§ 2. Недоносительство

Ликвидация частной собственности на орудия и средства производства, а также связанной с нею эксплуатации человека человеком создали объективные материальные предпосылки для полного и окончательного устранения противоречий между личностью и обществом.

117

чи, как правило, только моральной, в ряде случаев перерастает в правовую и нарушение ее квалифицируется как прикосновенность к преступлению в форме недоносительства.

Действующее уголовное законодательство, так же как и прежнее, не содержит определения понятия недоносительства. Следовательно, раскрытие содержания понятия недоносительства и характеристика признаков, отличающих его от смежных форм общественно опасной деятельности, входит в задачу теории советского уголовного права, призванной оказывать помощь практике в уяснении и правильном применении законодательства.

Что же собой представляет недоносительство с точки зрения его объективной стороны?

Как об этом свидетельствует само наименование, недоносительство всегда выражается в бездействии субъекта. В строго предусмотренных в законе случаях на гражданина возлагается юридическая обязанность доводить до сведения соответствующих органов о ставшем известном ему готовящемся или совершенном преступлении.

По признаку отсутствия активной деятельности, недоносительство следует отличать от укрывательства. Поэтому недопустимы встречающиеся в практике судов случаи осуждения недоносителей за укрывательство, а укрывателей за недоносительство. Подобные ошибки основаны на умалении значения объективных признаков указанных форм прикосновенности. С точ-

118

ки зрения своего объема объективная сторона недоносительства, проявляясь лишь в несообщении о факте готовящегося или совершенного преступления, гораздо yже укрывательства, которое, как известно, не ограничивается одним несообщением о факте преступления и включает в себя также активные действия по укрытию преступника или следов преступления. Недонесение о преступлении является одним из необходимых элементов укрывательства. Бездействие субъекта, связанное с невыполнением им обязанности по своевременному сообщению о преступлении, и активные действия по укрытию преступника или преступления составляют два взаимообусловливающих друг друга момента, без которых невозможно само понятие укрывательства. Поэтому в тех случаях, когда лицо, не донесшее о конкретном преступлении, впоследствии предпринимает действия по оказанию преступнику активной помощи уйти ему от ответственности за содеянное, оно несет ответственность не за два самостоятельных состава, а лишь за одно преступление, т.е.

Романенко, зная о совершении 3 июля 1963 г. ее мужем изнасилования 9-летней девочки Дегтярь и будучи осведомленной о месте нахождения преступника, не сообщила об этом в органы власти, а 21 сентября того же года укрыла его в буфете столовой, где она работала.

Ростовский областной суд квалифицировал действия Романенко по признакам ст.ст. 189 и 190 УК РСФСР, расчленив этим самым единое преступление на два самостоятельных состава. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР определением от 6 февраля 1964 г. изменила данный приговор, исключив из него ст. 190 УК РСФСР.

Разумеется, ответственность за недонесение может возникать лишь в отношении того преступления, в совершении которого данное лицо не принимало участия. Если же будет установлено, что оно в той или иной форме причастно к факту совершения этого преступления, то тем самым исключается необходимость постановки вопроса об ответственности за недоносительство, ибо советское уголовное законодательство не

119

возлагает на преступника обязанности доносить о совершенном им преступлении[120]. Приведенное положение, казалось бы, настолько очевидно, что ни у кого оно не должно вызывать сомнений. Однако в практике судов все-таки приходится сталкиваться с отступлениями от указанного выше правила.

Так, Кобякин, работая охранником во вневедомственной охране при УООП Карагандинской области, вступил в преступную связь с инспектором по собаководству Шкрибляк и Волковым. Будучи допущенными в ночное время Кобякиным на территорию межрайбазы облпотребсоюза, Шкрибляк и Волков путем подбора ключа проникли в склад и похитили оттуда материальные ценности на сумму 18382 руб. Затем похищенное доставили на квартиру Кобякина и поделили между собой.

Карагандинский областной суд, правильно признав в действиях Кобякина наличие признаков ст.ст. 17 и 76 (ч. III) УК КазССР (соучастие в хищении), вместе с тем вменил в его вину совершение преступления, предусмотренного ст.

120

во)[121], в то время как Кобякин, являясь соучастником хищения, не должен нести ответственность за недонесение об этом же хищении.

Бездействие субъекта при недоносительстве есть абсолютно пассивное поведение, возникающее в связи с преступной деятельностью других лиц и выражающееся в умышленном невыполнении правовой обязанности совершить активное действие. Поэтому не следует смешивать бездействие недоносителя с внешне сходной деятельностью пособника.

Т., А., В. и С. совершили ряд разбойных нападений на граждан, а Н. во время совершаемых нападений стоял на страже у подъездов.

В данном случае, как нам представляется, можно говорить о бездействии субъекта чисто условно, т.е. в том смысле, что он не принимал непосредственного физического участия в самом акте нападения на граждан. В сущности же ничего общего между поведением Н. и недоносительством не имеется. Поведение Н. в отличие от недоносительства не вытекает из факта преступления, выполненного исполнителями, а напротив, само является одним из обстоятельств, обусловивших действия исполнителей, поскольку сознание исполнителями того, что Н., находясь у подъезда, предостерегал их от возможной опасности разоблачения и задержания, направляло преступников на более решительные действия в осуществлении своего преступного замысла. Следовательно, Н. должен нести ответственность за пособничество разбою.

Однако, несмотря на это, судебная коллегия Верховного суда РСФСР отвергла выводы Московского городского суда о наличии в действиях Н. признаков соучастия, переквалифицировав их на статью закона, предусматривающую недоносительство[122].

Уголовному законодательству известны две разновидности недоносительства: несообщение о готовящемся и уже совершенном преступлении. Помимо простого констатирования о существовании этих раз-

121

новидностей каких-либо указаний относительно степени их наказуемости закон не содержит.

В правовой литературе принято считать, что характер и степень опасности названных видов недоносительства неодинаковы.

Социалистическое государство прежде всего заинтересовано в предотвращении нарушения установленных им общественных отношений. Что же касается раскрытия преступления, то оно, будучи ответной мерой государства и имея также большое профилактическое значение, тем не менее уступает по своей значимости деятельности государства, направленной непосредственно на предупреждение преступлений. Следовательно, недоносительство о готовящемся преступлении, посягая на общественные отношения, связанные с предотвращением преступлений, представляет бoльшую опасность, чем недонесение о совершенном преступлении.

Интересы строгой индивидуализации ответственности требуют, чтобы различная степень опасности видов недоносительства нашла отражение и в степени их наказуемости. Но, к сожалению, законодательство не проводит подобной дифференциации ответственности.

Нам представляется, что ст. 190 УК РСФСР и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик в нынешней их редакции являются недостаточно совершенными и нуждаются в изменении.

В защиту необходимости разграничения ответственности за недонесение о готовящемся и совершенном

122

преступлении выступает В.Г. Смирнов[123]. Однако к такому выводу он приходит на основе отнесения недонесения о готовящемся преступлении не к прикосновенности, а к разновидности пособничества.

Последний полагает, что неодинаковая степень опасности различных видов недонесения может быть учтена в рамках относительно определенной санкции одной и той же статьи УК и поэтому не следует предусматривать эту ответственность в разных статьях[125]. Нам кажется, что такое возражение не совсем убедительно, ибо в данном случае нет никакой необходимости в создании дополнительной статьи. Решение предлагаемого нами вопроса может быть достигнуто путем конструирования в статье, предусматривающей недоносительство, двух частей соответственно двум его видам, тем самым избежав нарушения нумерации статей уголовного кодекса.

Вызывает некоторое разногласие вопрос о характере заранее обещанного недоносительства.

Мы полагаем, что правильного взгляда придерживаются те авторы, которые рассматривают заранее обещанное недоносительство как пособничество преступлению[126]. Некоторые авторы не соглашаются с таким мнением[127].

123

Так, П.И. Гришаев пишет, что при заранее обещанном недоносительстве в отличие от заранее обещанного укрывательства отсутствует совместная деятельность и, следовательно, необходимые объективные признаки соучастия[128].

На наш взгляд, П.И. Гришаев сводит совместную деятельность по существу лишь к совместным физическим действиям, только они, по его мнению, способны породить причинную связь между поведением лица и наступившим результатом. Между тем известно, что причинная связь как объективный признак соучастия может быть обусловлена не только физическими действиями, но и психическим воздействием на сознание исполнителя, как это имеет место при подстрекательстве и интеллектуальном пособничестве. Поэтому нет никаких оснований не относить к соучастию обещание субъекта не донести о преступлении, поскольку подобное обещание, укрепляя у преступника надежду уйти от разоблачения, устраняет или, по крайней мере, ослабляет у него сдерживающие мотивы и служит обстоятельством, стимулирующим реализацию преступного намерения. Установление взаимного психологического контакта между недоносителем и исполнителем, таким образом, подобно обещанию укрыть преступление, представляет собой одно из звеньев той объективной причинной цепи, завершающейся выполнением преступления.

Рассмотрение объективной стороны недоносительства включает в себя также вопросы, касающиеся органа, которому лицо должно донести о ставшем ему известным преступлении и срока, в течение которого это сообщение следует сделать. Действующее законо-

124

дательство не конкретизирует, куда лицо должно донести о преступлении. Теория и практика советского уголовного права стоит на той позиции, что такое сообщение может быть сделано не только в органы власти, непосредственно осуществляющие борьбу с преступностью, но и в любой другой орган, чья деятельность в той или иной мере связана с охраной конкретного вида общественных отношений, в сфере которого совершается или совершено посягательство[129].

Решение вопроса о сроке, в течение которого лицо обязано сообщить о преступлении, по нашему мнению, должно производиться в зависимости от того, о каком преступлении идет речь — о готовящемся или уже совершенном.

Если речь идет о совершенном преступлении, лицо должно сделать сообщение о нем в минимально кратчайший срок, после того как оно стало ему известным. При установлении факта, что лицо, имея реальную на то возможность, сделало это сообщение с опозданием, оно не освобождается от ответственности.

Несколько иначе этот вопрос решается, когда речь идет о готовящемся преступлении. Здесь представляется правильным исходить из наличия отрезка времени, необходимого для того, чтобы компетентный орган, куда сделано сообщение, имел реальную возможность предупредить совершение преступления. Поэтому следует признать вполне извинительными случаи, когда лицо сделало такое сообщение не в минимально короткий срок, а с пропуском этого срока, но тем не менее в сроки, в течение которых есть еще возможность пресечь преступление. Лицо, хотя и сделавшее сообщение до совершения преступления, но в сроки, при которых уже упущена реальная возможность для его предупреждения, не может быть освобождено от ответственности. Тем более не подлежит освобождению от уголовной ответственности лицо, сделавшее это

125

сообщение уже после события преступления. В связи с этим считаем необходимым выразить свое несогласие с мнением, которое не усматривает признаков уголовно-наказуемого деяния в поведении лица, сообщившего о преступлении после его совершения, хотя они знало и не сообщало о преступлении в стадии его приготовления[130].

С субъективной стороны недоносительство совершается как с прямым, так и с косвенным умыслом[131]. По мнению ряда авторов, умысел недоносителя при всех условиях должен оставаться прямым[132]. Они при оценке характера умысла недоносителя исходят из того, что недоносительство, будучи формальным преступлением, влечет ответственность независимо от наступления вредных последствий. Поэтому умысел недоносителя должен якобы целиком и полностью ограничиваться сознанием и желанием определенного поведения, абстрагируясь при этом от конкретного психического отношения к возможным его последствиям. Такой подход к характеристике умысла при недоносительстве является формальным и игнорирует особенности психического отношения недоносителя к своему деянию.

Поскольку поведение недоносителя, так же как ипри других формах прикосновенности, приобретает общественную опасность не само по себе, а в связи с реальной возможностью наступления вредных последствий в виде уклонения преступника от наказания, было бы неправильным не учитывать конкретного психического отношения субъекта к этим последствиям. В реальной действительности лицо, не доносящее о

126

преступлении, не всегда руководствуется желанием помочь преступнику уйти от разоблачения.

Вполне возможны случаи, когда лицо не сообщает о преступлении ввиду боязни угрозы или мести со стороны самого преступника или же его родственников. Признание прямого умысла у подобного недоносителя было бы равносильно признанию у него желания своим бездействием помешать раскрытию преступления. Однако подобная характеристика умысла недоносителя не отражала бы действительной картины его психического отношения к своему поведению. В самом же деле здесь лицо под воздействием угрозы лишь допускает возможность уклонения преступника от ответственности. Иными словами, субъективная сторона поведения недоносителя характеризуется косвенным умыслом.

В приведенном случае в основе поведения недоносителя лежала борьба двух противоположных мотивов: мотива долга перед обществом и мотива эгоистического, в ходе которой берет верх последний. Но, как мы видели, пробуждение второго вида мотива было обусловлено психическим воздействием в виде угрозы на сознание недоносителя извне. Мотив общественного долга, не имея достаточно прочной основы в моральном облике субъекта, был подавлен в зачаточном состоянии.

Возможны также случаи недоносительства с косвенным умыслом, когда лицо, не преследуя цели помочь преступнику в его попытке уклониться от ответственности и не подвергаясь психическому давлению извне, все же не выполняет возложенной на него правовой обязанности.

Так, А., проходя по улице и будучи очевидцем убийства П., совершенного Б., не доносит о нем в органы власти. А., хотя и знает Б., но в знакомстве с ним не состоит и какой-либо заинтересованности в том, чтобы оказать содействие Б. уклониться от наказания, у него не имеется. Из обстоятельств дела видно, что также отсутствует у А. основания опасаться возможной мести со стороны Б. в случае сообщения им в органы власти об его преступлении. Следовательно, А., не преследуя цели воспрепятствовать разоблачению преступника, сознает возможность создания своим пове-

127

дением серьезных препятствий отправлению правосудия и относится безразлично к такому исходу дела.

Обратимся к третьему конкретному случаю.

Вышемирский, Ефимов, Чмырев, Курков вечером 30 апреля 1966 г. пригласили девушек, купили два ящика вина и начали пьянствовать в доме Вдовченко. Оставшись на ночь в этом же доме, утром снова пили. Потом девушки пошли переодеваться, а парни — на речку. Находясь на речке, они вели себя развязно, выражались нецензурной бранью, несмотря на присутствие отдыхающей публики. Остапенко, проходя мимо этих парней, сделал им замечание, в ответ на что вновь послышалась площадная брань. Остапенко предупредил, что он работник милиции и еще раз обратился к ним с просьбой прекратить сквернословие. В это время Вышемирский, отделившись от своей компании, подошел вплотную к Остапенко и неожиданно для него нанес два ножевых удара в грудную полость и живот, затем вместе с дружками скрылся с места происшествия. Ефимов, Чмырев, Курков, будучи очевидцами совершенного Вышемирским покушения на убийство, не донесли об этом факте в органы власти[133].

Не вызывает сомнения, что в отличие от двух предыдущих случаев бездействие Ефимова, Чмырева, Куркова было прямо продиктовано их желанием помочь своему собутыльнику избежать заслуженного наказания за совершенное преступление. Значит, характер умысла недоносителей не является одинаковым, как об этом утверждают некоторые авторы. Приведенные нами соображения указывают на ошибочность точки

128

зрения, не допускающей возможность совершения недоносительства с косвенным умыслом.

Таким образом, существенным элементом субъективной стороны недоносительства во всех случаях является сознание субъектом возможности в результате своего поведения создать серьезное препятствие к раскрытию преступления и наказанию виновного. Отсутствие подобного сознания, разумеется, исключает и наличие признаков состава преступления в действиях субъекта. В свете сказанного трудно согласиться с Г.А. Кригером, отвергающим возможность освобождения от ответственности лица, не донесшего о факте совершенного преступления ввиду того, что ему было достоверно известно, что органы власти уже осведомлены о преступлении и у которого, следовательно, отсутствует сознание того, что оно своим поведением препятствует раскрытию преступления[134].

Ответственность за недоносительство может наступить за несообщение лишь таких сведений о преступлении, которые являются достоверными, т.е. истинными. При этом важно отметить, что объективная достоверность этих сведений должна быть еще подкреплена субъективной убежденностью лица в их истинности. Само по себе соответствие сведений, которыми располагал субъект, фактам объективной действительности, но при отсутствии у него твердой уверенности в их истинности, исключает наличие умысла в его действиях и, следовательно, не влечет уголовной ответственности.

Для того чтобы у субъекта сложилось достоверное знание о том или ином явлении, необходимо, чтобы он обладал известным минимумом сведений о нем. Объем сведений, которыми обычно обладает недоноситель, бывает различным. Он может превышать, быть равным, но ни в коем случае не должен быть меньше того минимума, без чего невозможно говорить о достоверности знаний. В связи с этим возникает вопрос, каков же все-таки должен быть объем сведений, которые лицо обязано сообщить в соответствующий орган?

129

П.И. Гришаев полагает, что для освобождения лица от ответственности необходимо, чтобы оно сообщило органам власти обо всех известных ему обстоятельствах, имеющих значение для предотвращения или раскрытия преступления. Э.X. Раал, например, полагает, что лицо должно сообщать в полном объеме все то, что ему известно о преступлении и преступнике[135]. Такое решение вопроса вряд ли приемлемо, ибо оно повело бы к необоснованному расширению пределов ответственности за недонесение.

По нашему мнению, круг сведений, которые подлежат сообщению в органы власти, должен определяться исходя из минимума, необходимого для достоверного знания о предмете.

В литературе нет достаточной четкости по вопросу о том, что должно входить в этот минимум.

Многие авторы, рассматривая указанный вопрос, пытаются дать универсальный перечень сведений, сообщение которых, по их мнению, должно быть обязательным. В.Г. Смирнов считает, что в этот перечень обязательно следует включать сведения, характеризующие объект посягательства (на что совершается посягательство?), субъект преступления (кто, сколько?) и характер его (их) действий[136].

Нам думается, что здесь не нужно составлять всеобъемлющего, пригодного для всех встречающихся в жизни случаев, перечня. Объем сведений, которые надлежит сообщить, должен определяться в зависимости от конкретных обстоятельств, в силу которых то или иное лицо оказывается связанным с преступлением. Для иллюстрации сказанного сошлемся на следующие наиболее типичные случаи недоносительства.

1. Лицо достоверно знает, что готовится или уже совершено определенное преступление, но ему неизвестна личность преступника. Круг сведений, которые лицо обязано сообщить,

130

ограничивается описанием характера преступления и места его совершения.

2. Лицо достоверно знает также иличностьпреступника. В круг этих сведений помимо описания характера преступления входят также и сведения, относящиеся к личности виновного.

3. Сведения о самом факте преступления уже стали достоянием органов, ведущих расследование,однако еще неизвестна личность виновного или жеизвестна личность, но неизвестно его местонахождение. Круг сведений ограничивается данными, касающимися личности виновного либо его местопребывания.

Как известно, одной из особенностей законодательной конструкции недонесения является то, что оно, подобно укрывательству, наказуемо лишь в строго определенных случаях.

Каков должен быть круг этих случаев? На основе каких критериев следует его определять? Эти вопросы представляют серьезный практический интерес, ибо правильное их решение призвано обеспечить разумное сочетание применения уголовно-правовых санкций с мерами общественно-морального воздействия в борьбе с общественно опасной деятельностью недоносителя.

По сравнению с ответственностью за укрывательство круг уголовно-наказуемого недоносительства, разумеется, должен быть относительно узким, что обусловлено сравнительно меньшей степенью его опасности. Так же как и при укрывательстве, единственным критерием, на основе которого устанавливается ответственность за недоносительство, следует считать тяжесть преступления, о чем не сделано сообщение в органы власти. В отличие от укрывательства, на наш взгляд, недоносительство должно влечь уголовно-правовую ответственность лишь в отношении наиболее тяжких из преступлений, перечисленных в примечании II к ст. 24 УК РСФСР и соответствующих статьях УК других союзных республик. Этой же линии, как показывает анализ уголовно-правовых норм, посвященных недоносительству, в основном придерживаются уголовные кодексы всех союзных республик. Одна-

131

ко, несмотря на единство исходной линии в определении критерия ответственности за недоносительство, уголовные кодексы союзных республик допускают расхождения при определении объема этой ответственности. Если в некоторых уголовных кодексах предусмотрен довольно широкий круг преступлений, недонесение о которых влечет уголовную ответственность (УК Армянской ССР — 32 преступления, УК УССР — 27 преступлений, УК РСФСР — 23 преступления), то в ряде же кодексов этот круг, на наш взгляд, крайне сужен (УК Узбекской ССР — 9 преступлений, УК Грузинской ССР — 14 преступлений). Так, например, УК Узбекской ССР (ст. 170), предусматривающий наименьший круг уголовно-наказуемого недонесения, включает в этот перечень только умышленное убийство, разбой, хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах и хищение огнестрельного оружия и боеприпасов или взрывчатых веществ.

Особенно резкие противоречия имеют место при оценке опасности недоносительства о следующих видах преступной деятельности.

Согласно уголовным кодексам РСФСР, Белорусской, Молдавской, Киргизской, Таджикской, Армянской и Туркменской союзных республик наказуемо в уголовном порядке недонесение об изнасиловании, совершенном как при тяжких, так и при особо тяжких обстоятельствах, в то время как уголовные кодексы Украинской, Казахской, Азербайджанской и Эстонской союзных республик предусматривают ответственность за недонесение об изнасиловании, совершенном лишь при особо отягчающих обстоятельствах, а уголовные кодексы четырех остальных союзных республик вообще не знают ответственности за подобное недоносительство.

Уголовные кодексы РСФСР, Украинской, Азербайджанской, Киргизской, Армянской союзных республик устанавливают ответственность за недонесение о всех видах взяточничества, совершенного при отягчающих обстоятельствах, уголовные кодексы Белорусской и Эстонской союзных республик — за недонесение только о получении взяток, а в уголовном законодательстве

132

всех других союзных республик таковая ответственность не предусмотрена[137].

Уголовные кодексы ряда союзных республик не признают в качестве уголовно-наказуемого деяния недонесение о посягательстве на жизнь работника милиции и народного дружинника.

Разнобой в законодательстве наблюдается и при определении ответственности за недонесение о хищениях социалистической и личной собственности.

Так, уголовные кодексы Белорусской, Узбекской, Молдавской и Таджикской союзных республик в отличие от уголовных кодексов большинства союзных республик не находят нужным преследовать в уголовном порядке недонесение о хищении социалистического имущества в крупном размере, совершенном путем присвоения, растраты или злоупотребления служебным положением.

Почти все союзные республики, за исключением Белорусской, Узбекской и Таджикской, устанавливают наказуемость недоносительства о мошенничестве в отношении социалистического имущества, причинившем крупный ущерб или совершенном особо опасным рецидивистом. Недонесение о мошенничестве, связанном с хищением личного имущества и причинившем значительный ущерб потерпевшему, либо совершенном особо опасным рецидивистом, признается наказуемым только на основании уголовного законодательства РСФСР, УССР, Киргизской и Армянской ССР.

Если большинство союзных республик предусматривают ответственность за недонесение о краже и грабеже, совершенным в отношении личного имущества граждан особо опасным рецидивистом, то в уголовных кодексах Узбекской, Казахской, Грузинской, Латвийской и Эстонской союзных республик такая норма отсутствует.

Описанные нами расхождения в законодательстве о недоносительстве не обусловлены ни социальными, ни

133

географическими особенностями той или иной союзной республики и сохранение их в дальнейшем вряд ли целесообразно.