183. Превышение соучастниками пределов сговора
183. Ставя ответственность подстрекателей и пособников в зависимость от юридической характеристики деятельности исполнителей, мы по необходимости встречаемся с весьма любопытным вопросом о значении несоответствия между тем, что предполагалось соучастниками, и тем, что выполнено физическими виновниками, или, употребляя термин, усвоенный в германской литературе, с вопросом о значении эксцессов исполнителя[1].
Вопрос этот, конечно, имеет одинаковое значение как по отношению к подстрекателю, когда выполненное вовлеченным не соответствует тому, во что вовлекал подговорщик, так и по отношению к пособнику, когда учиненное не соответствует тому, чему предполагалось оказать помощь и содействие; но для упрощения обзора этого учения я буду говорить, главным образом, только об эксцессах подстрекаемого по отношению к подстрекателю.
Обращаясь же к существу вопроса, я полагаю, что правильное его решение может быть сделано по аналогии вменения учинения деяния одиночному деятелю, имея притом в виду два рассмотренных выше положения: во-первых, что для вменения в вину, и притом в вину умышленную, вовсе не требуется тождества предположенного и учиненного, а только сходство до известных пределов, и, во-вторых, что привходящая умышленная деятельность лица имеет значение самостоятельной силы, а потому и прерывает все условия соглашения и общности вины причинное соотношение наступившего результата с первоначальной деятельностью лица.
Ввиду этого вопрос о превышении соглашения исполнителем представляется далеко не однородным, а в нем необходимо различать несколько оттенков.
Если отклонение не есть продукт сознательной и волимой деятельности исполнителя, а произошло вследствие развития последствий его деятельности, происходящей от разнообразных извне привходящих условий, то изменившееся преступное деяние вменяется и подстрекателю.
Таким образом, если кто-либо подговорил другого вырвать кому-либо глаз, подговоренный выполнил подговор, а изувеченный вследствие этого увечья умер, и если, далее, по закону увечье, сопровождавшееся смертью, составляет новый квалифицированный вид телесного повреждения, то и подстрекатель отвечает за этот квалифицированный вид. То же нужно сказать об обстоятельствах места и времени совершения, о присутствии при совершении деяния других лиц; насколько эти обстоятельства влияют на ответственность независимо от сознательной постановки их условиями деятельности, они несомненно влияют и на ответственность подстрекателя.Далее, точно так же не всегда устраняют вменение подстрекателю учиненного и изменения, сделанные исполнителем сознательно и волимо. Во-первых, вменение остается, если учиненное действие, implicite[2], заключается в подговоре. На этом основании подговоривший к убийству отвечает и за покушение на него или за приготовление, если только таковое выполнено исполнителем; подговоривший к краже со взломом отвечает за учиненную кражу, хотя и выполненную физическим виновником без взлома, и т. д. На этом же основании, конечно, лицо, подстрекавшее альтернативно к нескольким преступным деяниям, отвечает за каждое из них, в действительности выполненное подстрекаемым[3]; во-вторых, подстрекатель отвечает, если измененное хотя и не было прямо желаемо им, но было допускаемо, так что он относился к этому безразлично, причем наличность такого допущения может быть выведена не только из прямых заявлений подстрекателя, но из всех условий и обстановки подговора, когда изменение с большей или меньшей необходимостью, по естественному ходу события, вытекало из той деятельности, к которой он подговаривал. Таким образом, лицо, подговорившее кого-либо учинить кражу из запертой кладовой, отвечает и за взлом, учиненный для этой кражи исполнителем; в-третьих, подстрекатель отвечает, если изменение относилось к несущественным условиям деятельности, не изменяющим существа умышленной виновности, как, например, изменение предположенного места или времени действия и даже, в большей части случаев, изменение предположенных средств и способов действия; подобно тому как мы считаем убийцей человека, который сбросил другого в воду, желая его утопить, хотя бы в действительности смерть жертвы последовала не от утопления, а от того, что брошенный ударился головой о камень, бывший под водой, мы признаем подстрекателем к убийству того, кто подговорил другого застрелить кого-либо, а подговоренный, давший промах из пистолета, зарезал или задушил жертву. Мало того, так как при соучастии непосредственным средством исполнения является не неодушевленный предмет, а сознательно действующее лицо, то понятно, что при подстрекательстве или вообще при соучастии подробности исполнения не определяются заранее, а представляются более или менее на усмотрение исполнителей: план действия определяется только в общих чертах, так что приступивший к соучастию соглашается как бы на всякие приемы и действия исполнителя[4].
Наконец, если сознательно учиненное исполнителем отклонение относится к существенным условиям деятельности и по отношению к таковому отклонению нельзя установить ни прямого, ни даже косвенного согласия подстрекателя, в особенности если оно противоречило прямо выраженной им воле, то это изменение и не может быть поставлено в вину подстрекателю; в силу этого, если изменение делало учиненное квалифицированным преступным деянием, то подстрекатель отвечает только за простое; если же оно придавало учиненному характер преступного деяния совершенно иного рода, то подстрекатель отвечает только за подговор, а не за то, что было действительно учинено.
Таким образом, если подстрекатель подговорил к краже, а подговоренный в том же доме и в том же месте совершил изнасилование, то, конечно, таковое не может быть поставлено в вину подстрекателю, хотя бы и можно было доказать, что виновный не совершил бы изнасилования, если бы ранее не согласился на кражу и тем не заглушил в своей душе последние остатки совести, уважения к закону и т. п.; для подстрекательства необходимо склонение к определенному деянию, а не возбуждение преступных наклонностей вообще.
________________________________________
[1] Ср. обзор различных мнений по этому вопросу у Geib, Lehrbuch; Langenbeck, ї 55.
[2] В скрытом виде (лат.).
[3] Пo этим же соображениям, ошибка при выполнении преступного деяния (aberratio delicti) или ошибка в объекте (error in objecto) вменяются подстрекателю по тем же началам, какие были указаны выше относительно вменения их физическому деятелю. Лицо, подговорившее убить своего врага, отвечает за подговор к умышленному убийству, хотя подговоренный по ошибке убил не своего врага, а третье лицо. Siegel, Verwechselungsfalle bei der Anstiftung, 1895 r.
[4] Так, по делу Цукермана (реш. 73/45), по поводу жалобы его на то, что он признан подстрекателем к лжесвидетельству под присягой, хотя в вопросах о его виновности этого последнего признака указано не было, Уголовный кассационный департамент нашел, что подговор к лжесвидетельству на суде такого лица, которое может и обязано по закону давать свои показания на суде под присягой, должен влечь за собою наказание для подговорщика за соучастие в том преступлении, которое было действительно совершено по его подговору. В другом решении, по делу Левтеева (76/217), Сенат высказал такое положение: подговорщик подлежит ответственности и за все отягчающие последствия своего подговора или подстрекательства, которые, не составляя самостоятельного преступления, отдельного от того, на которое был учинен подговор, относятся только к способам совершения этого преступления, если не будет признано, что в самом подговоре заключались определенные ограничения, которым исполнитель преступления не захотел подчиниться по личным своим побуждениям.