IV. Нравоучительная литература. Домострой. Описание уголовно-правовых порядков. Григорий Кошихин
В ту эпоху, когда уголовная юриспруденция еще не сложилась в обособленную дисциплину, нельзя игнорировать и тех попыток подойти к проблемам уголовного права, которые делаются в трудах нравоучительного характера, отвечающих на вопросы прикладной морали.
Мир преступления, являясь стороной жизни общества, вызывающей к себе отрицательное отношение моралиста, представляется этому последнему противоположностью желательного уклада жизни.
Вместе с тем, дисциплина, намечающая, какова должна быть жизнь, трактующая об устоях этой жизни, не может не касаться явлений, которые их подтачивают. Другими словами, моралисты, оставаясь даже в строго отмежеванной ими себе области, не могут не касаться и не рассуждать о преступлениях и их последствиях.Тот факт, что на стадиях, когда область преступления и наказания не обособилась еще в самостоятельный предмет ведения, вопросы эти трактуются совместно с проблемами морали, находит себе подтверждение и в фактах русской действительности. Для ищущего корней русского уголовного правоведения, вместе с тем, справка с взглядами литературы нравоучительной представляет особый интерес.
Рядом с трактованием проблем уголовно-правовых, как составной частью нравоучительных рассуждений, зарождается и другая, первичная еще по своему характеру форма обработки вопросов уголовного права. К разрешению этих последних она, в органической связи с обусловленным состоянием права практическим направлением в его изучении, подходит к систематизации материала путем простого описания существующей уголовной практики. Особенности последней начинают изображаться в системе, не подсказанной потребностями практического применения права, и вместе с тем полагается скромное начало литературе уголовного права.
Легко видеть, что с дальнейшим успехом научных значений и дифференциацией уголовного права, как самостоятельного предмета ведения, первичные способы обработки соответственного материала постепенно видоизменяются, отчасти теряют свое значение.
Но на первых шагах развития уголовно-правовых знаний в них, по необходимости, приходится искать исходных пунктов будущих научных течений. В свое время мы увидим, как на смену нравоучительному и описательному трактованию преступления и наказания консолидируется эмпиризм, претендующий на основании наблюдений, подсказанных здравым смыслом, давать определенные уголовно-политические директивы и освещать путь для реформ.Как на примере общих рассуждений об утилитарном характере наказаний и взгляда на преступление, как разновидность безнравственного в смысле "неправедного жития", мы можем указать на известный Домострой Сильвестра.
В Домострое*(73) общие рассуждения о природе преступления и наказания не идут дальше установления нравоучительных максим, регулирующих не только образ нравственного поведения, но приводящих в пользу него основания целесообразности и греховности.
Сильвестр группирует область недозволенного, руководствуясь Священным писанием. Он называет в ряду правонарушителей блудника, лихоимца, идолослужителя, волшебника, ругателя, пьяницу, хищника, мужеложника, татя, досадителя*(74).
Наказание Домострой Сильвестра понимает в качестве меры воздействия, имеющей предостеречь от впадения в будущем в порок и преступление, - в качестве меры, в то же время исправляющей нарушителя и следующей за его поступком. Сильвестр пишет: "Уча и наказуя и рассужая, раны возлагати: наказуй дети во юности, покоят тя на старость твою"*(75). Наказание должно быть соответственным вине и непубличным*(76). Все эти максимы, легко видеть, не могут быть истолкованы как принципы наказания правонарушения в собственном смысле, так как охватывают собой одновременно область недозволенного уголовным законом наряду с нецелесообразным вообще и греховным в частности.
Попыткой подойти к уголовно-правовым проблемам путем описательного приема является труд известного Кошихина.
Григорий Карпов Кошихин, подьячий Посольского приказа, эмигрировал из России в Польшу около 1664 года; он скрывался под именем Селицкого, долго странствовал по Пруссии и поселился, наконец, в Швеции, в Стокгольме, где и окончил жизнь на плахе*(77).
В своем труде "О России", составленном в 1666-1667 гг., он дает описание своего отечества с самых разнообразных сторон. Не покидая описательного тона, он знакомит читателя и с уголовно-правовым строем современной ему России.Кошихин подробно, в частности, рисует особенности русского процесса, останавливаясь на устройстве органов суда*(78), не строго различая, притом, производство уголовное от гражданского*(79) и перемешивая это описание с нормами материального права*(80). В общем, Кошихин дает яркую картину не только лестницы наказаний*(81), но и того, как они приводились в исполнение*(82). В лице Кошихина мы имеем писателя, характеризующего современную ему юридическую практику, если не без всякой систематизации, то, во всяком случае, в такой форме изложения, которая подсказывается описанием целого ряда сторон общественной и государственной жизни современной автору России и рассчитана на то, чтобы дать общее представление о существующих в России юридических порядках. Нельзя, конечно, видеть в труде Кошихина научного трактата в смысле нынешнем, но в то же время работа его является одной из первых, если и не первой попыткой изложения особенностей действующего уголовно-правового строя, систематизированной в видах наиболее наглядного его изображения и, притом, не в порядке самого применения права на практике. Все это позволяет нам отметить в Кошихине первого представителя того направления в изложении действовавшей системы уголовного права, которое, не имея за собой никакой школы, отражало только его рутину, характеризуя его как бы фотографически.
Если мы стали бы искать в допетровскую эпоху каких-нибудь указаний на способы борьбы с преступлением путем его предупреждения, то должны сознаться, что не находим таких форм проявления уголовно-политической мысли, которые трактовали бы эти вопросы независимо от практических нужд момента. Суровая действительность подсказывает деятелям этой эпохи жестокие и чувствительные наказания, обходящиеся недорого государственной казне, за преступления уже учиненные, и побуждает для предупреждения преступлений будущих искать гарантий в действительности наказаний и строгих мерах механического удержания путем надзора от впадения в преступление людей, своим прошлым заставляющих относиться к ним подозрительно*(83).