92. Выдача виновных в преступных деяниях, сопредельных с политическими
92. Другой ряд вопросов возбуждают преступные деяния, сопредельные с политическими (delits connexes), входящие в понятие политических преступлений в обширном смысле, так как громадное большинство трактатов европейских держав прямо включает такие сопредельные деяния в группу политических.
Подобная определенность зависит от условий объективных или субъективных.
В первом отношении сопредельными называются деяния, учиненные одновременно с политическими посягательствами в тесном смысле, и притом учиненные лицами, принимавшими непосредственное участие в учинении политических деяний; во втором - общие преступные деяния, учиненные с политической целью.Но можно ли утверждать, что подобное совпадение или соотношение само по себе может служить основанием для безнаказанности? Участник восстания, воспользовавшийся смутой для убийства родственника, наследства которого он давно ждал, или совершивший в это время изнасилование, не может ссылаться в свое оправдание на то, что эти действия входили, как составной элемент в ту борьбу с правительством, в которой он принимал участие; точно так же не может ссылаться участник подделки наших кредитных билетов на то, что он имел в виду размножением таких билетов подорвать наш кредит и содействовать политическому расстройству России.
С другой стороны, трудно не видеть, что установление точных границ между подобными деяниями и политическими преступлениями представляется делом весьма нелегким. Между убийством, поджогом, разрушением чужого имущества, учиненными во время вооруженного восстания, в жару борьбы, и между также одновременно с ними учиненными подобными же преступлениями, которые вызваны личной злобой, ненавистью, корыстью, граница скорее количественная, чем качественная. Они незаметно переходят друг в друга, в особенности если принять в расчет, что борьба инсургентов с правительством не может иметь того правильного дисциплинарного характера, который мы можем найти в военных действиях враждующих наций.
Точно так же весьма близко соприкасаются убийство, положим, стражи, пытающейся охранить монарха от вторгнувшихся повстанцев, и убийство шпиона или доносчика, собиравшегося предать заговорщиков в руки правительства.Поэтому понятно, что воззрения на допустимость выдачи за эти преступления представляются и весьма различными, и изменчивыми. Литература и международная практика второй четверти прошлого столетия, находясь под влиянием только что установившегося тогда принципа невыдачи политических преступников, прикрывали этим флагом и все delits connexes; новое время, благодаря изменившемуся характеру политических посягательств, цели и приемам борьбы, относится несравненно сдержаннее к этому вопросу и все более и более ограничивает круг деяний, сопредельных с политическими и устраняющих выдачу. Так, Рено, один из выдающихся французских писателей, по этому вопросу, говорит: "Все то, что находит себе объяснение в самом восстании, являясь его прямым последствием, сохраняет характер политического преступления и не может оправдать выдачу. Если же во время восстания отдельные лица пользуются общим смятением, чтобы удовлетворить личные чувства мести или жажду к наживе, если умерщвляются лица по одному только предположению, что они не сочувствуют бунту, если совершаются предумышленные убийства, если частные или государственные имущества расхищаются или разрушаются, причем подобные действия не вызывались необходимостью защиты или нападения, а служили лишь удовлетворением чувства личной злобы, то мы имеем дело с общими преступлениями, хотя и возникшими под влиянием политических страстей. Критерием в этом случае может быть, как принимают большинство английских писателей, оценка этих деяний с точки зрения того, что воспрещено или дозволено законами или обычаями войны". Несколько условнее выразился Оксфордский конгресс в своих резолюциях, замечая, что разрешение вопроса о том, входит ли деяние, по которому требуется выдача, в группу политических, предоставляется государству, от коего требуется выдача, по обстоятельствам каждого дела; но и Оксфордский съезд высказался также в пользу выдачи за подобные преступные деяния.
Относительно общих преступлений, учиненных с политической целью, в современной международной практике находит все большее и большее признание то положение, что цель сама по себе не может изменить природы преступления[1]. Так, в 1879 г.
Швейцария выдала России Нечаева, обвиняемого в убийстве студента Иванова, бывшего соучастником политического заговора и потом заподозренного другими соучастниками в доносе; в 1884 г. Швейцария также выдала России Дейча на основании подобного же обвинения[2]; такое же начало приняла Франция в 1884 г. по вопросу о выдаче Byrnes, обвиняемого в участии в убийстве лорда Кэвендиша; наконец, в соглашениях наших с Пруссией и Баварией 1885 г. прямо постановлено: "То обстоятельство, что преступления или проступки, по поводу коих требуется выдача, учинены с политической целью, ни в каком случае не может служить препятствием выдаче"[3].Проект Уголовного уложения допускал выдачу в случаях этого рода и, таким образом, выделял из чисто политических преступлений: 1) деяния, вызванные политическими побуждениями; 2) деяния, совершенные совместно с политическими преступлениями или проступками или по поводу таковых; 3) посягательства на жизнь или здоровье главы иностранного государства. Но, однако, во всех этих случаях выдача допускалась только под одним условием: если со стороны государства, требующего таковой, помимо общего договора о выдаче существует взаимность относительно выдачи данной группы преступников. При рассмотрении проекта в Особом совещании при Государственном Совете эти воззрения были признаны вполне правильными, но само постановление о сем предположено внести в Устав уголовного судопроизводства в такой редакции: иностранец, учинивший вне пределов России тяжкое преступление или преступление, хотя бы вызванное политическими побуждениями, или совершенное совместно с преступным деянием, именуемым в международных договорах политическим, или по поводу такого деяния, равно как посягавший на жизнь, здоровье или свободу главы иностранного государства или членов его семьи, подлежит выдаче согласно договору, заключенному с государством, требующим выдачи обвиняемого, или установившейся в этом отношении с сим государством взаимности, если обвиняемый не был в России за учиненное им деяние осужден, оправдан или освобожден от наказания в установленном порядке.
Причем в основу этих постановлений положены постановления Римской конференции против анархистов 1898 г.
________________________________________
[1] Подробный разбор теоретических попыток определять понятие и объем политических деяний по мотивам действия можно найти у Lowenfeld; он замечает, что стремление считать таковыми те и только те данные, которые выходят из политических побуждений, настолько несостоятельно, что само по себе не заслуживает и опровержения. Напротив того, в защиту принципа невыдачи этих "относительно политических" преступлений выступил Ламмаш в своей диссертации, выдвигая на первый план политический мотив, хотя, как справедливо замечает Мартиц, тогда пришлось бы изменить общий принцип распределения преступных деяний в кодексах по свойству нарушенного блага и отнести, например, к общим преступлениям измену из корысти. Нельзя, впрочем, не прибавить, что воззрение Ламмаша оказало свое влияние, например, на постановления Института международного права 1892 г. См. Martitz.
[2] Lammasch.
[3] В особенности возражают против определения политических преступлений целью виновного французские криминалисты Ortolan, Garraud и др.