§ 1. Методологические аспекты систематизации экологических преступлений

Большинство исследователей сходится во мнении, что законодательство в экологической сфере должно быть единым, целенаправленным, комплексным и внутренне логически выдержанным, т.е.

1              См.: Романова НЛ. Понятие и система экологических преступлений: Дис. ... канд. юрид. наук. Иркутск, 2000. С. 101.

2              См., например: Клюканова Л.Г. О концепции систематизации экологического законодательства // Экологическое право. 2002. № 5. С. 35.

3              См.: Жевлаков Э.Н. Экологические преступления и экологическая преступность. М., 1996. С. 27.

В современной юридической литературе доминирует мнение, согласно которому все составы преступлений экологического характера, содержащиеся в УК РФ, можно делить на три категории: специальные экологические составы, смежные и дополнительные. К специальным относят, как правило, все составы преступлений, закрепленных в гл. 26 УК РФ, а также ряд составов, предусмотренных статьями из других глав, которые можно отнести к экологическим3. Так например, М.М. Бринчук относит к специальным два вида экологических преступлений: преступления, посягающие на экологический правопорядок в целом и преступления, посягающие на порядок использования и охраны отдельных природных ресурсов. Под смежными составами преступлений он понимает те из них, которые приобретают экологическое значение лишь тогда, когда в результате противоправных действий нарушаются правила природопользования и причиняется вред окружающей среде, а к дополнительным относит составы, характеризующие степень ответственности должностных лиц, которые своими действиями (или бездействием) способствовали причинению вреда окружающей среде1.

О.Л. Дубовик отмечает, что в узком смысле целостный массив уголовно-экологического законодательства РФ составляют статьи действующего УК РФ, которые устанавливают ответственность за экологические преступления, однако в действительности общий массив уголовно-экологического законодательства более широк3. Помимо норм, выделенных гл. 26 УК, автор относит к ним и нормы, устанавливающие ответственность за экологические преступления, но помещенные в других главах УК РФ, содержащие признаки составов преступлений, причиняющих вред окружающей среде наряду с последствиями другого рода, а также ряд других специальных экологических и природоохранных законодательных актов, содержащих в своих нормах описания составов экологических преступлений или, по меньшей мере, отдельных элементов состава. В определенном смысле, как полагает О.Л. Дубовик, к массиву уголовно-экологического законодательства примыкает и группа норм, устанавливающих ответственность за административные экологические проступки4.

1              См.: Бринчук М.М. Экологическое право. M., 1998. С. 488.

2              См., например: Романова НЛ. Указ. работа. С. 100.

3              Дубовик ОЛ. Экологические преступления: Комментарий к главе 26 Уголовного кодекса Российской Федерации. М., 1998. С. 27.

4              См. подробно: Дубовик ОЛ. Указ. работа. С. 27-28.

С позиции задач законодательной регламентации экологических преступлений, по-видимому, имеет смысл обозначать термином «массив» только всю совокупность преступлений, имеющих прямое отношение к экологической преступности. Тогда специфика составов преступлений, предусмотренных гл. 26 УК РФ, приобретает характер видового отличия экологических преступлений от иных преступлений и правонарушений.

Необходимо учитывать также реально существующую систему «приоритетов», выстроенную и закрепленную законодателем в ч.І ст. 2 УК РФ, из которой, в частности, следует, что задачами уголовного права являются: «...охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности и окружающей среды...». Однако довольно часто некоторые авторы игнорируют установленную законодателем «иерархию» приоритетов задач уголовно-правовой защиты. Так например, исключая аспект экологической безопасности из структуры объекта экологических преступлений, Н.Л. Романова утверждает, что вопрос о целенаправленности уголовного законодательства в данной сфере уже решен «включением в общий объект охраны (ст. 2 УК) отношений в сфере окружающей среды, что подразумевает и окружающей природной среды»1. Однако, поскольку общественная безопасность подразумевает экологическую безопасность общества, то по аналогии можно утверждать, что помещение законодателем главы 26 в раздел IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» предусматривает приоритетность охраны общественных отношений по обеспечению экологической безопасности.

Некоторые проблемы, возникающие в процессе решения задач законодательной регламентации экологических преступлений, обусловлены сугубо методологическими разногласиями. В ряде случаев, например, происходит подмена смыслового содержания понятий, характеризующих специфику в некоторых аспектах схожих, но в принципе отличных друг от друга логических операций (классификации, деления, систематизации, типологии, таксономии, регламентации и др.). К числу наиболее дискуссионных следует отнести вопросы обоснования целесообразности применения тех или иных приемов классификации в построении системы экологических преступлений.

1 Романова НЛ. Указ. работа. С. 99.

Классификация (от лат. classis - разряд, класс и facio — делаю, раскладываю) - важнейшая операция в научном познании, основа процесса упорядочения знания.

Долгое время основой классификации считалось только таксономическое деление - деление по видоизменению признака, т.е. операция выделения в объеме делимого понятия подклассов, являющихся объемами новых (видовых по отношению к исходному) понятий с точки зрения определенной характеристики, называемой основанием деления. В конечном результате члены деления различались степенью изменений характеристики, принятой за основание деления.

Помимо деления по видоизменению признака часто применяется и дихо-томическое деление (от греч. dicha - на две части и tome - сечение) . Однако не совсем ясно, почему деление объема понятия на две части по наличию или отсутствию у них одного и того же признака, служащего основанием деления, не признается специалистами разновидностью таксономического?

Широко распространено мнение, что анализ - мысленное расчленение целого на части с целью изучения его структуры - не является процедурой де-ления . Но если изучаемый объект - системный, то исследование его структуры немыслимо без такого членения. К тому же если дихотомия (деление понятия на две части) признается видом деления, то почему деление понятия на три или более частей должно проводиться только лишь по видоизменению признака? С этой точки зрения представляется обоснованным рассматривать дихотомическое деление как «промежуточный» вид деления, своего рода «связующее звено» между таксономическим и иными видами деления.

1 См.: Ивлев Ю.В. Логика. М., 2001. С. 171-172; Малахов В.П. Формальная логика. M., 2001. С. 45 и

др.

См., например: Ивлев Ю.В. Указ. работа. С. 144-145.

Поскольку под делением понимается логическая операция, раскрывающая объем понятия, то трудно уловить даже терминологически ту грань, которую проводят между логической операцией деления понятия и анализом -мысленным членением понятия. Главное отличие этих двух сходных процедур - в выборе критериев деления. Не доказано, что только критерий видоизменения признака может быть основой правильного деления. Поэтому в современной логике все чаще предпринимаются попытки более расширительного толкования логической процедуры деления. Многие специалисты рассматривают приемы таксономического и мереологического деления как «своеобразные формы одной и той же, но уже более общей мыслительной операции»1.

Еще в первой четверти XX в. польский логик С. Лесневский обосновал необходимость мереологии - науки о целом и части, рассматривая процесс мысленного анализа как разновидность операции деления. Образующееся между результатами такого анализа и исходным объектом отношение «целое-часть» стали называть мереологическим отношением2. Мереологическое деление характеризует членение значения понятия о предмете по типу «целое-часть» в аспекте какой-либо характеристики частей. При этом осуществляется переход от понятия о предмете (от делимого предмета) к понятиям о частях этого предмета (членам деления)3. Приняв к сведению логическую обоснованность признания анализа (мысленного членения целого понятия на части) одной из разновидностей операции деления (анализ как общенаучный метод всегда существовал и применялся в научном познании), можно попытаться выявить причины целого ряда методологических противоречий, возникающих в процессе классификации и систематизации преступлений4.

1              Иванов ЕЛ. Логика. М., 1996. С. 92.

2              См.: Ивлев Ю.В. Там же. С. 144.

3              Примеры мереологического деления: Конституция РФ состоит из разделов, глав и статей; Уголовный кодекс включает 12 разделов, 34 главы, 360 статей.

4              К примеру, основой «размещения» экологических преступлений в статьях гл. 26 УК РФ является также мереологическое деление, поскольку законодатель расчленяет целое («Экологические преступления») на отдельные части (статьи).

5              См., например: Фалин Л.М. Логическая структура классификации //Философские науки. 1971. № 3.

Первые попытки систематизации знания предпринимались еще в античную эпоху, но многие вопросы общей теории классификации, единые подходы к ней и общие принципы остаются недостаточно разработанными и сегодня5.

Часто классификацию отождествляют с делением, хотя это не всегда так. Деление - есть процедура «дробления» объема целого на части, тогда как классификация чаще представляет собой определенную последовательность такого рода операций, нацеленных на создание иерархической системы, каждый элемент которой зафиксирован в строго определенном месте и в строго определенном отношении (субординации) с другим. К сожалению, классификация часто является «огрублением действительного положения дел» и может не учитывать переходных форм явлений: «... социальные явления (и не только они) развиваются, изменяются. С течением времени классификация может перестать им соответствовать в полной мере»1. Действительно, существующие или возникающие различия в проявлении качественной определенности предмета приобретают для людей практическое или теоретическое значение тогда, когда требуется раскрыть не только сущность предмета, но и формы ее проявления и развития; неизвестна сфера применения того или иного понятия; возникает необходимость в выявлении определенной типологии или классификации2.

1              Иллев Ю.В. Указ. работа. С. 174.

2              См.: Черникова В.В. Логика. М., 2000. С. 37-38.

3              Познышев СВ. Основные вопросы учения о наказании. М., 1904. С. 5.

4              См.: Методология науки. Научное познание: формы, методы, подходы. М., 2001. С. 56.

«Как прием изучения, классификация имеет двоякое значение для научного исследования: со стороны внешней, - это прием, который вносит в изучение систему и порядок; со стороны внутренней, - это прием, который предопределяет полноту и правильность выводов изучения», - утверждал СВ. По-знышев . Процедура классификации, как правило, позволяет свести многообразие состава изучаемых объектов к сравнительно небольшому числу образований, выявить исходные единицы анализа и разработать систему соответствующих понятий и терминов; обнаружить регулярности, устойчивые признаки и отношения, вскрыть новые связи и зависимости между уже известными объектами, фиксируя тем самым закономерные связи между классами объектов с целью определения места объекта в системе, которое указывает на его свойства4.

Часто можно встретить утверждения, что «систематизация - это лишь внешняя сторона классификации (поэтому классификация не может быть сведена к простой систематизации)»1. Систематизация действительно преследует несколько иные цели: это и логическое обоснование способа упорядочения частей, и установление определенной их последовательности и т.п.2 Хотя систематизация часто осуществляется на основе классификации, нельзя говорить о тождественности этих процедур. Естественно, что целью классификации является систематизация знания, но не всегда она достигается. В то же время главной целью систематизации является построение «оптимальной» модели упорядочения знания. Поэтому систематизацию следует рассматривать не столько внешней, сколько дополняющей и в качественно ином смысле «продолжающей» классификацию процедурой.

Для формальной классификации выбор основания деления не является принципиальным гносеологическим актом, хотя за основу естественной классификации выбирается только существенный признак - «понятие, которое имеет отношение к большинству существенных свойств делимого целого»3. Усложненность процедуры классификации преступлений обусловлена еще и «жесткой» сопряженностью ее с существующим законодательством. В таком случае сами «задачи объяснения действующей систематики для толкования, уяснения смысла норм, выявления недостатков, выработки оптимальной модели построения уголовного закона диктуют необходимость группировки норм»4.

1              Кривоченко Л.Н. Классификация преступлений. Харьков, 1983. С. 11-12.

2              См.: Словарь иностранных слов. M., 1979. С. 470.

3              Формальная логика. Л., 1971. С. 139.

4              См.: Уголовное право на современном этапе: Проблемы преступления и наказания / Под ред. Н.А. Беляева, B.K. Глистина, В.В. Орехова. СПб., 1992. С. 236.

5              См.: Жевлаков Э.Н. Экологические преступления: понятие, виды, проблемы ответственности: Дис. ... докт. юрид. наук. М., 1991. С. 216.

Классификация экологических преступлений необходима для их кодификации и правильной квалификации. Э.Н. Жевлаков отмечает также, что классификация способствует пониманию социальной сущности и совокупной общественной опасности данных преступлений и дает наглядное представление о видах экологических преступлений5. Однако это в целом верное утверждение требует некоторого уточнения. Классификация чаще всего дает представление лишь об их видовом разнообразии, но раскрыть специфику их общественной опасности способна лишь построенная законодателем система экологических преступлений.

Следует отметить, что на практике довольно часто в основе выделения частей из объема целого юристы используют приемы мереологического деления, а результатам почему-то «приписывают» свойства таксономии. Так, проведенное законодателем «разбиение» массива экологических преступлений по статьям, главам и разделам УК РФ основано на мереологическом способе деления, тогда как задачи их законодательной регламентации чаще требуют иного (таксономического) подхода. Видимых путей устранения такого рода противоречий несколько. Во-первых, необходимо различать специфику каждого применяемого вида деления. Во-вторых, необходимо стремиться к «синхронизации» процессов классификации и систематизации. В-третьих, необходимо исключить «внутреннюю логическую противоречивость» среди критериев, используемых на разных этапах деления, классификации и систематизации экологических преступлений. Как отмечает Л.И. Кривоченко, «построение классификации преступлений должно вытекать из 1) внутренних связей признаков преступлений, придающих им определенную целостность, образующих тот или иной вид преступления; 2) внешних связей отдельных видов преступлений между собой; 3) связей и взаимоотношений преступлений с иными правонарушениями»1.

1 Кривоченко Л.И. Классификация преступлений. Харьков, 1983. С. 15.

Считается, что любая классификация может быть правильной, если за ее основу берется стабильный признак, выражающий качественное свойство и своеобразие классифицируемых явлений. Однако многие юристы, ссылаясь на существующие традиции в теории уголовного права и практике законотворчества, полагают, что за такую основу выделения из нормативного массива однородных общностей должен быть положен непосредственный объект посягательства, который предпочтительно рассматривать в тесной связи с предметом экологических преступлений1. С этой позиции все экологические преступления гл. 26 УК РФ обычно группируются следующим образом:

экологические преступления общего характера (ст. ст. 246, 247, 253, 262 УК РФ);

экологические преступления специального характера (ст. ст. 248, 249, 250, 251, 252, 254-258, 260, 261 УК РФ)2.

О.Л. Дубовик полагает, что важным критерием разделения экологических преступлений на группы является объект уголовно-правовой защиты, его предметная экологическая выраженность. По этому критерию автор классифицирует только преступления, предусмотренные главой 26 УК РФ:

преступления, состоящие в нарушении правил экологически значимой деятельности, непосредственным объектом которых является порядок деятельности;

преступления, посягающие на отдельные элементы окружающей среды (воды, атмосферу, почвы, леса, недра, континентальный шельф, особо охраняемые территории и объекты);

преступления, посягающие на объекты флоры и фауны как составную часть окружающей среды, условие биологического разнообразия и сохранения биосферы Земли .

По этому же критерию Э.Н. Жевлаков и Н.В. Суслова предлагают выделять:

1              См.: Российское уголовное право: В 2 т. Т. 2. Особенная часть /Под ред. А.И. Рарога. М., 2001. С. 512-513.

2              См.: Там же. С. 513-514.

3              См.: Уголовное право России. Т. 2. Особенная часть / Под ред. А.И. Игнатова, Ю-А. Красикова. М., 1998. С. 482-483.

преступления, посягающие на ряд природных объектов - ст. 246, 247, 248, 253 УК РФ;

преступления, посягающие на отношения по охране земли и ее недр -ст. 254, 255 УК РФ;

преступления, посягающие на отношения по охране животного мира -ст. 256, 257, 259, ч. 1 ст. 249 УК РФ;

преступления, посягающие на отношения по охране растительного мира - ст. 256, 259, 261, ч. 2 ст. 249 УК РФ;

преступления, посягающие на отношения по охране вод и атмосферного воздуха - ст. 250, 251, 252 УК РФ;

преступления, посягающие на отношения по охране особо охраняемых территорий и объектов - ст. 259, 262 УК РФ1.

Свой вариант классификации в зависимости от непосредственного объекта и предмета экологических преступлений предлагает Н.Л. Романова, выделяющая:

экологические преступления общего характера, непосредственным объектом которых являются общественные отношения по обеспечению экологической безопасности населения, а предметом преступления - природная среда в целом (ст. 246 - 248, 358 УК РФ);

специальные экологические преступления, непосредственным объектом которых являются общественные отношения в сфере охраны отдельных природообразующих компонентов, а предметом - эти компоненты (воды, атмосферный воздух и т.п.) (ст. 250 - 252, 254, 255 УК РФ);

особые экологические преступления, посягающие на охрану вторичных природных компонентов: животного (ч. 1 ст. 249, 256-258 УК РФ) и растительного мира (ч. 2 ст. 249, 260, 261 УК РФ) а также природных «мирков» (биогеоценозов) (ст. 253, 259, 262 УК)2.

См.: Жевлаков Э.Н., Суслова Н.В. Экологическая преступность в Российской Федерации в 1990 -2000 гг. // Криминология. 2000, № 3. С. 68.

2 См.: Романова НЛ. Указ. работа. С. 10.

В.Б. Столяров, положив в основу классификации непосредственный объект (локально детерминированный или обобщенный), считает целесообразным выделение в преступлениях экологического характера следующих групп. К экологическим преступлениям с обобщенным объектом он относит преступления, предусмотренные ст. 250, 251, 252 УК РФ, а с детерминированным локальным объектом - преступления, предусмотренные ст. 249 ч.2, 256, 260, 261

УК РФ (флора); ч. 1 ст. 249, ст. 256-259 УК РФ (фауна); ст. 253, 254, 255 УК РФ (земля, шельф, недра)1.

По характеру преступных посягательств Э.Н. Жевлаков и Н.В. Суслова различают:

преступления, связанные с незаконным использованием (захватом) природных ресурсов (ст. 253, 256, 258, 260 УК РФ);

преступления, связанные с негативным воздействием на природную среду, ухудшением ее качества (ст. 246-252, 254, 255, 259, 261, 262 УК РФ)2.

Предлагаются разновидности классификации экологических преступлений, основанные на выделении:

преступлений, посягающих на основы целостности природы (ст. 246— 248, 250-254, 262 УК РФ);

преступлений, посягающих на основы должной сохранности недр (ст. 253,255 УК РФ);

преступлений, посягающих на основы целостности животного и растительного мира (флоры и фауны) (ст. 249, 256-261 УК РФ)3.

Одним из возможных вариантов является классификация по способам совершения экологических преступлений. В данном случае обычно преступления подразделяют на загрязнение, уничтожение, повреждение, противоправное использование окружающей среды4.

См.: Столяров В.Б. Уголовно-правовой анализ экологических преступлений // Экологическое право. 2001, № 1.С. 12.

2              См.: Жевлаков Э.Н., Суслова Н.В. Указ. работа. С. 68.

3              См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть / Под ред. Б.В. Здравомыслова. М., 2000. С.305-306.

4              Там же. С. 145-146.

В.В. Петров предлагал использовать в качестве одного из критериев классификации степень определенности диспозиции нормы, соответственно которому все статьи действующего УК можно было бы подразделять на две большие группы. В первой определяются основные элементы противоправных действий (незаконная охота, самовольный лов рыбы, незаконная порубка леса и т.д.). Нормы другой группы отсылают к соответствующему законодательству

(нарушение законодательства о континентальном шельфе)1.

Существуют и иные подходы к классификации. К примеру, С.А. Агама-гомедова отмечает, что среди 17 составов экологических преступлений, предусмотренных УК (ст. 246-262) практически все предполагают прямой или косвенный умысел. Неосторожностью характеризуется лишь отношение к общественно опасным последствием деяния. Прямой умысел предусмотрен в ст. 253, 258, 262 УК РФ; косвенный - в ст. 246, ч. и 2 ст. 247, ч. 1 ст. 248, ст. 249, ч. 1 и 2 ст. 250, ч. 1 и 2 ст. 251, ч. 1 и 2 ст. 252, ч. 1 и 2 ст. 254, ст. 255-261, ч. 1 ст. 262 УК РФ; двойная форма вины - в ч. 3 ст. 247, ч. 2 ст. 248, ч. 3 ст. 250, ч. 3 ст. 251, ч. 3 ст. 252, ч. 3 ст. 254 УК РФ2.

В.В. Сверчков предлагает делить экологические преступления на:

преступления, выражающиеся в нарушении правил общей экологической безопасности (ст. 246-248 УК РФ);

преступления в отношении базовых объектов природной среды - вод, атмосферы, почвы, недр, континентального шельфа (ст. 250-255 УК РФ);

преступления в отношении рыбных запасов, растительного и иного органического мира (ст. 249, 257, 259-262 УК РФ)3.

1              См.: Петров В.В. Экологические преступления: понятие и система // Государство и право. 1993, № 8.

С. 91.

2              См.: Агамагомедова С.А. Криминологический аспект понятия и состава экологического преступления //Актуальные проблемы политики и права. Пенза, 2001. С. 183.

3              См.: Сверчков В.В. Ответственность за экологические преступления по российскому законодательству. Н. Новгород, 1998. С. 10.

4              См.: Преступность и реформы в России. М., 1998. С. 261 -262.

5              См.: Виноградова КВ. Преступления против экологической безопасности: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. H. Новгород, 2001. С. 10.

6              См.: Анисимов А.П. Экологическое право России. M., 2003. С. 124.

В.Д. Ермаков, Э.Н. Жевлаков и Г.И. Осипов в своих вариантах классификаций используют деление по двум основаниям: объекту и характеру деяния4. Е.В. Виноградова различает преступления против экологической безопасности (ст. 250, 251, 252, 254 УК РФ) и преступления против экологического правопорядка (остальные статьи гл. 26 УК РФ)5. Свой вариант классификации по непосредственному объекту посягательства предложен А.П. Анисимовым6. Существуют также схемы классификаций экологических преступлений по субъективной стороне и с учетом признаков субъекта (корыстные, вандалистские, должностные); по последствиям (по сфере их проявления) и другие1.

В классификации Н.А. Лопашенко все экологические преступления подразделяются на две группы: 1) посягательства на общественные отношения по реализации и охране права каждого на благоприятную окружающую среду (ст. 246-248 УК РФ); 2) посягательства на общественные отношения по охране стабильности окружающей среды и ее природно-ресурсного потенциала (ст. 249-262 УК РФ) . Однако в данном случае можно говорить о частичном смещении целей и средств уголовно-правовой защиты, поскольку автор усматривает общественную опасность преступлений второй группы в дестабилизации окружающей среды, а не общественных отношений, тогда как именно они должны признаваться объектом уголовно-правовой защиты, а средствами достижения цели - предусмотренные законом меры, обеспечивающие охрану «стабильности окружающей среды и ее природно-ресурсного потенциала». К сожалению, обеспечить «стабильность природно-ресурсного потенциала» человек в принципе не в состоянии - он потребляет эти ресурсы. Проблема истощения многих необходимых человечеству природных ресурсов общепризнанна, и все нарастающий дефицит природных ресурсов угрожает миру невиданными потрясе-ниями . Поэтому речь может идти лишь о защите стабильности тех общественных отношений, которые позволяют обеспечивать относительную экологическую безопасность общества и охрану окружающей среды в условиях глобального экологического кризиса.

1              Подробнее см.: Дубовик О.Л., Жадинский А.Э. Причины экологических преступлений. М., 1988.

2              См.: Лопашенко Н.А. Экологические преступления: Комментарий к главе 26 УК РФ. СПб., 2002. С.38-39.

3              Подробнее см., например: Форрестер Дж. Мировая динамика. M., 1978; Хозин Г.С. Глобальные проблемы современности M., 1982 и др.

В каждом из рассмотренных выше подходов к классификации можно выявить уязвимые места. Иногда эти недостатки есть следствие неоправданного «оптимизма»: авторы ищут признаки той упорядоченности, которая может и не существовать вовсе. Возможно поэтому современное уголовное законодательство в этой области отчасти напоминает аналог таблицы Менделеева, предусмотрительно оставляя «свободные места» для еще не «открытых» элементов, т.е. тех преступных деяний, которые в будущем можно будет отнести к экологическим. Подобную «предусмотрительность» законодателя отмечают многие авторы, говоря об «экологическом потенциале» большой группы преступлений, зафиксированных и «разбросанных» законодателем во многих других статьях и разделах УК РФ1. В частности, О.Л. Дубовик, М.А. Лапина, Н.Л. Романова и некоторые другие специалисты указывают на наличие, помимо перечисленных статей гл. 26, и других статей в УК РФ, так или иначе связанных с «элементами охраны окружающей природной среды» (ст. ст. 143, 205, 214, 215, 215, 216, 217, 219, 220, 224, 225, ч. 4 ст. 234, ст. ст. 236-238, 243, 245, 355-358 УК РФ2), которые по своим последствиям могут быть отнесены к экологическим преступлениям.

О.Л. Дубовик предлагает даже вариант классификации всего массива перечисленных выше преступлений на две группы:

преступления, ответственность за совершение которых установлена в статьях гл. 26 УК РФ;

экологические преступления, составы которых помещены в иные главы УК РФ. К ним, в частности, относятся преступления, связанные с нарушением правил безопасности на объектах атомной энергетики, при ведении горных, строительных и иных работ, на взрывоопасных объектах, а также с нарушением правил обращения радиоактивных материалов, взрывчатых и т.п. веществ и др.3

1              См., например: Лапина М.А. Юридическая ответственность за экологические правонарушения: Постатейный комментарий к российскому законодательству. M., 2003. С. 17; Дубовик ОЛ. Экологические преступления: Комментарий к главе 26 Уголовного кодекса Российской Федерации. М., 1998. С. 87-88 и др.

2              См., например: Лапина М.А. Указ. работа. С. 18-19.

3              См.: Дубовик ОЛ. Указ. работа. С. 87-88.

Заметим, что данный подход к проблеме классификации выглядит не особо убедительным. Экологический «след» можно найти практически во всех видах преступлений, но нельзя же в Уголовным кодексе не различать иных преступлений, кроме экологических. A.M. Плешаков, отмечая, что концептуальная идея реформы Особенной части уголовного законодательства, заключающаяся в ранжировании уголовно-правовых норм на «общие» и «специальные» в одной главе УК, далеко не безупречна, фиксирует другой существенный недостаток: «.. .такая система не имеет самого главного - системообразующего элемента»1.

К сожалению, нередко классификацию объектов в уголовном праве проводят по разным основаниям, причем в этом случае предлагаемые системы, как правило, не имеют строгой структуризации (например, смешиваются объекты общие, непосредственные, групповые, родовые, видовые, специальные и т.п.)2. Часто от классификации также требуют решения не свойственных ей задач. Классификация действительно является основой систематизации знания, но чаще всего это лишь первый шаг к построению системы. Так, говоря об общем, родовом и непосредственном объектах посягательства, юристы подразумевают фактическую взаимосвязь целого и части или, точнее, системы, подсистемы и элемента. И только после этого деления с позиции взаимосвязи данных категорий «...вся совокупность объектов преступлений должна рассматриваться не как вид (общий) объекта посягательства, а в качестве некоторой подсистемы (совокупности, множественности) объектов, в составе которых могут быть вы-делены определенные подсистемы и элементы (части)» .

1              Плешаков А.М. Уголовно-правовая борьба с экологическими преступлениями (теоретические и прикладные аспекты): Дис.... докт. юрид. наук. М., 1994. С. 258.

2              См. об этом подробно: Столяров В.Б. Общий уголовно-правовой анализ экологических преступлений. С. 10; Экологическое право России / Под ред. В.Д. Ермакова, А.Я. Сухарева. М., 1977. С. 422-423; Петров В.В. Экологическое право России. М., 1996. С. 289 и др.

3              Новоселов Г.П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 20.

4              Новоселов Г.П. Указ. работа. С. 20.

Г.П. Новоселов усматривает логические противоречия в позициях и тех ученых, которые являются сторонниками трехчленного деления объекта как соответствующего законам логики и взаимосвязи философских категорий общего - особенного - единичного, и тех, кто различают четыре члена деления: общий объект; родовой, видовой и непосредственный на том же основании. По его мнению, «вычленение разных аспектов анализа системы, ее вертикальных связей никакого отношения к классификации как методу научного познания не имеет и в принципе иметь не может...»4. Подобный «феноменологический» подход Г.П. Новоселова основан на убеждении, что «...само преступление всегда предстает явлением (но не понятием) конкретным и не может быть «родовым» или «общим», его объект всегда конкретен, не существует в виде «родового» или «общего» объекта посягательства и, следовательно, в реальной действительности в посягательстве нет никакого иного объекта, кроме того, который сторонниками классификации объектов преступления по вертикали называется непосредственным»1. Однако в своей критике автор не совсем последователен. Абстракция - всегда есть форма огрубления действительности. Конечно, каждое преступление как деяние - конкретно, но понятие преступления, как и любое другое понятие, есть форма упрощения реальности, и потому нельзя смешивать конкретные явления с формами их юридической дескрипции. В данном же случае происходит еще и отождествление философских категорий с общенаучными терминами, поскольку далее Г.П. Новоселов утверждает, что «с позиций той взаимосвязи (целого и части, или системы, подсистемы и элемента системы), которая в действительности имеется в виду приверженцами деления объектов по вертикали, ни о какой классификации объектов преступления го-ворить не приходится вообще» .

Возможность по-разному классифицировать одни и те же объекты — не слабость, а достоинство классификации. Ее гносеологическая ценность возрастает с каждым новым вариантом. Выявление все новых критериев деления расширяет и углубляет наши представления о специфике взаимосвязей между составляющими объект частями, создавая тем самым более объективную основу для дальнейшего их упорядочения — систематизации.

1              Там же. С. 22.

2              Там же. С. 20.

Вместе с тем при выборе классификационного критерия из признаков преступления (общественная опасность, противоправность, виновность, наказуемость) необходимо руководствоваться следующими положениями: во-первых, роль основания для деления преступления на группы или классы сможет выполнять лишь основной существенный признак; во-вторых, этот признак должен быть объективным, вытекающим из внутренней природы преступления как социального явления; в-третьих, такой признак должен отражать не только общее, но и особенное, т.е. не только сходство, но и различие в отдельных преступлениях и группах преступлений; в-четвертых, содержание признака должно быть четким и ясным1.

Систематизация как познавательная процедура нацелена на решение тесно сопряженной с классификацией задачи - построения наиболее предпочтительного варианта системы иерархии запретов экологически преступного поведения2. Термин «система» (от гр. systema - целое, составленное из частей, соединение) чаще всего понимается как упорядоченное множество взаимосвязанных элементов. Сложная система отличается определенным иерархическим строением, причем это свойство неразрывно связано с потенциальной делимостью элементов системы и наличием в ее структуре устойчивых взаимосвязей и отношений. Но поскольку системный подход нацелен на анализ специфики именно «сложных» систем, а система социально-экологических отношений «сложная» уже хотя бы потому, что работает в режиме «обратной связи» (изменяет свое состояние под влиянием «внешних» воздействий), то применение его к анализу проблем, связанных с экологической преступностью, следует считать обоснованным и рациональным.

1              См.: Ратьков А.Н. Правовое значение классификации преступлений: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростов-н/Д., 2002. С. 16.

2              См.: Плешаков A.M. Указ. работа. С. 259-263.

3              См.: Романова НЛ. Указ. работа. С. 111.

4              См.: Клюканова Л.Г. О концепции систематизации экологического законодательства // Экологическое право. 2002. № 5. С. 36.

Вместе с тем трудно согласиться с теми авторами, которые считают, что с позиции определенной закономерности расположения составов в УК можно сделать вывод, что система экологических преступлений существует3. Такой подход иллюстрирует лишь стремление выдать желаемое за действительное. Систематизацию нужно понимать не просто как формальный технический прием или юридический процесс, но и как основу всего механизма правового регулирования отношений в области охраны природной среды и обеспечения экологической безопасности4.

Считая, что такой критерий, как величина (масштабность) предмета посягательств, вполне обоснован для построения системы, Н.Л. Романова полагает, что находится «...не на «своем месте» лишь ст. 249» и только «норму ст. 253 УК без внесения корректировок не следует помещать в 26 главу»1. Рассмотрение критерия «масштабности» предмета посягательства в качестве главного идентифицирующего признака экологических преступлений основано на стремлении автором учитывать де-факто существующую в уголовном праве РФ традицию деления составов экологических преступлений на составы «общего экологического характера» и «специальные экологические преступления».

Не отрицая важности учета количественной стороны экологических преступлений, следует заметить, что объективный системообразующий критерий должен выражать не только особенности предмета, но и сущность объекта преступных посягательств. «Масштабность» предмета преступных посягательств - не единственный критерий, раскрывающий специфику экологических преступлений. Хотя в широком смысле под критерием может пониматься любой способ сравнения альтернатив, но для того, чтобы оптимизация по критериям способствовала максимальному приближению к цели систематизации необходим выбор иного, более «качественного» критерия2.

1              Романова НЛ. Указ. работа. С. 112-113.

2              См.: Перегудов Ф.И., Тарасенко Ф.П. Введение в системный анализ. M., 1989. С. 321.

Подводя итоги обсуждению данного вопроса, следует заметить, что «формальные» подходы, учитывающие в большей степени «количественные» показатели экологических преступлений, по-прежнему доминируют среди вариантов предлагаемых в юридической литературе решений проблем их классификации и систематизации.