27. Деление преступных деяний по условиям уголовного преследования

27. Что касается делений преступных деяний по условиям их уголовного расследования, то многие из них хотя и имеют весьма существенное практическое значение, но не входят в курс материального права, а должны найти свое место в уголовном процессе.

То же нужно сказать и о другом делении, хотя и ближе соприкасающемся с материальным правом, а именно о делении преступных деяний по условиям возбуждения уголовного преследования и о находящемся в соотношении с этим делением различии преступных деяний по условиям прекращения начатого производства[1].

Так как всякое преступное деяние предполагает посягательство не только на интерес, но и на норму, его охраняющую, а потому и заключает в себе посягательство на юридический порядок, то понятно, что преследование учинившего такое деяние возбуждается и ведется во имя общественного интереса особо на то уполномоченными органами, что равным образом во имя этого интереса определяется и налагается наказание; одним словом, что, по общему правилу, установление преступности и применение наказания ко всем преступным деяниям имеет характер публичный.

В тех случаях, когда посягательство на охраненный интерес заключает в себе и посягательство на чье-либо субъективное право, конечно, лицу потерпевшему предоставляется известная роль в процессе, оно не только является свидетелем, содействующим процессу, но его жалоба имеет особенное значение сравнительно с заявлениями других частных лиц; ему предоставляется, в случае если деяние причинило имущественный ущерб, явиться стороной в деле, гражданским истцом и т.

Таково общее правило; но закон, в виде изъятия, предоставляет при некоторых преступных деяниях еще большие права потерпевшему. Основаниями для таких исключений являются различные, аналогично с условиями, отделяющими безразличную и наказуемую неправду: или государство считает вред, причиняемый известными деяниями, слишком маловажным, а потому и находит возможным уголовное преследование только в том случае, когда этого потребует пострадавший; или, признавая данное вредоносное деяние значительным, государство находит, однако, что возбуждение и расследование данного уголовного дела может причинить лицу, на интересы коего посягнул виновный, столь существенный вред, что преследование виновного допускается не иначе к по прямому заявлению о том пострадавшего; наконец, подобное же исключение допускается и в тех случаях, когда интерес, на который посягнул виновный, подлежит государственной охране посредственно, а не непосредственно, таковы, например, случаи уголовного преследования посягательств, учиненных за пределами России против иностранца или иностранного государства.

Таким образом, признавая всякое преступное деяние посягательством на "опидический порядок, государство по соображениям целесообразности по отношению к известной группе таковых посягательств ставит уголовное преследование в зависимость от усмотрения потерпевшего.

При этом в этой группе различаются два оттенка: во-первых, посягательства, в которых от усмотрения потерпевшего зависит только возбуждение преследования, но затем само преследование и применение наказания идут общим публичным порядком, и, во-вторых, посягательства, в которых не только возбуждение дела, но и само преследование виновного допускаются только со стороны потерпевшего, а потому ему предоставляется даже, при известных условиях, прекратить само производство[2].

Таким образом, в этом отношении все преступные деяния могут быть распределены на три группы.

Хотя в Уложении о наказаниях 1845 г. и в Уставе о наказаниях и содержались указания на то, какие именно деяния подлежат преследованию по частным жалобам[3], но тем не менее условия и порядок производства дел этого рода определялись в Уставе уголовного судопроизводства. При составлении действующего Уложения все безусловно постановления о сем в него не включены, в том соображении, как указано в объяснениях к статье 1, что хотя постановления о возбуждении производства по некоторым уголовным делам исключительно по воле пострадавшего, а равно и постановления об устранении наказания за примирением или в силу прощения со стороны пострадавшего и заключают условия, определяющие наказуемость или преступность деяний и, следовательно, относятся к материальному уголовному праву, но в то же время все эти постановления столь тесно связаны с правилами о порядке осуществления этого права пострадавшим, т. е. с постановлениями процессуальными, что отдельно от последних они даже не могут быть и изложены в законе с надлежащей точностью.

Еще полнее положение, что зависимость возбуждения производства и прекращения уголовного преследования от воли потерпевшего по нашим законам не определяет преступности учиненного, а имеет только процессуальное значение, признано нашей практикой. Так, в решении 1888 г. № 33 по делу Полеводина, Правительствующий Сенат указал: всякое деяние или бездействие, согласно ст. 1 Уложения, признается преступным в силу его воспрещения законом уголовным под страхом наказания; если закон допускает, что некоторые преступные деяния могут подлежать ведению и рассмотрению судов не иначе как по жалобе потерпевшего и что даже по некоторым делам наказание не применяется к виновному, если потерпевший помирится с ним, то, как видно и из буквальных выражений закона, это изъявление воли потерпевшего является только процессуальным условием применения наказания к виновному, а не обстоятельством, обусловливающим самую преступность учиненного.

Основываясь на этом начале, Правительствующий Сенат как в этом решении, так и в других (76/190, Бессонова, 73/1022, Ромейко, 72/103, Меликова) разъяснил, что если учинивший деяние, подлежащее преследованию в уголовно-частном порядке, был привлечен к ответственности без жалобы потерпевшего, то состоявшийся о нем приговор и все производство подлежат отмене не потому, что это деяние не заключало признаков преступности, а потому, что нарушена статья 1 Устава уголовного судопроизводства, требующая, чтобы дело дошло до суда, постановляющего приговор, в установленном порядке; наоборот, если дело было возбуждено в публичном порядке, согласно обстоятельствам, имевшимся в виду при возбуждении, а получило уголовно-частный характер уже на судебном следствии или даже после решения присяжных, то привлечение к ответственности за преступное деяние признается правильным, и только применение наказания будет зависеть от того, воспользуется ли потерпевший предоставленным ему правом окончить дело примирением.

Разделяя вполне соображения приведенного выше мною редактированного определения Кассационного департамента Правительствующего Сената по делу Полеводина, я не включаю в курс материального права не только анализа деяний, относительно которых право обвинительной власти привлечь виновного к уголовной ответственности зависит от жалобы потерпевших или от требования или уполномочия различных учреждений[4], но отношу к процессу и вообще все учение о так называемых уголовно-частных преступных деяниях[5], за исключением самого института примирения как эквивалента наказания.

________________________________________

[1] Исследование природы и юридических свойств этой группы преступных деяний вызвало целый ряд монографий в литературе германской, из коих в особенности можно указать: С. Fuchs, Anklage und Antragsdelicte, 1873 г.; O. Reber, Die Antragsdelicte, 1873 г.; A. Kirchenheim, Die rechtliche Natur der Antragsdelicte, 1877 г.; A. Lehman, Zur Lehre vom Strafantrage, 1881 г. В русской литературе - фон Резон - "О преступлениях, наказуемых только по жалобе потерпевшего по русскому праву", 1883 г.; Арефа - "Частные или частно-общественные преступления по русскому законодательству" в "Журнале гражданского и уголовного права" 1873, кн. 6; Случевский В. Преступные деяния, преследуемые по частной жалобе, 1895.

[2] Подробный обзор и разбор оснований изъятия - у фон Резона. Согласно с различием оснований этого изъятия, германские криминалисты (например, Liszt, ї 44) различают два вида таковых деяний: 1) в коих предъявление жалобы является условием наказуемости, именно, где в основе лежит минимальность вреда, как при обиде, и 2) в коих жалоба является не условием наказуемости, а процессуальным предположением, обусловливающим осуществление государственного права преследования, именно, где в основе лежит неудобство процесса для пострадавшего.

[3] Число преступных деяний, преследуемых по частной жалобе, в Уложении 1845 г. и в Уставе мировом было весьма велико (ср. у фон Резона), хотя тем не менее этот перечень был недостаточен; так, только практикой Правительствующего Сената (реш. 90/2, Козловского; 95/11, Шугаева) отнесены к этой группе дел, например, нарушения лесные.

[4] Нельзя не заметить, что и в этой группе нужно отличать несколько видов: 1) возбуждаемые по жалобе или заявлению потерпевшего или его законных представителей - вступление в брак по насилию или обману, или с душевнобольным или находящимся в бессознательном состоянии, похищение женщин для непотребства или для вступления в брак, любострастные деяния, обольщение, изнасилование, преступные деяния, учиненные вне пределов России против иностранных государств или иностранных подданных; 2) возбуждаемые по требованию или с разрешения установлений или должностных лиц - совращение из православия или христианства, оскорбление должностных лиц в печати, преступные деяния по службе, некоторые преступные деяния против специальных уставов и т. п.; 3) возбуждаемые лишь по окончании преюдициального производства - заключение недействительных браков, опозорение приписанием учинения преступного деяния, ложное обвинение, банкротство и т. п.

[5] К деяниям, преследуемым в порядке уголовно-частном, по действующему Уложению относятся: прелюбодеяние, отказ в пропитании родителям или упорное им неповиновение, легкие телесные повреждения, насилия, неосторожные телесные повреждения, принуждение, угроза, вторжение в жилище, оскорбление, оглашение тайн, легкие случаи истребления имущества, присвоение найденного, пользование чужим имуществом, присвоение авторских прав, захваты имущества между супругами и родителями и детьми и т. п.