§ 2. ОБМАН КАК СПОСОБ ДЕЙСТВИЯ ПРИ МОШЕННИЧЕСТВЕ
В обществе, строящем коммунизм, любые действия, связанные с обманом, получают отрицательную моральную оценку. Моральный кодекс строителя коммунизма включает такие нравственные принципы, как честность и правдивость, нравственная чистота, непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству[25].
Сурово осуждаемый нашей моралью обман, однако, сам по себе не является уголовно наказуемым. В тех случаях, когда он бывает формой преступного пб'ведеиня, наказание за содеянное внешне выглядит иногда как наказание за обман. В действительности же наказывается не обман, а общественно опасное деяние, способом совершения которого является обман. Способы действия нельзя делить на абсолютно преступные и абсолютно непреступные[26]. Поэтому обман получает отрица^ тельную уголовноправовую оценку лишь тогда, когда он является способом совершения определенного преступ- J ления. ^Применительно к составу мошенничества обман приобретает общественно опасный характер лишь потому, что он является способом завладения имуществом. Трудно согласиться с противоположным утверждением Я- М. Брайнина, который пишет: «Мошенничество признается преступлением, главным образом, в силу обманного образа действия, а не в силу одного лишь факта незаконного завладения чужим имуществом»[27].
Обман или отдельные обманные действия в качестве способа совершения преступления предусмотрены во многих составах преступлений (ст. ст. 78, 80, 87, 93, 94, 132, 133, 147, 1521, 155, 156, 159, 175, 180, 181, 196, 1981, 249 УК РСФСР). Обман для достижения преступной цели может использоваться в таких преступлениях, для совершения которых способ действия не является необходимым элементом состава преступления. Например, убийство совершается путем обмана, когда введенный в заблуждение потерпевший своими действиями лишает себя
' ЖИЗНИ[28]. ч
Обман при мошенничестве отличается от всякого дру-Л гого обмана только тем, что он используется для завла^/ дения имуществом.
Здесь характером объекта посягав тельства и соответственно целью, которую ставит пре- \ ступник, определяется содержание обмана и нередко его) форма. Лишь в этом смысле мы можем говорить о «м‘0* шенническом обмане».Буржуазному уголовному праву свойственна тенденция путем различных оговорок ограничивать ответственность за мошенничество и сужать понятие мошеннического обмана. Это объясняется характером социально- экономического строя капиталистического общества. Запретить всякое посягательство иа чужую собственность путем обмана буржуазное право не в состоянии, ибо стремление к наживе любыми средствами — норма поведения при капитализме, а обман — одно из самых распространенных средств.
Поэтому в буржуазном уголовном праве может ставиться вопрос лишь об отграничении наиболее опасных для буржуазного общества имущественных обманов от менее опасных, которые признаются безразличными с
точки зрения уголовного закона. Различные рецепты для определения границ мошеннического обмана оказываются неудовлетворительными даже с позиций буржуазного права. Найти объективный критерий для решения этого вопроса невозможно, ибо, по меткому выражению Ф. Энгельса, «в условиях развитого капиталистического способа производства ни один человек не разберет, где кончается честность и где начинается мошенничество»[29].
В юридической литературе XIX века можно было встретить рассуждения о том, что широкая наказуемость имущественных обманов стесняет свободу и удобство коммерческого оборота; что известный риск, возможность убытков вместо ожидаемого барыша присущи имущественным сделкам всякого рода; что получение продавцом «премии» за свою ловкость, хотя бы и за счет невнимательности покупателя,— явление вполне нормальное, способствующее развитию торговых сделок[30].
Нынешние буржуазные юристы, стремясь замаскировать классовый характер своей науки, избегают столь откровенной апологетики обмана под лозунгом свободы торговли. Однако и в настоящее время буржуазному уголовному праву свойственно сужать понятие мошеннического обмана, в результате чего многие виды мошенничества, причиняющие вред преимущественно трудящимся, остаются безнаказанными или наказываются значительно мягче, чем иные формы имущественных посягательств.
Принятые ограничения касаются и содержания мошеннического обмана (не признается мошенничеством обман в намерениях или в обстоятельствах, относящихся к будущему времени), и его формы (не считается мошенничеством простой словесный обман или обман путем умолчания об истине), и степени искусности обмана, т. е. такого его «качества», как способность ввести в заблуждение (требуется, чтобы обман не был «легко распознаваем», причем определение степени «распознаваемости» является прерогативой судьи).Эти и другие подобные ограничения уголовной ответственности за мошеннический обман в современном буржуазном праве либо вообще не обосновываются, либо
мотивировка их сводится к туманным рассуждениям об «экономии репрессии», о необходимости сохранить «границу между применением наказания за мошенническое поведение и гражданскоправовой ответственностью за вред, причиненный ненадлежащим исполнением и неисполнением обязательства»1, о том, что «легковерный должен пенять на самого себя»2, и др.
В советском обществе нет никаких объективных предпосылок к тому, чтобы выделять какие-то привилегированные, не наказуемые в уголовном порядке виды обманного завладения чужим имуществом, исходя из содержания или формы обмана. Поэтому наше уголовное законодательство и судебная практика признают мошенничеством завладение имуществом, совершенное путем любого обмана.
Однако это не значит, что получение чужого имущества или права на имущество посредством обмана всегда влечет уголовную ответственность. Возможны настолько малозначительные случаи мошенничества, что они не могут быть признаны общественно опасными, а следовательно (в силу ч. 2 ст. 7 Основ уголовного законодательства), не являются преступлением. Таким образом, но' советскому уголовному праву преступный мошеннический обман отличается от непреступного имущественного обмана не особыми свойствами некоторых видов обмана, а признаком общественной опасности деяния, в соответствии с материальным понятием преступления.
Поэтому понятие мошеннического обмана в нашем уголовном праве не противопоставляется обычному пониманию слова «обман».
Что же собой представляет обман как акт человеческого поведения3? В обычном словоупотреблении обман— это «сознательное введение кого-либо в заблуждение; неправда, ложь, лживые поступки, слова»4, «слова,
* 1 М. Грюнхут, Английское уголовное право, «Современное
зарубежное уголовное право», т. 3, М., 1961, стр. 331.
2 Г. Пфеннингер, Швейцарское уголовное право, «Современное зарубежное уголовное право», т. 2, М., 1958, стр. 446
Мы оставляем в стороне иное значение этого слова: обман как состояние, ошибочное представление о -чем-либо (обман чувств, оптический обман и т. п.).
4 «Словарь современного русского литературного языка», т. 8, М., 1959, стр. 232.
поступки, действия и т. п., намеренно вводящие в заблуждение»1, «ложь, выдаваемая за истину»2.
Действие, именуемое обманом, характеризуется следующими особенностями. Во-первых, оно обязательно предполагает, кроме «деятеля», также и «объект» воздействия— лицо, вводимое в заблуждение. Трудно говорить об обмане, если отсутствует обманутый (или хотя бы лицо, которое предполагалось обмануть). Во-вторых, с обманом обычно связано представление о действии намеренном, заведомом, умышленном. В. И. Ленин считал неуместным употреблять слово «обман», когда речь не шла о сознательной лжи или нечестных мотивах действия. Он писал в связи с этим: «Слова «морочить, провести, обмануть» вызывают у нас непременно представление об умышленной, сознательной лжи — это во-первых, а во-2-х, представление о корыстных, нечестных мотивах со стороны того, кто к ней прибегает»3.
Понятие обмана в советском уголовном праве вполне согласуется с общеупотребительным значением этого слова. Законодательное определение обмана было дано в примечании к сг. 187 УК РСФСР 1922 года: «Обманом считается как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно».
УК РСФСР 1926 года не содержал определения обмана. Аналогичное определение имелось лишь в уголовных кодексах Азербайджанской ССР и Узбекской ССР, действовавших до 1960—1961 гг. Во всех ныне действующих уголовных кодексах союзных республик определение обмана, к сожалению,' отсутствует.Формулировка понятия обмана, которая была дана в первом советском уголовном кодексе, не утратила своего теоретического значения и до настоящего времени. Она охватывает обе основные формы обмана (активную и пассивную), не устанавливая никаких ограничений относительно содержания обмана или применяемых для обмана средств.
Вместе с тем прежнюю законодательную формулировку понятия обмана следует несколько уточнить. Так,
«Словарь русского языка», т. II, ?VL., 1958, стр. 743.
В. Д а л ь, Толковый словарь живого велукорусского языка, т. II, М., 1955, стр. 600
В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 7, стр. 51.
>
активную форму обмана целесообразно было бы охарактеризовать с объективной стороны как искажение истины. Это выражение более полное, чем «сообщение ложных сведений», которое предполагает лишь словесную форму обмана, тогда как обман нередко совершается путем различных действий.
Истина в понимании марксистской философии — это правильное отражение действительности в мысли, в сознании человека1. Создание мошенником у потерпевшего неверных представлений о явлениях действительности, о свойствах предметов или лиц — это и есть искажение истины. В дореволюционной русской литературе при характеристике обмана иногда говорили об «искажении фактов действительности»2. Это неверно, так как обманщик искажает не сами факты действительности, а представление потерпевшего об этих фактах.
С учетом изложенного мы можем кратко определить
Пассивную форму обмана точнее характеризует умолчание об истине, чем «сокрытие истины» или «сокрытие обстоятельств, фактов» и т. п. Само «сокрытие» может быть двух видов: активное (например, маскировка недостатков вещи) и пассивное (простое умолчание). Но «сокрытие истины» первого вида охватывается понятием «искажение истины», которое включает все проявления активного обмана.
обман как всякое искажение истины или умолчание об^ истине3.
Рассматривая в настоящей главе обман с объективной (внешней) стороны, мы отвлекаемся от характеристики его как действия сознательного, заведомого, намеренного, с целью ввести в заблуждение и т. п., так как эти свойства относятся к субъективной стороне.