в одно время с работами по составлению Общего свода особая комиссия при Военном министерстве, но также под непосредственным руководством Сперанского. Она действовала по единому главному началу с данными для гражданских кодификационных работ, но с той лишь разницей, что, вместо Уложения Алексея Михайловича, здесь исходной точкой определено было принять Воинский устав Петра Великого. Свод военных постановлений в 12 томах был совершенно окончен и напечатан еще при Сперанском, но обнародован при Манифесте 25 июня 1839 г." Законы военно-уголовные были помещены в пятом томе Свода военных постановлений.

[9] Ср. подробное изложение истории Военно-уголовного кодекса у Кузьмина-Караваева.

[10] Как справедливо замечает Кузьмин-Караваев, существование отдельных кодексов для армии и флота не имеет оправдания ни практического, ни теоретического.

[11] О пособиях для применения Воинского устава о наказаниях и о литературе военно-уголовных законов см. мою статью в "Журнале гражданского и уголовного права" за 1874 г., № 1. Из позднейших трудов можно указать: Калинин. Курс военно-уголовных законов, 1877 г.; Середа. Опыт практического руководства, 1877 г.; Мушников, Руководство военно-уголовных законов, 1884 г.; его же, Особенная часть русских военно-уголовных законов, 1890 г.; Кузьмин-Караваевых. Характеристика Общей части Уложения и Воинского устава о наказаниях, 1890 г.; его же, Военно-уголовное право, 1895 г. В. I.

[12] Соответственно сему при применении Воинского устава о наказаниях суды гражданские должны руководствоваться и разъяснениями, данными Уставу в решениях главного военного суда, а равно и в циркулярах Главного штаба. Разъяснения закона, данные в порядке законодательном, а равно от лица военного министра, помещаются в приказах по военному ведомству.

[13] Подробное изложение этого вопроса у Кузьмина-Караваева.

[14] Решения главного военного суда, 1887 № 56.

[15] Ср. обширную практику Уголовного кассационного департамента в моем издании Уложения о наказаниях, тезисы под ст. 169.

[16] При этом, если неисполнение этого правила обнаружится даже по вступлении приговора в законную силу и обращении его к исполнению, то таковой приговор исправляется постановившим его судом по сообщении о том военного начальства.

[17] Кузьмин-Караваев считает это толкование неправильным и не признает жандармский корпус входящим в состав войск.

[18] Как справедливо замечает Кузьмин-Караваев, включение этих команд в состав войск не соответствует основному положению Устава 1874 г., так как обязанности, на них возлагаемые, не соответствуют идее непосредственной защиты престола и Отечества, в силу коей, по ст. 1 Устава, все мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности.

[19] На том же основании отвечают нижние чины, уволенные в бессрочный и временный отпуска на основании Узаконений, действовавших до издания Устава о воинской повинности.

[20] В тех казачьих войсках, в коих не учреждено судов гражданского ведомства, эти лица хотя и судятся за все преступные деяния военными судами, но их ответственность в сих случаях определяется по общим законам.

[21] Ср. подробные разъяснения в решении Главного военного суда 1892 г. № 102.

[22] Шендзиковский. О военном суде в военное время, 1892 г.

[23] Таков, например, был Указ 28 апреля 1877 г. об объявлении на военном положении местностей Одесского и Кавказского военных округов.

[24] Такое же прямое указание на применение ст. 279 содержал аналогичный Указ 9 августа 1878 г.

[25] Хотя ст. 17 положения, в отличие от ст. 17 Закона 1892 г., употребляет выражение "для суждения по законам военного времени", а не для "наказания по законам", но Главный военный суд в Решении 1887 г. дал такое расширительное толкование. Ср. Кузьмин-Караваев.

[26] Законом 20 апреля 1892 г. такое же право предоставлено министру юстиции по соглашению с военным или морским министрами, по принадлежности, относительно случаев шпионства в мирное время.

[27] Собственно по закону это правило применимо лишь в случаях, когда положение об усиленной или чрезвычайной охране введено в смежных губерниях и областях или где бы то ни было в государстве, но так как, к сожалению, у нас временные правила имеют неуклонную тенденцию обращаться в постоянные, что случилось и с положением об охране, непрерывно с 1881 г. во многих губерниях действующим, то указанное в ст. 31 право применяется собственно всегда.