§ 2. Методологические проблемы моделирования объекта экологических преступлений

Теоретическое обоснование применения уголовной ответственности за экологические преступления является для российского уголовного права проблемой, решение которой во многом зависит от уяснения сущности объекта этого вида преступлений.

Еще в дореволюционной России юристы закладывают основы теорий «субъективного права» и «нормы права» как объекта преступления. Н.С. Та-ганцев объектом преступления называл «норму права в ее реальном бытии», хотя и признавал, что придание исключительного значения моменту противоправности неминуемо приведет к тому, что «преступление сделается формальным»2. Сторонники теории «правового блага», напротив, пытались выделить в объекте преступления преимущественно его формальную, правовую сторону. Д.А. Дриль, П.Д. Калмыков и некоторые другие юристы в принципе не различали объект и предмет преступления. В.Д. Спасович писал, что «... предметом преступления может быть частное лицо, семья, сословие, церковь, совокупность лиц, находящихся в известной местности, или публика, государство и его

з

правительство, со всеми органами этого правительства» .

1 См., например: Зателепин O.K. К вопросу о понятии объекта преступления в уголовном праве // Уголовное право. 2003. № 1. С. 30.

См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая. Т. 1. М., 1994. С. 33-34. 3 См.: Спасович ВД. Учебник уголовного права.

Н.Д. Сергеевский выделял «двоякого рода направленность преступления» - «общее право и частное право» или «правовые нормы и конкретные блага, интересы». «...Нарушение нормы закона невозможно без посягательства на конкретные блага или интересы; одно же посягательство на эти последние, если за ними не стоит нарушение нормы закона, не будет преступным»1.

В советский период длительное время доминирует теория, согласно которой объектом преступления выступают преимущественно общественные отношения. Существовали различные вариации подобного рода объекта, однако во всех случаях главной особенностью общественных отношений признавалось то, что они являются отношениями между людьми (их коллективами), формой их социального бытия. Действительно, общественные отношения нельзя отрывать от человеческой деятельности: с одной стороны, общественные отношения возникают из действий людей, порождаются их поведением, а с другой - определяют, формируют поведение своих субъектов. «Фактическое поведение, вытекающее из общественных отношений и обусловленное ими, служит основой для возникновения новых отношений через обретение субъектами в совместной деятельности новых социальных качеств»2. Это положение можно распространить и на анализ таких «новых отношений» для РФ, как отношения частной собственности на природные объекты и ресурсы, которые представляют все больший интерес для многих специалистов в области экологии и российского уголовного законодательства.

1              Сергеевский НД. Русское уголовное право. Часть Общая. Петроград, 1915. С. 243.

2              Новоселов Г.П. Указ. работа. С. 9.

3              См., например: Новоселов Г.П. Там же. С. 3-5.

4              См., например: Никифоров Б.С. Объект преступления. M., 1960. С. 29-121.

К сожалению, в российском уголовном праве подходы к проблеме установления объекта преступлений часто зависимы от политической конъюнктуры3. Многие юристы при социализме в «объекте» видели только признаки преступного посягательства на общественные отношения или на государственную собственность4, в «перестроечную» эпоху - признаки покушения на абстрактные общечеловеческие ценности, а сегодня - угрозу основным рыночным приоритетам.

Объект преступлений как система общественных отношений действительно есть абстрактное понятие и потому неосязаем, но преступления, в частности экологические, наносят весьма осязаемый ущерб элементам реального его «прообраза». Посягая на отдельные фрагменты природной среды, они повреждают или даже «разрывают» структуру отношений, сложившихся в обществе на протяжении многовековой практики природопользования между отдельными людьми и целыми социальными группами по поводу взаимосвязей с окружающей природной средой1.

В философском контексте общее понимается как признак реального, существующего в пространстве и времени объекта, находящегося в отношении сходства к признаку по крайней мере еще одного класса. Поэтому Г.П. Новоселов прав, утверждая, что «в объектах преступлений нужно различать признаки, свойственные объекту лишь одного преступления, объектам некоторой группы преступлений и объектам всей совокупности преступлений. Имея в виду повторяющееся в каждом без исключения объекте преступления (общее), можно сконструировать общее понятие объекта преступления, которое, согласно закону логики об обратном соотношении между объемом и содержанием понятия, будет самым бедным по содержанию (включать в себя лишь те черты, которые имеются у объекта всякого преступления) и самым большим по объему (подра-зумевать объект любого преступления)» .

См., например: Байдаков С. Л., Серов Г.П. Правовое обеспечение охраны окружающей среды и экологической безопасности. М., 2003. С. 128-131.

2 Новоселов Г.П. Указ. работа. С. 21-22.

Существование прообраза самого «объекта» не зависит от способов его фиксации: выявления, описания, определения. Это реальный факт экзистенции весьма определенного фрагмента бытия. Поэтому объект экологических преступлений инвариантен: он не может изменяться в зависимости от политических, экономических или иных коллизий. Могут меняться лишь формы его юридической фиксации. В более философском контексте это обстоятельство выделяет А.И.

В 70-80-е гг. прошлого столетия к наиболее опасным видам правонарушений в области экологии относились деяния, посягающие на государственную собственность на природные ресурсы. С известной долей условности к такого рода правонарушениям, подлежащим уголовной ответственности, можно было отнести: 1) сделки в прямой или скрытой форме, нарушающие право государственной собственности на природные ресурсы; 2) самовольный захват или самовольное использование природных ресурсов; 3) уничтожение или порча при-родных ресурсов . При таком подходе объектом особо опасных экологических правонарушений признавались не общественные отношения вообще, как сейчас принято считать, а именно отношения по охране права государственной собственности на природные ресурсы. Последующие изменения в политической и экономической жизни российского общества существенно отразились и на юридических представлениях о данном виде преступных посягательств.

1              Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. M., 1963. С. 50-51.

2              См.: Рябов А.А. Охрана государственной собственности на природные ресурсы СССР. Казань, 1986.

С. 119.

Выше речь шла лишь о юридическом признании и фиксации приоритета прав государства в определенной («социалистической») системе общественных отношений. Однако в последние годы все чаще появляются публикации, в которых авторы пытаются опровергнуть тезис, что объектом экологических преступлений могут быть только общественные отношения. В новой «рыночной» реальности действительно возрастает необходимость учета права иных форм собственности на природные объекты. Усиление внимания юристов к проблеме защиты интересов частных собственников на природные объекты понятно, но при этом следует учитывать, что меняется не столько содержание такого рода отношений, сколько их форма.

С позиции системного подхода, мир есть система систем. Поэтому для описания системной специфики фрагментов реальности необходимо пользоваться соответствующим категориальным аппаратом. К философским категориям применимы одни уровни анализа, к общенаучным - другие. Однако, к сожалению, довольно часто приходится сталкиваться с необоснованным отождествлением понятий философского уровня (к примеру, категории «целое -часть») с понятиями общенаучными («система и элемент»), которые далеко не всегда идентичны.

Клир И. Абстрактное понятие системы как методологическое средство // Исследования по общей теории систем. M., 1969. С. 199-200.

2 См.: Зателепин O.K. К вопросу о понятии объекта преступления в уголовном праве //Уголовное право. 2001, № 1.С. 29.

Объект нельзя задать «вообще» посредством какого-либо из сформулированных определений: «понятие «объект» всегда является до некоторой степени туманным, а относящиеся к нему проблемы - недостаточно ясными»1. Поэтому сам вопрос об объекте экологических преступлений, по сути, сводится к проблеме конструирования «модели» объекта преступления как оптимально приемлемого варианта приближения конкретного юридического знания к абстрактному философскому «идеалу». При таком подходе, по мнению O.K. Зате-лепина, «правильное» определение феномена действительности, обозначаемого термином «объект преступления», требует вначале установления «контуров» (своего рода границ) искомой реальности. Для определения объекта преступления необходимо учитывать философские положения о том, что: а) объект — это не вся реальность, а только определенная ее часть; б) объект - это всегда сложное, а не однородное, одномерное явление; в) формой проявления бытия конкретного объекта реальности является состояние, под которым понимается доминирующий способ реализации бытия объекта в определенный момент времени, в данном пространстве2.

Причинами отмеченных противоречий, возникающих в теории, могут быть и определенные несоответствия между различными уровнями структуры системы оснований. Уголовное право, также как и любая другая наука, опирается на собственную систему оснований, в которой можно выявить определенную «иерархию» (так, к примеру, «логическое основание опирается на методологическое, а это последнее - на философское»1). Традиционно к фундаментальным основам теории уголовного права относили систему философских оснований, состоящую из определенной совокупности универсальных принципов, законов и категорий философии. Именно на них опираются методологические и другие основания теории, выступающие в виде системы специально-юридических (формально-логических) методов и др.

Философский уровень знания наиболее фундаментален и универсален. Системный подход, хоть и приближен к философскому методу осмысления действительности, но не является по сути таковым. Ведущие специалисты высоко оценивают «общенаучность» системного подхода как важной характеристики метода познания, но не его мировоззренческую компоненту2. К тому же и для самих философских категорий свойство «общенаучности» не является их определяющим признаком - оно производно: философское знание всегда имело общенаучное значение, но определяющим для него выступает способ подхода к миру и человеку3.

1              Петров ЮЛ. Философские вопросы математики. М., 1973. С. 15.

2              См.: Садовский В.Н. Проблемы методологии системных исследований в современной американской философии науки // Системные исследования: методологические проблемы. Ежегодник, 1980. М., 1981. С. 84— 108.

3              См.: Готт В.С., Семенюк Э.П., УрсулА.Д. Категории современной науки. М., 1984. С. 117.

Сохраняющаяся в юридических науках традиция «восхождения» лишь к философским категориям и законам становится все менее привлекательной с точки зрения современной методологии. В последнее время системные методы исследования все шире внедряются в самые различные области юридического знания, и хотя практика применения системных методов в уголовном праве и других юридических науках свидетельствует о достаточно высокой эффективности новой «системной идеологии», эти процессы протекают во многом стихийно, порой без должного методологического обоснования.

Высокая эффективность применения в различных областях современного права таких понятий, как «система», «элемент», «структура», «функция», «модель» и других общенаучных терминов, обусловлена «эксплуатацией» их важного качества - универсальности. Мост «общенаучности», наводимый такого рода понятиями между различными научными дисциплинами, помогает более эффективно решать задачи интеграции для тех наук, которые вынуждены «объединяться» в силу сложности изучаемых ими процессов, явлений или объектов1. Наиболее ярким примером такого «вывода» знания на «общенаучную» орбиту может служить статус современной социальной экологии, которая на основе комплексных и системных исследований разрабатывает теоретические основы стратегии выживания человечества в эпоху обострения глобальных проблем.

Логическим обоснованием возможности такого приближения философских оснований к конкретным юридическим реалиям посредством промежуточных («общенаучных») категорий может стать знаменитая аксиома силлогистики: «Nota notae est nota rei, repugnans notae repugnat rei» (признак признака есть признак самой вещи) . Это положение можно рассматривать и как методологическое обоснование редукции, в рамках которой универсальные философские категории «общество», «природа», «вещь» и др. можно заменять на близкие им (по смыслу), но более узкие (по объему) общенаучные понятия «общественные отношения», «природный объект», «система» и др., признавая тем самым возможность сохранения (в известных пределах) и на «общенаучном» уровне характерного для философского уровня знания важного качества -«универсальности».

1              См.: Веревичева М.И. Значение интеграции социальной и правовой экологии в решении экологической проблемы // Экология и жизнь. Пенза, 2003. С. 46-49.

2              См.: Формальная логика. Л., 1977. С. 104.

Как ни странно, но центральным понятием системного подхода является отнюдь не каждая «система». Каждый объект может рассматриваться как система, но не каждая система представляет собой упорядоченное множество элементов. Ю.А. Шрейдер справедливо отмечает, что «общее понятие системы выделяет системные объекты, противопоставляя их объектам, воспринимаемым как устроенные хаотически, без постигаемой закономерности в их организации. Объекты, которые исследователь не может мыслить как системные, по сути своей не могут быть предметом научного изучения... В системности описания содержится намек на системность предмета описания, еще не облеченный достоинством открытой закономерности. Системность в столь общем понимании означает просто возможность постижения дискурсивным средством»1.

Системное должно познаваться системно. Однако существуют и такие представления о системном подходе к анализу специфики объекта экологических преступлений, с которыми трудно согласиться. Так, С.А. Агамагомедова считает, что «очень важно уметь подойти к объекту посягательства экологического преступления системно, учитывая все (курсив наш. - М.В.) многочисленные внутренние связи между структурными элементами окружающей природной среды»2.

Конечно, чисто теоретически в отмеченном системном контексте интересно и важно суметь увидеть в срубленном дереве «звено, выпавшее из огромной цепи экологических связей». Однако на практике доказать суду, что срубленное преступником дерево по ценности равно лесу, который мог бы появиться в будущем от семян этого дерева, которым так и не удалось произрасти, не так-то просто. В этом плане анализ уголовно-правовой специфики экологических преступлений достаточно сложен.

1              Шрейдер Ю.А. Особенности описания сложных систем // Системные исследования: Ежегодник. М., 1983. С. 107.

2              Агамагомедова С.А. Криминологический аспект понятия и состава экологического преступления // Актуальные проблемы политики и права. Вып. 2. Пенза, 2001. С. 181.

О.Л. Дубовик, Э.Н. Жевлаков, А.И. Чучаев и многие другие авторы не раз отмечали необходимость отказаться от попыток вменить весь объективно возможный вред (зачастую его просто невозможно установить), а учитывать основные, ближайшие последствия, указанные в законе. Несоблюдение этого правила может привести к необоснованному осуждению лица1. Эту позицию более полувека назад Н.Д. Дурманов сформулировал следующим образом: «Из бесконечного количества изменений, которое вызывает определенное человеческое поведение, уголовное право интересует не последствия «вообще», не последствия в «широком» смысле слова, а лишь те, которые соответствуют описанным в законе признакам конкретного преступления»2.

В уголовном праве сложилась традиция, согласно которой в основу выделения нормативного массива однородных общностей должен быть положен родовой объект посягательства. Однако сложность анализа экологических преступлений состоит в том, что с позиции уголовного права экологически опасное деяние не всегда имеет своим объектом именно отношения в сфере экологии и именно особенность предмета посягательства может стать решающим аргументом его квалификации как преступления.

Особенностью действующего УК РФ является то, что в нем содержатся нормы, в которых предмет преступления предусмотрен альтернативно либо вовсе не конкретизируется (ст. 246, 247, 250, 251 УК РФ и др.). Преступления, предусмотренные такими нормами, относят к преступлениям общего характера. Преступления, посягающие на конкретно определенный в законе элемент природной среды и связанные с ним конкретные общественные отношения по его охране, относят к специальным по характеру. Смешанный характер некоторых преступлений отражается в альтернативно-экологических нормах3.

1              См., например: Жевлаков Э.Н. Экологические преступления: понятие, виды, проблемы ответственности: Дис. ... докт. юрид. наук. С. 117.

2              Дурманов Н.Д. Преступление - акт внешнего поведения человека // Советское государство и право. 1947. С. 12.

3              См.: Российское уголовное право: В 2 т. Т. 2. Особенная часть. М., 2001. С. 512.

4              См.: Бушуева ТЛ., Дагель П.С. Объект уголовно-правовой охраны природы // Советское государство и право. 1971. № 8. С. 81-82.

П.С. Дагель и Т.А. Бушуева утверждают, что «родовой объект — это нормальные отношения между людьми по поводу окружающей среды как основы существования и жизнедеятельности человеческого общества»4. Н.Л. Романова вообще полагает неправильным считать объектом экологических преступлений окружающую природную среду и экологическую безопасность, поскольку, по ее мнению, объектом такого рода преступлений выступают отношения по поводу их обеспечения1.

Если родовым объектом преступлений, предусмотренных гл. 26 раздела IX УК РФ «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка», признать общественные отношения, обеспечивающие условия нормального функционирования общественной безопасности и общественного порядка, то тогда под видовым объектом экологических преступлений следует понимать более конкретную социальную реальность: систему социально-экологических отношений, обеспечивающих экологическую безопасность и охрану природных условий нормального функционирования человека, общества и государства. В этом случае появляется необходимость выделения групповых (подвидовых) объектов: а) социально-экологические отношения по охране природных объектов и ресурсов; б) отношения по правовому обеспечению экологической безопасности. Соответственно, непосредственным объектом преступного деяния становится конкретный вид социально-экологических отношений. Предметом же экологических преступлений в широком смысле слова является вся природа в целом, а в более узком - природные ресурсы: земля, ее недра, атмосфера, внутренние воды и воды открытого моря, животные, растительность и т.п.2

1              См.: Романова НЛ. Указ. работа. С. 38.

2              См.: Жевлаков Э.Н., Суслова Н.В. Экологическая преступность в Российской Федерации в 1990 -2000 гг. // Уголовное право. 2000. №З.С. 68.

3См.: Пианка Э. Эволюционная экология. М., 1981. С. 12-13.

С позиции системной экологии, каждый целостный фрагмент (объект) биосферы представляет собой экосистему - конкретную совокупность взаимодействующих между собой в процессе функционирования абиотических (неживых) и биотических (живых) компонентов, включающую в каждом конкретном месте климат, почвы, бактерии, грибы, растения и животные3. С юридической точки зрения, различение компонентов среды на абиотические и биотические весьма условно, поскольку точного разграничения между ними нельзя провести ни по водной, ни по земной границе (в природе все тесно переплетено друг с другом). В связи с этим установление того, какие именно компоненты природы (биотические или абиотические) становятся предметом преступного посягательства, часто бывает весьма затруднительным.

Практика - критерий истинности знания и в уголовном праве. Установить общественную опасность любого экологического преступления можно лишь на практике, установив ущерб, нанесенный преступным посягательством. С учетом отмеченной выше специфики предмета экологических посягательств для юристов все более актуальной становится проблема уточнения понятия «существенного вреда», наносимого экологическими преступлениями. Как отмечалось выше, один критерий масштабности предмета посягательства не может отразить специфику «экологичности» преступления. На практике для более полного анализа степени «существенного вреда» важно учитывать и направленность такого преступного деяния на дестабилизацию определенного вида охраняемых законом социально-экологических отношений. Так, согласно ст. 259 УК законодателем признается нанесение существенного вреда критическим местообитаниям для организмов, занесенных в Красную книгу, хотя известно, что такого рода преступления часто наносят вред одновременно и человеку (опустынивание, высыхание источников воды и т.п.). Поэтому лишь многофакторный анализ реального ущерба, наносимого экологическим преступлением природной среде и социально-экономическим отношениям, может стать объективной основой конструирования системы экологических преступлений.