19. А. Одно из наиболее распространенных воззрений на давность кладет в ее основу предположение об исправлении преступника.
Несовершение им, в течении всего продолжительного давностного срока, нового преступления, принимают нередко за лучшее доказательство его полного исправления, и утверждают, что этот факт возрождения преступной воли, поднимая виновного на общий нравственный уровень примиряет его с оскорбленною им прежде всеобщею волею и с тем вместе делает вполне излишним применение к нему наказания, цель которого, по мнению некоторых из защитников этого воззрения, и заключается в исправлении преступника.
Из сказанного видно, что воззрение это происхождением своим обязано одной из наиболее распространенных относительных теорий,-теории, которая в исправлении виновного видит единственную и конечную цель наказания. Говоря это, мы не хотим сказать, что все защитники рассматриваемого нами воззрения придерживаются этой теории, мы только утверждаем, что положение нами приведенное, взятое само по себе, покоится на теории исправления. Но презумцию исправления*(105) мы не можем признать основанием давности: 1) потому что на исправление нельзя смотреть как на единственную цель наказания, и что, если бы оно и имело подобное значение, то не давность, а безупречная жизнь преступника освобождала бы его от наказания. 2) Самая презумция исправления есть ни на чем не основанное предположение. Из того, что виновный, в течении известного времени, не впал в новое преступление, еще нельзя вывести заключения о его нравственном возрождении. Так, трудно почти невозможно сказать, уклонился ли виновный от совершения нового преступления, вследствие внутреннего исправления, потому ли, что он побоялся обратить на себя внимание уголовного правосудия, потому ли, наконец, что к совершенно нового преступления, ему не представлялся удобный случай. Внутренней мир человека, побуждения, руководящая его действиями, ускользают от постороннего наблюдения, а потому понятно, что уголовное правосудие бессильно априористически разрешить вопрос о внутреннем, нравственном возрождении человека. Но если правосудие оставит эту, недосягаемую для него область, и об исправлении виновного будет судить только по его деяниям, то оно едва ли добьется желанного результата. Виновный действительно мог уклоняться от совершения преступлений, но вместе с тем, он мог легко учинить целый ряд мелких проступков, не вызывающих репрессивной деятельности уголовного правосудия, но вместе с тем обличающих полную неисправимость преступника. 3) Воззрение, нами рассматриваемое, не может дать достаточного объяснения существующему во всех кодексах разнообразию давностных сроков*(106), Продолжительность этих сроков ставят обыкновенно в зависимость от тяжести преступления совершенного виновным, или от величины определенного ему наказания. Указанное нами затруднение не существовало бы, если бы мы могли предположить, что продолжительность срока, необходимого для исправлена, находится в прямой зависимости от тяжести преступления, но опыт приводит нас скорее к противоположному заключению. Так, Киль говорит*(107), что было бы странно утверждать, что для исправления убийцы нужно двадцать, или тридцать лет, а для исправления вора 2-3 года. Напротив, мы, без всякой натяжки, можем предположить, что убийца подавленный сознанием неизмеримости содеянного им зла, мучимый совестью, всецело отдается раскаянию, и исправление, таким образом, наступит у него гораздо скорее, чем у вора, обратившего кражу в настоящее ремесло. Возможность исправления и время для этого необходимое обусловливаются характером виновного и совокупностью всех обстоятельств каждого отдельного случая, а потому здесь и немыслимо определять заранее тот момент, с которого наступит исправление.Из всего сказанного нами видно, что теория исправления бессильна объяснить разнообразие давностных сроков; но несостоятельность ее выступает особенно рельефно, если мы приложим ее к давности краткосрочной. Так, было бы смешно предположить, что, по истечении шестимесячного срока, автор статьи предосудительного содержания не подлежит дальнейшему преследованию только вследствие того, что он в течении этого времени исправился*(108).
4) Признание исправления основанием давности будет иметь своим последствием то, что течение ее будет прерываться совершением всякого нового, более тяжкого, или однородного преступления.
В этом смысле и разрешают этот вопрос кодексы: Баденский, Вюртембергский и Баварский. Но подобные по становления не только, противоречат истинным основам давности (см. дальше), но и на практике они сопряжены с весьма серьезными неудобствами. Для того, чтобы убедиться в справедливости этого замечания, стоит хотя несколько ознакомиться с прениями, возникшими в Вюртембергской палате, при обсуждении 132 ст. Уложения*(109) и принять наконец во внимание то обстоятельство, что в теории до сих пор идут нескончаемые споры о том, какие преступления следует признать одинаковыми и какие однородными*(110).На основании всех изложенных нами причин, мы считаем неправильным признавать презумцию исправления основанием давности*(111). Но говоря это, мы нисколько не имеем в виду умалить значение внутреннего возрождения преступника. В каждом конкретном случае исправление виновного может, конечно, сделать применение давности и более осмысленным и более необходимым. Не признавать этого было бы странно, но с другой стороны еще страннее считать предположение об исправлении виновного единственным или одним из главных оснований давности.
Воззрения нами оспариваемого придерживались многие прежние криминалисты*(112). Так, Энгау говорит, что наказание не применяется к виновному потому, что он в течении двадцати лет воздерживался от содеяния нового преступления*(113).
Новые криминалисты, не признавая исправления исключительным основанием давности, давали ему нередко в связи с другими соображениями видное место в своих воззрениях на давность*(114). Так отнеслись к этому воззрении К±стлин и Бернер*(115). Тило допускает эту теорию только по отношению к давности погашающей наказание*(116).
Обращаясь наконец к законодательным определениям мы должны заметить, что Прусское земское право требовало положительных доказательств действительного исправления виновного и в этом случае открывало ему только надежду на помилование*(117). Австрийские Уложения 1803 и 1852 г. (ст. 299) между прочими условиями давности выставляют чтобы, преступник, в течении всего давностного срока, не совершил нового -преступления и чтобы он, по мере сил, постарался вознаградить лицо, понесшее убыток*(118). Баварсий кодекс 1813г. основанием давности признает исправление преступника*(119). Уложения вюртембергское 1839 г. (см. 132 и 133) и баварское 1861 г. (ст. 96 и 98)*(120) считают давность прерванной в случае совершения преступником нового преступления или проступка. Наконец Уложения Баденское (п. 2 _ 197) и новое Цюрихское (_ 57)*(121) признают содеяние нового преступления прерывающим только давность наказания.