168. Добровольно оставленное покушение

168. Рассматривая покушение как осуществляющуюся преступную волю, я не касался вопроса о том, почему виновный остановился на своем пути и не довершил задуманного, а причины такой остановки могут быть различны: они могут заключаться или в обстоятельствах, вне деятельности лежащих, или в усмотрении и воле виновного, или, наконец, в самих свойствах предпринятой деятельности.

Покушение, оставленное по обстоятельствам, вне воли в деятельности виновного лежащим, является как бы нормальным видом покушения, к которому по преимуществу и относится все предшествующее изложение; поэтому я теперь должен остановиться на двух других типах, и прежде всего на покушении, добровольно оставленном[1].

Но можно ли отличать покушение, оставленное по воле виновного, от покушения, прекращенного по причинам, вне воли лежащим, когда сама воля есть также продукт этой обстановки? Ответ на это должен быть утвердительный, все равно, будем ли мы вместе с индетерминистами допускать самопочинность проявления воли или же признаем закономерность всех ее актов.

Таким образом, добровольно оставленное покушение предполагает сознательное изменение лицом начатой им деятельности. Отсюда мы получаем два вывода: во-первых, как для покушения вообще, так и для добровольной остановки необходима наличность умышленности, и покушение, не имевшее последствий благодаря небрежности или неловкости виновного, будет признаваться покушением, оставленным по обстоятельствам, от преступника не зависевшим; во-вторых, что так как все отличие понятия покушения, добровольно оставленного, от покушения, остановленного по обстоятельствам, от воли не зависевшим, сводится главным образом к различию посредственного и непосредственного влияния окружающих преступную деятельность условий, то понятно, что оба эти вида не только соприкасаются друг с другом, но и незаметно переходят один в другой, допуская в отдельных случаях разграничение только по чисто конкретным признакам.

Добровольная остановка может происходить из весьма разнообразных побуждений; поэтому добровольной остановкой должна быть признана не только остановка из сознания неправоты или безнравственности совершаемого, из чувства раскаяния, из угрызений совести, из сожаления к жертве, благодаря ее мольбам, но и остановка из страха наказания, боязни поимки и даже из соображения о том, что преступное деяние выгоднее совершить в другое время, при других обстоятельствах[2], так как во всех этих случаях неизменным остается одно условие: преступная деятельность была остановлена по воле виновного.

Мало того, покушение при указанных условиях признается добровольно оставленным, хотя бы предпринятое виновным и само по себе было неосуществимо; таким образом, если лицо, поднесшее другому чашку кофе с предполагаемой отравой, не замечая, что оно перепутало чашки, и подавая ту, в которой нет отравы, одумывается и прекращает преступную деятельность, то учиненное им будет рассматриваться как покушение, добровольно оставленное.

Это понятие добровольно оставленного покушения заключает в себе предположение о прекращении деятельности навсегда или на более или менее продолжительное время; поэтому под него не может быть подводима простая приостановка деятельности ввиду изменения плана, когда осуществление преступного намерения продолжается; причем нельзя не заметить, что это различие остановки и приостановки может быть делаемо только на основании фактических условий данного дела, так как различие между этими понятиями скорее количественное, чем качественное.

Со стороны объективной, покушение добровольно оставленное предполагает деятельность еще не довершенную и оставленную, но можно ли говорить о такой остановке при так называемом оконченном покушении? Конечно, там, где виновный сделал все, что было нужно или что он считал нужным, уже нельзя говорить о добровольном прекращении деятельности; но это еще не устраняет возможности влияния изменения направления воли на юридическое свойство учиненного, так как тогда можно говорить о предотвращении преступных последствий деятельности или даже, при известных условиях, о невозобновлении преступной деятельности, оказавшейся неудачной и т.

Далее, и в том и в другом случае то, что было уже совершено или выполнено покушавшимся, может быть или само по себе преступно, или, безразличное само по себе, оно получает преступный характер только благодаря тому, что в нем проявилась преступная воля.

Другой вопрос, какое значение имеет добровольная остановка покушения на наказуемость? Покушение наказывается потому, что преступная воля, начавшая свое осуществление, представляет уже опасность для общества и требует кары; наказуемым является учиненное как начало осуществления преступного умысла; но при добровольно оставленном покушении злая воля исчезает, прекращается, а вместе с тем, очевидно, исчезает и юридическое основание наказуемости, и притом как с объективной, так и с субъективной стороны[4].

Но и помимо этого основания нельзя не принять во внимание и соображений уголовной политики. Выполнение преступного деяния представляет несомненный вред для общества, а потому всякое усиление условий, могущих воспрепятствовать его окончанию, выгодно для охраны правового порядка; в силу этого ненаказуемость добровольно прекращенной деятельности представляет несомненную выгоду. Далее, добровольное прекращение преступной деятельности, как мы видели, иногда свидетельствует или же заставляет предполагать, что виновный доступен чувству раскаяния, жалости, угрызений совести, а государство не может игнорировать эти проявления человеческой природы, не может забывать, что возбуждение раскаяния составляет одно из желаемых последствий уголовной кары, оправдывая отчасти само существование наказания. Наконец, как справедливо замечает Росси, наказывая добровольно оставленное покушение, мы по необходимости будем применять наказание к крайне ограниченному числу случаев, так как при подобных условиях преступная воля не оставляет обыкновенно никаких внешних признаков, на основании которых можно было бы возбудить уголовное преследование[5].

Эта безнаказанность не может зависеть от мотивов остановки; так как большинство соображений, говорящих в пользу безнаказанности добровольно оставленного покушения, сохраняет свое значение и в тех случаях, когда причиной остановки был страх наказания, даже простой расчет, а с другой стороны, если для суда весьма часто трудно решить, остановился ли виновный по своей воле или по посторонним причинам, то определение самих мотивов остановки представляется, за малыми исключениями, почти невозможным, так как даже старание виновного загладить следы совершенного не свидетельствует еще само по себе об его раскаянии.

Такая безнаказанность добровольно оставленного покушения предполагает, разумеется, что выполненное покушавшимся само по себе не наказуемо; в противном случае, не отвечая за покушение, он будет наказан за то, что он уже сделал. Таким образом, сломавший замок на двери, с тем чтобы совершить кражу в квартире, а затем отказавшийся от своего намерения, будет тем не менее отвечать за повреждение чужого имущества; нанесший тяжкие удары с целью лишения жизни и отказавшийся от выполнения задуманного будет отвечать за побои или раны и т.

Такая наказуемость, конечно, предполагает, что учиненное запрещено законом как самостоятельное деяние; если же оно обложено наказанием только как покушение или приготовление, то добровольная остановка устраняет возможность применения к виновному и этих постановлений о покушении или приготовлении. Виновный, купивший яд, приготовивший отраву, поднесший яд жертве, но затем по собственному почину прекративший задуманное, не отвечает ни за покушение на отравление, ни за приготовление к нему.

Но применяются ли все эти соображения к добровольно недовершенному преступному деянию, к покушению оконченному? Нельзя не сказать, что многие криминалисты, защищающие безнаказанность добровольно оставленного покушения, не распространяют этого положения на данные случаи[7]. Но казалось бы, что можно приискать и юридические, и политические соображения в пользу безнаказанности, по крайней мере для тех случаев, когда преступник не только добровольно не продолжал своей деятельности, хотя бы это было вполне возможно, но и старался уничтожить последствия совершенного, когда, например, убийца, бросив свою жертву в реку, вслед за тем сам же вытащил ее из воды и т. п.; одним словом, когда он проявил раскаяние (thatige Reue).

Положение о безнаказанности добровольно оставленного покушения признано всеми новыми кодексами. Так, французское право признает покушение наказуемым только в том случае, если оно было прекращено или осталось без последствий по обстоятельствам, не зависевшим от воли виновного. То же принимают Кодексы бельгийский (ст. 51) и голландский (ст. 45). Подробнее говорит об этом Германское уложение (ї46), признавая покушение безнаказанным, коль скоро виновный: 1) прекратил выполнение преднамеренного не по обстоятельствам, от его воли не зависевшим, и 2) когда он собственной деятельностью устранил наступление последствия, необходимого для окончания преступления или проступка, и притом до обнаружения преступной его деятельности. Эти постановления относятся, следовательно, и к неоконченному, и к оконченному покушению, причем для безнаказанности первого достаточно прекращения деятельности виновного, его дальнейшего бездействия, а для безнаказанности второго необходима активная деятельность, уничтожившая возможность наступления последствий.

Уложение 1845 г. в ст. 113 постановляло: "Когда учинивший приготовление к преступлению или уже и покусившийся на оное остановился при том и по собственной воле не совершил преднамеренного, то он подвергается наказанию лишь в том случае, если содеянное им при сем приготовлении или покушении есть само по себе преступление, а не за то, которое он прежде был намерен совершить"[9].

Из этого постановления видно, что закон имел в виду только остановку по собственному побуждению, безотносительно к вызвавшим ее мотивам. При этом безнаказанность покушения не устраняла ответственности за то, что было покушавшимся учинено преступного.

Закон говорил вообще о покушении, не касаясь вовсе различия покушения оконченного и неоконченного; но практика Уголовного кассационного департамента Сената (решения по делам Захарова, 68/815, Ивановой, 68/102) разрешила этот вопрос в том смысле, что при покушении оконченном, указанном в ст. 115, добровольная остановка не имеет никакого значения, так что и вопрос о ней не должен быть предлагаем присяжным.

Устав о наказаниях говорил общим образом, что покушение на проступок, остановленное по собственной воле подсудимого, не подлежит наказанию.

Действующее Уголовное уложение вносит в само понятие покушения то условие, чтобы преступное деяние не было довершено по обстоятельству, от воли виновного не зависевшему.

Таким образом, как говорит объяснительная записка к проекту, не будет наказуемого покушения, во-первых, когда виновный остановился и по собственной воле не довершил умышленного, и, во-вторых, когда он своими усилиями и прежде раскрытия его поступка не допустил наступления тех преступных результатов, которые должны были произойти из его поступка и которые отнесены к законному составу преступления... При этом, конечно, в обоих случаях покушения, не наказуемого по добровольному его прекращению, предполагается, что то, что виновный уже сделал, не составляет самостоятельного преступного деяния.

________________________________________

[1] Ср. Zachariae, ї 249-289; Чебышев-Дмитриев, О покушении; Binding, Normen; в особенности же Herzog, Rucktritt vom Versuch und thatige Reue, 1889 r.

[2] Но, конечно, остановка вследствие того, что преступное деяние замечено жертвой или другими лицами, хотя бы и не принявшими еще никаких мер по отношению к обнаруженному, будет остановкой по обстоятельствам, от воли виновного не зависящим.

[3] H. Meyer справедливо указывает на существенное различие этих случаев - в первом виновный бросил жертву в воду, а затем бросился сам и вытащил утопающего, потушил учиненный им пожар; во втором - человек, давший промах из ружья, не повторил выстрела из другого ствола; бросивший в воду не препятствовал брошенному спастись и не столкнул его снова.

[4] При этом надо иметь в виду, что через отказ уничтожается не покушение, ибо бывшее нельзя сделать небывшим, а основание наказуемости покушения; поэтому неправильны возражения Герцога против этой теории.

[5] За юридические основания безнаказанности, т. е. уничтожение преступности учиненного, высказываются: Kostlin, Zachariae, Berner; за политические - преимущественно французские криминалисты, как, например, Ortolan, №991, из немецких - Osenbruggen, Liszt, а из русских - в особенности Чебышев-Дмитриев. Ср. обзор различных мнений у Geib; Herzog.

[6] Ср. в особенности Итальянское уложение, ст. 61.

[7] Ср. Kostlin, System; Geib, Lehrbuch; Berner, Lehrbuch, ї 79; но при оконченном покушении он, однако, допускает возможность воспрепятствования наступлению результата; в пользу безнаказанности ср. Herzog.

[8] Швейцарский проект говорит только о безнаказанности добровольно оставленного покушения и в Общей части умалчивает о thatige Reue [раскаяние на деле (нем.)]', причем комиссия исправила совершенно неудачную первоначальную редакцию Штооса.

[9] Свод законов признавал добровольно оставленным покушением все случаи, когда виновный остановился по собственному произволу, но считал эту остановку только обстоятельством, смягчающим ответственность, предоставляя выбор меры наказания безусловно усмотрению судьи.