91. Выдача виновных в политических преступлениях

91. Но из этой группы тяжких деяний, обусловливающих выдачу, в трактатах делаются более или менее постоянно, известные исключения; так, например, почти во всех трактатах не признается обязанность выдачи виновных в дуэли, безотносительно к тем наказаниям, которые назначаются за дуэль; не допускается выдача лиц, обвиняемых в религиозных проступках, а равно в большинстве договоров не упоминаются проступки против нравственности, обиды, преступные деяния по службе, противодействие властям и т.

Принцип невыдачи виновных в политических преступлениях установился сравнительно в недавнее время[1]. Прежде бежали в чужие страны большей частью лица, политически скомпрометированные, имевшие достаточно средств к жизни вне родины. С другой стороны, только ими и интересовалось государство, откуда они бежали, так как, оставаясь за границей, они могли быть опасными для него. Обыкновенный преступник, переступивший пределы государства, укрывшийся на чужбине, переставал интересовать отечественное правосудие. Оттого большинство известных нам примеров выдачи с XV до XVIII столетия относятся, главным образом, к преступникам политическим. Впервые принцип невыдачи политических преступников был прямо поставлен в конце XVIII столетия[2]. В 1798 г. Англия потребовала выдачи четырех лиц, принимавших участие в ирландском восстании; но так как двое из них были французские натурализованные подданные, то французский резидент воспротивился их выдаче; однако Гамбург под давлением других держав, а в особенности России, выдал этих лиц; тогда по поводу этой выдачи Наполеон послал Гамбургу грозное письмо, в котором называл выдачу политических беглецов варварским поступком, и Гамбург сильно поплатился за эту выдачу: на все его суда, находившиеся во Франции, было наложено эмбарго[3].

Но и позднее выдача политических преступников не прекращалась; сама Франция неоднократно и выдавала, и требовала выдачи таковых; в большинстве трактатов, заключенных в три первые десятилетия прошлого столетия, в число деяний, допускающих выдачу, вносились и посягательства на государственную безопасность, восстание, оскорбление величества и т.

У нас в России примеры дачи убежища эмигрантам и политическим выходцам, французским и греческим, встречаются еще в прошлом столетии[6], но в договорах это начало установлено только в недавнее время. Так, хотя в Трактате с Данией 1866 г. и не содержится никакого указания по сему предмету, но ввиду того, что в нем подробно перечислены деяния, за которые выдача допускается, и в этом перечне преступления политические не упомянуты, несомненно, что трактат не признает возможности выдачи за таковые. Затем, в первом нашем Договоре с Голландией 1867 г. было постановлено в ст. 6: "Преступления и проступки политические исключаются из настоящей конвенции", а далее прибавлено, что "лицо, на выдачу коего последовало согласие, не может ни в каком случае быть преследуемо или подвергнуто наказанию ни за какой политический проступок, предшествовавший выдаче, или же за какое-либо действие, состоящее в связи с таковым проступком". Эти положения в сходных выражениях повторялись потом и во всех наших позднейших трактатах[7].

Проект Редакционной комиссии в последней части ст. 10 содержал положение: "Не подлежит выдаче иностранец, учинивший преступление или проступок политические, направленные против иностранного государства"; но при окончательном изложении проекта в совещании при Министерстве юстиции этой статье, ввиду сделанных по этому предмету указаний Министерства иностранных дел, была придана более условная редакция: "Не подлежит выдаче учинивший политическое преступление или проступок, направленные против иностранного государства, если по договору или по установившейся взаимности выдача признается недопустимой", и, наконец, в редакции ст.

На чем же основывается принцип невыдачи собственных подданных?

Выходя из того соображения, что выдача есть акт карательной юстиции, заменяющий собою право суда над лицом, учинившим преступное деяние за границей, можно сказать, что так как большинство современных государств не наказывает политические преступления, учиненные за границей иностранцами против иностранного государства, то оно не может и выдавать учинивших таковые. Но подобное основание слишком формально и может быть устранено простым дополнением уголовных законов. Поэтому рядом с формальным основанием указывают на доводы по существу. Эти преступления, говорят защитники разбираемого положения, имеют относительный характер по месту и времени: в них не заключается абсолютной преступности, служащей основанием международной уголовной охраны. Подобные преступления очень часто грозят вредом и опасностью только тому государству, против государственного строя коего они направлены, и не представляют ничего опасного для других держав: не может республиканское государство смотреть, как на человека опасного, на лицо, пытающееся заменить в соседней стране монархический образ правления республиканским. Даже если преступник бежал из одной монархической страны в другую, того же государственного типа, то приведенное соображение сохраняет свою силу, так как сходство типов может относиться только к общим началам устройства, а не к их реальному проявлению, а преступление направляется именно против последнего: преступник посягает не на конституционный образ правления вообще, а восстает против определенного конституционного правительства. С другой стороны, говорят они, так же изменчивы политические преступления и во времени. Как учит нас история, с изменением образа правления страны нередко совершенно изменяется и отношение к лицам, посягавшим на прежний государственный порядок: из политических преступников они обращаются в борцов за свободу.

Кроме того, прибавляют защитники невыдачи политических преступников, выдача с точки зрения юридической является эквивалентом суда в стране убежища; только потому, что выдача гарантирует более справедливое решение дела и установление виновности или невинности заподозренного в случае суда на месте совершения преступления, она и допустима; но в другом положении находятся в этом отношении политические преступники: история указывает нам, сколько страстности вносится именно в процессы этого рода. Дух партий заставляет нередко жертвовать интересами правосудия; притом же и помимо пристрастия, проявляющегося в отдельных случаях суда, нельзя не заметить, что и по законам процессуальным весьма часто преступления политические стоят в иных условиях, чем общие преступления.

Этими соображениями обосновывают невыдачу политических преступников, хотя справедливость требует прибавить, что большинство сих доводов имеет весьма условное значение. Непозорный характер учиненного деяния может встретиться и при других преступных деяниях; но сам по себе он, однако, не служит причиной невыдачи при убийстве из мести, ревности.

Оттого понятно, что вопрос о выдаче политических преступников вступает ныне, несомненно, в новый фазис, и объем политических деяний, устраняющих выдачу, начинает все более и более уменьшаться. Любопытным указанием является то обстоятельство, что, например, проф. Блюнчли, бывший прежде одним из главных сторонников принципа невыдачи за всякое политическое преступление, в докладе своем Оксфордскому конгрессу уже значительно отступил от прежних воззрений, прибавляя, что все соображения о невыдаче не имеют значения в тех случаях, когда подвергается опасности или нарушается не только политический строй данного государства, но общественный и законный порядок всех цивилизованных стран: против международных зол, замечает он, необходимы международные средства[9].

Что же такое политические преступления, не допускающие выдачи?[10]

Ответ на это может быть двоякий - или формальный, или по существу. С первой точки зрения, политическими должны быть признаваемы те деяния, которые прямо отнесены к таковым или на основании трактатов, или по экстрадиционным законам[11]. Но, конечно, такое определение, могущее служить достаточно твердым основанием для решения этого вопроса в отдельных случаях, оставляет вовсе не решенным вопрос по существу: какие же именно деяния должны быть указаны в таких трактатах или законах?

Поэтому надо обратиться к рассмотрению данного понятия по существу.

В этом отношении прежде всего нужно сделать два замечания: во-первых, понятие политического преступника не должно быть смешиваемо с понятием политического выходца; последними могут быть лица, оставившие данную страну по несоответствию ее государственного режима с их убеждениями и мнениями, или же лица, заподозренные в политической неблагонадежности, в составлении враждебных для правительства планов и т.

Под последними должны быть понимаемы преступные деяния, направленные на само бытие государства, на его самостоятельное существование; так как самостоятельное бытие государства может быть рассматриваемо или само по себе, или по отношению к другим государствам, то поэтому к области чисто политических преступлений должны быть относимы: посягательство на внешнее бытие государства - измена и посягательство на внутренний государственный строй--мятеж или бунт.

Далее, посягательства на внутреннее бытие государства по самому понятию о государственной организации будут обнимать собой попытку уничтожить целостность государственной территории как основы государства, попытку отделить часть территории от целого; далее, попытку, направленную на ниспровержение законов органических, образа правления данной страны; наконец, в государствах монархических сюда должны быть отнесены и посягательства на особу монарха, в которой персонифицируется державная власть страны.

Все эти посягательства сохраняют характер политических преступлений как в том случае, когда виновный уже приступил к выполнению задуманного им преступления, так и тогда, когда он подготавливает таковое; поэтому к области политических преступлений должны быть относимы: составление и распространение возмутительных сочинений, составление преступных сообществ, публичное возбуждение масс и т. п.

Далее, посягательство на ниспровержение существующего образа правления, попытка отторжения части государства по природе вещей предполагают наличность насилия, борьбу, более или менее продолжительную, с защитниками существующего порядка. Поэтому понятно, что политические преступления нередко могут быть осложненными, совмещая в своем составе разнообразные посягательства на личность и имущество: восстание, перешедшее в вооруженную схватку с правительственными войсками на баррикадах, разумеется, немыслимо без человеческих жертв; взятие инсургентами какого-либо укрепленного города или, наоборот, выбитие их из подобной позиции всегда сопровождаются теми же разрушительными последствиями, как и военные действия. Таким образом, понятие политического преступления охватывает иногда и посягательства на отдельных лиц и имущества, частные или государственные; а потому, если по трактатам не допускается выдача инсургентов, то это положение по необходимости распространится и на инсургентов, дравшихся на баррикадах, обагривших себя кровью защитников правительства.

Еще более осложненными представляются посягательства на особу монарха, так как в них всегда заключается не только посягательство на державную власть страны, но и посягательство на физическое лицо, в котором эта власть персонифицируется.

При посягательствах на главу государства этот дополнительный, осложняющий политическое преступление элемент получает иногда такое значение, что в международной практике давно уже возник вопрос: можно ли распространить принцип невыдачи на посягательство на жизнь и здоровье главы государства?

Даже и после 1830 г., несмотря почти на общее признание принципа невыдачи политических преступников, в истории экстрадиции встречаются примеры отступления от этого начала, как скоро политическое деяние заключалось в посягательстве на жизнь главы государства. Так, Франция в 1835 г. потребовала от Пруссии выдачи Барду, участвовавшего в заговоре Фиески против Людовика Филиппа, и это требование было исполнено; Североамериканские Штаты требовали от Испании выдачи Surrat, одного из участников в убийстве Линкольна, и это требование не было выполнено только потому, что Surrat бежал в Египет.

Но наиболее ясно был поставлен этот вопрос по поводу покушения на жизнь Наполеона III, учиненного в сентябре 1854 г. французскими подданными Жюлем и Целестином Жакэн (Jacqin) посредством подложения под рельсы на che-min de fer du Nord[12], между Лиллем и Кале, перед проходом императорского поезда, адской машины[13]. Подкоп был своевременно обнаружен, но обвиняемые находились в Бельгии и там, в Брюсселе, по требованию французского правительства, были подвергнуты предварительному задержанию. Требование ареста мотивировалось посягательством на особу французского императора и, кроме того, покушением на убийство лиц, которые должны были находиться в императорском поезде, причем Бельгийский кассационный суд, до которого восходил вопрос о правильности заарестования, высказал, что правило о невыдаче не может распространяться на такие деяния, которые всегда и везде должны быть подвергаемы уголовной каре.

В то же время французское правительство предъявило требование о выдаче Жакэн, а так как по бельгийскому экстрадиционному закону вопрос о выдаче решается в ином порядке, чем вопрос о заарестовании, и установление юридических оснований выдачи вполне и безапелляционно зависело от брюссельского суда второй инстанции, то последний и остался при мнении, высказанном им по вопросу о заарестовании, т. е. полагал, что выдача допущена быть не должна.

Франция освободила Бельгию от такого затруднительного положения, отказавшись поддерживать требование о выдаче, а бельгийское правительство внесло по этому поводу законопроект, который в марте 1856 г. был принят законодательными палатами.

В законе этом постановлялось, что не должно считаться политическим преступлением, ни деянием, ему сопредельным, посягательство на главу иностранного правительства и членов его фамилии, когда это деяние составляет предумышленное или непредумышленное убийство или отравление, а в мотивах к законопроекту было сказано: "Цареубийство во всех отношениях должно считаться равным с посягательством на жизнь частного лица. Жизнь иностранного монарха должна пользоваться покровительством наравне с жизнью всякого иностранца, не более, но и не менее. Сделать более - значило бы в самом деле возвести цареубийство в политическое преступление, дать ему печальное преимущество и в то же время допустить то, что все мы отвергаем, т. е. политическую выдачу. Сделать менее - значит исключить иностранного принца из общего права и узаконить несправедливость".

Затем бельгийское правительство сделало предложение другим европейским державам присоединиться к принятой в Законе 1856 г. формуле, и только три державы отказались от принятия таковой: во-первых, Швейцария, на том основании, что, приняв это начало, она не может пользоваться взаимностью, так как по ее уголовным законам союзный президент не поставлен под какую-либо особенную уголовную защиту сравнительно с другими гражданами[14]; во-вторых, Италия, на том основании, что по ее уголовному кодексу посягательства на личность иностранного монарха отнесены к группе преступлений против внешней безопасности государства, а потому она не может не признавать эти деяния политическими; в-третьих, Англия, которая и в экстрадиционном Законе 1870 г. не допустила никаких изъятий из принципа невыдачи политических преступников. Впрочем, в 1877 г. Королевская комиссия, составленная для разрешения столкновения по вопросу о выдаче между Англией и Североамериканскими Штатами, в которой участвовали, под председательством лорда верховного судьи Кокборна, известнейшие английские юристы и государственные люди, высказала, что правило о невыдаче политических преступников не должно быть применяемо к тем случаям, когда тяжкое преступление, как, например, убийство или поджог, совершается под предлогом исполнения политического замысла. Заговоры для убийства монарха или поджог тюрьмы для освобождения политических узников суть обыкновенные преступления, на которые не должна простираться безнаказанность, хотя бы мотивы этих деяний и отличались политическим характером. Междоусобная война или восстание совершаются открыто и могут быть оправданы обстоятельствами, тогда как убийство или поджог не теряют нисколько своей жестокости от того, что связаны с политическими мотивами[15].

Прочие государства присоединились к бельгийской формуле, и она с небольшими редакционными изменениями перешла почти во все новейшие трактаты и экстрадиционные законы и законопроекты. Она усвоена и нынешней Французской республикой в ее недавних договорах о выдаче, например, с Бельгией (1874), с Люксембургом (1875), с Монако (1876) и с Данией (1877). Хотя в 1880 г. Гартман, произведший взрыв под именем мещанина Сухоручкина на Московско-Курской дороге с целью произвести крушение императорского поезда[16], и не был выдан России, но это дело не может рассматриваться как прецедент по данному вопросу, так как, с одной стороны, само требование о выдаче было предъявлено нами не по обвинению в посягательстве на жизнь императора, а по ст. 1081 Уложения изд. 1866 г., т. е. по обвинению в повреждении железной дороги с целью причинить крушение поезда, а с другой - и отказ в выдаче Гартмана был мотивирован не политическим характером его деяния, а недостаточностью доказательств тождественности Гартмана и Сухоручкина.

Россия усвоила бельгийскую формулу еще в своем первом Договоре с Голландией 1867 г., в статье 6 коего было постановлено: "Само собой разумеется, что не будет признаваемо за политический проступок или за действие, состоящее в связи с таковым проступком, покушение против особы иностранного государя или против кого-либо из членов его дома, если это покушение составляет убийство, отравление или умерщвление"; затем такое же положение принято и во всех наших позднейших трактатах, за исключением только договоров с Италией, Швейцарией и Англией, где ни о каких изъятиях не упомянуто[17].

________________________________________

[1] История этого вопроса подробно изложена в специальной монографии Lammasch, Das Recht der Auslieferung wegen politischer Verbrechen, 1884 г.; Никольский, в. с., с. 166, См. также брошюру L. Renault, Des crimes politiques en matiere d'extradition, 1880 г., и статью Lowenfeld, L. Z. т. V, 1885 г., с. 46-114, Erorterung des Begriffes politischer Verbrechen und Vergehen im Sinne der Auslieferungs-Vertrage des Deutschen Reichs; ср. также указания на литературу вопроса у Jettel, ї 60 прим. 1; Martitz, II, ї 34; исторические приемы у него.

[2] во Французской конституции 1793 art. 120 гласил: le peuple francais donne asile aux etrangers bannis de leur patrie pour la cause de la liberte; il le refuse aux tyrans; но, как справедливо замечает Мартиц, не столько эти громко провозглашенные принципы, сколько террористическая практика конвента укрепила в общеевропейском сознании идею невыдачи эмигрантов.

[3] Ср. у Мартенса. Ранее указ, произведение.

[4] Любопытными представляются в этом отношении наши секретные Конвенции с Пруссией 1830, 1844, 1857 гг.

[5] В литературе вопрос о невыдаче политических преступников в первый раз был ясно поставлен в диссертации Provo-Kluit, De deditione profugorum, 1829 года.

[6] См. примеры у Мартенса, ї 96.

[7] Так, в 6-й статье нашего Договора с Англией 1886 г. постановлено: "Бежавший преступник не подлежит выдаче, если преступление, по поводу которого заявлено требование о его выдаче, считается преступлением политическим, или если он докажет, что требование о его выдаче вызвано в действительности намерением преследовать его или подвергнуть наказанию за преступление политического характера. Ср. относительно России, Martitz, II, ї 55.

[8] На площади мучеников (ит.).

[9] Нельзя не указать в этом отношении на постановления Женевского собрания Института международного права 1892 г., который в ст. XIV высказал: не считаются политическими преступные деяния, направленные против основ всякого общественного устройства, а не только против данного государства и данной формы правления. Еще далее пошел Римский съезд 1899 г. представителей различных государств по вопросу о мерах борьбы против анархистов.

[10] Различные постановления трактатов о невыдаче политических преступников приведены у Никольского.

[11] Такую систему защищает Liszt в реферате для Германского съезда юристов: sind gleiche Grundsatze des internationalen Strafrechts, die europaschen Staaten anzustreben? und eventuell welche? Реферат напечатан в L. Z., II 1882 г., с. 50 и след. Подобная же система была усвоена и проектом Уголовного уложения редакционной комиссии.

[12] Северной железной дороги (фр.).

[13] Подробно рассказан этот случай в монографии Billot.

[14] Швейцарский закон 1892 г. допускает выдачу обвиняемых в сопредельных преступных деяниях, а в том числе и посягательстве на главу государства, условно: смотря по тому, преобладает ли в таком посягательстве общий или политический характер.

[15] Подобные же мысли были высказаны еще ранее комиссией об экстрадиции 1868 г., в числе членов коей находился и Джон Стюарт Милль. Ср. Renault. Отношение Англии к данному вопросу, вероятно, изменится после последовавшего 22 марта-4 апреля 1900 г. посягательства на жизнь принца Уэльского, учиненного в Брюсселе анархистом Сипидо; англичане относились безучастно к этому вопросу только в уверенности, что убежище, предоставляемое в Англии всяким преступникам, служит лучшей гарантией их против подобных преступлений.

[16] Ср. изложение дела у Calvo; Renault, также не признает за этим случаем значения прецедента.

[17] Нельзя не указать, что сделанное в 1881 г. российским правительством предложение не считать политическим преступлением не только предумышленное убийство, но и покушение на него и даже приготовление, было в принципе одобрено всеми европейскими государствами, включая сюда Англию и Италию, хотя тем не менее признание этого начала не нашло никакого выражения в нашем трактате с Англией, как это можно видеть из категорических положений статьи 6-й этого договора. В соглашениях наших о выдаче с Пруссией и Баварией, наоборот, прямо оговорено, что выдаче подлежат виновные не только в убийстве главы государства, но и в причинении ему насилия, телесного повреждения, лишения свободы и оскорбления. Весьма широко поставлен вопрос о выдаче лиц, виновных в таких посягательствах, в нашем договоре с Испанией. Принцип выдачи виновных в покушении на жизнь главы государства, хотя бы учиненном по политическим побуждениям, признан в проекте итальянского закона об экстрадиции.