5. Французское право.
Римские узаконения о давности, хотя и были заимствованы Французским правом, но с течением времени, институт этот принял во Франции совершенно своеобразный характер и оказал весьма сильное влияние на постановления других кодексов.
Законодательные памятники феодальной эпохи, как например Учреждения Святого Людовика (Etablissements de S.
Louis), обходят молчанием вопрос о давности. Несмотря на это молчание, давность не переставала применяться на практике, хотя под влиянием обычного права давностные сроки, заимствованные из права Римского, были в некоторых местностях сокращены. Так Людовик IX Святой подтвердил в 1242 году постановление одной хартии (la charte d'Aiges Mortes), ограничивающее десятилетним сроком преследование крупных преступлений и годичным-преследование личных оскорблений*(29).Влиянию инквизиционного начала следует приписать дальнейшее видоизменение Римских постановлений о давности. Влияние это сказалось в том, что судьи стали применять давность ex officio и при том во всех стадиях процесса*(30).
В 17 веке состоялся приговор, имеющий весьма важное значение, не только для Французского законодательства, но и для законодательства всех стран. Так, в 1615 году, суд в Турнелле освободил преступника от смертной казни, присужденной ему за тридцать лет, потому что промежуток этот, помнению суда, lui a fait gagner sa rancon*(31). Но особенно важно, по отношению к нашему вопросу, королевское постановление (ordonnance) 1670 года, в силу которого, заочный приговор, по исполнении обряда символической казни (execution par effigie), погашался тридцатилетней давностью*(32).
Во Французском праве до революционного периода двадцатилетний срок покрывал большинство преступлений*(33). Течение давности начиналось, по общему правилу, со дня совершения преступления, причем не делалось никакого различия между теми преступлениями, которые были обнаружены и теми которые остались сокрытыми.
Старое Французское право отличалось еще тою особенностью, что не признавало никаких обстоятельств, прерывающих течение давности. Действие давности, в силу 35 статьи эдикта 1679 года, не распространялось на дуэль. Преследование этого преступления не ограничивалось каким-либо определенным сроком; его можно было даже, по словам Леграверана, направить, после смерти дуэлянта, против его памяти.Кодекс 25 сентября (6 октября) 1791 года содержит много новых постановлений о давности. Так, в силу 1-й статьи 6-й главы, уголовный процесс устраняется, если в течении трех лет, по отношению к обвиняемому, не будет начато судебное преследование. Если же обвиняемый будет привлечен к ответственности, то срок, определенный для начатия уголовного иска, удваивается, из трехлетнего он обращается в шестилетний (2 ст.). Никакой обвинительный приговор не мог быть приведен в исполнение по прошествии тридцати лет (3 ст.).
Кодекс 3 Брюмэра IV года повторяет те же постановления, только делает к ним некоторые весьма важные добавления. Так, точкою отправления считается не день совершения преступления, а день с которого существование преступления сделалось известным и было официальным образом подтверждено (течение давности начинается du jour ou l'existence du crime a ete connue et legalement constatee). Далее, в силу постановления того же кодекса, гражданский иск, вытекающий из преступления, в противоноложность Римскому праву, считается нераздельно связанным с иском уголовным: давность последнего погашает и первый (apres ce terme (3 ou 6 ans) nul ne peut etre recherche soit au criminal, soit au civil). Наказание, назначенное заочным приговором, погашается двадцатилетнею давностью. Кодекс 3 Брюмэра не делает, но отношению к давности, никакого различия между крупными и мелкими преступлениями; он дает всем им общий термин delit и назначает один и тот же трех или шестилетний срок. По справедливому замечанию Кутюрье, это предписание, наравне с весьма оригинальными постановлениями о начале давности, поселило большую неравномерность между крупными и мелкими преступниками; преступления, совершенные последними, вследствие своей ничтожности, не возбуждая внимания власти, оставались долго не открытыми, а поэтому благотворное влияние давности, почти никогда не распространялось на лиц их совершивших. Что же касается до преступлений крупных, то они обыкновенно делались известными немедленно после их содеяния, потому и подпадали несравненно легче действию законов о давности. Практический результат этой системы состоял в том, что тяжкие преступления погашались в срок более короткий, чем мелкие проступки. Очевидно, что такой порядок был немыслим; он противоречил основным принципам давности*(34).