2. Криминологические и уголовно-правовые аспекты видовой деятельности соучастников

1. Криминализация действий соучастников неразрывно свя-

зана с уяснением их причиняющего значения, той роли, ко-

торую они играют в формировании <главного> действия ис-

полнителя.

развивается, как правило, на стадии, предшествующей фор-

мированию умысла и его реализации исполнителем, она

нуждается в криминологическом осмысливании. Первый из

вопросов, который требует такого осмысливания, заключа-

ется в том, чтобы определить, какая степень причастности

тех или иных лиц к преступной деятельности других лиц

может рассматриваться как общественно опасная и, потому,

как такая, которая должна попадать в орбиту уголовно-

правового регулирования. Прежде всего это, конечно, отно-

сится к случаям, образующим соучастие с распределением

ролей, поскольку ситуации, когда каждое из связанных с

преступлением лиц совершает действия, образующие объек-

тивную сторону состава конкретного преступления, каких-

либо сложностей в смысле их отнесения к уголовно-наказу-

емым не создают.

Вопрос о той минимальной степени причастности лица к

преступлению, которая дает основания рассматривать его

действия как общественно опасные, является преюдициаль-

ным и для законодательного решения вопроса об уголовной

ответственности за совершение конкретных действий, свя-

занных с преступлением, но не охватываемых объективной

стороной его состава, и для уголовно-правового конструи-

рования института соучастия. Иными словами, криминоло-

гическое осмысливание этих вопросов позволяет на базе

уголовной политики государства решить, как далеко долж-

на простираться сфера уголовно-правового воздействия, ка-

кой круг действий должен охватываться уголовно-право-

вым запретом.

2. Как известно, феодальное право, далекое от какого-

либо криминологического подхода к преступности, прибега-

ло к столь широкому уголовно-правовому регулированию,

при котором под действие уголовного закона подпадали не

только лица, непосредственно участвовавшие в совершении

преступления, не только те, кто своими действиями так или

иначе способствовал его совершению, но и те, кто в самом

широком плане был лишь едва причастен к нему тем, на-

пример, что находился на месте его совершения. Об этом

можно судить как по древним источникам права, так и по

современной доктрине соучастия в английском праве, во

многом несущей на себе печать средневековья [87; 258;

262].

Для буржуазного права характерно отсутствие глобаль-

ного криминологического осмысливания причинной обу-

словленности преступления, его связанности не только с

индивидуальной биографией лица, приведшей к формирова-

нию у него тех или иных личностных качеств, определенной

фиксированной установки, определяющей способы его реа-

гирования на те или иные внешние факторы, но и с систе-

мой господствующих в обществе цененостей, с той социаль-

ной ситуацией, в которой развивается и действует индивид.

3. Социалистическая криминология достаточно широко

исследовала взаимосвязь и взаимодействие личности и си-

туации. При этом вопрос этот рассмотрен и в широком пла-

не (взаимодействия индивида и внешней среды, как условия

формирования личности) и в узком - взаимодействия

свойств личности и конкретной жизненной ситуации, приво-

дящей к совершению преступления [79; 112; 128; 135; 138]'.

Но ведь в социологическом плане и внешняя по отноше-

нию к индивиду среда, и конкретная жизненная ситуация,

в которой ему приходится выбирать ту или иную линию

поведения, в конечном итоге слагаются из социального вза-

имодействия как отдельных личностей, так и их общностей.

Оставляя в стороне воздействие социального окружения на

индивида, на процесс формирования его личности, о кото-

ром уже выше шла речь, остановимся на тех аспектах

взаимодействия людей, которые имеют отношение к пробле-

ме совместной преступной деятельности.

Едва ли нужно специально доказывать, что действия

лица, совершающего преступление, неизбежно соприкаса-

ются, вступают во взаимодействие с деятельностью других

лиц. При определенных условиях именно эта деятельность

может обусловливать преступные действия лица или обра-

зовывать ситуацию, в которой эти действия осуществляются.

Иначе говоря, деятельность одних людей может быть при-

чиной или условием противоправных действий других. Мо-

жет она выступать и как повод к совершению преступления.

Таким образом, диапазон, в котором наблюдается взаимо-

связанность противоправного поведения с деятельностью

других лиц, весьма широк. Эта деятельность может быть

<нейтральной> по отношению к совершенному лицом пре-

ступлению, может быть поводом к совершению преступле-

ния, может создавать реальные условия для его реализа-

ции и, наконец, может быть его причиной.

Эта криминологическая реальность, точнее различные ее

проявления надлежаще интерпретируются уголовным пра-

' В. Н. Кудрявцев выделяет, например, три основные группы вопро-

сов, позволяющих раскрыть специфику антиобщественного поведения

и его причин. Первую из них составляют вопросы формирования лич-

ности в результате взаимодействия психофизиологических особенностей

индивида и внешней среды, вторую - взаимодействие личности и кон-

кретной жизненной ситуации, приведшей к совершению преступления и,

наконец, третью - вопросы общего соотношения социального и биоло-

гического в генезисе преступного поведения [131, 22}.

вом как на стадии конструирования уголовно-правового за-

прета, так и на стадии применения закона.

такие составы как убийство с превышением мер необходи-

мой обороны или убийство в состоянии сильного душевного

волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего,

являются отражением на стадии формирования уголовного

закона ситуации, когда действия виновного провоцируются

поведением потерпевшего. Но и на стадии применения уго-

ловного закона, даже когда нет специального состава, смяг-

чающего ответственность в определенной, созданной потер-

певшим ситуации, поведение последнего принимается (во

всяком случае, должно) во внимание правоохранительными

органами '. Не отражаясь на квалификации действий лица,

совершившего преступление, оно так или иначе сказывается

на определении степени его вины.

Р. систематически пьянствовал, избивал свою сожитель-

ницу. Предпринятые последней попытки к тому, чтобы Р.

оставил ее, ушел из ее дома, ни к чему не привели. Тогда

она решила убить Р. Воспользовавшись случаем, когда Р.

после очередной попойки заснул, К. нанесла ему два удара

топором по голове. Утром она расчленила труп и закопала

в огороде, сказав соседям, что Р. уехал.

Суд, рассматривая дело по обвинению К. в убийстве,

не счел возможным согласиться с позицией защиты о том,

что К. действовала в состоянии сильного душевного волне-

ния, вызванного насилием со стороны Р" поскольку между

очередной ее ссорой с Р. и совершенным ею убийством про-

шло более суток. Вместе с тем суд, придя к выводу, что Р.

своими действиями создал ситуацию, которую К. восприни-

мала как безвыходную, избрал ей наказание по ст. 94

УК УССР в виде 8 лет лишения свободы.

В рассмотренном выше случае речь шла о ситуации, в

которой провоцирующим преступление моментом были дей-

ствия потерпевшего. Но такую ситуацию могут создавать и

действия посторонних лиц, провоцирующих виновного на

определенную форму поведения своим молчаливым сочувст-

вием, молчаливым одобрением его действий.

это наблюдается в среде несовершеннолетних. Один из та-

ких случаев описан Е. Богатом в судебном очерке <Урок>

[62, 31-62]. В нем речь идет о случае жестокого избиения

группой девочек-школьниц своей соученицы, проходившем

на глазах юношей из этой школы, и о том влиянии, которое

' Речь идет о так называемом виктимном поведении потерпевшего,

провоцирующего своим поведением преступника на определенные дей-

ствия [167; 184; 236; 256: 264].

3 906                                                                      65

присутствие <зрителей> оказывало на поведение правона-

рушительниц.

По современным криминологическим воззрениям такое

поведение отнюдь не всегда влечет за собой уголовно-право-

вую его оценку. Лишь тогда, когда закон возлагает на оп-

ределенных лиц обязанность чинить препятствия преступ-

ным действиям других лиц, их бездействие может повлечь

уголовную ответственность. Задача криминологии и уголов-

ного права как раз в том и заключается, чтобы определить

общественную опасность бездействия в определенных соци-

альных ситуациях и на этой основе - границы уголовной

наказуемости за бездействие.

Но и в первом случае, когда провоцирующим началом

являются действия потерпевшего от преступления, и во

втором - когда источником, провоцирующим преступление,

являются действия третьих лиц, речь идет лишь о поводах

к преступлению, либо об условиях его совершения, образу-

ющих в совокупности с другими объективными факторами

конкретную жизненную ситуацию, которая во взаимодейст-

вии со свойствами личности приводит к преступлению. Ины-

ми словами, в обоих этих случаях названные действия по-

терпевшего или третьих лиц не являются причиной совер-

шенного преступления.

Вместе с тем, в реальной действительности нередко

встречаются случаи, когда действия отдельных лиц настоль-

ко тесно переплетаются с преступным поведением других

лиц, что это последнее уже не может быть рассмотрено в

отрыве от этих действий.

причинную цепочку, обусловливающую общественно опас-

ное противоправное поведение исполнителя, которое, в ко-

нечном итоге, приводит к причинению ущерба правоохра-

няемым интересам.

Здесь сразу же следует провести разграничение между

отрезком причинной цепочки, который исследуется уголов-

ным правом, и тем ее отрезком, изучение которого входит в

предмет криминологии. Если в уголовном праве в качестве

начального звена причинной цепочки выступает конкретный

акт общественно опасного и противоправного поведения

лица, а в качестве ее конечного звена - преступный резуль-

тат, то в криминологии <в качестве начальных звеньев вы-

ступают явления, которые мы относим к причинам преступ-

ления> [131, 114], а завершающим звеном является кон-

кретный поступок человека.

4. Круг явлений, выступающих в качестве причин пре-

ступления, весьма обширен. Остановимся лишь на тех, ко-

торые идентифицируются с конкретными действиями прича-

стных к преступлению лиц. Причем подход к этим действи-

ям и в уголовном праве и в криминологии различен. Если

уголовное право рассматривает эти действия как нарушение

установленного уголовным законом запрета и как предпосыл-

ку уголовной ответственности, то криминология подходит к

ним исключительно с позиций причинности, с позиций того,

насколько эти действия обусловили совершение преступле-

ния исполнителем или насколько они содействовали ему.

Иначе говоря, в рамках криминологического анализа как

раз и устанавливается целесообразность уголовно-правово-

го запрета этих действий.

Причинная связанность этих действий с преступлением,

совершенным исполнителем, может быть различной. Низ-

шую границу такой связанности составляют те действия, ко-

торые лишь способствуют исполнителю в реализации его

преступных намерений, высшую - те, которые определяют

или направляют действия исполнителя.

В сфере уголовного права эта минимальная связанность

третьих лиц с действиями исполнителя определяется как

пособничество преступлению, максимальная же - как под-

стрекательство и организация преступления. Конечно и по-

собничество, и подстрекательство, и организационная дея-

тельность- понятия весьма емкие. В пределах одной и той

же функциональной роли степень напряженности дейст-

вий конкретного соучастника, их влияние на действия ис-

полнителя, а, следовательно, и оценка их общественной опас-

ности могут быть весьма различными. Но это уже вопрос,

который по праву занимает важное место в уголовно-пра-

вовой теории, в частности в тех ее разделах, которые посвя-

щены вопросам индивидуализации ответственности соуча-

стников. Криминологический же подход к этой проблеме

связан прежде всего с тем, что эти действия третьих лиц

выступают в одном причинном ряду с преступлением, со-

вершенным исполнителем.

Сложность этой проблемы в ее практическом воплоще-

нии заключается прежде всего в том, что в причинную за-

висимость с совершаемым лицом преступлением нередко

включаются и такие действия третьих лиц, которые по сво-

им внутренним свойствам, сущности криминогенного со-

держания иметь не могут, А это значит, что в задачу кри-

минологии, предметом изучения которой является преступ-

ность, входит установление дополнительных критериев, с

помощью которых из всех действий третьих лиц, причинно

связанных с преступной деятельностью исполнителя, дол-

жны быть выделены те, которым присущи криминогенные

свойства.

Мы уже говорили о том, что в деятельности получает

свое выражение внутренний настрой личности, ее социаль-

ная ориентация. Но для того чтобы выявить их, необходи-

мо рассматривать конкретную деятельность лица, причинно

связанную с преступным поведением исполнителя, в кон-

тексте всего социального поведения лица, в контексте кон-

кретной жизненной ситуации, в которой эта деятельность

развивается. Только так мы сможем проникнуть во внутрен-

нюю сущность действий, ставших объектом криминологиче-

ского изучения, только так мы сможем определить степень

их общественной опасности и на этой основе высказать со-

ображения о включении этих действий в сферу уголовно-

правовых интересов.

На необходимость проводить различие между сущест-

вом действий того или иного лица и его внешним проявле-

нием неоднократно указывал В. И. Ленин. <Представьте

себе,- писал он,- что ваш автомобиль окружают банди-

ты и приставляют вам револьвер к виску. Представьте се-

бе, что вы после этого отдаете бандитам деньги и оружие,

предоставляя им уехать на этом автомобиле. В чем дело?

Вы дали бандитам оружие и деньги. Это факт. Представьте

теперь себе, что другой гражданин дал бандитам оружие

и деньги, дабы участвовать в похождениях этих бандитов

против мирных граждан.

В обоих случаях есть соглашение. Записано оно или нет,

сказано оно или нет, это не существенно. Можно себе пред-

ставить, что человек отдает молча свой револьвер, свое

оружие и свои деньги. Ясно содержание соглашения. Он го-

ворит бандитам: <Я тебе дам револьвер, оружие и деньги,

ты мне дашь возможность уйти от приятной близости с то-

бой>... соглашение налицо. Точно также возможно, что мол-

чаливое соглашение заключается человеком, который дает

оружие и деньги бандитам для того, чтобы дать им возмож-

ность грабить других, и который потом получает частицу

добычи. Это тоже молчаливое соглашение.

Я вас спрашиваю, найдется ли такой грамотный человек,

который не сумел бы различить обоих соглашений. Вы ска-

жете: это наверно кретин, если действительно найдется

такой человек, который не способен различить то и другое со-

глашение...> [9, 341- 342]. Эту же мысль В. И. Ленин раз-

вивал и в другом месте, указывая на невозможность при-

знать лицо, давшее бандитам автомобиль, оружие, деньги,

во всех случаях <соучастником бандитов (хотя бандиты,

сев на автомобиль, могли использовать его и оружие для

новых разбоев)> [10,19].

Таким образом, криминологическое осмысливание кон-

кретной реальности, заключающейся в том, что действия

третьих лиц, пересекаясь с действиями исполнителя пре-

ступления, тем самым включаются в причинную цепочку,

приводящую к преступлению, должно привести к установ-

лению определенной суммы признаков, по которым эти дей-

ствия можно рассматривать как общественно опасные.

Именно совокупность таких объективных и субъективных

признаков должна служить критерием, с помощью которого,

на базе уголовной политики, формулируется конкретный

уголовно-правовой запрет, формируется и конструируется

определенная норма закона.

5. Недостаточная глубина социологического и кримино-

логического осмысливания определенной социальной реаль-

ности или ее неправильная интерпретация неизбежно отра-

жаются в уголовном законе. При этом последствия такого

отражения могут быть, зачастую, прямо противоположны-

ми: то ли область законодательного регулирования в кон-

кретной сфере борьбы с преступностью окажется чрезмерно

узкой и практике для надлежащего осуществления стоящих

перед ней задач придется прибегать к распространительно-

му истолкованию отдельных уголовно-правовых норм, то ли,

наоборот, отдельная норма уголовного закона окажется

сформулированной настолько широко, что будет охватывать

и те действия, которые по степени своей опасности должны

либо находиться в другом ряду, либо вообще не подпадать

под область уголовной юрисдикции. Примеры и той и дру-

гой крайности можно привести, не выходя за рамки инсти-

тута соучастия.

Как известно, уже в первых советских уголовно-право-

вых актах, вызванных к жизни борьбой с контрреволюцией,

делалась попытка определить различные формы антиобще-

ственных действий, направленных против власти рабочих и

крестьян, против нового революционного порядка '. Ана-

лиз этих актов и, в частности, тех из них, которые содержа-

ли постановления, устанавливающие ответственность от-

дельных соучастников, позволяет проследить, как осущест-

влялось криминологическое осмысливание конкретной

' Еще 26 октября (8 ноября 1917 г.) Всероссийский съезд Совегов

известил об аресте министров Временного правительства и предложил

всем армейским организациям принять меры к аресту Керенского, при-

чем всякое пособничество Керенскому рассматривалось как тяжкое го-

сударственное преступление [88, 20]. 27 октября (9 ноября) Военно-

революционный комитет обратился ко всем фронтовым и тыловым ар-

мейским, корпусным, дивизионным и ротным комитетам и Советам ра-

бочих, солдатских и крестьянских депутатов с призывом арестовать

Корнилова и <всех изобличенных участников его заговора как врагов

народа и революции> [89, 60}.

реальности, требующей использования уголовно-правовых

средств борьбы, как зарождался и оформлялся институт со-

участия. В законодательных нормах этого периода один за

другим назывались соучастники: исполнители, пособники,

подстрекатели, организаторы, а также укрыватели и недо-

носители; делалась попытка дать обобщенное описание

конкретных видов соучастия '.

Попытка обобщить эти разрозненные постановления пу-

тем формулирования общих принципов уголовной ответст-

венности соучастников была предпринята в <Руководящих

началах по уголовному праву РСФСР>, изданных НКК)

РСФСР 19 декабря 1919 г. [23]. В этом акте, являвшемся

первой пробой формулирования и систематизации норм

Общей части советского уголовного права, назывались три

вида соучастников: исполнители, подстрекатели и пособни-

ки ". Организаторы, о которых шла речь в ряде первых де-

' Например, в инструкции НК.Ю РСФСР от 19 декабря 1917 г. <О

революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его веде-

нию, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний>

указывалось, что <революционному трибуналу подлежат дела о лицах:

а) которые организуют восстание против Рабоче-Крестьянского Прави-

тельства, активно противодействуют последнему... или призывают дру-

гих лиц к противодействию или неподчинению ему> [20]. В ст. 2 декре-

та СНК РСФСР <О взяточнистве> от 8 мая 1918 г. устанавливалось,

что такому же наказанию, как виновные в принятии взяток, подвер-

гаются лица: <а) виновные в даче взятки и б) подстрекатели, пособни-

ки и все прикосновенные к даче взятки служащие> [21]. Следующий

за ним декрет, направленный на борьбу с преступлениями,- <О спе-

куляции>,-принятый 22 июня 1918 г. [22], уже не ограничивался

простым перечнем подстрекателей, пособников и прикосновенных к

преступлению лиц и указанием на их равную в принципе ответствен-

ность с главным виновником, но и давал также примерный перечень

деяний, рассматриваемых как соучастие в спекуляции, позволяющий су-

дить, насколько широко законодатель в тот период очерчивал круг

соучастников, а следовательно, и о том, как он истолковывал конкрет-

ную криминологическую реальность.

В законодательной практике Украинской ССР термины <пособник>,

<соучастник> и <подстрекатель> впервые встречаются в декрете СНК

УССР от II июня 1919 г. <Об ответственности лиц, виновных в пере-

возке помимо почтового ведомства писем, денег и посылок>. Ст. 2 это-

го декрета, в частности, устанавливала, что <пособники, соучастники,

подстрекатели и прикосновенные лица отвечают наравне с главными

виновниками>.

* Вопросам соучастия посвящен раздел V <Руководящих начал>

(ст. 21-24). Ст. 21 указывает, что <за деяния, совершенные сообща

группою лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители,

так и подстрекатели и пособники. Мера наказания определяется не сте-

пенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им

деяния>.

Следует указать, что данное выше определение соучастия ограни-

чено в двух направлениях. Во-первых, оно охватывает лишь соучастие

в форме участия в организации, т. е. соучастие 501 ^спепэ, и участие в

кретов Советской власти, в этом акте вообще не упомина-

лись. Не упоминались они и в первом советском Уголовном

кодексе, утвержденном третьей сессией ВЦИК. 22 мая 1922 г.

[24], Как и <Руководящие начала> этот кодекс называл

лишь исполнителей, подстрекателей и пособников '. Не из-

менилось положение и с принятием 31 октября 1924 г. перво-

го общесоюзного закона, посвященного вопросам уголовной

ответственности,- Основных начал уголовного законода-

тельства Союза ССР и союзных республик [19]. В этом ак-

те вопросам соучастия была посвящена только одна ста-

тья, в которой указывалось, что наказание <применяется в

отношении всех соучастников (подстрекателей, исполните-

лей, пособников) в зависимости как от степени их социаль-

ной опасности, так и от степени участия в преступлении>.

Как видим, здесь устанавливается только общий принцип

ответственности при соучастии, но не дается ни определения

самого института, ни видов соучастников, круг которых по-

вторяет то, что было зафиксировано и в <Руководящих на-

чалах>. Естественно, что за эти пределы не выходили и при-

нятые в 1927-1937 гг. республиканские уголовные кодексы,

которые в конструкции своей Общей части базировались (с

некоторыми нюансами) на положениях <Основных начал>

1924 г.

И только с принятием в 1958 г. Основ уголовного зако-

нодательства Союза ССР и союзных республик [17] круг

соучастников был дополнен фигурой организатора. Возни-

кает вопрос: что же изменилось к моменту принятия Основ

толпе. Соучастие же в собственном смысле этого слова остается, по

существу, за рамками данного определения. Во-вторых, оно ограничи-

вает критерий наказуемости соучастников. Это ограничение критерия

ответственности приводит фактически, как справедливо замечает

А, Н. Трайнин [220, 48}, к отрицанию института соучастия в целом, так

как игнорирование степени участия того или иного лица в преступле-

нии и выдвижение на первый план его общественной опасности делает

ненужным существование специального института. Такое ограничение

тем более непонятно, что <Руководящие начала> противопоставляют

степень участия в преступлении степени опасности преступника, в то

время как в действительности степень участия преступника в осущест-

влении преступного деяния сплошь и рядом является существенным

показателем его опасности.

' Мы не вдаемся здесь в характеристику отличий постановлений

о соучастии, данных в УК 1922 г., а также в <Основных началах уголов-

ного законодательства Союза ССР и союзных республик> и принятых

на их базе республиканских уголовных кодексах, хотя и сами эти от-

личия являются интересным материалом для суждений о том кримино-

логическом подходе, который был использован законодателем в то вре-

мя. Подробный разбор этих отличий дан в нашей книге <Учение о со-

участии по советскому уголовному праву>, выпущенной в свет изда-

тельством <Наукова думка> в 1969 г. [65].

в той криминологической реальности, которая одна только

и является почвой для законодательного урегулирования

поднимаемых жизнью, практикой борьбы с преступностью

вопросов? Если говорить конкретно об организаторской

деятельности, то за истекшие десятилетия число лиц, совер-

шающих преступления в такой форме, неизменно сокраща-

лось. Криминологическая реальность, следовательно, не

только не ухудшилась, а наоборот, разрядилась. А это зна-

чит, что изменился подход к проблеме, изменилось ее кри-

минологическое и юридическое осмысливание.

Постфактум всегда трудно говорить о том, чем руковод-

ствовался законодатель, принимая то или иное решение, как

оценивал он существующую на момент принятия закона кри-

минологическую реальность. Это особенно трудно сделать

в отношении <Руководящих начал>, принятых свыше 65 лет

тому назад. Но между <Руководящими началами> и дейст-

вующим законодательством лежат две уголовно-правовые

кодификации. И, поэтому, по тем взглядам, которые разви-

вались на страницах печати в ходе этих кодификаций, дово-

льно точно можно составить представление о том подходе,

который существовал к этой проблеме. Это тем более легко

сделать еще и потому, что отголоски высказываемых тогда

точек зрения были слышны и после принятия нового уго-

ловного законодательства [117, 132-, 196, 410}.

6. Сторонники решения вопроса об ответственности за

организаторскую деятельность без посредства ее урегули-

рования в Общей части уголовных кодексов обычно приво-

дят аргументы двух видов. Во-первых, они утверждают, что

деятельность организатора настолько опасна, что ее нет не-

обходимости отличать от действий наиболее опасного из

соучастников - исполнителя, который своими руками осу-

ществляет преступление. И, во-вторых, что организатор

всегда принимает участие в осуществлении преступления и

поэтому ни для урегулирования вопроса об его ответствен-

ности, ни для квалификации его действий нет необходимо-

сти в специальных установлениях Общей части.

И первый и второй аргументы представляются нам не-

состоятельными. Их несостоятельность проявляется преж-

де всего в плане юридическом. Начнем с первого из

них.

В условиях провозглашения уголовным законом в прин-

ципе равной ответственности всех соучастников (а именно

так решался вопрос и <Руководящими началами>, и после-

дующими актами) едва ли есть какие-либо основания

умалчивать о каком-либо из соучастников только потому,

что он будет отвечать как исполнитель. Ведь такую же

ответственность, как исполнитель, несут по закону и другие

соучастники, названные в законе.

'Что же касается второго утверждения, а именно, что

организатор всегда принимает непосредственное участие в

совершении преступления, то оно не отвечает и фактичес-

кому положению дел. Нами в общей сложности было изу-

чено 20 дел, по которым один из соучастников преступле-

ния был признан судом организатором и его действия были

квалифицированы со ссылкой на ст. 19 УК УССР. Так вот,

из этих 20 дел в 8 зафиксировано, что организатор непос-

редственного участия в совершении действий, образующих

объективную сторону состава преступления, не принимал.

Напомним еще раз, что речь шла не об организованных

группах, а о преступлениях, относящихся к соучастию в

собственном смысле этого слова. Таким образом, кримино-

логическая реальность не дает оснований для такого уго-

ловно-правового решения, которое исключало бы органи-

затора из общего круга соучастников преступления и остав-

ляло бы вопрос об его ответственности нерешенным в

Общей части,

Можно было бы, обращаясь к юридической стороне во-

проса, сослаться и на то, что никакого различия в этом пла-

не между организатором, с одной стороны, и подстрекате-

лем или пособником, с другой, вообще провести нельзя.

Ведь и последние, если они сверх своих подстрекательских

или пособнических функций, еще принимают к тому же

непосредственное участие в совершении преступления, прив-

лекаются на практике к ответственности как исполнители,

поскольку считается, что их исполнительская деятельность

поглощает всякую другую.

Однако дифференциация ответственности соучастников, ее

индивидуализация применительно к степени участия в пре-

ступлении требуют полного учета всего сделанного испол-

нителем сверх того, что связано с осуществлением объек-

тивной стороны состава.

Таким образом, недостаточно полное криминологическое

осмысливание проблемы ответственности организатора мо-

жет привести, с одной стороны, к тому, что его деятельность

(когда он не принимает непосредственного участия в со-

вершении преступления) вообще останется за бортом уго-

ловно-правового регулирования', а, с другой (когда он дей-

ствует как исполнитель) - к тому, что его организаторская

' По уголовному законодательству, действовавшему до принятия

Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик,

это, как и некоторые другие упущения, компенсировалось существова-

нием института аналогии.

деятельноть будет неучтенной при определении степени его

участия в совершении преступления.

7. Противоположный пример ненадлежащего кримино-

логического осмысливания проблемы соучастия можно ви-

деть в том, что к числу действий, причинно связанных с по-

ведением исполнителя,- а именно они то и составляют

соучастие в преступлении,- были отнесены и действия, ко-

торые в причинной связи с поведением исполнителя не на-

ходятся, а именно - заранее не обещанное укрывательство.

Число примеров, когда неполный учет криминологичес-

кой обстановки или неадекватная ее оценка приводят к свое-

образным деформациям на уровне конструкции уголовной

ответственности, можно было бы продолжить. Но и сказан-

ное со всей очевидностью показывает важность учета всех

этих обстоятельств.

Поскольку в криминологическом плане причины, обус-

ловливающие поведение исполнителя, представляют опас-

ность для социалистических общественных отношений, го-

сударство, общество должны стремиться к их нейтрализа-

ции. В тех же случаях, когда в качестве таких причин

выступают действия других лиц, необходимо криминологи-

ческое осмысление целесообразности использования для

борьбы с ними средств уголовной репрессии, а если это бу-

дет признано необходимым, то и выявление границ, преде-

лов, до которых борьбу с действиями, причинно обуслов-

ливающими поведение исполнителя преступления, целесооб-

разно вести с помощью этих средств.

Как показывает практика борьбы с преступностью, та-

кие действия могут быть достаточно разнообразны. Они мо-

гут заключаться и в активном влиянии на лицо, на форми-

рование у него решимости совершить определенные, запре-

щенные законом действия, и в понуждении его к таким

действиям, и в планировании, организации их. На уголов-

но-правовом уровне такая деятельность охватывает весь

спектр поведения соучастников - от интеллектуального по-

собничества, способствующего формированию умысла ис-

полнителя, до организации преступления.

Наиболее опасными из этих действий являются те, ко-

торые связаны с проявлением инициативы лица в соверше-

нии преступления, поскольку в широком плане это означа-

ет что такое лицо выступает в качестве первопричины пре-

ступления.