1. Преступное деяние как предмет изучения
1.
Жизнь всех народов свидетельствует нам, что всегда и везде совершались и совершаются деяния, по разным основаниям не только признаваемые недозволенными, но и вызывающие известные меры общества или государства, направленные против лиц, их учинивших, деяния, признаваемые преступными; что всегда и везде существовали лица, более или менее упорно не подчиняющиеся требованиям правового порядка, велениям власти, его охраняющей.
С непокорством Зиждителю мира, с вредоносным посягательством на интересы ближних встречаемся мы на первых же страницах священных преданий веры, и о тех же проявлениях зла и порока говорит нам ежедневная хроника текущей жизни.
Оканчиваются кровавые войны, замиряются народы, но нет конца борьбе человечества с этим мелким, но непобедимым врагом и не предвидится то время, когда карающая государственная власть перекует свои мечи в плуги и успокоится в мире.Понятно, что анализ и изучение этой борьбы единичного с целым, слабого со всемогущим, изучение сущности и условий преступного посягательства, характера мер, принимаемых властью против ее ослушников, сам порядок установления наличности посягательства, служащего основанием к принятию этих мер, представляют огромный интерес, и сколь разнообразны и многосторонни проявления этой борьбы, столь же многосторонне и разнообразно может быть и ее изучение.
Прежде всего, каждое преступное деяние в отдельности, в особенности важное и сложное, уже своей жизненной обстановкой приковывает наше внимание: как часто толпа просиживает дни в зале заседаний, неустанно следя за различными фазисами развертывающейся перед ней жизненной драмы, как часто преступные деяния, взятые из действительности, под пером талантливого романиста дают содержание полным захватывающего интереса повестям и романам. Подготовка преступления, его выполнение, раскрытие виновного, его борьба против улик, выставленных правосудием,- все это даже со своей внешней стороны представляет богатый материал для пытливого наблюдателя, материал, достойный изучения[1].
Но за всяким преступным деянием стоит деятель, его воспроизводящий.
Еще более интересно от внешней стороны перейти к внутренней, рассмотреть данное деяние как момент проявления личности, как взрыв давно скоплявшихся элементов; от изучения события перейти к изучению деятеля, показать, как развивались в нем условия преступности, как шел он к роковому моменту, какое изменение в его личности произвело выполнение долго лелеянного преступного плана. Величайшие художники мира нередко делали это развитие и проявление преступности содержанием своих бессмертных произведений: стоит вспомнить Макбет Шекспира, Фиески Шиллера, Раскольникова Достоевского; в преступном событии могут быть изучаемы любопытнейшие психические моменты человеческой жизни - борьба страстей, столкновение характеров.С другой стороны, это деяние, как проявление преступной личности, есть пролог борьбы государства с непокорными, вредоносными членами общежития, есть основание для применения к ним известных мероприятий, наказаний. Несомненно, что и эта сторона преступного деяния представляет особый, специальный интерес, притом не только для лиц, призванных по их профессии принимать активное участие в этой борьбе, применять к виновному заслуженную им кару закона, но и для всякого другого члена общежития, многосторонними условиями жизни заинтересованного этой борьбой и ее исходом, заинтересованного и тем, чтобы кривда правду не переспорила, и тем, чтобы при этом торжестве правды карающий меч правосудия разил только виновного, и разил по мере его вины. В этом отношении во всяком уголовном деле важно установить те характеристические черты и признаки деяния, те свойства проявленной в нем виновности, которые вводят его в разряд запрещенных, которые служат основанием для применения установленных за эти деяния в законе последствий, применения известного рода и меры наказания.
Дело и деятель - вот существенные элементы единичного преступного деяния. Но, отходя от отдельного события и лица, его учинившего, рассматривая преступные факты не в их индивидуальности, а в их совокупности и последовательности, наблюдательный ум открывает в них новые и в высшей степени важные стороны для изучения.
Прежде всего мы убеждаемся, что не было народа, не было ни одного фазиса народной жизни, где бы не существовала общественная борьба с этими деяниями, вредоносными для отдельного лица или целого общества, и чем сложнее и разнообразнее становится общественная жизнь, тем разнообразнее и ожесточеннее становится эта борьба преступного с велениями права и закона: ни потоки крови, ни мучения, какие только могло изобрести человеческое воображение, ни кнут, ни плети, ни сгноивание в гнездилищах порока и болезней - в тюрьмах старого времени - ничто не оказалось надежным оплотом против преступления. И вот с цифровым отчетом о ежегодных числах преступных деяний в руках наука стала изучать преступление как социальное явление, было положено основание моральной статистике[2]. С первых же своих шагов эти работы установили то положение, что из года в год в каждой стране с замечательным постоянством повторяется одно и то же число преступных деяний, что, зная данные известного года, мы можем предсказать не только, какое количество убийств будет совершено в будущем году, но сколько будет между убийцами мужчин и женщин, сколько убийств будет совершено посредством яда, удушения, огнестрельных ран и т. д.,- одним словом, мы можем сказать, как это и сделал Кетле еще в 1829 г., в самом первом своем труде по моральной статистике, что нет подати, которая уплачивалась бы с таким постоянством, как подать, платимая обществом тюрьме и эшафоту, что ежегодные колебания в области физических явлений, например явлений метеорологических, несравненно превосходят колебания в области явлений нравственных. Таким образом, в каждой социальной среде при данных определенных условиях должно совершиться точно определенное число преступных деяний, подобно тому как в определенном количестве воды определенной температуры может распуститься не более и не менее, а лишь определенное количество данного вещества; это состояние социальной среды, применяясь к терминологии химии, можно назвать состоянием преступной насыщенности (la loi de saturation criminelle[3] Ферри).Установление постоянства преступных деяний было только первым этапом изучения преступления как социального явления, результатом первого впечатления цифр преступности.
Дальнейшие наблюдения указали, как и надо было ожидать, что идея неподвижности не соответствует основному закону общественной жизни, неуклонному движению, и чем долгосрочнее были наблюдения, тем более подтверждалось другое основное предположение моральной статистики - закономерность движения преступности[4]. Появилось стремление к выяснению путем тех же приемов соотношения преступления с известными факторами индивидуальной и общественной жизни людей и к установлению соотношений видоизменяемости социальной преступности с видоизменяемостью этих факторов. Появились исследования зависимости преступных деяний от условий естественных или космических (климат, времена года[5], изменения температуры[6] и т. п.); от условий общественных и экономических (густота и скученность населения, богатство и бедность, колебание цен на хлеб[7], занятия[8], в особенности земледельческий труд и фабричное производство, развитие образования, распространение пьянства и проституции, количество разводов, незаконных рождений и т. п.); от условий личных (пол[9], возраст[10], народность[11] и т. п.).А все это вместе привело к изучению социальных законов, управляющих преступными деяниями, к попыткам путем познания законов преступности найти рациональные основы для борьбы с этим недугом человечества. Рядом с диагнозом врача, на живом организме рисующего признаки проявившегося недуга, его ход и движение, стал отвлеченный анализ математика, при помощи теории больших чисел и вероятностей заставляющий мертвые цифры говорить о законах общественной жизни[12].
Но как изучение условий отдельного преступления мало-помалу привело к изучению преступления как социального явления, так анализ личности преступника, личных условий, влияющих на социальную преступность, естественно вызвал стремление изучать преступные типы вообще, их психологические, анатомические и физиологические особенности. Такие наблюдения и основанные на них исследования появились в литературе уже с начала нынешнего столетия, но особенное развитие это направление получило в настоящее время[13].
Моральная статистика породила уголовную антропологию. Социологические исследования указывали на существование в каждом обществе заразы, неминуемо вызывающей преступные заболевания, но затем необходимо было изучить и определить те особенности, те условия социологические, психологические, физиологические, а может быть даже и органические, которые делали именно известную группу лиц особенно восприимчивой к этой преступной заразе. Рядом с изучением статистических данных, цифр преступлений появилось изучение организма живых преступников, сидящих в тюрьмах, их анатомического строения, физиологических и психологических особенностей; исследование черепов преступников казненных, патологических явлений предшествовавшей жизни преступников, различных данных относительно их семей и родичей, которые путем наследственности могли влиять на позднейшие поколения, и т. п. Как и уголовная социология, антропология преступников не ограничилась только собиранием данных и их упорядочением, она претендует уже на значение научной системы, не только устанавливая категории преступников соответственно условиям, толкающим их на преступный путь, но и пытаясь указать естественно исторические признаки отдельных преступных типов - убийц, изна-силователей, воров, политических преступников - и даже признаки типа человека-преступника вообще[14]. Вместе с тем она думает дать научные объяснения существования такого типа в современном обществе, хотя объяснения, даваемые сторонниками этого направления, представляются в высшей степени различными. Одни видят в преступности проявление нравственного вырождения, результат наследственности и подбора родичей, результат тяжелых экономических и социальных условий известной среды или даже особую разновидность душевнобольных; другие находят в преступнике несомненные признаки проявления социального переживания, атавизма, притом или физического, или морального: преступник - это первобытный дикарь в современном обществе, идущий вразрез с требованиями закона, созданного чуждой ему социальной средой. Одни прилагают эту характеристику ко всем преступникам, другие делят преступников на классы, признавая эти признаки свойственными только одной группе - преступникам прирожденным[15].Но независимо от изучения преступлений как событий текущей жизни, как явлений социального порядка или как продукта органических особенностей известных лиц, несомненно, не только возможна, но и существенно важна другая обработка того же материала - изучение его как основы проявления карательной деятельности государства. Преступление как деяние, воспрещенное законом под страхом наказания, как событие, определяющее применение кары, заключает в себе типические черты, отличающие его от других жизненных явлений; оно входит в область правовых отношений, возникающих между членами общежития или между целым обществом и отдельными гражданами; оно видоизменяет существующие юридические отношения, ниспровергает или колеблет права или охраненные правом интересы; оно создает новые отношения между учинившим такое деяние и пострадавшим, а в особенности между преступником и государством. Это возникшее вследствие преступления отношение государства к преступнику, в свою очередь, представляется сложным. Разнообразная деятельность, направленная к удостоверению учинения данным лицом преступного деяния, установление его виновности и осуждение, порядок определения соответственно закону рода и меры ответственности, выбор законодателем известных карательных мер, годных для действительной охраны общественного порядка и спокойствия, распределение этих мер как кары за отдельные деяния сообразно их важности и свойствам, наконец, само выполнение этих мер, в особенности, например, лишения свободы и т. д.,- все это дает не только разнообразный, но во многих отношениях и своеобразный жизненный юридический материал, систематическое изучение которого вполне пригодно дать содержание самостоятельной отрасли юридических наук - уголовному праву, отрасли, по преобладающему характеру изучаемых им отношений: преступления как посягательства на общественный и государственный уклад жизни и наказания как одного из видов охранительной деятельности государства, входящей в группу наук, изучающих публичное право.
________________________________________
[1] Еще с конца прошлого столетия в литературе уголовного права появляются отдельные труды и целые издания, посвященные изложению наиболее выдающихся преступлений и психологическому анализу их виновников. Особенной известностью в этом отношении пользуется мастерский труд A. Feuerbach, Actenmassige Darstellung merkwurdiger Verbrechen, 2-е изд., 1828-29; собранию важнейших процессов было посвящено особенное французское издание Pitaval' H, Causes celebres, с 1734 по 1743 г.; потом немецкое Der neue Pitaval, с 1842 г.; Revue des grands proces contemporains, с 1883 г. У нас - Василий Новиков - "Театр судоведения, или Чтение для судей и всех любителей юриспруденции, содержащий достопримечательные и любопытные судебные дела, юридические исследования знаменитых право-искусников и прочие сего рода происшествия, удобные просвещать, трогать, возбуждать к добродетели и составлять полезное и приятное времяпровождение", в б ч., 1791-1792; А. Любавский "Сборник русских уголовных процессов", в 3 т., 1865-1867. От таких изданий нужно отличать сборники случаев действительных или выдуманных, составляющие пособие для преподавания, род юридических задачников, например: Zachariae, Geschichtserzahlungen, 1835 г.; Osenbruggen, Kasuistik des Kriminalrechts, 1854 г.; Rulf, Strafrechtsfalle, 1874 г.; Bar, Straf rechtsfalle, 2-е изд., 1875 г.; Kohler, Straf rechtsauf gaben zum Gebrauche bei dem akademichen Straf rechtspractikum, 1889 г.; Dochov, Straf rechtsfalle, 5-е изд. (v. Liszt), 1895 г.; H. Harburger, Straf rechtspractikum, 1892 г.; Schultze, Rechtsfalle aus der Praxis des Reichgerichts, 1891 г.; Frank, Strafrechtliche Falle zur mundlichen Behandlung, 1897 г.; Сергеевский H. "Казуистика", 2-е изд., 1891.
[2] Родоначальником моральной статистики считается бельгийский астроном-статистик Кетле (Quetelet), с 1829 г. работавший в этом направлении; главнейшие его труды: Sur l'homme et le developpement de ses facultes, ou essai de physique sociale, 1835 г.; Du Systeme social et des lois qui le regissent, 1848 г. и в особенности объемлющее все его предшествующие работы - 2-е издание первого труда Physique sociale, 2'тома, 1869 г. Одновременно (в 1829 г.) с работами Кетле появились работы французского доктора-статистика Герри (Guerry); главный его труд: Statistique morale de l'Angleterre, comparee avec la statistique morale de France, 1864 г.; Dufau, Tratte de statistique ou theorie de l'etude des lois d'apres lequelles se developpent les faits sociaux, 1890 г.; его же De la methode d'observation dans son application aux sciences morales et politiques, 1866. В Германии A. Waner, Die Gesetzmassigkeit in den scheinbar willkuhrlichen menschlichen Handlungen, 1863 г.; Mayer, Die Gesetzmassigkeit im Gesellschaf is-leben, 1877 г.; Oettingen, Die Moralstatistik in ihrer Bedeutung fur einen christlichen Sociylethik, 3-е издание, 1883 г.; W. Starke, Verbrechen und Verbrecher in Preussen с 1854-1878, 1884 г.; Ю. Янсон "Направления в научной обработке нравственной статистики", 1871 г.
[3] Закон преступной насыщенности (фр.).
[4] Статистика указала, что при общем росте преступности, так как например во Франции, число подсудимых с 1838 по 1887 г. почти удвоилось, одни преступления тем не менее постепенно уменьшаются, другие растут в пропорции, намного превышающей общий процент увеличения преступности; наконец, третьи представляют волнообразные движения. Интересны в этом отношении в особенности данные, указывающие на такое видоизменение даже наиболее, по-видимому, устойчивых элементов преступности, как, например, уменьшающаяся преступность женщин: с 1826 по 1870 г. на общее число преступников -19% женщин; с 1876 по 1880 г.-16%; с 1881 по 1885 г.- 14%; и наоборот, поражающее и крайне грустное возрастание преступности молодежи: в 1831-35 гг. на общее число преступников-11% в возрасте от 16 до 21 года; в 1876-80 гг.-14%; в 1881-85 гг.-16%; ср. Proal, Le crime et la peine, 1892 г., с. 150, 195. Подобное же явление констатирует и русская статистика. Ср. итоги русской уголовной статистики за 20 лет (1874-1894), прил. к № 7 "Журнала Министерства юстиции", 1899 г.
[5] Фойницкий И. Влияние времен года на распределение преступлений в "Судебном журнале", 1873 г.
[6] A. Ferri, Das Verbrechen in seiner Abhangigkeit von den jahrlichen Temperaturwechsel, в L. Z. за 1892 г.; Colojanni, Oscillations thermometriques et delits contre les personnes, в Archives, 1886 г.; Ferri, Variations thermometriques et criminalite, Archives, 1887 r.
[7] L. Fuld, Der Einfluss der Lebensmittelpreise auf die Bewegung der stafbaren Handlungen, 1881 г., A. Meyer, Die Verbrechen in ihrem Zusammenhang mit den wirthschaftlichen und so-cialen Verhaltnissen in Kanton Zurich, 1895.
[8] Coutagne, De l'influence des professions sur la criminalite. Archives, 1892.
[9] Фойницкий И. Женщина и преступность, 1893 г.; Lombroso und Ferrera, Das Weib als Verbrecherin, ubers, v. Kurella, 1894 г.; Nacke, Verbrechen und Wahnsinn bei Weibe, 1894.
[10] Неклюдов H. Уголовно-статистические этюды: 1) статистический опыт исследования физиологического значения различных возрастов человеческого организма по отношению к преступлению, 1865 г.
[11] Fuld. Das judische Verbrecherthum, 1885 г.; Giese. Die Juden und die deutsche Kriminalstatistik, 1893 r.
[12] Cp. Prins, Science, № 39 и след.
[13] Из числа более старых трудов, посвященных изучению мира преступников, независимо от работ Gall, Spurzheim, Cabanis, следует упомянуть: Fregier, Les classes dangereuses de la population, 1840 г.; Lauvergne, Les forcats, 1841 г.; Attomyr, Theorie der Verbrechen auf der Grundsatze Pherenologie basirt, 1842 г., Moreau Christophe. Le monde des coquins, 1868 г.; Ave-Lallemannt, Das deutsche Gaunerthum in seiner social-politischen, Litterischen und linguistischen Ausbildung zu seinem Heutigen Bestande, 1858-1862 гг.; Valentin!, Das Verbrecherthum im preusischen Staate, 1869 г.- Новая антропологическая школа возникла в Италии, где она имеет и наибольшее число сторонников; ее основателем признается психиатр Lombroso с его главным исследованием L'uomo delinquente, 1-е изд. 1876 г.; 4-е изд. 1886 г.; (в 1887 г. его труд переведен на французский язык Regnier et Bournet с предисловием Letourneau и на немецкий Frankel, с предисловием Кирхенгейма). Его же L'anthropologie criminelle et ces recents progres, 2-е изд. 1891 г.; его же Genio е follia, русский перевод 1885 г.; его же и Laschi, II delitto politico, немецкий перевод Curella 1892 г. Из итальянских юристов - последователей этого направления: E. Ferri, из наиболее важных его работ можно назвать: La teoria della imputabilita, e la negazione del libero arbitrio, 1-е изд. 1879 г., 2-е изд. 1881 г.; I nuovi orizzonti del diritto e della procedura penale 1-е изд. 1881 г., 2-е изд. 1884 г.; с 3-го издания автором сделан перевод на французский язык под названием La sociologie criminelle, 1893 г. Хотя Ферри, в особенности в последних трудах, не отрацает значения и социальных условий преступности, признавая, например, в докладе Парижскому конгрессу, что всякое преступление есть результат взаимного и неделимого воздействия двоякого рода причин: биологических условий преступника и физических, и социальных условий среды, в которой родится, живет и действует преступник, причем взаимное соотношение меняется не только по родам преступления, но и по отдельным формам проявления преступности. Социальные условия, по указанию Ферри, влияют главным образом на предупредительные меры государства, а биологические- на наказуемость. Ср. Dallemagne, Theories de la criminalite. ch. XIV. Далее Garo-falo, Di uno criterio positive della penalita, 1880 г., а в особенности его Criminologia, 2-е изд., 1891 г.; со второго издания сделан перевод на французский язык в 1891г.; 2-е изд., 1893 г. Для оценки применения взглядов школы к условиям движения общественной жизни, ср. Garofalo, La superstition socialiste, 1895 г. и Ferri, Socialismus und moderne Wissenschaft, перев. Curella, 1895. Нельзя не указать также на составленную совместно всеми главнейшими представителями новой школы-Ломброзо, Ферри, Гарофало и Фиоретти, Polemica in difesa della scuola positiva, 1886 г.; указание на других представителей антропологической школы, а именно, как Marro, Virgilio и т. д., у Ellis; особенный интерес представляет труд Marro, I caratteri del delinquent!, 1887. В Италии эта школа имеет в своем распоряжении три журнала: Archivio di psichiatria, sceinze penali e antropologia criminale; L'anomalo и La scuola positiva. Критический разбор трудов антропологической школы составляет также в Италии обширную литературу: ср. в особенности - L. Luccini, Le droit penal et les nouvelles theories, 1892 г.; (итальянское заглавие - I semplicisti del diritto penale, 1886 г.); A. Frassati, La nuova scuola di diritto penale in Italia, ed all stero, 1891 г.; против новой школы, однако, выступили почти все наиболее выдающиеся современные авторитеты науки уголовного права в Италии - Carrara, Canonico, Pessina, Buccelati, Brusa, в его Sul nuovo positivismo giustizia penale, 1887 г.; ср. также Tolomei, I vecchi ed i nuovi orizzonti del diritto penale, 1887 г.; библиографические указания статей, относящихся к антропологической школе у Ферри в его Sociologie criminelle. Во Франции встреченная первоначально сочувственно (труды: Le Bon, Bournet, Gauthier, из позднейших Debierre, Le crane des criminels, 1895 г.) теория Ломброзо встретила затем беспощадную критику в трудах Тарда, указанных далее; ср. также Desjardins, La methode experimentale appliquee au droit penal en Italic, 1892 г.; X. Francotte, L'anthropologie criminelle, 1892 r.
[14] E. Laurent, L'antropologie criminelle et les nouvelles theories du crime, 1891 г. Наименее последователей имела в ее чистом виде теория Ломброзо в Германии, в особенности между юристами. К этому направлению принадлежат - Benedikt, Anatomische Studien uber Verbrechersgehirne, 1889 г.; Kurella, Naturgeschichte des Verbrechers, 1893 г.; его же Cesare Lom-broso und die Naturgeschichte des Verbrechers, 1892 г.; Kirn, Geisterstorung und Verbrechen,
1892 г.; из работ, отрицательно относящихся к школе Ломброзо: в особенности A. Baer, Der Verbrecher in anthropologischer Beziehung, 1893 г.; пастор lager, Beitrage zur Losung des Verbrechenproblems, 1896 г.; ср. также Gretener, lieber die italienische positive Schule des Strafrechts, 1894 г.; его же Cesare Lombroso's Verbrecher von Geburt, 1890; Feilsch, Cesare Lom-broso's Lehre, G. L., c. 81-151; H. Haegel, Die Criminalanthropologie в G. LI, c. 321-414. В Англии- H. Ellis, Verbrecher und Verbrechen, нем. перев. Kurella, 1895 г.; у него приведен подробный обзор сторонников антропологической школы во всех государствах. Более благоприятной оказалась для новой школы Россия, хотя и не в таком объеме, какой придал ей Garofalo, Di una nuova scuola penale in Russia в Archives di Psichiatria, 1884 г., который зачислил в ее ряды всех русских криминалистов со мною включительно. Ср. Вульферт - "Русские позитивисты в уголовном праве" в "Журнале Министерства юстиции", 1886 г.; Лихачев в Archives. Из представителей этого направления у нас, кроме психиатров (Беляков, Троицкий, Баженов, в особенности Чиж), нужно назвать Минцлова, "Особенности класса преступников", Юридический Вестник, 1881 г., и главным образом Д. Дриля, который посвятил разработке этого направления целый ряд журнальных статей и отдельных монографий: "Малолетние преступники" (1881-1884), в особенности выпуск I; его же - "Психо-физиологические типы в их соотношении с преступностью и ее разновидностями", 1890 г.; "Антропологическая школа и ее критики" в "Юридическом вестнике", 1891 г.; "Преступность и преступники", 1895 г. Как замечает Вульферт, Дриль даже и после Брюссельского конгресса продолжает говорить о научных заслугах Ломброзо. Подробный разбор антропологической школы, как в ее основных воззрениях, так и в приложении к отдельным вопросам уголовного права - у Вульферта "Антропологическая школа уголовного права в Италии", 1887 г. Т. I и 1893 г. Т. II; Анучин "Изучение психо-физиологических типов". Вестник Европы, 1890 г.; Обнинский "Иллюзия позитивизма". Журнал гражданского и уголовного права, 1890 г.; Закревский "Об учениях уголовно-антропологической школы", Журнал гражданского и уголовного права, 1891 г.; В. Спасович "Новые направления в науке уголовного права, Вестник Европы, 1891 г. Антропологи-криминалисты устроили несколько международных конгрессов - в Риме 1885 г., в Париже 1889 г., в Брюсселе 1892 г., в Женеве 1896 г. и в Антверпене в 1901 г.; подробный обзор конгрессов у Дриля "Преступность и преступники", глава вторая. Последние конгрессы, и в особенности Брюссельский, были, впрочем, похоронами "преступного человека" Ломброзо; в Брюссель даже не явились итальянские адепты scuola nuova. Ср. заметку Tarde в Archives, VII, с. 7; о Брюссельском конгрессе подробная статья Rosenfeldt в L. Z. XIII, с. 161-205; о Женевском ср. Archives, 1896 г.
[15] Dubuisson в Archives, 1887 г., № 8, с. 126, замечает: антропологическая школа не довольствуется измерением черепов и хочет изучить всего живого преступника: она взвешивает, мерит, исследует его скелет, его мускулатуру, его различные органы; она сравнивает между собой различные части его тела, наблюдает каждые малейшие аномалии, изучает его мускульную силу, его нервную восприимчивость, его чувствительность, его болезни; наконец, она исследует его умственные и нравственные способности, его привычки, его вкусы; этим путем итальянская школа приходит к созданию типа преступника.