§ 2. Объективные признаки прикосновенности к преступлению

Объективная сторона преступления есть процесс общественно опасного и противоправного посягательства на охраняемые законом интересы, рассматриваемый с его внешней стороны, с точки зрения последовательного развития тех событий и явлений, возникших в результате преступного действия (бездействия) субъекта[58].

Непременным признаком объективной стороны любого преступления прежде всего является общественно опасное действие (бездействие). Преступное действие (бездействие) занимает первенствующее место среди других объективных признаков преступления, поскольку оно играет роль посредствующего звена во взаимодействии субъекта с реальной действительностью и только через его посредство наносится ущерб

52

охраняемому уголовным законом объекту. Лишь при совершении определенного общественно опасного действия или бездействия может встать вопрос оналичии объективной стороны преступления и, следовательно, о событии преступления. Как указывал К. Маркс: «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, — я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом»[59]. Это положение полностью применимо к советскому уголовному праву, решительно отвергающему преследование за «вредные мысли», «опасные состояния личности» и т.п.

Зачастую в качестве признака объективной стороны преступления выступает общественно опасное последствие, под которым понимается вредное изменение, происшедшее в охраняемых уголовным законом социалистических общественных отношениях. В тех случаях, когда уголовно-правовая норма предусматривает необходимость наступления общественно опасного последствия, требуется также установление причинной связи между действием субъекта и конкретным преступным последствием, без чего невозможно уголовно-правовое вменение.

Указанные выше признаки обычно относят к числу основных признаков объективной стороны, из которых такой признак как действие (бездействие) непременно присутствует при любом преступлении, а причинная связь и последствие — при совершении многочисленной группы преступлений. Когда мы говорим о действии или последствии как об основном признаке объективной стороны преступления, мы рассматриваем это понятие отвлеченно, не раскрывая конкретного его содержания, свойственного тому или иному виду преступления. Содержание объективной стороны конкретных видов преступлений весьма разнообразно. Каждое отдельное преступление может характеризоваться целым рядом индивидуальных особенностей и признаков, связанных с характером действия и наступившего последствия, местом, временем его совершения и т.п.

53

Каков же характер объективных признаков, которые в совокупности с субъективной стороной дают основание для объединения различных форм преступной деятельности в самостоятельный уголовно-правовой институт прикосновенности к преступлению?

Вопрос об объективной стороне прикосновенности в правовой литературе исследован недостаточно. Авторы, в той или иной мере причастные к исследованию проблемы прикосновенности, рассматривают этот вопрос в основном применительно к конкретным видам прикосновенной деятельности и не выявляют объективных свойств и признаков, выражающих сущность уголовно-правового института в целом.

Объективная сторона прикосновенности, разумеется, не слагается из сумм объективных признаков всех ее форм. Понятие объективной стороны прикосновенности, будучи общим по отношению к конкретным ее формам, включает лишь такие признаки, которые характерны для каждого конкретного ее вида и в то же время имеют общее значение, абстрагируясь при этом от тех признаков и свойств, подчеркивающих специфику той или иной конкретной формы прикосновенности.

В отличие от всех других форм преступной деятельности, прикосновенность возникает исключительно в результате и в связи с преступлением, совершенным другими лицами.

Вопрос о характере связи между основным преступлением и прикосновенной деятельностью представляет большой теоретический и практический интерес. Без четкого уяснения природы этой связи нельзя правильно понять сущность прикосновенности как особого уголовно-правового института, его принципиальное отличие от соучастия в преступлении.

54

Большинство советских криминалистов придерживается той позиции, что действия соучастников в отличие от действий прикосновенных лиц должны находиться в причинной связи с преступлением, совершенным исполнителем. Причинная связь является той объективной границей, дальше которой не может простираться ответственность за соучастие. Это значит, что соучастником в преступлении может считаться только тот, кто совершил действие, предшествующее преступному результату и являющееся одной из причин его наступления. Причинная связь наряду с общественной опасностью и умышленной виной является одной из необходимых предпосылок уголовной ответственности соучастника. Строгое и неуклонное соблюдение этого требования служит важной гарантией соблюдения социалистической законности, устойчивости и определенности советского правосудия при рассмотрении групповых дел.

При решении вопроса об уголовной ответственности как соучастника, так и лиц, прикосновенных к преступлению, советское уголовное право неуклонно придерживается общих принципов ответственности, покоящихся на принципах социалистического демократизма и социалистического гуманизма. И в этих случаях лицо подлежит ответственности лишь за то преступление, в совершении которого оно принимало участие и тем самым действие его служило одной из причин наступившего общественно опасного последствия.

55

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. заняли по рассматриваемому вопросу позицию, в полной мере соответствующую общим принципам ответственности в социалистическом уголовном праве, и признают соучастниками лишь лиц, заранее обещавших скрыть преступника, орудия и средства совершения преступления либо предметы, добытые преступным путем (ч. VI ст. 17 Основ). Напротив, лица, виновные непосредственно в самом факте укрывательства при отсутствии предварительного обещания об этом, соучастниками не считаются и несут ответственность лишь в случаях, особо предусмотренных в законе (ст. 18 Основ).

Проведение Основами различия между интеллектуальным пособничеством, коим является обещание лица укрыть преступника или преступление и именуемое в литературе заранее обещанным укрывательством, и укрывательством в собственном смысле, т.е. заранее не обещанным укрывательством, имеет принципиальное значение с точки зрения теоретической разработки природы связей между прикосновенностью и совершенным преступлением.

Наличие или отсутствие предварительного обещания, на наш взгляд, следовало бы рассматривать в качестве объективного критерия при отграничении всех форм прикосновенности от соучастия.

Заранее обещанные недонесение, попустительство, приобретение или сбыт имущества, добытого преступным путем, так же как и заранее обещанное укрывательство, стоят в причинной связи с совершением преступления.

В причинной связи с совершением преступления находится обещание лица не воспрепятствовать совершению преступления, не донести о нем в органы власти, помочь преступнику в дальнейшем в укрытии преступления либо в реализации его плодов. В данном случае лицо своим предварительным обещанием укрепляет у исполнителя решимость осуществить свой преступный и замысел, усиливает мотивы, побуждающие к выполне-

56

нию преступления, ослабляет противоположные мотивы, сдерживающие его от подобного шага.

Обещание субъекта, включаясь в качестве одного из звеньев в общую причинную цепь, завершающуюся причинением общественно опасного последствия, можно было бы рассматривать как самостоятельное действие, образующее интеллектуальное пособничество вне зависимости от того, будет ли это обещание реализовано в дальнейшем или нет.

Из сказанного следует, что лицо признается пособником и несет ответственность как соучастник преступления не потому, что оно укрыло преступление, не донесло о нем, попустительствовало его совершению либо приобрело или сбывало добытое преступным путем имущество, а потому, что оно своим обещанием оказало содействие его совершению. Все дальнейшее поведение такого лица не может повлиять на юридическую квалификацию его действий и лежит за пределами состава пособничества. Однако оно может быть принято во внимание при индивидуализации ответственности и избрании меры наказания виновному.

Непосредственно действия по укрывательству, недонесению, попустительству и приобретению или сбыту добытого преступным путем имущества, возникая в большинстве случаев после совершения основного преступления, а в тех случаях, когда они имеют место в момент приготовительных действий или при совершении преступления, но при отсутствии предварительной субъективной связи прикосновенного лица с преступником по поводу совершаемого преступления, не в состоянии обусловливать совершение преступления и не могут расцениваться в качестве объективного признака соучастия.

В свете изложенного вряд ли можно согласиться с утверждением, что недонесение о готовящемся преступлении в отличие от недонесения о совершенном преступлении якобы находится в причинной и виновной связи с преступлением, совершенным другим лицом, и поэтому оно должно рассматриваться как соучастие в преступлении[60].

57

Признавая наличие причинной связи между поведением недоносителя о готовящемся преступлении и совершением преступления, авторы приведенной позиции смешивают понятия причин и условий, без четкого уяснения которых нельзя правильно подойти к исследованию вопроса о причинной связи между явлениями. Как известно, для того, чтобы признать то или иное действие (бездействие) причиной наступившего результата, недостаточно, чтобы оно было только одним из условий его наступления; необходимо, чтобы этот результат вытекал из совершенного субъектом действия, которое создало реальную возможность возникновения этого результата[61]. Это означает, что для вменения возникшего общественно опасного последствия требуется, чтобы лицом были совершены действия, которые производят изменения во внешнем мире, создают реальную возможность наступления этих последствий.

Вопрос о причинной связи, применительно к соучастию, приобретает некоторые особенности сравнительно с общим решением этого вопроса при совершении преступления одним лицом. Содействие совершению преступления соучастником всегда преломляется через сознание исполнителя. Это имеет место как в том случае, когда соучастие выражается в оказании физической помощи исполнителю (предоставление орудия или создание иных условий), и в том случае, когда соучастник воздействует на волю исполнителя путем подстрекательства или интеллектуального пособничества.

Воздействие на психику исполнителя со стороны соучастника может проявляться в двоякой форме. Оно представляет собой возбуждение у исполнителя намерения совершить общественно опасное деяние или же выступает в виде укрепления уже возникшей у него решимости осуществить свой преступный замысел.

Недоноситель не участвует ни в возбуждении, ни

58

в укреплении преступного намерения исполнителя. Причинная цепь, начавшаяся с момента возникновения у исполнителя соответствующего преступного замысла, протекает помимо участия недоносителя. Общественно опасное последствие в данном случае имело свою основу исключительно в действиях исполнителя, а бездействие недоносителя служило лишь одним из объективных условий реализации уже оформившегося, помимо недоносителя, преступного замысла.

Это условие может превратиться в одну из причин наступившего общественно опасного результата лишь в том случае, когда будет установлена субъективная связь между недоносителем и исполнителем в форме обещания последнему о своем бездействии по поводу готовящегося преступления. Только при этом условии может идти речь о причинной связи поведения недоносителя с совершением преступления и такое недонесение приобретает характер соучастия. Следовательно, для признания недонесения о готовящемся преступлении соучастием недостаточно создания им одного лишь объективного условия. Для этого необходимо, чтобы оно было дополнено субъективной связью между недоносителем и исполнителем по поводу совершаемого преступления. Только тогда поведение недоносителя включается в качестве одного из звеньев в общую причинную цепь, завершающуюся наступлением общественно опасного результата.

Из приведенных выше соображений вытекает, что сторонники отнесения недоносительства о готовящемся преступлении к разновидности соучастия не только смешивают причинную связь с условием наступления преступного результата, но и допускают в какой-то мере искажение понятия соучастия, игнорируя значение обязательности предварительной субъективной связи по поводу совершаемого преступления между соучастником и исполнителем, без установления которой невозможно возникновение и развитие причинной связи при соучастии.

Принцип разграничения прикосновенности и соучастия на основе исследования наличия или отсутствия причинной связи неуклонно проводится Верхов-

59

ным Судом СССР как в определениях своих коллегий и постановлениях Пленума по конкретным делам, так и в руководящих разъяснениях Пленума.

Принципиальное значение по этому вопросу имеет постановление Пленума Верховного Суда СССР от 31 июля 1962 г. «О судебной практике по делам о заранее не обещанном укрывательстве преступлений, приобретении и сбыте заведомо похищенного имущества»[62].

В указанном постановлении подчеркивается необходимость тщательного исследования обстоятельств, связанных с разграничением соучастия в преступлении, заранее не обещанного укрывательства преступлений, недонесения о преступлениях, а также приобретения или сбыта имущества, добытого преступным путем. При этом Пленум обращает внимание на недопустимость игнорирования такого непременного признака соучастия как наличие причинной связи между действием или бездействием лица и совершенным преступлением.

Вышестоящим судебным инстанциям часто приходится исправлять судебные ошибки, которые главным образом сводятся к недооценке значения причинной связи при разграничении соучастия и прикосновенной деятельности.

В этом отношении показательно дело по обвинению Бобыревой. Ботин, разыскивая ушедшую от него жену, 20 января 1961 г. приехал в пос. Бестюбе Целиноградской области и через паспортный стол установил адрес жителей поселка, своих знакомых, супругов Иванова и Бобыревой. К ним Ботин пришел во время ужина и принес с собой 0,5 л. водки, которую распили втроем. После ужина Бобырева пошла на профсоюзное собрание, а Ботин и Иванов принесли еще водки и продолжали выпивать. В ходе выпивки между ними возникла ссора. Придя домой, Бобырева попыталась успокоить Ботина, однако последний не унимался и лез в драку. В это время Иванов, выхватив с верстака нож, нанес им удар Ботину в спину. От полученного ранения Ботин тут же скончался. Иванов и Бобырева с

60

целью укрытия убийства взяли санки и увезли труп Ботина на кладбище. Возвратившись домой, Бобырева сожгла в печке валенки, мешок и шапку, принадлежащие убитому.

Целиноградский областной суд, признав Бобыреву виновной в соучастии в убийстве, квалифицировал ее действия по признакам ст.ст. 17 и 88 (ч. I) УК КазССР[63]. Между тем из обстоятельств дела, установленных самим же областным судом, видно, что предварительной договоренности между осужденной и Ивановым по поводу убийства Ботина не было. Убийство Ботина совершено Ивановым без какого-либо содействия с ее стороны. Действия Бобыревой выражались в том, что она после совершенного убийства совместно со своим мужем участвовала в сокрытии следов преступления. При таком положении действия Бобыревой не находились в причинной связи с совершенным убийством и, следовательно, она осуждена за соучастие необоснованно. Ошибка областного суда была исправлена Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Казахской ССР, которая определением от 30 марта 1963 г. изменила приговор, переквалифицировав действия Бобыревой на ст. 195 УК КазССР, предусматривающую ответственность за заранее не обещанное укрывательство.

Не всегда последовательную линию по рассматриваемому вопросу проводит Верховный суд РСФСР, не оправданным представлялось указание пленума Верховного суда РСФСР, содержавшееся в его постановлении от 7 сентября 1961 года «О судебной практике по делам о хищениях социалистической собственности». В п. 9 этого постановления указывалось: «Разъяснить судам, что реализацию заведомо похищенных ценностей следует рассматривать как соучастие и квалифицировать по ст. 17 и соответствующим статьям УК РСФСР, предусматривающим ответственность за хищение государственного и общественного имущества»[64].

61

Указание пленума Верховного суда РСФСР вступает в противоречие с законом, ибо ст. 17 УК РСФСР соучастием признает лишь такое поведение субъекта, которое находится в причинной связи с совершением преступления. Приведенное указание воскрешало отвергнутые теорией и практикой ошибочные взгляды на соучастие. Поэтому редакция постановления пленума Верховного суда РСФСР была изменена его же постановлением от 11 сентября 1962 г. и приведена в соответствие с действующим законодательством.

Вызывает возражение постановление президиума Верховного суда РСФСР, принятое по делу Шальмиевой уже после отмены пленумом своего ошибочного указания.

Шальмиева была признана виновной в том, что в ночь на 8 сентября 1954 г. в доме своего отца выстирала рубашку Якубова, на которой были похожие на кровь пятна, и приняла от него медальон, серьги и два кольца, а узнав на следующий день, что эти ценности принадлежат Ханакоевой, убитой накануне Якубовым, спрятала их. За указанные действия Шальмиева осуждена по ст. 17 и п. «а» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г., ст. 2 ч. II Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении охраны личной собственности граждан» от 4 июня 1947 г. и по ст. 17 того же УК.

Учитывая, что действия осужденной целиком и полностью относятся к обстоятельствам, связанным не с совершением, а укрытием преступления, прокурор РСФСР принес в Президиум Верховного суда РСФСР протест, поставив вопрос о переквалификации их на ч. I ст. 189 (заранее не обещанное укрывательство) УК РСФСР 1960 г. Однако Президиум Верховного суда РСФСР постановлением от 30 ноября 1962 г. отклонил протест прокурора, ссылаясь на тяжесть совершенного преступления.

Президиум Верховного суда РСФСР, как это вытекает из смысла его постановления, при разграничении укрывательства от пособничества пытается исходить не из наличия или отсутствия объективной причинной связи между действиями субъекта и наступившим опасным результатом, а из степени тяжести этого результата; иначе говоря, объективное исследование об-

62

стоятельств дела подменяет субъективным усмотрением суда.

Такая постановка вопроса, на наш взгляд, неправильна. На ее ошибочность указывает и Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 22 декабря 1964 г.[65]. В соответствии с этим постановлением действия осужденных, отбывающих наказание за соучастие, подпадающие под признаки заранее не обещанного укрывательства, подлежат переквалификации на ст.ст. 882 или 189 УК РСФСР 1960 г. и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик независимо от тяжести основного преступления.

Разумеется, при исследовании причинной связи между деятельностью субъекта и совершенным преступлением недопустим формальный подход, когда вывод о наличии или отсутствии соучастия или прикосновенной деятельности делается лишь на основании внешних признаков. Решающее значение при этом придается тому, что сами действия обвиняемых были совершены после окончания преступления, без глубокого анализа имеющихся по делу данных, свидетельствующих о наличии соучастия в преступлении.

Согласно упомянутому выше разъяснению Пленума, укрывательство, а также приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, могут быть признаны пособничеством и в тех случаях, когда, несмотря на отсутствие ясно выраженного обещания, подобные действия в силу систематического их совершения давали основание исполнителю рассчитывать на подобное содействие. Сознание преступником того, что ему и впредь будет оказано содействие в укрытии и реализации похищенного, укрепляет у негорешимость на совершение преступления и стимулирует его действовать при выполнении преступления с большей уверенностью. Поэтому действия укрывателя или лица, реализующего либо приобретающего добытое преступным путем имущество, в подобной ситуации вступают в причинную связь с совершением преступления и их надлежит расценивать как пособничество.

63

Исходя из этого, нельзя признать правильной позицию Верховного суда Казахской ССР, занятую по делу Шуберта и Наумкиной.

Так, Васильев, работая на Алма-Атинской фабрике «Индпошива» охранником (с ноября 1959 по март 1962 г.), путем подбора ключа и с применением поддельного пломбира неоднократно совершал кражи ценностей со склада фабрики во время ночного дежурства. Всего им за этот период было похищено товаров на 13557 рублей. Шуберт и Наумкина систематически принимали от Васильева похищенные ценности и сбывали их.

Алма-Атинский областной суд, разбирая данное дело, вполне обоснованно усмотрел в действиях Шуберта и Наумкиной признаки пособничества в хищении и осудил их по ст.ст. 17 и 765 УК КазССР. Однако Верховный суд Казахской ССР, рассматривая дело в кассационном порядке, без каких-либо убедительных мотивов отверг выводы областного суда о наличии соучастия по делу и переквалифицировал действия осужденных на ст. 78 ч. II УК КазССР, предусматривающую ответственность за приобретение или сбыт имущества, добытого преступным путем[66].

Разумеется, такое решение вопроса искусственно понижает степень общественной опасности лиц, виновных в совершении тяжких преступлений, и противоречит принципам законности при отправлении правосудия, требующего строгой индивидуализации ответственности.

Итак, из вышеизложенного явствует, что прикосновенная деятельность не содействует совершению основного преступления, поэтому она не является одной из его причин. Следовательно, отсутствие причинной связи между прикосновенностью и совершением преступления является одним из основных ее объективных признаков, который имеет не только большое теоретическое значение, но и представляет серьезную гарантию в смысле укрепления законности в деятельности органов правосудия.

Однако отсутствие причинной связи в рассмотренном

64

плане не снимает и не умаляет значения вопроса о характере обратной связи, существующей между совершенным преступлением и прикосновенной к нему деятельностью. Некоторые авторы, отвергая причиняющую роль прикосновенности, обычно ограничиваются неопределенной характеристикой связи между прикосновенностью и основным преступлением как «связи вообще»[67].

На наш, взгляд, такая характеристика завуалировывает сущность исследуемого явления и мало что объясняет.

Между основным преступлением и возникающей в результате его совершения прикосновенной деятельностью существует неразрывная связь. Для того чтобы та или иная деятельность лица могла быть признана прикосновенностью, необходимо, чтобы она была обусловлена конкретным преступлением, совершенным другим лицом и порождена им. Умаление значения этого обстоятельства на практике приводит к необоснованному привлечению к уголовной ответственности и осуждению за прикосновенность лиц, в действиях которых не содержится состава уголовно-наказуемого деяния.

Так, Самедов, зная о наличии у Гасанова огнестрельного оружия системы «наган», не сообщил об этом органам власти. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Азербайджанской ССР нашла в действиях Самедова признаки заранее не обещанного укрывательства и осудила его по ст. 187 УККазССР. Между тем Самедов не мог быть осужденни за укрывательство, ни за недоносительство, так как его действия не были объективно обусловлены конкреткыми видами преступлений, предусмотренными ст.ст. 186 и 187 УК КазССР, заранее не обещанное

65

недонесение и укрывательство в отношении которых влечет уголовную ответственность.

Согласно диспозиции указанных статей, незаконное хранение огнестрельного оружия не отнесено к разряду преступлений, могущих вызвать прикосновенную к нему деятельность в виде недонесения или укрывательства. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР определением от 24 ноябри 1962 г. приговор суда в отношении Самедова отменила и прекратила дело производством за отсутствием в его действиях состава преступления[68].

Перечисленные нами два признака, будучи чрезвычайно важными свойствами прикосновенности, являются, однако, недостаточными для полной характеристики ее объективной стороны. Характеристика объективной стороны прикосновенности была бы неполной, если бы мы не указали еще на один из существенных ее признаков.

Не всякая деятельность, возникшая по поводу совершенного преступления, может образовать прикосновенность и, следовательно, повлечь уголовно-правовые санкции. Одним из необходимых объективных признаков прикосновенности, по нашему мнению, следовало бы признать создаваемую в результате такой деятельности реальную возможность наступления общественно опасного последствия в виде действительного воспрепятствования своевременному предупреждению преступления или его раскрытию и наказанию виновного.

Как известно, конструкция уголовно-правовых норм об ответственности за прикосновенность не предусматривает наступления преступного последствия в качестве объективного признака состава преступления. Это значит, что наступление общественно опасного результата при той или иной форме прикосновенности не влияет на ее юридическую квалификацию. Вместе с тем фактическое наступление последствия не может быть безразличным с точки зрения определения степени опасности деяния и поэтому оно, безусловно, должно учитываться при избрании меры наказания виновному в пределах санкции уголовного закона.

66

Законодатель, устанавливая уголовную ответственность за прикосновенность, исходит прежде всего из той реальной опасности наступления вредного последствия, которая создается деятельностью прикосновенных лиц. Деятельность, хотя и возникающая в связи с совершенным преступлением, но не способная создать реальную возможность наступления вредных последствий, не может быть объектом уголовно-правового исследования. Так, например, нельзя признать недоносительством поведение лица, которое не донесло о совершенном убийстве, зная, что об этом известно следственным органам и ими уже предпринимаются меры по розыску виновного.

По вопросу о природе «возможности наступления вредного последствия», с точки зрения характеристики её как признака объективной стороны преступления, в литературе нет единого мнения. Возможность наступления вредного последствия Н.Д. Дурманов признает лишь как свойство самого преступного действия[69]. Ряд авторов полагает, что возможность наступления вредных последствий не совпадает с самим действием, является определенным результатом, последствием действия человека[70].

А.А. Пионтковский считает, что реальная возможность наступления вредных последствий, будучи определенным этапом в процессе становления преступного деяния в целом, в одних случаях лежит исключительно в самом преступном действии, в других — в изменениях состояния объективной действительности, вызванных им. Исходя из этого, в зависимости от конкретных особенностей преступления реальную возможность наступления вредных последствий он относит либо к свойству самого преступного действия, либо к последствиям этого деяния[71]. Мы согласны с А.А. Пионтковским в той части, где он говорит о необходимости подходить к характе-

67

ристике природы «реальной возможности наступления вредных последствий» с учетом конкретных особенностей преступного действия. Но вместе с тем полагаем, что если в одних случаях реальная возможность выступает как свойство самого действия, то в других, как нам представляется, было бы целесообразнее рассматривать ее одновременно и как свойство и как последствие.

Так, при приготовлении и покушении, на наш взгляд, возможность наступления последствия следует рассматривать лишь как свойство самого действия, поскольку процесс реализации возможности не выходит за рамки совершенного субъектом действия и исчезает вместе с действием, не оставляя за собой каких-либо объективных условий для возобновления и продолжения процесса становления деяния в целом. Например, А., желая лишить жизни В., выстрелил в последнего, но промахнулся. Действия А. содержали реальную возможность причинения смерти В., однако в силу ряда объективных условий (ненатренированности субъекта, возбужденного состояния и т.д.) эта возможность исчезла и тем самым миновала опасность причинения результата. Действие субъекта не создало каких-либо объективных условий для продолжения начавшегося процесса реализации возможности.

Совершенно иной представляется картина реальной возможности при прикосновенности к преступлению. Возможность наступления общественно опасного результата здесь является не только свойством действия или бездействия прикосновенного лица, но оно вместе с тем обусловливает объективный процесс, который не приостанавливается фактом совершения действия или бездействия и при соответствующих условиях может завершиться наступлением преступного результата.

Для подтверждения этой позиции сошлемся на пример из судебной практики.

Ковальченко, достоверно зная о том, что 27 сентября 1961 года Индюков и Волобцев в безлюдной степи совершили убийство студента С., не донес об этом в органы власти, в результате чего преступники в течение длительного времени скрывались от справедливо-

68

го наказания[72]. В силу создавшихся объективных обстоятельств на Ковальченко лежала правовая обязанность в минимально кратчайший срок сообщить о происшедшем в органы власти. Ковальченко уклонился от выполнения этой обязанности. Возможность наступления опасного последствия в виде уклонения убийц от наказания в данном случае была создана фактом бездействия Ковальченко, оставаясь реальной в течение длительного времени, и была прервана лишь активными действиями следственных органов, раскрывших преступление.

Из приведенного примера видно, что реальная возможность уклонения преступников от ответственности была не только свойством бездействия субъекта, но она одновременно являлась его последствием в виде объективного процесса, протекающего и после факта бездействия.

Основываясь на том, что прикосновенность выступает как содействие преступнику в его стремлении скрыть следы содеянного и тем самым уклониться от ответственности, иногда высказывается мнение, что одним из необходимых признаков объективной стороны прикосновенности необходимо признать причинную связь между действиями прикосновенного лица и действиями самого преступника по укрытию преступления и реализации его плодов. Отсутствие такой связи должно исключать ответственность за прикосновенность к преступлению[73].

Нам думается, что такая точка зрения ошибочна и основана на проведении аналогии между прикосновенностью и действиями соучастника, как формы преступного сотрудничества. Действительно, при соучастии, ввиду существующей предварительной субъективной связи между соучастниками, действия соучастников вступают в причинную связь с действиями исполнителя, обусловливают их характер и направленность. Однако нельзя механически переносить указанную форму сотрудничества для характеристики взаимоот-

69

ношения прикосновенного лица и преступника в их деятельности по укрытию преступления. Прикосновенность не всегда предполагает сотрудничество прикосновенного лица с исполнителем.

Так, Локотков и Краснов, будучи в нетрезвом состоянии, вечером 16 сентября 1961 г. в саду им. Бабушкина встретили девушку С. Отозвав С. в сторону, они из хулиганских побуждений подвергли её избиению, в ходе которого Локотков нанес ей два ножевых удара в живот. Преступники тут же скрылись. Вячеславов, находясь на месте происшествия и зная убийцу, подобрал нож, которым было совершено убийство, и забросил его за ограду сада[74].

В рассмотренном случае никакого сотрудничества между укрывателем и исполнителем по укрытию преступления не было и поэтому о какой-либо обусловленности действий исполнителя действиями укрывателя не могло быть речи. Признание причинной связи между деятельностью субъекта прикосновенности и действиями исполнителя в указанном плане в качестве необходимого объективного условия уголовной ответственности прикосновенных лиц теоретически не обосновано и на практике может лишь внести неопределенность в работу органов правосудия.

Таким образом, обобщая изложенное, следует сказать, что необходимыми объективными признаками прикосновенности являются:

а) прикосновенная деятельность не содействует совершению основного преступления и не является одной из его причин;

б) прикосновенная деятельность непосредственно обусловлена основным преступлением и возникает только при условии преступной деятельности других лиц;

в) прикосновенная деятельность заключает в себе реальную возможность наступления преступного последствия в виде фактического уклонения преступника от уголовной ответственности или же воспрепятствования деятельности органов правосудия по своевременному предупреждению преступлений.

70