76. Изъятия из-под действия уголовного закона по началу внеземельности

76. Несравненно большие изъятия допускаются по принципам международного права, а именно по началу внеземельности, или экстерриториальности, в силу которого известные лица, хотя и пребывающие в нашей стране, признаются более или менее изъятыми из-под действия наших законов.

Таковым правом внеземельности пользуется прежде всего глава иностранного государства[3], причем это изъятие относится как к главе государства монархического, так и к главе исполнительной власти в республике[4].

Но, конечно, для осуществления этого права необходимо: 1) чтобы данное лицо не только пользовалось фактически верховной властью в другом государстве, но чтобы оно было признано и нами; 2) чтобы это лицо не утратило принадлежащей ему власти верховной; причем в этом отношении недостаточно, чтобы данное лицо фактически утратило власть, но необходимо, чтобы эта утрата была признана нами путем, например, признания законным нового правительства иноземной державы; сохранение титула и известных почестей за лишенным власти монархом не равносильно признанию его по-прежнему главой иностранной державы; 3) чтобы держава, глава которой находится на нашей территории, не состояла с нами в войне; в последнем случае это лицо, как неприятель, не может пользоваться внеземельностью.

Такой внеземельностью эти лица могут пользоваться, конечно, только в том случае, когда они находятся в нашей стране не как частные лица, а как главы иностранного государства; в том случае, когда они являются инкогнито, они, разумеется, рассматриваются так же, как частные лица, хотя также несомненно, что такое лицо во всякое время может раскрыть свое инкогнито и воспользоваться суверенным правом, ему принадлежащим[5].

Но эта внеземельность не распространяется, по началам международного права, на членов Царствующих домов, включая сюда и супругу иностранного государя. Если на практике такое признание и допускается, то оно может основываться только на началах дружбы, но не составляет международной обязанности. Некоторые, впрочем, писатели по международному праву (Гефтер, Кальво) допускают признание права внеземельности для наследника престола[6].

Другую группу образуют дипломатические агенты, причем исторически их изъятие даже предшествовало развитию идеи о внеземельности главы государства. Уполномоченный другого народа или страны и во время враждебных отношений, во время войны у всех народов, даже стоящих сравнительно на низких ступенях цивилизации, пользовался правом неприкосновенности, насилие по отношению к нему со стороны власти или народа, к которому он прибыл, признавалось поступком, достойным порицания. Еще полнее применялся этот принцип неприкосновенности к посольствам народов не враждебных, находившихся в мире; таким образом выработались идеи о неприкосновенности личности посла и об изъятии его из-под действия местных законов. С появлением постоянного представительства иноземных держав, постоянных дипломатических миссий принцип их личной неприкосновенности не только не поколебался, но и окреп, считаясь ныне одним из непререкаемых положений международного права. Само свойство их деятельности и возложенных на них поручений требует такой свободы; как говорил еще Монтескье: "Les ambassadeurs sont la parole du prince, qui les envoie, et cette parole doit etre libre"[7][8]. К этим практическим соображениям присоединяется и идея о том, что такие уполномоченные представители других государств должны пользоваться тем уважением, которое подобает самому государству, что посягательство на их личность совмещает в себе вместе с частным вредом неуважение к стране, которую он представляет; что подобно тому, как суверенное государство не может быть подчинено действию законов другого государства, так и его представитель, как носитель этой суверенности как таковой, не может подлежать суду и наказанию по законам той страны, в которой он находится.

Так как дипломатические агенты изъяты только как представители иностранных государств, то, поскольку от этого их публичного характера может быть отделена их частная личность с ее имущественными и даже личными правами, на нее не распространяется и право экстерриториальности. Поэтому, например, и на членов миссии распространяют свое действие, по общему правилу, местные гражданские законы[9]. Равным образом обязательны для них все существующие правила, охраняющие безопасность, порядок и спокойствие. Безответственные за учиненные ими преступные деяния, они неоспоримо должны возможно тщательно воздерживаться от таковых. "Независимость посланника,- говорит Wattel,- не должна обращаться в своеволие, она не дает ему права в своих поступках и действиях отклоняться от обычаев и законов страны, насколько это не нарушает его специальных обязанностей; посланник независим, но он не имеет права делать все, что ему вздумается... он должен подчиняться обычаям и законам, хотя суд и не может принудить его к их выполнению". "Первая обязанность посланника,- замечает Кальво,- уважать правительство и власти того народа, у которого он исполняет свои обязанности". Вне-земельность не уничтожает преступности деяния, а она только препятствует применению к нему местных уголовных законов без согласия на то государства, коего виновный является представителем. С другой стороны, по отношению к уголовному праву они не только изъемлются из-под юрисдикции местных судов и процессуальных правил, но и из-под действия материальных законов. Это положение имеет существенную важность для определения условий ответственности дипломатических агентов за преступные деяния, учиненные вне пределов государства, которого они являются представителями. Если бы они пользовались только правом неподсудности местным судебным учреждениям, но признавались ответственными по законам места учинения преступного деяния, то, например, наши судебные установления, в случае судимости этих лиц в пределах России, или должны бы были применять иностранные уголовные законы, что, разумеется, невозможно, или должны бы были применять постановления нашего Уложения, относящиеся к преступным деяниям, учиненным за пределами России, вследствие чего для них создавалась бы в известном объеме полная безнаказанность, и иногда за тяжкие преступления; такова бы, например, была по Уложению о наказаниях 1845 г.

Наше Уложение 1845 г. не содержало никаких указаний по сему предмету. В Уставах 1864 г. ст. 1074 говорила только, что лица, служащие за границей, а следовательно и дипломатические агенты, учинившие проступки по службе вне пределов отечества, по вызове их в Россию судятся в С.-Петербургской судебной палате.

Но в новой редакции Устава уголовного судопроизводства, независимо от сего, содержится более общее правило, что российские подданные, пользующиеся вне пределов России правом внеземельности, за преступные деяния, учиненные за сими пределами, по прибытии в Россию или выдаче их нам судятся в пределах округа С.-Петербургской судебной палаты в порядке, правилами сего устава установленном. Равным образом этот принцип провозглашен в ст. 6 действующего Уложения, которая гласит: "Действие сего Уложения распространяется на преступные деяния, учиненные в иностранных государствах российскими подданными, пользующимися в оных правом внеземельности"[11].

Правом внеземельности пользуются все дипломатические агенты безотносительно к их рангу: будут ли это чрезвычайные послы, посланники, министры, резиденты, поверенные в делах. По общему правилу предполагается, что таковыми будут органы постоянных дипломатических сношений; но это не исключает признания внеземельности и дипломатических агентов, прибывших в Россию с какой-либо временной миссией, например чрезвычайных уполномоченных, прибывших на коронацию, на бракосочетание государя и т.

Труднее решается этот вопрос относительно военных агентов и вообще лиц должностных, являющихся к нам для исполнения их служебных обязанностей; многие писатели признают их изъятыми из-под действия местных законов, как скоро они находятся у нас с прямого согласия нашей власти[13]. Но мне кажется, что едва ли такое право их на внеземельность может быть достаточно обосновано, и притом не только относительно общих преступных деяний, но и соприкасающихся с возложенными на них специальными поручениями. Трудно объяснить, почему чиновник Министерства финансов, посланный за границу для реализации займа или какой-нибудь иной операции, или военный агент, следящий за развитием военной техники вообще или какой-нибудь ее специальности в частности, не могут подлежать местному суду за учиненные ими подлоги, мошенничества, изнасилование? Сомнительно даже, чтобы можно было подыскать юридическое оправдание для военного агента, выкрадывающего нужный "документик" дислокации или мобилизации войск, снимающий потаенно план крепости или иным способом проявляющий шпионство в мирное время, или, как говорит Colonieu (Espionnage, 1888 г.), узаконенное шпионство. Он должен следить, и зорко следить за тем, что делается у добрых соседей, но на законном основании, feci, sed jure fed[14], и если пойдешь далее, то на свой риск и страх, памятуя, что взаимные отношения держав выражаются в подобных случаях в афоризме для одной стороны - не зевай, а для другой - не попадайся[15].

Внеземельность относится прежде всего к самому дипломатическому представителю, но, по господствующим в международном праве воззрениям, она распространяется и на официальных членов посольства или миссии; относительно же неофициальных лиц, состоящих при посольстве, личных секретарей посла, а равно и прислуги посла вопрос о неподсудности их хотя и считается спорным, но обыкновенно разрешается в смысле отрицательном, т.

Супруга и вообще семья посланника, конечно, не имеют права на внеземельность но, ввиду присваиваемого им права личной неприкосновенности международные обычаи распространяют внеземельность на супругу и на детей, живущих при дипломатическом агенте и не занимающих никакого самостоятельного поста в стране[16].

"Неприкосновенность,- как замечает проф. Мартене,- распространяется как на самих посланников, так и на те предметы, которые непосредственно связаны с их должностью и личным достоинством. На этом основании признаются неприкосновенными: жилище посланника, принадлежащая ему движимость и в особенности переписка, бумаги и дела посольства, которые ни в каком случае не могут быть конфискованы". Но распространяется ли вместе с неприкосновенностью на жилище или место пребывания (дом, вагон, пароход, карета) дипломатического агента и внеземельность? До XVIII столетия такая внеземельность местопребывания была общепризнана, и отсюда выводили два начала: право убежища (droit d asile) в доме посольства и право неподчинения местным уголовным законам преступных деяний, учиненных в доме посольства, а иногда даже такая внеземельность распространялась на ту часть города, где жил посол (franchise des quartiers).

На основании права убежища всякий преступник, успевший скрыться в доме посланника, рассматривался как перебежавший на чужую территорию и не мог подлежать непосредственному заарестованию со стороны органов местной власти; но уже со времен Hugo de Groot a и Bynkershock a это право не признается более, как не соответствующее ни идее государственной суверенности, ни правильным международным сношениям. Как говорит Гефтер, "посланник не имеет никакого права укрывать в своем жилище или в своем экипаже лиц, обвиняемых в преступлении, с целью освободить их от уголовного преследования или способствовать их бегству. В подобном случае требуется только, чтобы из уважения к посланнику и представляемому им государству взятие преступника было совершено с возможной осторожностью и в форме, не оскорбительной для посланника. Поэтому, если известно, что преступник скрылся в жилище посланника, местные власти имеют право не только окружить дом стражей и принять извне необходимые меры, чтобы преступник не скрылся, но и взять преследуемое лицо силой в том случае, когда посланник, несмотря на просьбу компетентной власти, отказывается выдать его добровольно. Но при обыске власти должны избегать всего, что может нарушить достоинство и права, принадлежащие посланнику и его домашним".

Точно так же не признается ныне и экстерриториальность дома посланника. В последний раз в международной практике вопрос этого рода возник в 1867 г. Русский подданный Никитченков, обратившийся в русское посольство в Париже за помощью для отъезда на родину и получивший отказ, выстрелил в доме посольства в секретаря Балыпа. Наше правительство, ввиду того что преступное деяние учинено в доме русского посольства, русским подданным и против секретаря русского посольства, высказалось в смысле признания Никитченкова подсудным нашим законам; но французское правительство представило возражения: во-первых, что экстерриториальность членов посольства имеет значение только в том случае, когда они являются субъектами, а не объектами преступления, и во-вторых, что место учинения, т. е. дом посольства, также не служит основанием для устранения применимости законов французских. С этими соображениями согласилось и наше правительство, оговорив, что такая постановка вопроса должна быть прецедентом и на будущее время по отношению к дому французского посланника в Петербурге[17]. Таким образом, единственные привилегии, которые и ныне сохранились за жилищем посла, имеют процессуальный характер и заключаются в существовании особых правил о производстве обысков и выемок в этих домах, одним словом, всего того, что может прямо или косвенно нарушить принцип неприкосновенности личности посла. Так и у нас. по ст. 248 Устава уголовного судопроизводства, осмотры, обыски и выемки в помещениях лиц, пользующихся правом внеземельностй, а равно и на военных кораблях, производятся не иначе как по предварительному сношению через министра юстиции с Министерством иностранных дел, на основании ст. 190 Учреждения судебных установлений; но никаких иных ограничений для производства следственных действий, относящихся до преступного деяния, учиненного в доме посольства, или к коему прикосновенна прислуга посольства и т. п., наши законы не установляют[18].

Конечно, дипломатический агент может получить право внеземельности с момента вступления его в должность, т. е. с момента принятия его в качестве посланника главой того государства, в котором он должен состоять, и вручения верительной или кредитивной грамоты (lettre de creance). Но многие авторитеты международного права, как, например, Блюнчли, а равно и новейшая международная практика признают, что право на неприкосновенность и внеземельность начинается с того момента, как скоро посол переступил пределы государства. Кончается это право с окончанием миссии или оставлением поста, внешним выражением чего служат прощальная аудиенция и представление отзывной грамоты (lettre de rappel).

Далее, по общему правилу, дипломатические агенты пользуются правами в том государстве, при котором они аккредитованы; но многие из новейших писателей[19] допускают возможность пользования этими правами и в тех государствах, через которые такое лицо проезжает, если местное правительство официально уведомлено о дипломатическом характере проезжающего. Возможность ареста такого лица, осмотра его бумаг под предлогом обвинения в учинении преступного деяния может вызвать в международных отношениях такие же последствия, как и осмотр бумаг лица аккредитованного.

Дипломатические агенты изъяты из-под действия уголовных законов по всем преступным деяниям, как важным, так и маловажным, как направленным против частных лиц, так и посягающим на государственный строй. "Но,- говорит проф. Гефтер,- бесспорно также, что дипломатические агенты не могут прикрываться своим международным положением, чтобы безнаказанно совершать преступные или безнравственные действия. Не говоря уже о том, что всякое частное лицо, которому грозит опасность от этих действий, имеет право принять все меры к своей защите, что полицейской власти принадлежит право фактического вмешательства для предупреждения возможных беспорядков и преступлений в стране,- само правительство, при котором уполномочен посланник, вправе, по совершении преступного действия, принять все необходимые меры к охранению своих интересов и устранению соблазна, однако действуя при этом со всевозможной осторожностью, чтобы не оскорбить достоинства иностранного государства. К этим мерам, могущим исходить, очевидно, не от подчиненных чиновников, а только от высших властей, относятся: конфиденциальное предостережение, делаемое непосредственно посланнику, или жалоба его правительству - в случае маловажных проступков; при более серьезных нарушениях - просьба об отозвании и удовлетворении, обращаемая к его двору. До разрешения вопроса посланник лично подвергается особому надзору. Если просьба об его отозвании останется без последствий, то правительство, при котором он состоит, вправе удалить его из своей столицы и послать ему приказ о выезде в назначенный срок из пределов государства. Наконец, в случае посягательства посланника на безопасность государя или участия его в заговоре против учреждений страны, где он пребывает, правительство может поступить с ним, как с преступником и врагом, и лишить его свободы, пока оно не будет вполне удовлетворено или пока заподозренный не докажет неосновательности возведенных на него обвинений"[20].

Вышеуказанные основные начала об экстерриториальности дипломатических агентов признаны и нашим правом. Так, по ст. 171 Уложения о наказаниях 1845 г., не особенно, впрочем, точной в изложении, говорилось, что в случае учинения преступлений лицами, принадлежащими к посольствам или дипломатическим миссиям, о сем производится, установленным для того порядком, надлежащее дипломатическое сношение с их правительством; но истинный смысл этого постановления выясняется статьей 186 Свода законов уголовных (изд. 1842 г.), послужившей основанием ст. 171, в силу коей приведенное положение должно было быть понимаемо в смысле изъятия из-под действия наших законов иностранных дипломатических агентов. Далее, ст. 229 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. говорила, что дела о преступлениях и проступках лиц, принадлежащих к посольствам и миссиям иностранных держав, возбуждаются по надлежащем дипломатическом сношении с непосредственным начальством обвиняемых, т. е. закон установлял, по-видимому, тот принцип, что все эти лица, хотя и пользуются правом внеземельности, но о каждом их поступке местная судебная власть через Министерство иностранных дел доводит до сведения правительства, его уполномочившего, а от сего последнего уже зависит или отозвать обвиняемого для суда на родину, или же предать его суду туземному. Относительно же прислуги посольства ст. 230 Устава уголовного судопроизводства постановляла, что она подлежит суду на общем основании, если только в отношении к ней не сделано никаких изъятий в трактатах.

Действующее Уложение, как было указано выше, довольствуется общим положением пункта 4 статьи 5, применимого и к дипломатическим агентам, предоставляя определение относящихся сюда категорий лиц и условий их изъятия международной практике. В новой же редакции Устава уголовного судопроизводства повторены вышеприведенные правила статей 229 и 230 с некоторыми лишь редакционными изменениями и с указанием, что они распространяются и на других лиц, пользующихся внеземельностью.

Требования жизни и международных отношений привели также к признанию изъятия из-под действия местных законов иностранных войск, находящихся с согласия нашей власти[21] на нашей территории, будет ли это отряд войска, воздухоплавательная команда, экипаж военного судна и т. д. Уложение 1845 г. (примеч. к ст. 175) говорило только о служащих в иностранных вспомогательных войсках в России, указывая, что они подлежат следствию и суду на основании законов своего государства и дела о них рассматривают и решают сложные комиссии, от иностранного и российского правительств, по принадлежности, наряжаемые; но международное право вполне справедливо распространяет это изъятие и на отдельные части войска, прибывшие почему-либо в мирное время, например для участия в маневрах", дружеского визита, поздравления и т. п., причем, разумеется, имеется в виду часть войска, команда, а не отдельные военнослужащие, прибывающие к нам и подчиняющиеся общим правилам относительно иностранцев.

В особенности этот вопрос имеет практическое значение по отношению к кораблям, весьма нередко появляющимся в территориальных водах других государств.

В полном объеме начало внеземельности применяется к военным кораблям, так что деяния, учиненные на таком корабле, рассматриваются как не подлежащие действию наших законов и наказываются по законам той страны, чей флаг носит корабль, и притом безотносительно к тому, кем и против кого учинено было это деяние. Поэтому командир корабля может препроводить виновного в свою страну, хотя по международным обычаям принято, что если виновный и пострадавший не принадлежат к экипажу корабля, то командир передает дело на рассмотрение местных судов. То же государство, в чьих водах совершилось преступление, грозящее его спокойствию, может принять меры предосторожности: не допустить корабль в гавань, потребовать его ухода и т. п. Но если члены экипажа военного корабля совершили преступное деяние на берегу, то они подлежат безусловно ответственности по нашим законам, и уже от нашего правительства зависит, если оно сочтет это нужным, переслать виновных для суда и наказания командиру судна. Так как внеземельность кораблей, по ее существу, имеет не личный, а реальный характер, то более спорным считается вопрос о праве убежища на военных кораблях, находящихся в территориальных водах. По тем соображениям, которые приняты ныне в международном праве относительно домов посольства, ответ должен быть отрицательный[22], хотя в практике, даже новой, международного права встречались примеры признания убежища. Во всяком случае, принятие военным кораблем, прибывшим в гавань для защиты интересов соотечественников и единоверцев, этих лиц, спасающихся от преследования, является, несомненно, вполне закономерным деянием.

Купеческие иностранные корабли, наоборот, по общему правилу подчинены местным законам, но с некоторыми изъятиями. Относительно объема этих изъятий существуют две системы: английская и французская[23]. В Англии подсудны территориальному суду все преступления и проступки, совершенные на купеческих кораблях, плавающих или останавливающихся в английских водах, и только на основании новых конвенций делается исключение относительно дисциплинарных проступков, подлежащих наказанию властью капитана корабля. По французской системе, провозглашенной еще в 1806 г., юрисдикции капитана предоставляются все маловажные деяния, не затрагивающие интересов лиц, не принадлежащих к экипажу корабля, и не нарушающие спокойствия гавани.

Это последнее начало усвоил и Уголовный кассационный департамент в известном своем решении 1872 г. № 1329, по делу о греческом подданном Сваэлосе, обвинявшемся в убийстве также греческого подданного, учиненном на греческом купеческом корабле "Алквиад", который стоял в гавани города Керчи. Сенат высказал, что положение ст. 170 Уложения об ответственности иностранных подданных не может во всей строгости применяться к деяниям, учиненным на корабле, между членами экипажа. Поэтому, согласно началам, усвоенным международным правом и международной судебной практикой, деяния, относящиеся до нарушения дисциплины и вообще до нарушения обязанностей службы, во всяком случае решаются на корабле по законам своего государства. Но учиняемые на корабле общие преступные деяния хотя и могут в исключительных случаях наказываться также по законам национальности корабля, но подобное исключение может быть допущено лишь в тех случаях, когда сими деяниями не нарушаются спокойствие, порядок и безопасность порта, когда начальство судна или лицо, потерпевшее от преступления, не обращались к содействию или покровительству местных властей, и притом когда со стороны дипломатических или консульских агентов заявлено было желание о препровождении преступника для суда в его отечество. Далее, из этих же положений, высказанных Сенатом, можно вывести, что преступные деяния, учиненные экипажем торгового судна на берегу, во всяком случае подсудны местным законам.

Указанное толкование Сената, вполне согласное и с началами действующего Уложения, принято и в наших новейших консульских конвенциях: с Германией- 1874 г., Италией-1875 г. и Испанией -1876 г.

________________________________________

[1] Впрочем, правомерность этого изъятия имеет в науке сильных противников. Таковы из прежних H. von Coccej, а из новых - Pinheiro-Ferreiro, и в особенности Laurent; за признание права внеземельности высказались еще Grotins, Bynkershock, Puffendorf. Указания на постановления нашего древнего права у Андреевского, О правах иностранцев в России, 1854, с. 42 и след.

[2] Литературные указания у Binding, Handbuch, ї 141 пр. 2; Gottschalk, Exterritorialitat der Gesandten, 1878 г.; Heyking, L'exterritorialite, 1889 г.; E. Beling, Die strafrechtliche Bedeutung der Exterritorialitat, 1896; Lehr, Manuel theorique et pratique des agents diplomatiques et consulaires francais et etrangers, 1888 г.; Odier, Des privileges et immunites des agents diplomatiques en pays de Chretiente, 1890 г. С. Droin, L'exterritorialite des agents diplomatiques, 1895 r. В этих монографиях, а равно и в курсах международного права и международного уголовного права в частности, можно найти более подробное изложение оснований, характера и объема права внеземельности или экстерриториальности.. Нельзя, однако, не заметить, что в литературе, в особенности у публицистов, царствует полнейшая спутанность юридических понятий, смешение оснований и объема, факта и права, в виде, например, противоположения фикции внеземельности праву внеземельности, смешения понятия внеземельности с понятием неприкосновенности особы. Несомненно, что в современных международных отношениях внеземельность из факта становится правом, но далеко не одинаково для различных субъектов международных сношений, так что и ныне существуют такие субъекты, изъятие коих является пока фактом международной вежливости, а не правом; что внеземельность по отношению к государству, в коем пребывают эти лица, заключается в изъятии их в известных случаях из-под действия законов сего государства, а по отношению к стране, которую они представляют, подчинении их действию ее законов в объеме большем, чем других граждан, за границей пребывающих. По отношению к объему неподсудности местным законам необходимо различать свойство правоотношений, так как изъятия будут иные в области уголовного (материального или процессуального), гражданского, полицейского и финансового и т. д. прав; наконец, при установлении оснований права внеземельности нужно различать историческую основу целесообразности, а потому и необходимости признания независимости этих лиц от местных властей, без которой немыслимо исполнение возложенных на этих лиц обязанностей, от попыток правооснований, в виде ли фикции неоставления этими лицами территории государства, которое они представляют, или фикции воплощения в них суверенности государства, устраняющего возможность подчинения их властям другого государства.

[3] Но большинство писателей согласно в том, что эта фикция не может служить основанием для признания права непосредственного осуществления принадлежавших этому лицу прав на территории другого государства, например, не может распространяться на право суда над членами его свиты, насколько проявление этих прав не соответствует местным законам.

[4] Это положение не почитается бесспорным. Некоторые, например Heyking, прямо высказываются против этого приравнения, хотя теперь, после поездки президента Фора в Россию и церемониала его встречи, воззрение Гейкинга представляется практические странным: президент французской или американской республики, принимаемый нашим императором как главенствующий представитель могущественной державы, не будет пользоваться теми правами, которые принадлежат маленькому секретарю посольства этой державы? Защитники противоположного взгляда основываются на том, что начало внеземельности монархов покоится на начале личной неподсудности сюзеренов и по законам их страны, на принципе равенства сюзеренов, но они забывают, что гласное основание внеземельности - эту суверенность государства, которое они представляют; с другой стороны, по этим воззрениям Наполеон III, будучи императором, не дользовался бы внеземельностью, так как он по конституции был ответствен; наконец, нельзя не прибавить, что действующее Уложение во всех своих статьях, в коих упоминается о посягательствах на главу иностранного государства, имеет в виду и республиканские государства.

[5] Указания на отдельные примеры возбуждения дел против иностранных монархов см. у Heyking'a, ї 32.

[6] Harburger полагает, что и вся свита прибывшего государя должна пользоваться правом внеземельности. Ср. Мартене, ї 83.

[7] Послы являются голосом главы государства, который их посылает, и их речь должна быть свободной (фр.).

[8] Практическая необходимость изъятия признается даже писателями, отрицающими в принципе фикцию внеземельности.

[9] Bar, Lehrbuch, с. 340; при этом я имею в виду гражданские материальные законы; изъятия из-под ведения судебной власти распространяются у нас и на гражданские суды. Ср. Устав гражданского судопроизводства, 225.

[10] В германской литературе этот вопрос вызвал в 1874 г. оживленный спор по поводу известного дела германского посла в Париже графа Арнима. Защитник его Гольцендорф доказывал, что он подлежит ответственности не по германским, а по местным законам; то же мнение защищают Binding, Olshausen, Merkel, Beling. За изъятие из-под действия материального права - в особенности Harburger, Geyer.

[11] То же начало высказано в Нью-Йоркском уголовном уложении; большинство кодексов не содержит по этому предмету никаких законоположений, предоставляя решение его практике.

[12] См. Heyking; Мартене, ї 24 и след.

[13] Ср. Liszt, ї 23; H. Meyer, ї 17. Мартене, II ї 5, справедливо указывает, что во время исполнения поручения такие лица пользуются правами дипломатических агентов, если являются уполномоченными представителями своих государств, как, например, члены международных конгрессов или конференций; но делегаты, агенты, комиссары, даже принимающие участие в международных собраниях, такими правами не пользуются.

[14] Я сделал, но сделал по закону (лат.).

[15] Последние процессы Парунова у нас, Дрейфуса во Франции указали на ту, иногда весьма неприглядную, роль, которую играют некоторые военные агенты. Мартене, II ї 5, замечает, что военные агенты могут претендовать на одинаковые с дипломатическими агентами права, если входят в состав посольства или аккредитованы при иностранном дворе в качестве личных представителей своих государей.

[16] Необходимость полного изъятия из-под действия местных законов как семей дипломатических агентов, так и их прислуги, хотя бы даже подданных той страны, где находится посланник, доказывает Harburger, из прежних - Binkershock, Wattel, Bluntschli. Другие допускали такую привилегию, если прислуга принадлежит к той же национальности и преступное деяние учинено в доме посланника, например, Calvo, Лист, ї 23; за полную подсудность прислуги - Bar, Berner, Ortolan.

[17] Такое же толкование относительно неэкстерриториальности дома посланника усвоено германским Reichsgericht'oM в решении 26 ноября 1880 г. (Entscheidungen, III, № 28).

[18] В том же смысле должна быть принимаема признаваемая некоторыми договорами внеземельность находящихся на нашей пограничной территории иностранных таможенных учреждений.

[19] Ср. у Harburger.

[20] Calvo, Le droit international, говорит: в случаях крайней важности государство, которого самое существование поставлено на карту, может прибегнуть к изгнанию, даже к заа-рестованию агента, дозволить осмотр его бумаг, но не может его судить. То же Haus, Ortolan. Кальво приводит несколько случаев этого рода - заарестование испанского посланника принца Callamare во Франции; высылка французского посланника маркиза Шетарди из России в 1743 г., высылка из Испании в 1848 г. английского посланника и др. Из французских криминалистов F. Helie, Traite, признает в подобных случаях за государством даже право суда.

[21] Разумеется, нельзя распространять право внеземелъности на части войска, самовольно вторгнувшиеся в территорию, и еще того более - на неприятельские войска; изъятие последних есть факт, а не право, оно вытекает из невозможности суда над ними, и мародер, шпион, поджигатель, одним словом, всякое лицо, захваченное нами при совершении какого-либо преступного действия, не входящего в область действий, дозволенных обычаями войны, а потому и не почитаемое военнопленным, не может ссылаться как на exceptio judicii на то, что принадлежит к неприятельским войскам.

[22] Тем менее, конечно, могут претендовать на право убежища торговые судна, за исключением разве случаев пребывания их в государствах неполноправных. Ср. примеры у Jettel.

[23] Мартене. Ранее указ, произведение, II, ї 56, 88.