§ 1. Основания и критерии деления хищения на виды

Размер ущерба, причиненного хищением, являясь существенным обстоятельством, определяющим степень его вредоносности, служит одним из оснований для дифференциации ответственности за хищения посредством закрепления его различных видов, выделяемых в зависимости от ценности похищенного имущества.

16 Зак 3210

Существо охраняемых законом отношений собственности состоит в том, что данное имущество на законных основаниях принадлежит собственнику, и, стало быть, только он вправе распоряжаться им, тогда как все остальные лица (несобственники) обязаны не чинить ему в этом препятствий. И даже если сам собственник не намеревался пользоваться этим имущество либо иным образом извлечь из него пользу, так что со временем оно могло прийти в негодность, закон охраняет его, и только его право на свободное распоряжение этим имуществом.

Таким образом, не стоит отождествлять сущность преступлений против собственности, посягающих на отношения собственности, и являющиеся нам имущественные убытки, наступающие в результате хищения. Если сущность хищения состоит в нарушении общественных отношений собственности, то зримым выражением дезорганизации этих отношений, порождаемых хищением, являются данные нам в ощущениях видоизменения с имущественным фондом собственника. При этом в отличие от ущерба, причиняемого хищениями отношениям собственности, который не материален, но всегда реален (коль скоро не может быть преступлений, не причиняющих вреда общественным отношениям, хотя последние и не обладают предметной материальностью), ущерб, причиняемый хищениями собственнику или иному владельцу имущества, всегда материален, но не всегда реален (коль скоро хищение может быть и не доведено до стадии оконченного преступления по причинам, не зависящим от воли виновного).

Столь же ошибочным было бы и противопоставление существа преступлений против собственности и являющегося в результате их совершения материального ущерба. Нельзя не согласиться с И. А. Клепицким, что существование нормы об административной ответственности за мелкое хищение не позволяет поддержать получившую широкое распространение в европейских странах доктрину, в соответствии с которой цена и экономическая ценность вообще не влияют на квалификацию кражи, так как сущность кражи состоит в нарушении права собственности, а не в причинении имущественного ущерба. Именно поэтому в некоторых странах (например, в Германии и Франции) предметом кражи могут быть и вещи, не имеющие какой-либо экономической ценности, например, личные письма или документы бухгалтерского учета.[553] Для нас предметом хищения остается только имущество, т. е. предметы материального мира, обладающие объективной стоимостью, выражением которой служит денежная оценка вещи. При всем уважении к чувствам, выраженным неким неизвестным (или известным лишь в узких кругах) Сашей в письме к его любимой Тане, рыночная цена этого письма нулевая. А вот письмо Саши Пушкина к его любимой, как и любой другой его автограф, вполне могут обрести на аукционе очень весомую денежную оценку. При всем понимании чувств матери, у которой сорвали медальон с локоном сына, погибшего в Афганистане или Чечне, реалии имущественного оборота таковы, что для ответственности за хищение будет иметь значение только стоимость медальона. А вот локон Байрона был продан пару лет тому назад на аукционе Sothebys за несколько сот тыс. фунтов стерлингов. Утешает лишь то, что изъятие чужих писем, различного рода личных бумаг, дневников и т. п., не будучи признанным хищением по причине отсутствия материального ущерба, может быть признано деянием, причиняющим потерпевшему моральный ущерб со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно обращения с иском о его возмещении.

Впрочем, даже в тех странах, где сущность хищения видится в нарушении такого «индивидуального правового блага», как собственность, и где соответственно посягательства против собственности, связанные с изъятием чужого имущества, определяются как формальные (в принятой в нашей доктрине терминологии), полного отвлечения от размера похищенного все же не происходит.

С этой точки зрения уголовное законодательство, начиная едва ли не с самых начал становления, стало увязывать тяжесть ответственности со значимостью предмета посягательства. Такие нормы можно найти в памятниках права Древнего Востока (Законы Хам- мурапи и Ману), Древнего Рима (Законы 12 таблиц), в средневековых источниках европейского права и в современном законодательстве многих государств. При этом для дифференциации ответственности по признаку размера ущерба обычно использовались и используются объективные критерии (натуральный или стоимостной).

Так, по Русской Правде особо ценными предметами имущественных посягательств выступали кони и другой скот, а менее ценными — дрова или сено (ст. 39). Скажем, за кражу коня Пространная редакция устанавливала в качестве наказания поток и разграбление, т. е. изгнание и конфискацию, тогда как за кражу другого имущества — только штраф (ст. 35).

В законодательстве и правоприменительной практике ряда современных государств для определения степени общественной опасности хищения в зависимости от ценности похищенного предмета также применяются натуральные показатели, один из которых используется и действующим УК РФ в пределах, ограниченных хищениями предметов или документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность (ст. 164). По УК Испании квалифицированное усиление ответственности также связывается с хищением не только предметов, относящихся к художественному, историческому, культурному или научному достоянию, но и предметов первой необходимости, жилища и другого имущества, признанного социально необходимым, а также с особой тяжестью последствий хищения с учетом ценности похищенного, причиненного вреда и экономического положения потерпевшего и его семьи.

Применительно же к основной массе хищений натуральные показатели либо абсолютно непригодны (если речь идет о таких предметах хищения, как деньги и ценные бумаги), либо малопригодны (если речь идет о вещах). Поэтому несмотря на то, что сведение понимания общественной опасности хищения к денежной оценке ущерба не совсем точно по существу, без нее все же не обойтись. Поскольку в экономических отношениях все приобретает свою действительную цену, поскольку характерная черта имущества — это «возможность сведения его на деньги»,[554] постольку самым удобным в пользовании был и остается стоимостной критерий. Последний, в свою очередь, может получить как абсолютное, так и относительное выражение.

Определение стоимости похищенного имущества в твердом денежном выражении стало использоваться довольно рано. Уже в Салической правде Франкийского государства средних веков говорится: «Если кто украдет молочного поросенка и будет уличен, присуждается к уплате 120 ден», а «кто украдет 25 свиней... присуждается к уплате 2500 ден».[555] В ст. 13 Саксонского зерцала для дифференциации ответственности также используется стоимостной критерий ущерба: «Вора надлежит повесить. Если же произойдет кража меньше трех шиллингов, то... подвергнуть телесному наказанию». Понятие значительной кражи (более 5 гульденов) и менее значительной или ничтожной (менее 5 гульденов) дается и в Каролине. Разнокалиберные по стоимости хищения присутствуют и Артикуле Петра Первого (1715 г.), который устанавливает разные санкции для того, «кто в воровстве пойман будет, а число краденого более 20 рублев не превзойдет» (Арт. 189) и того, «кто украдет ценою более 20 рублев» (Арт. 191).

В советском уголовном праве определенный отпечаток на построение видов хищений наложила раздельная охрана общественной и личной собственности, в силу чего видовая квалификация определялось не только стоимостью похищенного имущества, но и его принадлежностью: если в отношении государственного и общественного имущества в УК 1960 г.

Кроме того, свою специфику имела квалификация малоценного и особо ценного государственного или общественного имущества. В первом случае опасность содеянного считалась столь малой, а во втором столь великой, что законодатель считал необходимым иметь в арсенале уголовного права отдельные нормы об ответственности за данные виды хищения, независимо от способов его совершения. Относительно мелкого хищения эту функцию изначально играла ст. 96 УК, ч. 1 которой была рассчитана лишь на лиц, к которым по обстоятельствам дела не могли быть применены меры общественного воздействия, а ч. 2 применялась к лицам, повторно совершившим мелкое хищение либо ранее совершившим хищение государственного, общественного или личного имущества любым способом и в любом размере. Во всех остальных случаях мелкое хищение государственного или общественного имущества подлежало рассмотрению в товарищеском суде. Что же касается хищения государственного или общественного имущества в особо крупных размерах, то его выделение в самостоятельный вид хищения произошло спустя полтора года с момента введения УК в действие, когда Законом РСФСР от 25 июля 1962 г.[556] он был дополнен ст. 931.

Особенностью данного исторического периода являлось также то, что установив разные по величине хищения, законодатель не определил ни единиц их измерения, ни формальных границ между ними, предоставив органам следствия и суду право решать вопрос о размерах хищения с учетом обстоятельств конкретного дела, а представителям науки — возможность на доктринальном уровне выработать какие-то рекомендации общего характера. При этом как практики, так и теоретики, с одной стороны, не могли не учитывать своеобразие социалистической экономики, в которой основной упор делался на централизованное государственное планирование, а с другой — напрочь отрицать наличие в ней рыночных начал. В сущности, таковые присутствуют в любых экономических системах, отличающихся друг от друга лишь разной мерой вмешательства государства в управление экономическими процессами. Поэтому советская уголовно-правовая доктрина как нечто естественное восприняла характеризующий отнюдь не социалистическую систему постулат К. Маркса: «Стоимость есть гражданское бытие собственности, логическое выражение, в котором собственность впервые приобретает общественный смысл и способность передаваться от одного к другому. Понятно, что это объективное определение, данное природой самого предмета, должно служить также объективным и суще-

689

ственным определением для наказания».

Поскольку же в условиях товарно-денежных отношений стоимость имущества выражается в ценах на него, то решающим мерилом величины хищения стала денежная оценка похищенного имущества. В результате сложились следующие размеры соответствующих видов хищений: мелкое хищение — до 50 руб., хищение в значительных размерах — до 2 500 руб., хищение в крупных размерах — до 10 ООО руб. и хищение в особо крупных размерах — свыше 10 000 руб. Некоторые из указанных цифр имели под собой нормативную основу,[557] в большей же части эти показатели были выработаны судебной практикой и закреплены в руководящих указаниях постановлений пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР.

Однако в условиях доминирования административно-волевого ценообразования отыскать более или менее адекватную цену предмета хищения было не так-то просто. При существовавшем централизованном планировании цен (не касавшемся разве лишь цен на колхозных рынках) публикуемые фиксированные списки основных товаров, цены на которые устанавливались Государственным Комитетом по ценообразованию, далеко не всегда могли дать ответ на искомый вопрос, поскольку розничные цены в государственной торговле определялись не только на основе оптовых цен или цен изготовителей с помощью установления «налога с оборота», но и на основе предоставления субсидий с целью балансирования ожидаемого спроса с известным уровнем производства (предложением).

Поэтому для определения стоимости похищенного имущества в законодательстве и судебной практике той поры был выработан и довольно обстоятельно регламентирован весьма сложный, многоступенчатый порядок.[558] Он базировался на такой экономической системе, где господствовали государственные розничные цены, а между ними и оптовыми ценами на продукцию производственнотехнического назначения или закупочными ценами на сельскохозяйственную продукцию существовали такие диспропорции, что в одних случаях, когда оптовые или закупочные цены были несоразмерно малы, приходилось «подтягивать» их к уровню розничных цен на аналогичные или близкие по потребительским свойствам товары народного потребления с помощью специальных поправочных коэффициентов,[559] а в других случаях, когда розничные цены на материальные ценности были ниже оптовых, — «подтягивать» размер похищенного к уровню оптовых или закупочных цен, независимо от того, совершено ли хищение из промышленных предприятий, складов, оптовых баз и т. п. или из организаций, занимающихся розничной торговлей.[560] И лишь в том случае, когда было установлено, что потерпевший приобрел похищенное по комиссионной или рыночной цене, а также в случае совершения хищения на предприятиях общественного питания (в буфетах, ресторанах), в комиссионной и кооперативной торговле, стоимость похищенного определялась по ценам, установленным для продажи (реализации) товаров в данных предприятиях.[561]

Кроме стоимостного критерия судебной практикой принимались во внимание также количество похищенных предметов в натуре, их объем, вес, ассортимент, целевое назначение, особая хозяйственная значимость данного предмета или его необходимость в профессиональной деятельности потерпевшего, дефицитность похищенного имущества и другие количественно-качественные показатели,[562] которые, впрочем, имели лишь вспомогательное значение в пограничных ситуациях, т. е. применялись в качестве дополнительного критерия в том случае, когда стоимость похищенного была близка к рубежу, за которым хищение переходило в более тяжкий по размеру вид.[563]

Указанные показатели просуществовали в неизменности несколько десятилетий, пока под влиянием инфляционных ожиданий, вызванных Указом Президента РСФСР от 3 декабря 1991 г. «О мерах по либерализации цен», они не только были переведены исключительно на товарно-денежную основу (исходя из того, что в условиях рыночной экономики значимость имущества определяет и его стоимость), но и были заменены относительными, т. е. выражаемы-

ми в кратном отношении к законодательно установленному минимуму заработной платы (МРОТ), в результате чего выстроилась следующая градация хищений государственного или общественного имущества: мелкое — на сумму, не превышающую МРОТ; в значительных размерах — на сумму не превышающую МРОТ более чем пятидесятикратно; в крупных размерах — на сумму, пятидесятикратно превышающую МРОТ; в особо крупных размерах — на сумму, стократно превышающую МРОТ.[564]

Что же касается такого квалифицирующего признака, как причинение значительного ущерба потерпевшему, характеризующего посягательства на личную собственность (ч. 2 ст. 144, ч. 2 ст. 145 и ч. 3 ст.147 УК РСФСР 1960 г.), то он в некотором роде всегда был относительным, поскольку уголовный закон не предусматривал каких-либо формальных критериев для его идентификации, да и не мог это сделать ввиду явной субъективной ориентации данного признака. Практика же выработала два критерия существенности ущерба: основной (стоимостной) и дополнительный (материальное положение потерпевшего). При этом в литературе предлагался следующий алгоритм его опознания. Существует некая сумма (обычно она «привязывалась» к среднестатистической заработной плате), утрата которой является существенной для любого среднестатистического гражданина. Если же стоимость изъятого имущества ниже этой суммы, тогда вводится дополнительный индикатор, позволяющий учесть имущественное положение конкретного потерпевшего, которое могло быть и ниже среднестатистического. Определялось же оно уровнем доходов гражданина, выступающего в роли потерпевшего, ценностью и значимостью именно для него похищенного имущества, наличием или отсутствием у него иждивенцев и их числом, степенью нуждаемости в той или иной вещи в конкретных усло-

698

ВИЯХ и т. п.

При слиянии глав, предусматривающих раздельную ответственность за посягательства против различных форм собственности, указанный признак был воспроизведен в УК 1960 г. в редакции Федерального закона от 1 июля 1994 г. только применительно к краже (ч. 2 ст. 144).[565] Данное обстоятельство породило вопрос о его применимости к случаям кражи имущества, принадлежащего юридическим лицам, включая государственные организации, коммерческие банки, акционерные общества и пр. Пленум Верховного Суда РФ, исходя из установленного законодателем принципа равной защиты всех форм собственности, дал положительный ответ на этот вопрос. При этом он рекомендовал судам, решающим вопрос о наличии в действиях виновного признака причинения значительного ущерба собственнику или иному владельцу имущества, «исходить как из его стоимости, так и других существенных обстоятельств. Ими, в частности, могут быть материальное положение физического лица, финансовое положение юридического лица, значимость утраченного имущества для собственника или иного владельца».[566] Данное разъяснение сохраняет свою силу и в настоящее время, но только в отношении одной категории собственников — физических лиц, поскольку в новой редакции рассматриваемого квалифицирующего признака речь вновь идет только о гражданине.

Кроме того, при объединении норм о преступлениях против всех форм собственности в одной главе законодатель «потерял» такую разновидность хищения, как мелкое, ранее предусмотренное ст. 96 УК, поскольку аналогичной ей статьи в главе о преступлениях против личной собственности не было. Однако в Кодексе РСФСР об административных правонарушениях продолжала существовать предусматривавшая на тот момент административную ответственность за мелкое хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи, присвоения, растраты, злоупотребления служебным положением или мошенничества ст. 49, согласно примечанию к которой хищение признавалась мелким, если стоимость похищенного не превышала одного минимального размера оплаты труда. В результате уголовная ответственность за хищение государственного или общественного имущества стала возможной лишь с указанного размера, тогда как уголовная ответственность за хищение имущества граждан путем кражи, присвоения, растраты, злоупотребления служебным положением или мошенничества по-прежнему наступала независимо от стоимости похищенного.[567]

Своеобразие видовой градации хищений в новом УК первоначально также заключалось в том, что, объединив составы хищений в одной главе в соответствии с конституционным требованием о равной правовой защите всех форм собственности, законодатель сохранил дифференциацию критериев размера хищений применительно к различным формам собственности, допустив тем самым определенное отступление от принципа равной их охраны. Свое выражение это нашло, во-первых, в восстановлении в соответствующих статьях УК такого квалифицирующего признака, как причинение значительного ущерба гражданину, а во-вторых, — в сохранении ст. 49

КоАП, предусматривающей исключительно административную ответственность за мелкое хищение (кроме грабежа и разбоя) государственного или общественного имущества. В результате причудливого сочетания столь разнородных критериев выстроилась и весьма неоднородная (в зависимости от организационно-правовой формы собственности) иерархия разновидностей хищений, образовавших следующие ряды:

а) хищения имущества граждан, не причинившие им значительного ущерба (ч. 1 ст. 158-161 УК); причинившие значительный ущерб (ч. 2 ст. 158-161 УК); в крупном размере (ч. 3 ст. 158-162 УК); хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164 УК);

б) хищения государственного или общественного имущества в мелком размере (ст. 49 КоАП); в значительном размере (ч. 1 ст. 158— 161 и ч. 1 и 2 ст. 162 УК); в крупном размере (ч. 3 ст. 158-162 УК) и хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164);

в) хищения имущества коммерческих организаций в значительном размере (ч. 1 ст. 158-161 и ч. 1 и 2 ст. 162 УК); в крупном размере (ч. 3 ст. 158-162 УК); хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164).[568]

Таким образом, несмотря на установленное Конституцией РФ (ст. 8) и ГК РФ (ст. 212) положение о признании равной защиты частной, государственной, муниципальной и иных форм собственности, законодатель за счет неоднозначной дифференциации хищений по видам фактически сохранил их «неравенство», переместив приоритет с государственной на частную собственность.

Однако это положение существовало недолго. Федеральный закон от 30 января 1999 г. нивелировал ответственность за мелкие посягательства на все формы собственности, изложив ст. 49 КоАП в такой редакции, что она стала предусматривать административную ответственность за мелкое хищение не только государственного или общественного, но и любого другого имущества.[569] Благодаря исключению из названной статьи указания на принадлежность имущества, число критериев, определяющих мелкое хищение, сократилось до двух, включая в себя лишь 1) стоимость похищенного имущества, которая не должна превышать одного МРОТа, установленного законодательством на момент совершения хищения, и 2) способы завладения указанным имуществом, каковыми могут быть только кража, мошенничество, присвоение и растрата. Согласно же закону обратного отношения между содержанием и объемом понятия, по которому уменьшение совокупности мыслимых в данном понятии признаков предмета ведет к увеличению совокупности мыслимых в нем предметов, объем понятия «административно-противоправное хищение», таким образом, увеличился, а объем соотносительного с ним понятия «уголовно наказуемое хищение» уменьшился.

Увеличение же объема мелкого хищения в административном законодательстве повлекло декриминализацию соотносимых с ним деяний в уголовном праве со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно обратимости уголовного закона, устраняющего преступность деяния. И если раньше Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменяла решения нижестоящих судебных инстанций о прекращении дела производством за отсутствием состава преступления в действиях лиц, совершивших мелкое хищение, на том основании, что указанными лицами совершалось хищение имущества, принадлежащего гражданам, уголовная ответственность за которое (в отличие от мелкого хищения государственного или общественного имущества) наступала независимо от размера похищенного, то после вступления в силу новой редакции ст. 49 КоАП, напротив, стали отменяться решения о привлечении такого рода лиц к уголовной ответственности.

В этой связи особенно важное значение приобретает «сквозное», т. е. межотраслевое (во взаимосвязи с правовыми нормами иных отраслей), видение процесса правового оформления той или иной группы однородных общественных отношений, накладывающее свой отпечаток и на временное действие указанных норм. Отмеченное свойство предопределяется самой сущностью права, представляющего собой не механическую совокупность нормативных актов, а логично построенную систему, в которой акты каждого государственного органа занимают определенное место, взаимодополняя и обусловливая друг друга, систему, в которой «каждый нормативный акт значим не сам по себе, но и в первую очередь в той мере, в какой он содействует общей упорядоченности, вписывается во всю систему актов, прежде всего кодифицированных, которые обеспечивают

_              704

эту общую упорядоченность».

Изменение уголовно-правовой нормы в сторону смягчения или усиления ответственности может произойти и вследствие изменений, вносимых не в сам уголовный закон, а системно связанные с ним одноуровневые по юридической силе кодифицированные акты. Так, общность границы уголовного и административного кодексов предопределяет то обстоятельство, что с какой бы стороны не была пересмотрена эта граница этот пересмотр неизбежно сказывается на объеме и другой стороны. Очередная же «делимитация» границы между административно-противоправным и уголовно наказуемым хищением произошла с принятием 30 декабря 2001 г. нового Кодекса РФ об административных правонарушениях, согласно ст. 7.27 которой хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает пять минимальных размеров оплаты труда, установленных законодательством Российской Федерации.

Расширение же рамок административно-наказуемого хищения автоматически влечет сужение пределов уголовно наказуемого хищения, причем не только в отношении будущих, но и совершенных в прошлом правонарушений, на которые распространяется обратная сила уголовного закона, ставшего более мягким вследствие изменений, внесенных в системно соотносимый с ним административный закон. Таким образом, несмотря на то, что за мелкое хищение установлена административная ответственность, уяснение его критериев необходимо и для решения вопросов уголовной ответственности, коль скоро УК не определяет минимальной стоимости имущества, хищение которого влечет уголовную ответственность. Ориентиром для отыскания величины вреда, минимально необходимого для признания совершенного хищения преступлением, в таких случаях становится административный закон.

Что же касается причинения значительного ущерба, то этот признак продолжает существовать, символизируя преемственность нынешнего уголовного законодательства с УК РСФСР 1960 г. Только если в первоначальной его редакции он имел отношение главным образом к посягательствам на личную собственность граждан (если не считать собственности объединений, не являющихся социалистическими организациями), а после слияния составов преступлений против социалистической и личной собственности — ко всем субъектам собственности (включая коммерческие организации), то в новом УК опять говорится о причинении значительного ущерба исключительно гражданину.

Таким образом, существующая на сегодняшний день иерархия видов хищений состоит из двух рядов, отражающих посягательства: а) против собственности физических лиц — мелкое; не причинившие значительного ущерба гражданину; причинившие значительный ущерб; в крупном размере; хищение предметов, имеющих особую ценность; и б) собственности юридических лиц — мелкое; в значительном размере; в крупном размере; хищение предметов, имеющих особую ценность.

С точки зрения предметно-имущественного наполнения, грань между указанными классификационными рядами почти неразличима. И все же она есть, если иметь в виду, что в качественном отношении законом могут быть определены виды имуществ, которые в соответствии с законом могут находиться только в государственной или муниципальной собственности (п. 3 ст. 212, п. 1 ст. 213 ГК). В дополнение же к тому, что определенные виды имущества не могут принадлежать гражданам, количество и стоимость находящегося в их собственности имущества может быть ограничено федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц (как физических, так и юридических), обеспечения обороны страны и безопасности государства (см.: п. 3 ст. 55 Конституции РФ, абз. 2 п. 2 ст. 1 и п. 2 ст. 213 ГК).

С точки же зрения объектной, принципиальное различие между данными классификационными рядами состоит в том, что признак причинения значительного ущерба имеет отношение только к посягательствам против частной собственности граждан. При этом для установления размера хищения имущества юридических лиц закон не допускает применения каких-либо других критериев, кроме стоимостного, тогда как размер хищения имущества граждан определяется не только стоимостью похищенного имущества, но и иными показателями (значимостью этого имущества для конкретного потерпевшего, материальным положением последнего, определяемым, в свою очередь, размерами его доходов, наличием иждивенцев и т. п.), нарушающими правило единства классификационного критерия. Поэтому в целом представляется возможным рассмотрение указанных видов хищения безотносительно к формам собственности, особо оговорив лишь хищение, причинившие значительный ущерб гражданину, демаркация которого от сопредельных видов хищений в изложенной иерархии представляет определенную сложность.

Мелкое хищение — это совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества, не превышающий пяти минимальных размеров оплаты труда, установленных законодательством Российской Федерации.

Данное понятие представляет собой результат синтеза положений, изложенных в ст. 158 УК и ст. 7.27 Кодекса РФ об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г., поскольку первая содержит определение хищения, но не дает критериев мелкого хищения, а вторая — не определяет хищение, но содержит критерии для признания его мелким.

Признаками, выделяющими мелкое хищение из общего ряда хищений, служат стоимость похищенного имущества, не должная превышать пяти МРОТ, в сочетании лишь с такими способами его совершения, как кража, мошенничество, присвоение и растрата.

Довление стоимости похищенного в данном случае столь велико, что никакие квалифицирующие признаки, указанные в ст. 158- 160 УК (наличие предварительной договоренности о совершении хищения, совершение его неоднократно либо лицом, ранее два или более раза судимым за хищение либо вымогательство, а равно способ его исполнения, связанный с незаконным проникновением в жили- ще, помещение или иное хранилище), не могут послужить препятствием для оценки хищения как мелкого при отсутствии умысла на изъятие имущества в большем размере.[570] Однако в последнем случае, когда мелкая кража совершается посредством незаконного проникновения в жилище, содеянное, не образуя состава уголовно наказуемого хищения, должно влечь ответственность не только по ст. 7.27 КоАП, но и по ст. 139 УК за нарушение неприкосновенности жилища.

Поскольку ответственность по ст. 7.27 КоАП наступает за мелкое хищение, совершенное лишь указанными в диспозиции этой статьи способами, действия лица, совершившего мелкое хищение путем грабежа или при разбойном нападении, надлежит квалифицировать в зависимости от обстоятельств дела по соответствующим частям и пунктам ст. 161 или 162 УК. Вполне оправданное исключение, допускаемое в законодательстве в отношении грабежа и разбоя, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть признаны мелким хищением, объясняется тем, что опасность подобных деяний в значительной степени обусловливается не только (а порой и не столько) стоимостью изъятого имущества, сколько способом его изъятия, связанным с посягательством на телесную неприкосновенность и здоровье личности (при насильственном грабеже и разбое) или особой дерзостью преступника (при открытом завладении имуществом без насилия). Вот почему понятие мелкого хищения имеет отношение только к безнасильственным и внепубличным способам завладения имущества.[571]

Хищение в значительном размере, являющееся отправным для квалификации посягательств против собственности по ч. 1 ст. 158— 162 УК (во всяком случае, в отношении юридических лиц), располагается в диапазоне между мелким административно-наказуемым и крупным хищением. Условно его можно назвать некрупным или хищением в значительном размере, хотя законодатель и отказался от употребления этого термина по отношению к иным категориям потерпевших, кроме гражданина. Соответственно в части, касающейся посягательств против собственности юридических лиц, его нижней и верхней границами являются соответственно 5 и 500 МРОТ. Что же касается хищения имущества физических лиц (граждан), то верхняя стоимостная планка значительного размера располагается на уровне хищений, не причинивших значительного ущерба гражданину. Таким образом, незначительным может быть признано хищение, когда сумма похищенного не является крупной и которое не повлекло причинение значительного ущерба гражданину.

Хищение, совершенное с причинением значительного ущерба гражданину, предполагает в качестве потерпевшего собственника или иного владельца имущества любое физическое лицо, притом, конечно же, являющееся гражданином не только Российской Федерации, но и любого государства, равно как и не имеющее доказа-

707

тельств принадлежности к гражданству какого-либо государства.

Частная собственность физических лиц может выступать ныне в одной из следующих форм: а) собственность, источником образования которой является их труд в качестве наемных работников безот-

носительно к тому, в какой сфере и к чьим средствам производства этот труд прилагается; б) собственность, источником образования которой служит собственная экономическая деятельность, не направленная систематически на извлечение прибыли; в) собственность, образуемая за счет предпринимательской деятельности, основанной на собственном труде; г) собственность, образуемая за счет предпринимательской деятельности, основанной на привлечении наемного труда, но без образования юридического лица, и д) собственность, образуемая за счет предпринимательской деятельности с привлечением наемного труда на базе образования юридического лица, учрежденного самостоятельно или с другими лицами.

Поскольку гражданское законодательство не содержит препятствий для перехода одного вида частной собственности граждан в другой, что при определенных обстоятельствах не может не сказаться на квалификации хищения по его виду, постольку необходимо иметь в виду, что лишь в последнем из перечисленных выше случаев происходит «удвоение» субъектов права, при котором гражданин, выделивший имущество юридическому лицу, приобретает в отношении последнего, хотя бы он и единолично учредил его, обязательственные права (см. абз. 2 п. 2 ст. 48 ГК), а собственником имущества становится само юридическое лицо. Следовательно, хищение такого имущества, в каком бы размере оно ни было совершено, не может образовывать признак причинения значительного ущерба гражданину. Во всех же предыдущих случаях никакого удвоения субъектов права не происходит, ибо собственником соответствующего имущества продолжает оставаться сам гражданин со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно специфики уголовно-правовой защиты собственности граждан.

Относительно же случаев, когда граждане, становясь членами различного рода организаций, также формируют их имущественную базу путем внесения взносов, вкладов, покупки акций и т. д., необходимо иметь в виду, что учредители (участники) юридических лиц не имеют на имущество последних никаких вещных прав, обладая лишь обязательственными правами (если речь идет о хозяйственных товариществах и обществах, а также производственных и потребительских кооперативах), либо не имея даже таковых (если речь идет об общественных и религиозных организациях, благотворительных и иных фондах, ассоциациях и союзах). Как сказано в п. 4 ст. 213

ГК, общественные и религиозные организации (объединения), благотворительные и иные фонды являются собственниками приобретенного ими имущества, а учредители (участники, члены) этих организаций утрачивают право на имущество, переданное ими в собственность соответствующей организации.

Значительность ущерба, причиненного гражданину при краже, мошенничестве, присвоении, растрате и грабеже (п. «г» ч. 2 ст. 158- 160 и п. «д» ч. 2 ст. 161 УК) — сугубо оценочный признак, установление которого отдается на усмотрение суда.

Сужение круга потерпевших от хищения, причинившего значительный ущерб, давно вызывает серьезные нарекания со стороны ряда криминалистов, главным образом в силу его противоречия концепции равенства всех форм собственности. Одним выход видится в изменении субъективной направленности рассматриваемого признака и переводе его на объективную стоимостную базу, другим — в отказе от фиксированных (в законе или судебной практике) показателей для его определения и полной его субъективизации.[572]

Так, некоторые авторы предлагают вернуться к формулировке УК 1960 г., где речь шла о причинении существенного ущерба любому потерпевшему (а не только гражданину), обеспечив тем самым равный подход к решению данного вопроса как в отношении физических, так и юридических лиц. Однако возврат к прежней формулировке при сохранении оценочного характера содержащегося в ней признака «существенности ущерба» не только реанимирует прежние проблемы квалификации, связанные со сложностями и издержками оценочного процесса, но и обострит их. Мало того, что выработанный практикой прежних лет алгоритм опознания существенного ущерба, ориентированный на среднюю заработную плату и вполне пригодный в относительно однородном обществе, во многом основанном на уравнительных принципах распределения доходов, неприемлем сейчас, когда бурно идут процессы социальной и имущественной дифференциации. Посредством же подключения к числу опознаваемых потерпевших таких «тяжеловесов», как банки, государство и пр., мы еще более удаляемся от мало-мальски достоверной методики решения вопроса о существенности ущерба.

Более оправданным представляется решение, которое было заложено в проект УК, разработанный группой ученых и практических работников по инициативе Министерства юстиции РФ и представленный 19 октября 1992 г. Президентом в Верховный Совет РФ. Все хищения чужого имущества (не считая мелких «производственных» хищений) подразделялись здесь на три вида: простое, значительное и крупное. При этом в отличие от предшествующего УК вводился единый, независимый от материального положения потерпевшего критерий определения размеров хищения — стоимостной, количественные границы которого предлагалось закрепить в самом законе: десятикратное превышение законодательно установленного минимума заработной платы — в отношении значительного хищения и стократное — в отношении крупного.[573]

В Уголовном кодексе, принятом Государственной Думой в первом чтении, речь также шла о значительном размере кражи и иного хищения.[574] При этом в ходе парламентских слушаний такое решение было признано более удачным на том основании, что оно позволяло, во-первых, применять этот признак к преступлениям против любой формы собственности, во-вторых, формализовать его посредством указания в примечании его стоимостного критерия, что и было сделано, в-третьих, соблюсти иерархию размеров хищений за счет сопоставимости таких квалифицирующих признаков, как «значительный размер» и «крупный размер».[575]

Такая формализация существенного ущерба также не лишена недостатков, если иметь в виду несоизмеримость масштабов имущественной массы, находящейся в собственности подавляющего числа рядовых граждан и в собственности банков, акционерных обществ и других коммерческих организаций (имея в виду минимально необходимые для их создания размеры уставных капиталов), а тем более — в собственности государства. Та сумма похищенного, которая может повлечь финансовый крах семейного бюджета отдельного рядового (в имущественном статусе) члена общества, совершенно ничтожна для бюджета государственного. Ныне, когда на грани весьма скромного материального достатка (если не сказать нищеты) оказалась большая часть общества, эти недостатки еще более очевидны, нежели тогда, когда готовился проект УК.

Вместе с тем, столь же несомненны и преимущества формализации существенного ущерба. Совершенно очевидно, что при замене формулировки «хищение, причинившее значительный ущерб гражданину» на формулировку «хищение в значительном размере» акцент переносится с потерпевшего на преступника, что чрезвычайно важно для установления вины последнего. Ведь в умышленно совершаемом преступлении умыслом виновного должны охватываться и все вменяемые ему квалифицирующие признаки, включая и причинение значительного ущерба именно данной жертве хищения. Но всегда ли преступник располагает сведениями о материальном положении потерпевшего (включая знание о его заработной плате, наличии или отсутствии у него иждивенцев и т. п.), чтобы предвидеть, что своими действиями он причинит ему существенный ущерб? Это обстоятельство во многом и объясняет тот феномен, что вменение данного квалифицирующего признака во многом зависит от мнения потерпевшего о характере причиненного ущерба, от злопамятности или отходчивости последнего и прочих обстоятельств неюридического толка, открывающих путь к объективному вменению. Иное дело, если бы закон закрепил значительный размер хищения, установив при этом его стоимостной показатель. Тогда вину потерпевшего, даже если последний не знал этого показателя, можно было бы легко обосновать, исходя из презумпции знания закона. Сегодня же сделать это не всегда просто, поскольку право позволяет презю- мировать знание существующих в обществе усредненных законодательных представлений о значимости той или иной суммы материальных ценностей, но право не может исходить из презумпции знания похитителем материального положения каждого отдельного члена этого общества, ибо никто не в состоянии обеспечить эту презумпцию. Само же выделение такого вида хищения, которое причиняет значительный ущерб потерпевшему, исторически именно тем и оправдывалось, что имущественное положение граждан неодинаково, в силу чего хищение на одну и ту же сумму различными потерпевшими воспринимается по-разному.

Имущественное положение граждан никогда не было одинаковым, а ныне оно тем более не может быть таковым. Поэтому как и прежде закон не содержит каких-либо формальных критериев для идентификации признака значительности причиненного гражданину ущерба ввиду его субъективной ориентации. Ведь хищение, причинившее значительный ущерб гражданину, есть такое хищение, которое существенным образом повлияло на имущественное положение именно данного потерпевшего. Это предполагает необходимость учета не только стоимости похищенного имущества, но и материального положения конкретного гражданина, выступающего в роли потерпевшего. Последнее же определяется, в свою очередь, такими показателями, как уровень его доходов (прежде всего включающий в себя размер заработной платы, но не исчерпываемый только ею), отсутствие или наличие у него иждивенцев и их число, значимость именно для него похищенного имущества, степень нуждаемости в той или иной вещи в конкретных условиях, и другими обстоятельствами, свидетельствующими о том, что утрата этим гражданином похищенного у него имущества значительно ухудшает его материальное, финансовое положение.

Так, Саткинским городским народным судом Челябинской области Шевченко признан виновным в том, что из квартиры Савиной тайно похитил часы, причинив ей тем самым значительный ущерб. Удовлетворяя протест заместителя Председателя Верховного Суда, в котором был поставлен вопрос о переквалификации содеянного ввиду непризнания причиненного ущерба значительным, Президиум Челябинского областного суда указал следующее.

Обосновывая свой вывод, суд сослался на показания потерпевшей о том, что похищенные часы она оценивает в 3 ООО руб. и такой ущерб для нее значителен. Однако эти показания не могут служить достаточным основанием для признания ущерба значительным. Решая вопрос о наличии в действиях виновного признака причинения значительного ущерба собственнику или иному владельцу имущества, следует исходить не только из его стоимости, но и из других существенных обстоятельств, каковыми, в частности, могут быть материальное положение лица и значимость утраченного имущества для потерпевшего. С учетом же материального положения потерпевшей, работающей главным бухгалтером телеателье, не имеющей иждивенцев, и муж которой также работает, нет оснований для вывода, что ей причинен значительный ущерб.[576]

Таким образом, в зависимости от имущественного положения того или иного потерпевшего минимальное стоимостное выражение ущерба, признаваемого значительным, может совпадать с минимально необходимыми для признания совершенного хищения преступлением пятью МРОТами, установленными административным законом. Иное фиксирование минимальных границ хищения в подобных случаях просто невозможно, поскольку изъятие имущества на сумму, пусть даже незначительно превышающую пять минимальных размеров оплаты труда, не столь существенно сказываясь на финансовом положении одних потерпевших, существенным образом может повлиять на имущественное положение других. Исходя из этого определять нижнюю планку хищения, причиняющего значительный ущерб, на более высоком уровне, чем он существует сейчас, нецелесообразно. Что же касается верхней планки, то какова бы ни была ценность похищенного имущества, принадлежавшего гражданину, хищение признается причинившим значительный ущерб потерпевшему лишь при условии, что стоимость похищенного не достигает суммы, установленной для хищения в крупном размере, коль скоро данный особо квалифицированный вид хищения «перекрывает» квалифицированный признак значительного ущерба.

Крупный размер хищения предусмотрен в виде особо квалифицирующего признака в п. «б» ч. 3 ст. 158-162 УК, который согласно примечанию 2 к ст. 158 имеет место в случаях, когда стоимость похищенного имущества в 500 раз превышает минимальный размер оплаты труда, установленный законодательством Российской Федерации на момент совершения преступления.

Несмотря на отмеченную неоднородность признаков «значительный ущерб гражданину» и «крупный размер», отягчающее значение первого из них меньше, чем второго. Поэтому ущерб, расцененный как «значительный» для данного потерпевшего, в любом случае не может быть по своим количественным параметрам большим, чем «крупный размер». В противном случае действия виновного надлежит квалифицировать не по ч. 2 ст. 158-162 УК (квалифицированное хищение), а по ч. 3 указанных статей (особо квалифицированное хищение).

Верхний размер крупного хищения в денежном отношении не определен, ибо хищения в особо крупном размере ныне не существует, но в определенных случаях хищение в крупном размере своим верхним пределом сопрягается с нижним пределом хищения предметов, имеющих особую ценность.

Признаки хищения в особо крупным размере и хищения предметов, имеющих особую ценность, не вполне совпадают, поскольку в первом случае ценность похищенного имущества целиком и полностью диктуется его стоимостью в денежном выражении, а во втором — исторической, научной, художественной или культурной ценностью. В соответствии же с разъяснением Верховного Суда особая историческая, научная или культурная ценность похищенных предметов или документов «определяется на основании экспертного заключения с учетом не только их стоимости в денежном выраже-

713

нии, но и значимости для истории, науки, культуры».

Хищение предметов, имеющих особую ценность, предусмотренное ст. 164 УК, специфично в первую очередь особым статусом предмета посягательства на момент завладения им — его особой ценностью, и лишь во вторую — универсальностью способов его совершения.

Прямое указание в ч. 1 ст. 164 УК на то, что предусмотренное в ней деяние влечет ответственность «независимо от способа хищения», не означает, что оно может быть совершено любыми, не предусмотренными законом способами. Во-первых, это противоречило бы принципу законности, а во-вторых, систематическое толкование, предполагающее уяснение смысла данной нормы путем установления ее связей с другими нормами уголовного права, ограничивающими понятие хищения определенными способами, приводит к выводу, что это преступление может быть совершено лишь теми способами, которые указаны в уголовном законе применительно к хищению обычного имущества.

И все же во избежание сомнений и споров на этот счет было бы целесообразным дополнить рассматриваемую норму указанием на соответствующие способы совершения предусматриваемого ею преступления в таком его виде, в каком это было сделано в свое время в ст. 931 УК РСФСР, предусматривающей хищение государственного или общественного имущества также «независимо от способа хищения». Но после этих слов законодатель не ставил точку, а в скобках указывал номера статей, где раскрывались эти способы. Будь принято это предложение, ч. 1 ст. 164 УК выглядела бы следующим образом: «Хищение предметов или документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность, независимо от способа хищения (статьи 158-162), — наказывается» (далее по тексту).

Впрочем, эта проблема могла бы быть решена и иначе. Достаточно дополнить понятие хищения, изложенное в примечании 1 к ст. 158 УК, тремя словами, чтобы также устранить всякую почву для споров относительно способов совершения любого хищения, в том числе и предусмотренного ч. 1 ст. 164: «Под хищением в статьях настоящего Кодекса понимаются совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие указанными в законе способами и обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества».

При решении вопроса о принадлежности похищенного предмета или документа к числу имеющих особую историческую, научную или культурную ценность можно руководствоваться, в частности, Законом РФ от 15 апреля 1993 г. «О вывозе и ввозе культурных ценностей», согласно ст. 7 которого под его действие подпадают следующие категории предметов:

исторические ценности, в том числе связанные с историческими событиями в жизни народов, развитием общества и государства, историей науки и техники, а также относящиеся к жизни и деятельности выдающихся личностей (государственных, политических, общественных деятелей, мыслителей, деятелей науки, литературы, искусства);

предметы и их фрагменты, полученные в результате археологических раскопок;

художественные ценности, в том числе: картины и рисунки целиком ручной работы на любой основе и из любых материалов;

оригинальные скульптурные произведения из любых материалов, в том числе рельефы;

оригинальные художественные композиции и монтажи из любых материалов;

художественно оформленные предметы культового назначения, в частности иконы;

гравюры, эстампы, литографии и их оригинальные печатные формы;

произведения декоративно-прикладного искусства, в том числе художественные изделия из стекла, керамики, дерева, металла, кости, ткани и других материалов;

изделия традиционных народных художественных промыслов;

составные части и фрагменты архитектурных, исторических, художественных памятников и памятников монументального искусства;

старинные книги, издания, представляющие особый интерес (исторический, художественный, научный и литературный), отдельно или в коллекциях;

редкие рукописи и документальные памятники;

архивы, включая фото-, фоно-, кино-, видеоархивы;

уникальные и редкие музыкальные инструменты;

почтовые марки, иные филателистические материалы, отдельно или в коллекциях;

редкие коллекции и образцы флоры и фауны, предметы, представляющие интерес для таких отраслей науки, как минералогия, анатомия и палеонтология;

другие движимые предметы, в том числе копии, имеющие историческое, художественное, научное или иное культурное значение, а также взятые государством под охрану как памятники истории и культуры.[577]

Вместе с тем необходимо иметь в виду, что уголовный закон говорит не просто о ценности, а об особой ценности похищаемых предметов или документов. В этой связи Верховный Суд РФ разъяснил, что особая историческая, научная или культурная ценность похищенных предметов или документов определяется на основании экспертного заключения «с учетом не только их стоимости в денежном выражении, но и значимости для истории, науки, культуры».[578]

Так, Леонов обвинялся в совершении хищения предметов, имеющих особую историческую и культурную ценность. Рассматривая протест прокурора по данному делу, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала следующее.

В описательной части обвинительного заключения было указано, что иконы, похищенные у Коренюк, имеют историческую и художественную ценность, а икона, похищенная у Безбородова, имеет историко-культурную ценность. В резолютивной же части обвинительного заключения говорилось о хищении предметов, имеющих особую ценность, но это не соответствовало ссылке на экспертное заключение, где было указано, что похищенные иконы имеют историко-культурную и художественную ценность, а не особую историко-культурную и художественную ценность, тогда как закон предусматривает ответственность за хищение предметов, имеющих особую историческую, научную или культурную ценность.[579]

В завершение обзора видов хищения, необходимо отметить, что хищение — преступление умышленное, поэтому все элементы его объективной стороны, в том числе и размер, должны осознаваться виновным. Не требуя от преступника знания абсолютно точной стоимости изымаемого имущества, закон лишь обязывает доказать осознание им совершения хищения в пределах того или иного вида. Например, если виновный имел конкретизированный умысел на завладение имуществом в крупном размере, но не смог осуществить его по независящим от него причинам, преступление квалифицируется как покушение на хищение в крупном размере, независимо от фактически похищенного.[580] При этом, фактическое завладение имуществом в размере меньшем, чем предполагал преступник, самостоятельной правовой оценки как оконченное хищение не требует. Напротив, при так называемом неопределенном, т. е. неконкретизированном по размеру, умысле, предполагающем намерение «взять все, что удастся», преступнику вменяется та сумма, которой он фактически завладел. При этом не имеет значения, совершено ли хищение одним лицом или группой лиц. В последнем случае в основу квалификации должен быть положен не размер суммы, доставшейся при дележе похищенного тому или иному соучастнику, а общая сумма похищенного всей группой. Иными словами, при хищении группой каждому из ее участников вменяется вся сумма похищенного группой.

В случае совершения продолжаемого хищения вменяется в вину общая сумма похищенного. Если при этом неоднократные, тождественные, связанные единым намерением и умыслом эпизоды хищений, вместе взятые, образуют новый, более тяжкий вид хищения по размеру, содеянное квалифицируется как хищение в данном размере. Например, если имеется несколько подобных эпизодов изъятия имущества в мелком размере, а в целом размер похищенного окажется в границах значительного размера, то квалифицировать все содеянное следует как единое продолжаемое хищение в значительном размере, несмотря на то, что стоимость похищенного в каждом отдельном эпизоде не достигает указанного размера.

Аналогичным образом решается вопрос и в том случае, когда в результате неоднократных изъятий имущества в значительном размере общая стоимость похищенного окажется в пределах крупного размера. Количество однородных актов похищения в общей сложности и здесь дает новое качество — единое хищение в размере качественно большем, чем каждый из входящих в него отдельных эпизодов. Иными словами, действия лица, совершившего несколько хищений, причинивших в общей сложности ущерб в крупном размере, должны квалифицироваться по статьям об ответственности за хищение в крупном размере, если они совершены одним способом и при обстоятельствах, свидетельствующих об умысле совершить хищение в крупном размере. При этом данный размер должен устанавливаться, исходя из соотношения стоимости похищенного с минимальным размером оплаты труда, предусмотренным законодательством, действовавшим в момент окончания последнего из числа запланированных актов, образующих в своей совокупности единое преступление, либо на момент пресечения продолжаемой Преступной деятельности.

Таким образом, тот или иной размер хищения может быть вменен при совершении как единичного, так и нескольких эпизодов изъятия имущества, когда они признаны единым продолжаемым Хищением. В случае отсутствия единого умысла суммирование похищенного не допускается, но тогда должен вменяться другой квалифицирующий признак — неоднократность.

Особое значение представления виновного о стоимости похищаемого имущества приобретают по отношению к разбойным нападениям, в котором крупный размер имущества — это вопрос не факта, т. е. не объективного содержания преступления, а цели, т. е. субъективного признака. Следовательно, достижение или недостижение цели завладения имуществом в крупном размере для квалификации деяния не имеет значения.

Сложнее обстоит дело с установлением направленности умысла виновного в отношении хищений, причинивших значительный ущерб гражданину. Если последний был уверен в том, что он завладевает весьма значительными ценностями (большой суммой денег, дорогими вещами), то такая квалификация сомнения не вызывает. Так же решается вопрос и тогда, когда виновный, зная реальное имущественное положение потерпевшего, тем не менее совершает хищение его имущества, пусть небольшой по общим меркам стоимости, но в значительной степени ухудшающей, подрывающей его хрупкое благополучие. При этом если виновный не достигает желаемого для него результата по независящим от него обстоятельствам, то его действия следует квалифицировать как покушение на хищение, причинившее значительный ущерб потерпевшему.

Однако обычно преступник не осведомлен или весьма приблизительно осведомлен об имущественном положении потерпевшего, в связи с чем квалификация его действий (и как следствие, его дальнейшая судьба) во многом зависят от мнения потерпевшего. Хотя непринятие следствием и судом даже малейших усилий, направленных на выяснение реального финансового положения потерпевшего и передача ему права решать за государство, насколько в действительности опасны действия преступника, далеко не всегда оправданы. «Бескорыстие» некоторых из потерпевших, возможно, и выглядит привлекательно, характеризуя их с лучшей стороны, однако криминологически оно означает создание обстановки, способствующей совершению новых преступлений, обстановки безнаказанности. За «пассивностью» других потерпевших, сводящих понимание общественной опасности хищения исключительно к денежной оценке ущерба и безразличных ко всему, что лежит за пределами проблемы «деньги назад», стоит стремление вернуть назад похищенное любой ценой, даже ценой ухода от ответственности заведо-

718

мого преступника.

И еще одно немаловажное обстоятельство связано с сохранением квалифицирующего признака в виде причинения значительного ущерба гражданину. Оно заключается не столько в самом этом признаке, сколько в том, что он консервирует продолжающееся сохраняться различие в подходах к охране разных форм, видов и подвидов собственности. В свое время это различие, четко проводимое в законодательстве, но не всегда столь же четко осознаваемое преступниками, оказало неоценимую услугу для теории ошибок в уголовном праве. Именно заблуждение похитителя относительно принадлежности похищаемого имущества служило источником многочисленных иллюстраций к теории ошибок.

С объединением юридически тождественных посягательств на разные формы собственности и установлением за них равных мер ответственности проблема ошибок при посягательстве на собственность практически исчезла из литературы, а напрасно. Несмотря на то, что различия в охране разных форм собственности тем самым были сведены к минимуму, проблема равной уголовноправовой охраны всех форм собственности полностью решена не была, если это равенство должно включать в себя и установление единого набора квалифицирующих признаков посягательств на собственность независимо от ее формы. Следовательно, преждевременно оказались подзабытыми и проблемы ошибок, связанных с неправильным представлением виновного о принадлежности имущества. Правда, свою значимость она сохраняет лишь в той части, в которой касается возможности вменения или невменения такого квалифицирующего признака, как причинение значительного ущерба гражданину. *

Дело в том, что поскольку объектом посягательства при хищении является не само имущество, а собственность, то возможны ситуации, когда преступник фактически завладевает имуществом гражданина, а ущерб причиняется иным отношениям собственности, так как указанное имущество находится во владении какой-либо организации, будучи переданным под материальную ответственность на хранение, для пересылки, перевозки и других целей.

По договору хранения одна сторона (хранитель) обязуется хранить вещь, переданную ей другой стороной (поклажедателем), и возвратить эту вещь в сохранности (п. 1 ст. 886 ГК). Поскольку отношения, возникающие при оказании такого рода услуг между организациями и между гражданами, не порождают каких-либо проблем, связанных с отнесением хищения по размеру причиненного ущерба к тому или иному виду в силу однородного субъектного состава заключаемых в данном случае договоров, то в рассматриваемом аспекте интерес представляют лишь те разновидности хранения, когда поклажедателем является гражданин, а хранителем — коммерческая либо некоммерческая организация, которая временно (в течение обусловленного договором срока или обычного при данных обстоятельствах срока хранения) осуществляет фактическое господство над имуществом,[581] будучи обязанной возвратить его в сохранности по окончанию этого срока (ст. 891, 900 ГК), а в случае утраты этого имущества — понести ответственность в размере, установленном законом и договором (ст. 902 ГК). В первую очередь это касается организаций, для которых хранение является одной из целей их деятельности (п. 2 ст. 886 ГК), поскольку к профессиональному хранению закон предъявляет повышенные требования относительно условий и объема ответственности хранителя. Таковыми являются прежде всего ломбарды, традиционно оказывающие услуги по хранению ценных вещей (ст. 919 ГК), банки, имеющие право принимать на хранение ценные бумаги, драгоценные металлы и камни, иные драгоценные вещи и другие ценности, в том числе документы (ст. 921 ГК), а также камеры хранения транспортных организаций (ст. 923 ГК).

К указанным специальным видам хранения применяются общие положения о хранении, установленные ст. 886—904 ГК, включая и ответственность за утрату имущества, что однако не исключает специфики некоторых отдельных видов хранения. Так, хранение ценностей в индивидуальном банковском сейфе (ячейке сейфа, изолированном помещении банка) имеет две основные разновидности — хранение с использованием клиентом охраняемого банком индивидуального банковского сейфа и хранение с предоставлением ему такого сейфа. При первом виде хранения, предполагающем ответственность банка за сданные на хранение ценности, банк принимает их от клиента, осуществляет контроль за их помещением клиентом в сейф и изъятием из сейфа и после изъятия возвращает их клиенту. В случае же предоставления банковского сейфа между клиентом и банком устанавливаются по существу арендные отношения по пользованию сейфом (что, кстати, подчеркивается в п. 4 ст. 922 ГК), поскольку в данной ситуации банк обеспечивает клиенту возможность помещения ценностей в сейф и изъятия их из сейфа вне чьего-либо контроля, в том числе и со стороны банка, становясь таким образом свободным от ответственности за несохранность содержимого сейфа, если сумеет доказать, что по условиям хранения доступ кого- либо к сейфу без ведома клиента был невозможен либо стал возможным вследствие непреодолимой силы.

Столь же важен для определения потерпевшего от хищения вопрос о видовой принадлежности договора, заключаемого между камерами хранения, находящимися в ведении транспортных организаций общего пользования, и пассажирами, а также любыми другими гражданами, имеющими право воспользоваться их услугами по хранению независимо от наличия у них проездных документов. При всем том, что ст. 923 ГК возлагает на камеру хранения обязанность по возмещению убытков, причиненных поклажедателю вследствие утраты, недостачи или повреждения вещей, сданных в камеру хранения, она не дает ясного ответа на вопрос о том, распространяется ли это правило на хранение вещей в автоматических камерах хранения. Судебная же практика прежних лет исходила из того, что между владельцем этой камеры и клиентом возникают чисто арендные отношения, в силу чего первый отвечает за причиненные второму убытки лишь при доказанности факта неисправности автоматической камеры хранения.[582] Правда, изложенная позиция и прежде подвергалась критике с позиций необходимости усиления правовой защищенности граждан, что обеспечивалось бы признанием отношений между владельцем камеры и клиентом отношениями хранения, и ныне продолжает оставаться предметом разногласий.[583] Однако, на мой взгляд, нет оснований возлагать материальную ответственность на владельца автоматической камеры хранения, если клиент не сохранил тайну шифра.

Те же правила распространяются на хранение верхней одежды, головных уборов и иных подобных вещей в гардеробах организаций или оставляемых без сдачи их на хранение гражданами в местах, отведенных для этих целей в организациях и средствах транспорта, которые обязаны принять все предусмотренные законом меры для обеспечения сохранности предметов, сданных на хранение (ст. 924 ГК), но не отвечают за сохранность номерного жетона. Например, если виновный получил в гардеробе шубу по чужому номеру или воспользовался для получения багажа чужим номерным жетоном, ущерб причиняется исключительно поклажедателю, так как хранитель не несет материальной ответственности за передачу имущества по документам на предъявителя.

Гостиницы и им подобные организации (мотели, дома отдыха, пансионаты, санатории, бани и др.) отвечают перед постояльцами за утрату, недостачу или повреждение их вещей, внесенных в гостиницу (за исключением денег, иных валютных ценностей, ценных бумаг

и других драгоценных вещей) без особого о том соглашения с проживающим в ней лицом. При этом внесенной в гостиницу считается любая вещь, вверенная работникам гостиницы (например, багаж постояльца, переданный носильщику), либо вещь, помещенная в гостиничном номере или ином предназначенном для этого месте (например, машина постояльца, находящаяся в гараже гостиницы).

Что касается денег, иных валютных ценностей, ценных бумаг и других драгоценных вещей постояльца, то гостиница отвечает за их утрату лишь при условии, если они приняты гостиницей на обычное хранение, оформляемое путем выдачи постояльцу именной квитанции либо помещены постояльцем в предоставленный ему гостиницей индивидуальный сейф, по поводу которого возникают арендные отношения, так как гостиница освобождается от ответственности за несохранность содержимого индивидуального сейфа, если докажет, что по условиям хранения доступ кого-либо к сейфу без ведома постояльца был невозможен либо стал возможным вследствие непреодолимой силы (ст. 925 ГК). Хищение указанного имущества, находившегося в помещении гостиницы, но не передававшегося ей на хранение, следует квалифицировать как преступление против частной собственности граждан.

Помимо изложенных к специальным видам хранения относятся также секвестр (хранение вещей, являющихся предметом спора), нотариальный депозит и хранение культурных ценностей, принадлежащих частным лицам, музейными учреждениями. Кроме того, обязанности по обеспечению сохранности имущества могут являться составными частями и других гражданско-правовых обязательств, будучи возложенными на подрядчика (ст. 714 ГК), перевозчика (ст. 796 ГК), комиссионера (ст. 998 ГК) и участников целого ряда иных обязательств. В этих и подобных им случаях указанные обязанности регулируются не нормами о договоре хранения, а правилами о соответствующих договорах. Поэтому при определении потерпевшего необходимо внимательно относиться к формулировке условий каждого конкретного договора относительно ответственности хранителя за несохранность имущества. И если окажется, что данный договор предполагает поступление вещи во временное владение другого лица, обязанного возвратить ее в сохранности по окончании срока договора и несущего ответственность за ее несохранность, то можно считать, что ущерб в результате хищения этой вещи причинен не ее собственнику, а «иному владельцу этого имущества» (см. примечание 1 к ст. 158 УК).[584]

В ситуациях же, когда имущество остается во владении собственника, он и должен признаваться лицом, которому причинен ущерб. Например, как отмечается в цивилистической литературе, договор хранения весьма близок к договору на осуществление сторожевой охраны.[585] Однако несмотря на то, что оба договора направлены, в сущности, на достижение одной и той же цели — обеспечение сохранности имущества, эта цель достигается в них разными способами: при хранении имущество передается для этого во владение хранителя, а при осуществлении сторожевой охраны оно не выходит из обладания собственника либо иного титульного владельца, который лишь привлекает для осуществления функций охраны специализированную организацию. Из этого проистекает то, что если клиентом охранных услуг является гражданин, то похищение его имущества, в отношении которого осуществлялась охрана, верифицируется по видовой принадлежности к хищению имущества граждан.

От виновного же знания таких тонкостей отличия между различными договорами не требуется. Исходя из презумпции знания закона, не требуется доказательств и того, что виновный осознавал наличие материальной ответственности той или иной организации за переданные в ее владение вещи либо допускал наличие такой ответственности.[586] Все заблуждения виновного на этот счет, представляющие собой разновидность юридических ошибок, никоим образом не влияют на квалификацию содеянного.

Иное дело фактические ошибки, в частности неправильное представление виновного о принадлежности имущества. Так, если в процессе изъятия имущества виновный полагал, что обращает в свою пользу имущество государственной, общественной, коммерческой или какой-либо иной организации, тогда как на самом деле оно оказалось принадлежащим на праве собственности гражданину, содеянное Нужно квалифицировать как оконченное преступление против собственности в соответствующем размере, установленном для организаций. Действия лица, имевшего умысел на хищение имущества гражданина в значительном размере, но фактически похитившего иное имущество, надлежит квалифицировать в соответствии с направленностью его умысла как покушение на хищение с причинением значительного ущерба гражданину, поскольку охраняемому объекту — отношениям частной собственности граждан значительного ущерба не причинено, а ущерб собственности организации, для которых такого признака не установлено, не охватывался умыслом. Действия лица, допускавшего, что похищаемое имущество может принадлежать как гражданину, так и организации, должны квалифицироваться в зависимости от фактической принадлежности похищенного имущества.