63. Уголовные законы Великого княжества Финляндии

63. В ином положении стоит Великое княжество Финляндия.

Еще в первой половине нынешнего столетия вопрос о юридическом положении Великого княжества Финляндии в литературе государственного права был поставлен вполне определенно: Великое княжество рассматривалось как составная часть Российского государства, имеющая в известных пределах самостоятельное законодательство и отдельную администрацию; но за последнее время, благодаря работам финляндских юристов и публицистов Коскинена, Да-ниельсона, Мехелина и др., нашедшим отражение и в западноевропейской литературе, стало поддерживаться иное воззрение, что Великое княжество Финляндия есть автономное государство, соединенное с Российской Империей реально, а по мнению некоторых, даже только личной унией[1].

Конечно, рассмотрение вопроса о государственном положении Великого княжества Финляндии не может входить в настоящие лекции, но тем не менее его нельзя не коснуться в видах определения отношения уголовных законов Финляндии к законам Империи.

Присоединение Финляндии к России совершалось постепенно[2].

По статье IV договора король шведский за себя и за своих преемников отказался от не принадлежавшей еще нам части Финляндии по реке Торнео, "которая отныне будет состоять в собственности и державном обладании Империи Российской и к ней навсегда присоединяется".

Так смотрел на присоединение Финляндии и император Александр I.

Хотя еще до заключения Фридрихсгамского договора, на основании Высочайшего повеления 20 января 1809 г., и были собраны 15 марта 1809 г. на сейм в г. Борго земские чины Финляндии, которые 17 марта принесли от имени страны присягу верноподданства, но эта присяга не изменила сущности дела, как не могла иметь такого значения и присяга 1808 г.[3]

Составлявшая неразрывную часть другого государства Финляндия не могла самостоятельно распоряжаться своей государственной судьбой, да еще в то время, когда ее войска входили в состав оборонительных сил Швеции и боролись с неприятелем, т. е. с нами, и притом как во время сейма, так и после него, представляя, по теории финоманов, оригинальный тип подданных, пользующихся правами иностранной воюющей страны

Финляндия, как провинция Швеции, никакого самостоятельного государственного управления и его выразителя, сейма, не имела, представители ее сословий, наравне с представителями других провинций Швеции, принимали участие в общем Шведском сейме.

Обещание, выраженное в ст. 9 Абосского договора,- сохранить за жителями вновь приобретенной провинции все привилегии, обыкновения, права и справедливости, равным образом как многократно повторяемые императором Александром I, а затем и его преемниками, так называемые подтверждения сохранить неприкосновенность религии, основных законов, прав и привилегий страны, указывали только на волю державных повелителей Великого княжества дать ей автономное, по вопросам ее касающимся, законодательство и внутреннее управление, или, как прямо выражался император Александр, дать ей отличный от Империи конституционный образ правления, но эти обещания и подтверждения не заключали в себе и намека на желание монархов российских создать из Финляндии особое государство, которое и в общегосударственном отношении, в регулировании и охранении общегосударственных интересов противополагалось бы, как любая иностранная держава, Империи.

Всего менее мог иметь такое обособляющее значение созыв сейма в Борго: не мог он бесследно стереть потоки русской крови, которою полита каждая пядь завоеванной земли, не мог покорение обратить в присоединение, не мог неразрывную часть чужой страны преобразовать в независимое, своей судьбой располагающее государство.

Сам сейм в г.

Наконец, не надо забывать, что и при Александре I, и тем более при Николае I до 1867 г. Великое княжество управлялось без всякого участия сейма, и целый ряд органических законов, определявших устройство различных частей управления княжеством, являлся совокупностью местных Высочайших повелений[4]. Тогда Финляндия и не мечтала об унии.

Вышеизложенные соображения получили прямое подтверждение в представляющем существенное значение по отношению к настоящему вопросу Высочайшем рескрипте императора Александра III от 28 февраля 1891 г., в коем сказано, между прочим: "Финляндский край, состоя с начала нынешнего столетия, а в некоторых частях и ранее, в собственности и Державном обладании Империи Российской, получил по воле императора Александра I особый порядок внутреннего управления и Всемилостивейшее удостоверение о сохранении за ним его прав, преимуществ, религии и коренных законов. Такое удостоверение подтверждаемо было и Его Державными Преемниками. Сии права и преимущества не только сохраняют поныне свое действие, но и получили во многих частях своих дальнейшее развитие, в соответствие потребностям населения Финляндии. Таким образом, судьба Великого княжества под скипетром Российским доказала, что единение его с Россией не препятствовало свободному развитию местных его учреждений, а достигнутое Финляндией благосостояние непреложно свидетельствует о соответствии такого единения собственным ее выгодам..." Указав за сим, что неопределенность законоположений, касающихся отношения края к Империи, подала повод к превратному толкованию принимаемых за последнее время мер, рескрипт выражает надежду, что благоразумие финского народа рассеет это заблуждение.

Все это, конечно, дает право сказать, что Великое Княжество не состоит ни в какой унии с Россией, а составляет ее часть, которой волею монархов всероссийских дарованы права самостоятельного законодательства и управления, поэтому и уголовное законодательство Великого княжества Финляндии не может быть приравниваемо к законодательствам иностранным, а составляет только особый местный закон.

На основании этого по отношению ко всем иностранным государствам Финляндия является частью России, а посему все законы Империи, относящиеся к международному уголовному праву, а согласно сему и все соответствующие постановления действующего уголовного законодательства должны получить, по надлежащем их опубликовании, силу и для Великого княжества Финляндии. Далее, лица, учинившие преступление в Великом княжестве и бежавшие в Империю, судятся и наказываются не как учинившие преступное деяние за пределами России, т. е. не по правилам, выраженным в ст. 6 и след. Уложения, а на основании специальных судопроизводственных правил и никакого вопроса о применении к этим лицам процедуры выдачи и возникнуть не может.

При составлении Уложения о наказаниях 1845 г. вопрос об отношении его к законам Финляндии остался совершенно не затронутым и не определенным, но редакционная комиссия при составлении проекта действующего Уложения отнеслась к этим законам, как к законам местным, признавая, что во всех тех случаях, где может возникнуть коллизия между законами Империи и законами Великого княжества, она должна быть разрешаема в пользу имперских законов. При этом, как указано в объяснительной записке к проекту, в постановления, касающиеся пространства действия Уложения, комиссия нашла необходимым ввести два термина, определяющие область, на которую распространяется сила его отдельных постановлений: "Россия" и "Российская Империя". Первый термин должен обнимать всю область Российского государства, включая сюда и Великое княжество Финляндию, а второй - будет означать Империю в противоположность Великому княжеству; такое же значение усвоено и производным терминам "русский подданный" и "подданный Российской Империи". Но Государственный Совет нашел установление двух таких терминов для обозначения русских подданных несоответствующим действительному положению Финляндии как составной части Российского государства, а потому и сохранил один термин: "российский подданный".

До 1894 г. в Финляндии действовало Шведское уложение 1734 г. с разнообразными дополнительными к нему узаконениями. В 1863 г. император Александр II собравшемуся в первый раз финляндскому сейму предоставил выработать основные начала нового Уголовного уложения, которые и были составлены земскими чинами в 1864 г.

Сейм 1888 г., наконец, принял проект Уголовного уложения, и в 1889 г. законопроект, несмотря на указанные выше его особенности, удостоился Высочайшего утверждения, и Уложение должно было вступить в силу с 1 января 1891 г., но Манифестом 1/13 декабря 1890 г. повелено было приостановить введение его в действие. Необходимость такой приостановки действия уже утвержденного закона объясняется действовавшим в то время ненормальным порядком составления законопроектов для Великого княжества Финляндии. По этому порядку при издании даже тех законов для Великого княжества, которые имели более или менее непосредственное отношение к интересам Империи, не было обязательно испрошение заключения подлежащих ведомств Империи, в силу чего было вполне возможно появление таких узаконений для Финляндии, которые не только по их изложению, но иногда и по существу не соответствовали истинным отношениям княжества и Империи и ее интересам; таким, например, к сожалению, оказался в некоторых своих постановлениях имеющий капитальную важность Устав о воинской повинности 6 декабря 1878 г.; таким же было бы и новое Уголовное уложение, если бы, собственно говоря, случай не изменил течение дела[6].

Летом 1890 г. на бывшем в С.-Петербурге международном конгрессе представитель Финляндии сенатор Монтгомери обязательно сообщил, между прочим, и мне перевод (юридически говоря, подлинник) утвержденного Финляндского уложения, который я тщетно разыскивал в Петербурге. Тщательно ознакомившись с ним и находя, независимо от безграмотного и местами совершенно неточного русского текста, что многие статьи его Общей части и некоторые Особенной (об измене, о подделке денежных знаков), касающиеся отношений княжества к Империи, проводят взгляды, совершенно не соответствующие положению Финляндии в общем строе государства, а некоторые статьи, касающиеся, например, международного уголовного права, идут вразрез с началами, усвоенными редакционной комиссией в проекте Уголовного уложения. Я представил мои соображения по этому предмету председателю нашей комиссии Э. В. Фришу, который 2 августа 1890 г., в качестве председателя комиссии и главноуправляющего кодификационным отделом[7], препроводил составленную мною подробную печатную записку ("по поводу предстоящего введения особого уложения для Великого княжества Финляндии"), со своим по этому поводу заключением, к министру юстиции Н. А. Манасеину. Министр юстиции по рассмотрении этого вопроса, совместно с статс-секретарем Фришем, представил на Высочайшее благовоззрение о необходимости подвергнуть пересмотру новое Уложение Великого княжества Финляндского в видах согласования его с интересами Империи, на что уже 17 октября 1890 г. последовало Высочайшее согласие. Предположения о возможном пересмотре Уложения Великого княжества Финляндии были первоначально рассмотрены в особом совещании министра юстиции, статс-секретаря Фриша, генерал-губернатора Финляндии графа Гейдена и статс-секретаря Финляндии Эрнрота. После этого по всеподданнейшему докладу графа Гейдена[8], была образована, по Высочайшему повелению от 31 октября 1890 г., особая для рассмотрения этого вопроса комиссия под моим председательством[9]. Комиссия в семи заседаниях подвергла тщательному пересмотру все статьи Финляндского уложения и 14 ноября представила подробный доклад о тех постановлениях, которые требуют изменения их по существу или дополнения (охрана международного телеграфного кабеля, клейм и знаков и т. п.), и тех, которые требуют только редакционных переделок. Между прочим, в этом докладе было указано, что, соответственно признанию Финляндии нераздельной частью единого государства Российского, определение объема и состава таковых посягательств в местных карательных законах Финляндии должно быть одинаково с тем, которое установлено в общих законах Российского государства; но находя, что ввиду предпринятого в Империи пересмотра уголовных законов полное объединение законодательных постановлений по преступлениям государственным являлось бы преждевременным, доклад высказал пожелания, чтобы впредь новые карательные о государственных преступлениях законы для Империи подлежали бы одновременно и в Великом княжестве, в установленном порядке, обнародованию. Несмотря на необходимость столь существенных изменений в целом ряде статей Общей и Особенной части Финляндского уложения, член комиссии Колониус полагал невозможным приостановить введение в действие Уложения как закона, уже получившего установленную санкцию. Но государь император утвердил предположение Особого совещания под председательством графа Гейдена, вполне одобрившего заключения нашей комиссии и, между прочим, признавшего (п. 3), что узаконения Финляндии в качестве законов местных не могут отменять силы и действия тех общих, изданных в Империи законов, которые должны иметь применение на всем пространстве Российского государства; при этом было обращено особое внимание на распространение на Финляндию наших договоров с иностранными государствами, касающихся международной уголовной охраны. Затем последовал Манифест 1 декабря 1890 г., который приостановил введение Уложения в действие и предложил земским чинам вновь рассмотреть проектированные изменения на сейме 1891 г. Проект предложения сейму был составлен финляндским сенатом, который, однако, в своем постановлении от 19 января 1891 г. находил необходимым сделать в предложении некоторые изменения и, между прочим, полагал неудобным принятие термина "Россия" для означения совокупности Империи и Великого княжества, а с другой стороны, высказывал пожелания, чтобы выражение "финляндец или иной подданный Российского государства" было заменено выражением "финляндец или мной подданный государя императора", полагая, что это указание на личное единение княжества и Империи более соответствует образу правления монархической страны; кроме того, сенат предполагал включить в предложение объяснение, что действие Уложения было приостановлено лишь за невозможностью собрать земские чины до 1 января 1891 г.

Но по рассмотрении этого предположения в Министерстве юстиции текст его был изменен и более согласован с предложениями Особого совещания, причем и мотив приостановления введения его в действие был заменен другим: "Государь император за благо признал" и т. д. Однако сейм 1891 г., приняв некоторые из предложенных ему изменений, относительно других статей предложил свою редакцию, которая была подробно разобрана мною в Докладной записке 26 февраля 1892 г. и вызвала ряд возражений, разделенных в главных чертах и министром юстиции. Вследствие этого и предположения сейма 1891 г. не были утверждены государем, который передал рассмотрение предположенных изменений сейму 1893 г., по проекту сената, почти вполне согласованному с предположениями министра юстиции; в этой последней редакции изменения были наконец приняты сеймом 1893 г., и измененный проект Уложения получил Высочайшее утверждение. Затем в сборнике постановлений Великого княжества Финляндского (1894 г. № 17) был издан текст изменений, внесенных в Финляндское уложение 1889 г., а в приложении к нему - исправленный и Высочайше одобренный 4 июля 1892 г. русский текст остальных частей Уложения 1889 г. (причем по Высочайшему повелению 1 августа 1891 г., Сборник постановлений Великого княжества Финляндского № 27, русский текст, как утверждаемый императором, должен считаться основным и иметь решающее значение). Как видно из Высочайшего Манифеста 2/14 апреля 1894 г., это Уложение должно было вступить в действие немедленно, а потому юридически новое Уголовное уложение действует со 2 апреля 1894 г., хотя финляндцы и именуют его Уложением 1889 г.

Независимо от сего в 1891 г. была образована также комиссия под моим председательством о пересмотре законоположений 1826 г. о производстве дел по преступным деяниям, учиняемым в Империи жителями Великого княжества Финляндии и в сем крае жителями Империи[10]. Эта комиссия в том же году выработала проект законоположений и представила его в Министерство юстиции, но затем проект остался без движения ввиду предпринятого общего пересмотра наших уголовно-процессуальных законов.

Равным образом остались без последствий и предположения о кодифицировании основных законов края, а образованная под председательством Н. А. Неклюдова в 1894 г. для подготовления этих работ комиссия даже ни разу не собиралась.

________________________________________

[1] Мехелин. Конституция Финляндии, перевод с примечаниями и дополнениями К. Ордина, 1888 г.

[2] К. Ордин. Завоевание Великого Княжества Финляндии, 2 т., 1888-1889 гг. Разбор этой книги с точки зрения финляндской автономной партии - у Даниельсона.

[3] Финляндские автономисты, конечно, игнорируют Фридрихсгамский договор и придают значение только Боргосскому сейму, ср., например, Forsmann в издании Листа.

[4] При этом те из узаконений, которые касались и интересов Империи, утверждались с соблюдением правил, установленных для Империи таковы, например, Высочайше утвержденные мнения Государственного Совета 25 марта 1826 г. о порядке производства дел, учиненных жителями края в Империи и обратно; 14 июня 1835 г., о торговых сношениях; 11 июля 1852 г., о порядке свидетельствования актов и др. Нельзя также не указать на Узаконение 2 авг. 1827 г.-о предоставлении прав службы в Финляндии исповедующим православную веру; 1 февраля 1864 г., о выделении из Финляндии Сестрорецкого завода с ближайшей землей и др. Ср. другие многочисленные примеры в записке Особого совещания, с. 11.

[5] Сведения о первом проекте в статье проф. Ehrstrom, Der neue finnische Strafgesetzentwurf в G. 1876 г., с. 518; а о втором - в статье проф. Forsmann, в т. VII L. Z. (1886 г.), с. 214.

[6] Эти столь выдающиеся факты и отсутствие какого-либо порядка издания и обнародования законов общих для Империи и Великого Княжества, вызвали прежде всего, весьма впрочем неопределенное, Высочайшее Постановление 1 августа 1891 г. о сношениях по законодательным вопросам статс-секретаря финляндского с подлежащими министрами, а затем были предметом подробного совещания в 1893 г., под председательством действительного тайного советника Бунге, из представителей Империи и Княжества, причем, как и в других подобных совещаниях, представители Княжества составили особое мнение, хотя и не по самому принципу совместного обсуждения законов, но, однако, по наиболее существенным вопросам порядка этого обсуждения. Предполагаемое внесение представления в Государственный Совет не состоялось, и лишь в 1899 г., после нового рассмотрения этого вопроса в совещании под председательством великого князя Михаила Николаевича, последовали известный Манифест императора Николая II от 3 февраля 1899 г. и основные положения о порядке издания законов общих для Империи и Великого Княжества. Совещание находило (см. журнал совещания, с. 8), что законы государственные, относящиеся и к Великому Княжеству, могут быть разделены на четыре категории:

1) законы, которые по существу своему имеют одинаковую силу как в Империи, так и в Великом Княжестве Финляндском. К ним принадлежат: основные законы Российской Империи, применение коих в Финляндии обусловливается тем, что она составляет нераздельную часть Российского государства; учреждение об императорской фамилии; акты международных соглашений; законы и постановления, касающиеся внешней защиты государства и т. п.;

2) законы общие для всей Империи с включением Великого Княжества Финляндского, которые объявляются к исполнению во всех частях Империи, не исключая и Финляндии;

3) законы, которые хотя и издаются для одного Великого Княжества Финляндского, но имеют отношение ко всей Империи (например, законы уголовные);

4) законы, имеющие исключительно местное для Великого Княжества Финляндского значение.

Законы первой категории должны и впредь издаваться порядком, для законов Империи определенным; равным образом остается без всякого изменения и порядок издания законов четвертой категории, ввиду того, что, по Высочайшему предуказанию Его Императорского Величества, не имеется в виду изменять порядок законодательства, относящегося исключительно до внутренней жизни Финляндского края. Таким образом, новые правила относятся только к законам второй и третьей категории.

Направление законов сего рода к рассмотрению во вновь установленном порядке зависит от указания государя императора, испрашиваемого или министрами Империи, или министром статс-секретарем Великого Княжества, по принадлежности, причем статс-секретарь Великого Княжества испрашивает такие указания относительно законов третьей категории, применяемых в пределах Великого Княжества, но касающихся общегосударственных потребностей или находящихся в связи с законодательством Империи.

По получении такого Высочайшего указания министр сносится о доставлении заключений по существу проекта с Финляндским генерал-губернатором, статс-секретарем и Финляндским Сенатом. По тем же законодательным предположениям, кои в порядке внутреннего управления Великого Княжества поступают на уважение Финляндского сейма, требуется заключение сейма и в порядке издания вышеозначенных законов, затем законопроект поступает на общем основании в Государственный Совет и рассматривается при участии генерал-губернатора, статс-секретаря и тех сенаторов Императорского Финляндского Сената, кои, по Высочайшему избранию, будут особо к тому назначены. Нельзя при этом не прибавить, что эти предположения в совещании встретили только одно возражение, занесенное и в журнал, что предположенное требование заключения Финляндского сейма противоречит Сеймовому уставу 1869 г., на основании коего земские чины постановляют не заключение, а решение, которые могут быть или утверждаемы или отклоняемы Верховной властью, но не могут подлежать изменению. Но по поводу этого замечания большинство вполне справедливо указывало, что такое право может относиться только к финляндским, а не к общегосударственным законам, так как невозможно допустить, чтобы местный сейм имел решающий голос по делам, касающимся всего государства Российского, и чтобы высшее законодательное учреждение Империи, Государственный Совет, лишался права докладывать Монарху о поправках, необходимых в законе, составленном для Финляндии, но имеющем общегосударственное значение. Эти постановления внесены в учреждение Государственного Совета 1901 г. в ст. 15 и 31, п. 21.

[7] Относящиеся сюда данные находятся в деле Министерства юстиции, 1890, № 200, в трех томах.

[8] Нельзя не указать, что на журнале Общего совещания, бывшего под председательством графа Гейдена, против того места журнала, где помещено объяснение статс-секретаря Эрнрота о том, что если в новые уголовные законоположения для Финляндии вошли постановления, дающие повод к толкованию об отделении интересов Финляндии от интересов Империи и приравнении последней к иностранным государствам, то подобное толкование, не отвечающее, без сомнения, намерениям законодателя, может вытекать лишь из неудачного изложения сих постановлений, последовала многознаменательная отметка покойного императора Александра III: "Не думаю, что это так".

[9] В составе Н. А. Неклюдова, Е. Н. Розина и барона Э. Ю. Нольде, а от Финляндии - секретаря Сената Колониуса и члена статс-секретариата А. П. Этингера.

[10] Состав ее был тот же, только вместо Колониуса участвовал в трудах ее финляндский сенатор Стренг.