§ 3. Воля как элемент умысла
Советская наука уголовного права отрицательно относится к чуждой ей волевой теории буржуазных криминалистов. Волевая теория, как и теория представления, является теорией реакционной и антинаучной.
Эта теория получила большое распространение в буржуазной литературе, и ознакомление с ней необходимо для того, чтобы иметь полное представление о постановке проблемы вины в буржуазной литературе. Эта теория явилась одной из тех антинаучных основ, на которых уродливо развилась фашистская «волевая теория» гитлеровских криминалистов, стоившая жизни сотням тысяч демократов, антифашистов и коммунистов.Волевая теория сводится, в кратких чертах, к следующему'. Она усматривает сущность умысла в воле, направленной и а осуществление состава преступления. Большинство представителей этой теории ¦считает, что во-лимыми могут быть только предвидимые (представляемые) последствия деяния. Они ставят вопрос: в каких случаях предвидимые (представляемые) последствия деяния следует считать волимыми, в каких случаях — нет. Отвечая на этот вопрос, они утверждают, что волимыми следует считать те последствия деяния, к которым субъект стремится как к желаемым, независимо от степени вероятности их наступления, т. е. к которым он стремится даже в том случае, когда они ему представляются только возможными или даже невероятными. Волимыми следует признать и те последствия, которые представляются субъекту неизбежно связанными с желаемыми им последствиями, хотя бы их наступление было безразлично или даже неприятно субъекту.
1 СУненужными и ничтожными модификациями эта теория"" бес-конечпо^и бесплодно повторяется во множестве работ буржуазных: авторов, пережевывающих несколько основных мыслей волевой теории и не вносящих ничего нового. Длиннейший перечень этих работ см. у Hip pel, op. cit., S. 488, Anm, 3. Краткое изложение волевой теории, библиографические данные у В.
С. II озны ш е в а. Основные начала уголовного права, 1912 г., стр. 270 и след.234
Волевая теория в изложении одного из се представителей — Гиппеля сводится к тому, что сущность умысла состоит в воле, направленной на осуществление состава преступления. Но так как волимы могут быть только представляемые последствия деяния, то проблема умысла гласит так: в каких случаях представляемые последствия деяния являются ВОЛЙМЫМИ и потому умышленно причиненными и в каких случаях они таковыми ле являются, т. е. являются причиненными -не умышленно, а неосторожно или случайно? На этот вопрос Гиппель пытается дать ответ. По его мнению волимыми являются те последствия, к которым подсудимый стремился как к последствиям, соответствующим его желанию, независимо от степени вероятности их наступления. Таким желательным последствиям противостоят последствия, которые, будучи взяты сами по себе, безразличны для деятеля или даже неприятны ему, хотя бы он и допускал их как средство достижения желаемых им последствий. Речь идет при этом о последствиях, которые были желательны для подсудимого в момент наличия у него решимости совершить преступление, а не стали желательными после совершения преступления. Желательные последствия деяния Гиппель разделяет на решающие, т. е. такие, при отсутствии которых деяние не было бы вообще совершено, и на побочные, которые лишь укрепляют имеющуюся уже решимость па совершение деяния.
Классовый смысл волевой теории ясен. Она направлена на расшатывание понятия вины, на сведение вины к произвольно толкуемым буржуазным судом психическим процессам, на легализование произвола суда при решении вопроса о 'направлении воли и на придание этим произвольным решениям законной силы.
Вопрос о значении воли как элемента умысла советское законодательство разрешало принципиально иным самостоятельным путем, находящимся в соответствии с морально-политическим содержанием вины в советском уголовном праве.
Советские криминалисты и в этом вопросе исходили из положения о единстве сознания и воли как взаимно предполагающих друг друга элементах умысла.
Необходимо признать поэтому лишенной всякого основания попытку сознательного отказа от включения волевого момента в определение умысла, предпринятую
235
в недавнее время в советской юридической литературе В. Лифшицем, по мнению которого введение в определение вины волевого момента ничего не прибавило бы и не убавило бы к содержанию понятия умысла.
Для В. Лиф-шица ввести в данное им определение умысла признак воли — значит допустить ненужную тавтологию. Доказательства в пользу этого утверждения носят у В. Лиф-цгица абстрактный, формалистический характер1. Нетрудно убедиться, что, изгнав момент воли из определения умысла, он оправдывает эту никому не нужную и теоретически весьма неуклюжую операцию тем, что волевой момент сам по себе заключен в формулировке момента сознания. Автор, следовательно, волю как необходимый составной элемент умысла не отрицает, но путем абстрактно-формалистических конструкций, пользуясь неуместными математическими сравнениями, желает во что бы то ни стало сконструировать такую формулировку умысла, в которой бы внешне, чисто словесно, отсутствовало упоминание воли.Скрывать волевой момент в содержании умысла, прятать его за ловко подобранными словесными вывертами, как это делает В. Лифшиц, — это не значит содействовать раскрытию содержания умысла. К тому же скрывание волевого момента, хотя бы даже в определении умысла может иметь только отрицательное влияние на практических работников, внимание которых должно, наоборот, фиксироваться и на волевом элементе умысла.
Наконец, скрывать волевой момент — это значит затушевывать наиболее характерный признак умысла в отношении наиболее опасных для социалистического государства преступлений. Наиболее резко преступная воля проявляется в контрреволюционном умысле. Именно преступная воля больше всего характеризует умысел, направленный на эти преступления. Контрреволюционная цель, т. е. направление воли преступника на причинение ущерба основам советского строя, — вот что более всего характеризует контрреволюционный умысел и служит критерием, отличающим контрреволюционные преступления от других преступлений.
В. Я. Лиф"шиц, К вопросу о понятии эвентуального умысла, етское государство и право», 1947 г., № 7, стр. 41,
236
Преступное направление воли — это наиболее яркий и характерный признак умысла при хищениях социалистической собственности.
Товарищ Сталин говорил о хищениях социалистической собственности, совершаемых «бывшими людьми»; «они чувствуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать (разрядка моя — Б. У.) общественную собственность путем организации массового воровства и хищения» '. «Старание расшатать общественную собственность», т. е. воля, направленная на такое расшатывание, — это наиболее характерная черта умысла на совершение хищений социалистической собственности». Точка зрения В. Лифшица противоречит взглядам на этот вопрос всех других советских криминалистов, которые в определении умысла придают волевому моменту такое же значение, как и моменту сознания (представления). Так поступают Л. Герцензон2, М. Шаргородский3, А. Трайпви \ А. Пионтковский (в учебнике изд. 1929 г.) 5 и др. Так же поступают учебники для юридических школ издания 19406, 19437 и 1947 гг. в.