17. Дисциплинарная власть семьи и школы

17. Выдающимся представителем дисциплинарной власти является власть семьи и ее главы, в особенности в той ее форме, в какую она вылилась в древнем римском праве[1], где pater familias[2] являлся столько же органом карательной власти, сколько и дисциплинарным учреждением.

Подобный характер власти главы семьи не составлял исключительной особенности римской жизни. Если не в такой строго определенной юридической форме, то такой же по своему объему являлась она и в древнейшем праве других народов, например, у германцев и у славян[9].

Древнегерманское право выработало два главных института охранения общественного мира и нерушимости юридических интересов: союз родственной защиты для охраны от нападения извне и власть домовладыки для ограждения спокойствия внутри семьи; власть представителя ее интересов и карателя проступков.

Народы славянские не выработали общего названия для семейной власти, соответствующего германскому mundium, но его главнейшие виды мы можем проследить и у нас.

Так, несомненно, существовала в нашем старом праве дисциплинарная власть мужа над женой, как о том свидетельствуют прямые указания летописей и юридических памятников и в особенности свадебные обряды, песни и т. д. Эта власть обусловливалась уже самым первоначальным способом заключения брака - умыканием или покупкой невесты, обычаем, встречавшимся не только н лоху Нестора, но и гораздо позднее, и притом общим всем славянским народам. Естественно, что при таком возникновении брака жена становилась под власть покупщика, приобретателя[10], ей приходилось, как говорит народная песня, "держать голову поклонную, ретиво сердце покорное". Это подчинение отразилось далее в целом ряде символических свадебных обрядов, как, например, в разувании женою молодого, о котором говорит Нестор и которое сохранилось и поныне во многих губерниях; в надевании на жениха, по древнецерковному чиноположению, при обручении перстня золотого, а на невесту - железного, а в других местах - серебряного и т. д. Власть эта была не простым первенством, а имела весьма материальный характер, на что указывает, например, также весьма распространенный свадебный обряд передачи плетки молодому отцом невесты[11].

Да и много позднее известный Домострой попа Сильвестра, несомненно отражающий в своих правилах характер нашей семейной жизни XVI в., говорит: "А только жены или сына или дщери слово или наказание не имет, не слушает и не боится... ино плетью постегать, по вине смотря; а побить не перед людьми, наедине; поучити да примолвити и пожаловати...[12] А про всякую вину по уху и по лицу не бити, ни кулаком под сердце, ни пинком, ни посохом не колоти, никаким железным, ни деревом не бити...[13] А только за великая вина и за ослушание и небрежение ино снять и рубашку и плетью вежлевенько бити..."

Правда, что в законодательных памятниках того времени ничего не говорится об объеме и условиях осуществления этого права, но из практики XVI и даже XVII столетия видно, что и за убийство жены мужем, в случаях прелюбодеяния или иного какого-либо преступления, виновные отделывались незначительными взысканиями[14].

Действующее право не знает более дисциплинарной власти мужа над женой[15]. Идея власти мужа, которая проводится в X томе Свода законов при определении прав и обязанностей супружеских, имеет только характер юридического первенства, предпочтения, например в случаях столкновения по вопросам о распоряжении судьбой детей, по определению места жительства или по имущественным сделкам. Но в народе, как можно видеть по данным, собранным Комиссией о волостных судах, и доныне живет более широкий взгляд на дисциплинарные права мужа, так что многие волостные суды признавали битье мужем жены деянием, не подлежащим суду, если оно только не было незаслуженно или чрезмерно[16]. Ближайшее будущее, конечно, устранит эти последние остатки юридического неравенства супругов, противоречащего идее брака, потому что брак, как его превосходно определили еще древние римляне, есть consortium omnis vitae, divini et human! juris communicatio[17], а дисциплинарная наказывающая власть предполагает неравноправность лиц, отношение властного к подчиненному.

Иной объем представляет власть отца семейства по отношению к детям. В древнегерманском праве она выражалась, прежде всего, в праве умерщвления новорожденных детей. От воли отца зависело: поднять принесенного ему малютку с земли и тем даровать ему жизнь или отвернуться от него и осудить на погибель[18].

Памятники славянские не содержат указаний на существование такого права, за исключением некоторых данных, относящихся только до поморян (Шпи-левский) но зато и по ним, как и по немецким законам, нет никаких пределов родительской расправы в случае неповиновения или проступков детей.

Не касаясь седой древности, вспомним всем известную характеристику принципов воспитания по Домострою, принципов, и ныне далеко еще не вымерших в жизни. "Казни сына своего от юности его,- говорит он (гл.

Наглядным юридическим выражением этого широкого права родительской власти могут служить постановления об ответственности за убийство детей: "А будет отец или мать, сына или дочь убьет до смерти,- говорит Уложение Алексея Михайловича (гл. XXII, ст. 3),- и их за то посадити в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме год, приходити им к церкви Божией, и у церкви Божий объявлять тот свой грех людям вслух. А смертию отца и матери за сына и за дочь не казнить"[20]. Такое же воззрение сохранилось и в петровском законодательстве и так крепко укоренилось в народе, что наши законодатели в 1832 г. сочли нужным в Своде законов прямо оговорить (т. X, ч. I, ст. 170 изд. 1900 г.), что "родители не имеют права на жизнь детей и за убийство их судятся и наказываются по уголовным законам"[21].

По действующим гражданским законам родители имеют право для исправления детей строптивых или неповинующихся употреблять домашние меры исправления (т. X, ч. I, ст. 163), а в некоторых случаях это даже вменялось им как бы в обязанность. Так, по Уложению 1813 г. (до Закона 2 июня 1897 г.) за проступки детей, совершенные без разумения или по неосторожности, не только малолетние, но иногда и несовершеннолетние, моложе 21 года, отдавались их родителям для домашнего исправления (Уложение, ст. 137, 138, 144). Кроме того, по ст. 1592 того же Уложения родители были властны детей обоего пола, не состоящих на государственной службе, за упорное неповиновение, развратную жизнь и другие явные пороки заключать в смирительный дом, а позднее в тюрьму на время от двух до четырех месяцев, причем, до введения в действие Устава уголовного судопроизводства, такое право отдачи осуществлялось ими или непосредственно, или хотя и через судебную власть, но вне судебных порядков, по их заявлению[22].

Действующее Уголовное уложение также знает отдачу несовершеннолетних (до 17 лет), учинивших преступное деяние, но не вменяемое им в вину по ст.

Затем, Уложение вовсе не упоминает о праве родителей на отдачу их детей в тюрьмы или в исправительные заведения, так как оно хотя и определяет ответственность детей за упорное неповиновение родительской власти, а равно и за грубое с родителями обращение, подвергая виновных аресту до 6 месяцев, но эта ответственность должна быть назначена судом на общем основании.

Дисциплинарная власть осуществляется самими родителями, причем закон не определяет ни объема, ни характера дозволенных к употреблению средств, глухо говоря только в ст. 168, т. X ч. I, изд. 1900 г., что родители по отношению к лицу детей своих не могут покушаться на такие деяния, которые по общим законам подлежат наказанию уголовному; но само собою разумеется, что государство на общем основании имеет право надзора за осуществлением дисциплинарной власти родителями, привлекая виновных в наказуемом злоупотреблении таковою к уголовной ответственности на общем основании.

Конечно, в семье, в силу ее многоразличных изменений в жизни, нередко место кровных родителей занимают другие лица, как, например, отчим и мачеха, старшие в роде, но к ним уже не переходят указанные выше права родителей в полном их объеме, им принадлежит власть, сходная с властью школы, вытекающая из обязанности надзора, попечения и воспитания по отношению к малолетним. В применении к нашему праву это начало было высказано Уголовным кассационным департаментом Правительствующего Сената в решении 1873 г. № 452, по делу Тарасовой, где он разъяснил, что мачеха по своим прямым обязанностям есть ближайшая воспитательница своей малолетней падчерицы, а потому не может не иметь над нею известной степени власти, но власть эта не должна выходить из круга тех мер, которые предоставляются употреблять воспитателям и воспитательницам вообще; поэтому она ни по своим отношениям к падчерице, ни по уполномочию от своего мужа не может иметь над падчерицей полной родительской власти, которая принадлежит исключительно тем лицам, которые произвели дитя на свет, видят в нем плоть от плоти своей и не отличают интересов своих от интересов потомства[23].

Близкую связь с дисциплинарной властью семьи имеет дисциплинарная власть школы.

Таким образом, возникает дисциплинарная власть школы, частью в силу передачи ей власти родительской, как на это указывает и ст. 179, т. X ч. I Законов гражданских, частью по уполномочию государства[24].

Объем школьной власти не может быть всегда одинаков; он видоизменяется, смотря по возрасту воспитанников и по характеру заведения, в силу преобладания в нем воспитательного или образовательного элементов. По отношению к детям меньшего и даже среднего возраста школа не только дополняет, но и заменяет собой семью, особенно, например, в заведениях закрытых. Поэтому ее власть объемлет всю личность воспитанника: она ведает не только его шалости и нарушения чисто учебного порядка, но и проявления его порочных и даже преступных наклонностей; она наблюдает за ним не только в школе, но и вне ее. Само государство, как мы видели, отказывается от уголовного наказания малолетних и передает их или родителям, или особым воспитательным учреждениям, приютам. Применение дисциплинарной власти в школе этого типа, по общему правилу, безусловно устраняет действие карательной власти государства, допуская ее вмешательство разве только в случае совершения наиболее тяжких преступлений воспитанниками старшего возраста, например 14 и более лет[25].

Ввиду аналогии с семьей школьная власть этого периода должна пользоваться сравнительно значительным простором деятельности. Государство не может и не должно создавать подробного и точного кодекса нарушений и порядка взыскания за них, чтобы не задушить этими мертвыми формулами живое дело воспитания; но, сохраняя общий надзор за ходом и развитием школьного дела, государство, однако, не может оставить без контроля и власть дисциплинарную. С одной стороны, оно может требовать, чтобы школьные предписания и правила действительно соответствовали идее умственного, нравственного и истинно религиозного развития, чтобы в них не возводились в добродетель, не делались обязательными донос и наушничество, фарисейство и лицемерие, которые ради временных выгод школьной власти подрывают основы молодой личности, создавая из юношей истинных врагов общественного и государственного развития. С другой стороны, государство должно установить надзор за школьными взысканиями, определить для них известные пределы. Эти взыскания, как справедливо говорила Инструкция для военных прогимназий (ї 33), должны налагаться с исключительной целью исправления, а не быть актом возмездия[26].

Подобными наказаниями могут быть чисто воспитательные взыскания: выговоры, уменьшение баллов по поведению, лишение льгот, карцер, а в крайнем случае - удаление из данного заведения; но с трудом можно согласить с идеей школьной дисциплины, в особенности для детей младшего и среднего возраста, исключение из школы с лишением права поступать в какое бы то ни было заведение, ибо такое поражение прав может быть лишь последствием тяжких нарушений, выходящих из пределов компетентности дисциплинарных учреждений, последствием такой закоренелости, какую едва ли можно предполагать в юношеском возрасте[27].

Взыскания дисциплинарные могут быть налагаемы или властью воспитательной, единоличной - инспектора, директора или, в важнейших случаях, педагогическим советом заведения[28].

Несколько иначе ставится дисциплинарный вопрос в высших учебных заведениях- университетах, академиях и т. п.[29],- как ввиду возраста воспитанников, переходящего весьма часто период полного совершеннолетия, так и в силу преобладания в этих заведениях образовательного элемента, благодаря которому действия власти дисциплинарной по преимуществу направляются только на поддержание порядка при научных занятиях.

Но, однако, такой исключительный взгляд на дело был бы односторонен: немыслимо отбросить и забыть воспитательное значение и этого периода, по крайней мере, для значительного большинства учащихся. В эти годы вместе с знанием приобретаются и укрепляются и те идеалы, которые должны служить светочем и руководителем в дальнейшей жизни, вырабатываются же они как под влиянием преподавателей, так, еще более, под влиянием среды, товарищества. Общность занятий и деятельности неминуемо сплачивает учащуюся массу в более или менее плотное целое, придает ей корпоративный характер, а вместе с тем появляются не только корпоративные интересы, но и идея о корпоративной чести и достоинстве. Поэтому естественно, что дисциплинарная власть не может всегда оставаться безразличною к таким поступкам учащихся, которые хотя и совершаются вне стен заведения, или влекут ответственность по Общим уголовным законам, но в то же время указывают на свойства и качества совершившего, не соответствующие понятию о чести и достоинстве корпорации, или даже могущие вредно влиять на товарищей[30].

Разумеется, осуществление этой дисциплинарной власти должно быть поставлено иначе, чем в школах низших, а именно с большей определенностью случаев ответственности: так, например, правила всех наших университетов при действии Устава 1863 г. заключали более или менее подробный перечень проступков, которые могли быть совершены студентами; взыскания по Уставу 1863 г. (ї 56-59) только при маловажных, так сказать, текущих нарушениях дисциплины могли быть назначаемы властью инспектора-дош ректора, а во всех остальных случаях налагались университетским судом, действовавшим, правда, в суммарном порядке, но во всяком случае более гарантировавшим спокойное и всестороннее рассмотрение дела, чем заменивший его порядок Устава 1884 г.

По Уставу университетов 1884 г. по отношению к дисциплинарной ответственности различаются посторонние слушатели и студенты; первые за нарушение установленного порядка подвергаются или временному удаленно по распоряжению инспектора, или удалению навсегда по распоряжению ректора (ст. 522); студенты подвергаются более разнообразным взысканиям, как, например, выговору, аресту в карцере, удалению, исключению; взыскания эти налагаются инспектором, ректором или правлением (т. XI ч. I, ст. 525). В случае же, когда нарушение правил сопровождалось уголовным проступком, то виновный по исключении из университета передается судебной власти. Кроме того, устав допускает дисциплинарную ответственность студентов и за проступки, учиненные вне стен университета, и притом не только за деяния уголовно наказуемые, но и вообще за проступки, имеющие предосудительный характер[31].

Регулируя действия дисциплинарной власти школы, государство, конечно, сохраняет за собой и право контроля над его органами, подвергая их взысканиям дисциплинарным и уголовным за превышение власти. Эта ответственность должна покоиться на тех же основаниях, как и ответственность всех других дисциплинарных органов, и в этом отношении крайне желательно, как справедливо замечает Фрейденштейн, чтобы государство в школьных законах, регламентах, инструкциях определило важнейшие условия этой ответственности. Таким образом, например, права школьной дисциплинарной власти могут быть предоставлены только известным лицам, приобретшим право на обучение; поэтому причинение каких-либо телесных страданий, имеющих преступный характер, хотя бы и при обучении малолетних, но лицом, не имеющим на это права, не может считаться осуществлением дисциплинарной власти; равным образом в тех случаях, когда в школе применение известных мер взыскания, например исключение из заведения, применение телесного наказания и т. п., предоставлено только педагогическому совету заведения или когда назначение столь тяжких мер допущено только за известные определенные проступки, или когда употребление определенного рода взыскания вовсе воспрещено школьными правилами, то отступление от этих правил должно считаться превышением дисциплинарной власти. Но при этом нельзя забывать, что наличность законных условий не устраняет еще безусловно возможности превышения власти, потому что такое превышение может заключаться не только в незаконности, но и в заведомой несправедливости употребленных мер школьных взысканий, когда, например, характер, способ или размер употребленных взысканий придает им значение, несоответственное требованиям закона, когда выговор становится надругательством, и притом затрагивающим честь не только ребенка, но и его семьи: карцер обращается в гибельное для здоровья одиночное заключение, розги являются средством истязания и т. д. При этих последних условиях установление виновности, зависящей от обстоятельств отдельного случая, представляется, конечно, весьма трудным, а потому, как указывает Фрейденштейн, коль скоро дела этого рода доходят до суда, то от последнего требуется при определении ответственности воспитателей особое внимание к своеобразным потребностям школьной дисциплины. Ответственность за превышение власти должна быть прежде всего также дисциплинарная, перед начальством; но она переходит в общую уголовную, как скоро такое превышение объясняется не одним непониманием, легкомыслием или увлечением, а представляется злоумышленным поступком, систематической жестокостью, нравственной испорченностью, причем для учителей, состоящих на государственной службе, ответственность должна наступать в том же порядке, как и ответственность для должностных лиц вообще за допущенные ими нарушения их обязанностей.

________________________________________

[1] Подробное изложение объема дисциплинарной власти отца семейства в Риме можно найти у Geib, Geschichte des romischen Criminalprocesses bis zum Tode Justinian's, 1842 г., с. 82-96, 228-233, 452-461. Талантливый очерк существа и характера этой власти дает Ihering, Geist des romischen Rechts, т. II, изд. 1866 г., с. 148-204. Ср. также указания о дисциплинарной власти мужа над женой по римскому и древнегерманскому праву у Freudenstein, Das Erziehungsstrafrecht, 1882 г., с. 4 и след., Hubrich, Das Zuchtigungsrecht, G. 1892, с. 180 и след. По Баварскому земскому праву 1756 г. (которое не отменено и поныне, ср. реш. Мюнхенского Oberlandgericht'a от 17 апреля 1875 г.), мужу принадлежало право телесного наказания жены.

[2] Отец (глава) семьи (лат.).

[3] Домашний суд (лат.).

[4] Власть господина (лат.).

[5] Неправоспособный человек (лат.).

[6] Право распоряжаться жизнью и смертью (лат.).

[7] О суде цензоров, ведавших злоупотребления какой-либо законной властью,- расточительность, неисполнение религиозных обычаев и т. д.,- и действовавших исключительно по внутреннему убеждению, не стесняясь никакими формальностями, ср., кроме общих пособий по истории римских учреждений, К. larcke, Versuch einer Darstellung des censorischen Straf rechts der Romer, 1824 r.

[8] В этой юридической форме просуществовала отцовская власть во весь блестящий период республиканского Рима; только с началом разложения римской жизни, с эпохой императорства начинается не только фактическое, но и законное ограничение семейной власти, отчасти вследствие устранения строгого брака, отчасти в силу прямых постановлений, например Законов Константина Великого 318 года.

[9] Более подробные сведения по этому вопросу можно найти у Шпилевского ("Семейные власти у древних славян и германцев", 1869; см. также: Д. Дубакин "Влияние христианства на семейный быт русского общества до времени Домостроя", 1880).

[10] Причем, конечно, муж являлся естественным представителем и защитником своей жены, как это типично выражают народные поговорки: "Родители берегут дочь до венца, а муж - до конца"; "За мужа завалюсь, всем насмеюсь, никого не боюсь"; "Муженек хоть всего с кулачок, да за мужниной головой не сижу сиротой"; "Хоть с ним и горе, а без него вдвое".

[11] Примеры можно найти в любом сборнике русских народных песен и обрядов, а в особенности, например, у Терещенки - "Быт русского народа"; Сахарова--"Сказания русского народа"; Снегирева - "Русские пословицы и притчи".

[12] Это говорит и поговорка: "Учи жену без детей, а детей без людей".

[13] Домострой. Изд. Д. Кожанчикова, 1867, гл. 38, с. 100. Домострой видит в этом даже обязанность мужа перед Богом. Тот же взгляд повторяют народные пословицы, существующие у всех славян: "Люби жену, как душу, а тряси, как грушу"; "Жену не бить, милу не быть"; потому что, прибавляет другая поговорка: "Не верь ветру в море, а жене на воле"; "Жена без грозы-хуже козы"; "Воля и добрую жену портит".

[14] См. пример у Шпилевского; моё "исследование о преступлениях против жизни", 1870 г., т. I, № 146.

[15] Так, хотя ст. 107 и говорит, что "жена обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании", оказывать ему всякое угождение и привязанность как хозяйка дома, но отсюда нельзя никаким образом вывести права дисциплинарной расправы мужа; Резон полагает, впрочем, что по нашему праву муж может применять к непокорной жене те же меры исправления, как и по отношению к детям, включая сюда и телесное наказание.

[16] Ср. примеры у Пахмана-"Обычное гражданское право в России", т. II, 1879 г., с. 85 и след.: "Муж даром бить свою жену не станет, а если бьет, значит, она стоит", хотя уже и пословица прибавляет: "В стары годы бывало, мужья жен бивали, а ныне живет, что жена мужа бьет".

[17] Содружество всей жизни, общение в праве божеском и человеческом (лат.).

[18] См. подробности у Wilda, Straf recht der Germanen, 1842 г., с. 725 и след.; суровость права, как указывают историки, смягчалась обычаями: так, отвергались отцом, например, тройни, уроды, слабые; из здоровых детей - всего чаще девочки. Hubrich, замечает, что право родителей подвергать непослушных детей телесному наказанию во всей Германии признается несомненным или на основании закона, или на основании обычая.

[19] Эти положения Домостроя о воспитании представляют развитие мыслей, взятых из ветхозаветных книг, в частности из "Книги премудрости Иисуса сына Сирахова", весьма распространенной между нашими книжниками в период домосковский.

[20] В Литовском статуте, бывшем источником этих постановлений, назначался срок заключения 1 год и 6 недель (раздел XI, артикул VII); a s правах, по которым судится малороссийский народ, глава XX, арт. 5, прибавлено: "Если убьют не по случаю, но за какую-нибудь вину, или без вины нарочно".

[21] При этом закон также счел нужным прибавить (ст. 169), что родители не имеют права принуждать детей к совершению деяний противозаконных или к соучастию в оных; ныне, впрочем, ст. 170 предположена к исключению. Относительно объема прав родительской власти по взглядам сельского сословия см. у Пахмана.

[22] Ст. 165 т. X, ч. 1, по изд. 1900 г.; ныне эта часть ст. 165 предположена к исключению. По буквальному тексту ст. 1592 Уложения, даже изд. 1885 г., отдача в тюрьму назначалась по требованию родителей без особого судебного рассмотрения; но эта часть статьи 1592, как процессуальная и несогласная с Уставом уголовного судопроизводства, 1864 г., была признана отмененной Уголовным департаментом еще в 1868 г., № 555, по делу Чулкова. Равным образом с отменой в 1885 г. смирительных домов и вызванным этой отменой изменением целого рода статей Устава о содержащихся под стражей, прекратилось право родителей заключать непокорных детей в смирительные дома и заменившие их тюрьмы непосредственно, без обращения к судебной власти, как это было разъяснено в решении Общего собрания Правительствующего Сената 1888 г. № 4.

[23] Ср. также решение 1878 г., № 15, по делу Муллиной; несколько иные соображения были высказаны Сенатом в решении 1884 г., № 28, по делу Нехезина, но эти разъяснения касались исключительно представительства малолетних на суде.

[24] Ср. О. Schwerze, Das Zuchtigungsrecht des Lehrers und das Strafgesetzbuch, G. 1887 г., № 8; G. Freudenstein, Das Erziehungsstrafrecht in Yaus und Schule, 1882 г.; Topf, Das Strafrecht der deutschen Volksschulen, 1887 г.; A. Finger, Das Zuchtigungsrecht und dessen Missbrauch; в Juristischer Blatter, 1888 г., № 6-9; Hubrich, Zuchtigungsrecht in seiner strafrechtlicher Bedeutung, G. XLVI, 161. Губрих специально рассматривает вопрос о праве на применение в дисциплинарном порядке телесных наказаний; в особенности обширную работу Fett, Handbuch des deutschen Schulstrafrechts, 1889 г. Обширная практика германского Reichsgericht'a вызвала весьма желчный разбор Kessler, в статье Das Reichsgericht und das Zuchtigungsrecht der Lehrer в G. 1888 г., № 3; ответ на эту статью - члена кассационного суда Stenglein - Das Reichsgericht und das Zuchtigunsrecht der Lehrer, в G. 1889 г., № 1. Штейнглейн так резюмирует кассационную практику: для уголовной ответственности за превышение дисциплинарной власти необходима объективная противозаконность деяния, каковая существует: а) когда для применения школьного взыскания не было основания вообще или существующее основание не могло повлечь за собою применение телесного взыскания, так что дисциплинарная власть являлась только прикрытием задуманного истязания; б) когда учитель не был вообще уполномочен применять телесное наказание, или не был уполномочен применять таковое по употребленному им способу, размеру, или при данных условиях (без согласия начальства, ввиду возраста или пола дитяти); в) когда телесное наказание хотя пЬ способу и условиям было допустимо, но было применено в таком размере, что вызвало расстройство здоровья, не соединенное с понятием школьного взыскания. Далее, для привлечения к ответственности за умышленное телесное повреждение необходимо, чтобы виновный сознавал противозаконность своего деяния, а для наказуемости за неосторожность- чтобы наступившее вредное последствие превосходящее меру школьного взыскания, при надлежащем внимании и обдуманности могло быть предусмотрено виновным, или когда это последствие, хотя и было предвидено виновным, но он по преступной беспечности не придал этой возможности надлежащего значения. При этом, по разъяснениям рей-хсгерихта, в тех случаях, когда виновный превысил пределы своих прав не сознательно, в силу ложного представления о своих обязанностях, он может подлежать наказанию только в дисциплинарном, а не в уголовном порядке. Какое количество дел этого рода возникает в Германии, в силу господства в низших школах телесной расправы в виде пощечин, ударов палкой, Haselnusstockchen и т. п., можно видеть из числа дел о телесных повреждениях и истязаниях, причиненных учителями, доходивших до рассмотрения Reichsgericht'a: ср. решения 14 апреля 1880 г.; 30 июня, 29 сентября и 24 ноября 1881 г.; 18 декабря, 1883 г.; 3 и 29 марта, 18 апреля и 1 декабря 1887 г. и др., причем Штейнглейн заявляет, что множество однородных решений не напечатано. Обширное собрание уголовных дел, возникавших по поводу злоупотреблений дисциплинарной властью, приведено в руководстве Фетта. Ср. также Hubrich.

[25] Таковы, например, случаи убийства, поджога, изнасилования и т. д. Нельзя не заметить, что уставы и правила наших средних учебных заведений, как общих, так и специальных, например военных, духовных, не дают никакого прямого указания по этому предмету. По уставам военно-учебных заведений воспитанники предаются общему суду не иначе как по распоряжению главного начальника военно-учебных заведений или же главными специальными управлениями. Свод военных постановлений. Ч. IV, т. 2. 1869 г., ст. 607, 749.

[26] Ср. Положение о приходских училищах (т. XI, ст. 3453, 3454).

[27] Такое безусловное исключение навсегда нередко, например, практиковалось у нас за время управления Министерством народного просвещения графа Д. А. Толстого, особенно после 1867 г. Так, по имевшимся у меня под рукой данным, в течение 9 лет, с 1872 по 1880 г., было исключено навсегда около 600 воспитанников, да сверх того до 150 было уволено на несколько лет; в этом числе находится до 400 воспитанников средних учебных заведений начиная со 2-го и 3-го класса гимназий; такое исключение практиковалось в крайне разнообразных случаях: лишение навсегда права получать образование назначалось не только за пьянство, упорное неповиновение, но, например, за отказ отвечать урок закона Божия, за вырезывание пасквильных стихов на парте, за чтение книг запрещенного содержания или просто за политическую неблагонадежность без определения, в чем таковая состояла. К сожалению, подобная практика исключений продолжала действовать в Министерстве народного просвещения и в позднейшее время. Нельзя не вспомнить также Циркуляр 18 июня 1887 г., который, в видах удаления из гимназий детей, родившихся и воспитывавшихся в несоответственной обстановке, рекомендовал директорам увольнять, не стесняясь формальными правилами о взысканиях. Ср. "Вестник Европы", 1897 г., № 6 и 7, "Московский университет". Нетрудно, конечно, умозаключить, какое влияние имела подобная система на увеличение контингента участвующих в пропаганде, социально-революционных движениях и даже в более тяжких посягательствах на государственный порядок.

[28] Относительно гимназий и прогимназий гражданского ведомства см. Правила о взысканиях составляются местными педагогическими советами и утверждаются Министерством народного просвещения (ст. 1499, 1719). Ср. для отдельных учебных заведений также ст. 1591 п. 9, 1917, 2138 (указано, что высшее наказание - исключение из училища), 2148 п. 10, 2149, 2225 п. 11, 2226; 2304 п. 4, 2305 п. 1; 2576 (с подробным перечислением дисциплинарных мер и порядка их назначения), 2589 п. 15; 2620 п. 10 и др.

[29] Для определения ответственности за нарушения дисциплины в военных академиях существуют особые инструкции, основывающиеся на Воинском дисциплинарном уставе. (Ср. Свод военных постановлений, изд. 1869 г.; часть IV, т. 2, ст. 43, 285, 604, 749, 931, 1148).

[30] Ввиду этого по Уставу уголовного судопроизводства о всяком привлечении воспитанников и слушателей к дознанию или предварительному следствию, а равно и о всяком постановлении о них приговора уведомляется начальство подлежащего заведения.

[31] По примеч. к ст. 525 т. XI, подробные правила о взысканиях за нарушение студентами их обязанностей и порядок их наложения определяются в особой инструкции, утверждаемой Министерством народного просвещения.