164. Наказуемость приготовления
164. Другим не менее существенным вопросом в учении о приготовлении является вопрос о его наказуемости.
Признавая приготовление особым видом обнаружения умысла, отделяемого от понятия о признаках умысла иногда совершенно случайными, незначительными признаками, мы как бы предрешаем вопрос о ненаказуемости случаев этого рода, т.
е. признаем, что в принципе приготовительные действия не наказуемы[1].Прежде всего, при оценке этой деятельности суд за редкими исключениями не может сделать точного вывода о характере и энергии злой воли. Мы можем предполагать, что человек, купивший мышьяк ради отравления, приготовивший отмычку или фальшивый ключ для кражи, действительно совершит убийство или кражу, но это предположение весьма и весьма гадательно: как много иногда нужно еще энергии воли, чтобы от подготовительных действий перейти к самому исполнению, какой иногда значительный промежуток времени лежит между моментом приобретения ножа и моментом выполнения убийства.
В то же время, допуская уголовную ответственность за всякое подготовительное действие, государство по необходимости покроет тяжелой сетью весь жизненный обиход: всякое действие сколько-нибудь подозрительного лица может возбудить сомнение о том, не скрывается ли здесь приготовление к преступному деянию, и может послужить основанием для возбуждения уголовного преследования.
Этот принцип ненаказуемости приготовительных действий сделался ныне господствующим в доктрине и новых законодательствах, но, однако, со значительными исключениями, и притом двоякого рода: или кажущимися, или действительными.
Во-первых, некоторые подготовительные действия сами по себе, по их объективному характеру, могут заключать вред или опасность для правоохранен-ных интересов и подходить под прямые запреты закона уголовного: человек, укравший лом для учинения кражи из запертого сундука или задумавший убийство и ради его выполнения носящий при себе запрещенное оружие - кастет или стилет, виновный, предполагающий учинить взрыв железной дороги и хранящий у себя на квартире значительный запас взрывчатых веществ и т.
д., будут, конечно, наказаны за эти приготовительные действия; но нетрудно видеть, что подобные случаи не составляют изъятия из вышеуказанного правила, так как виновный будет отвечать не за приготовление как таковое, а за самостоятельное преступное деяние; умысел, который он имел при этом, может только влиять на меру ответственности: носящий запрещенное оружие, хранящий взрывчатые вещества подлежат наказанию, из каких бы побуждений они ни действовали.Во-вторых, могут быть такие действия, которые представляют действительную опасность для правоохраненных интересов не всегда, а только при наличности в них известного преступного намерения, для осуществления коего они служат подготовлением; так, поджог собственного застрахованного имущества, не имеющий характера общеопасного поджога, наказывается только тогда, когда он сделан с целью получить страховую сумму, т. е. когда он служит приготовлением к мошенничеству; также весьма нередко подобные случаи можно встретить в группе подлогов и подделок. При такой комбинации данное действие получает в кодексе вид самостоятельного преступного деяния, но со специальным умыслом, свидетельствующим о его служебном характере. Раскрытие этой юридической природы таких деяний представляется существенно важным не только для применителя закона, как средство точного определения состава этих деяний, но еще более для законодателя, так как только при выяснении этой зависимости может быть установлена справедливая пропорциональность в наказуемости таких подготовительных действий и тех преступных деяний, для коих они служат подготовлением.
В-третьих, могут быть наказуемы подготовительные действия всякого рода ввиду важности тех преступлений, к которым приготовляется данное лицо, ввиду того, что с первой же попыткой осуществления задуманного преступная деятельность становится слишком опасной для правового порядка.
Только эта третья группа и составляет действительное исключение из общего правила о ненаказуемости приготовления, так как случаи второй группы имеют смешанный характер, являясь исключением для законодателя, а не для судьи, наказывающего виновного в этих случаях не за приготовление, а за самостоятельное преступное деяние.
Число же случаев третьей группы в современных кодексах становится все более и более ограниченным, сосредоточиваясь главным образом в группе тяжких государственных преступлений и тяжких посягательств на личность.
В нашем праве постановления о наказуемости приготовительных действий появились в Уложении 1845 г.
Статья 112 говорила: виновный подвергается наказанию за приготовление к совершению преступлений, во-первых, "когда употребленные им для сего средства были противозаконны"; но, не касаясь неточности редакции в том отношении, что средства, т. е. орудия, материалы, сами по себе не могут быть ни законны, ни противозаконны, ст. 112 имела, очевидно, в виду вышеуказанные кажущиеся исключения: виновный в этом случае наказывался не за приготовление, а за совершение самостоятельных преступных деяний. Во-вторых, Уложение допускало наказуемость приготовления, "если приобретение сих средств было соединено с опасностью для какого-либо частного лица, или многих, или целого общества". Но и это постановление представлялось совершенно несостоятельным не только по редакции статьи, говорящей об опасности от приобретения средств, а не от хранения или приспособления их, но и по существу. Если бы судья и признал, что приготовление было соединено с опасностью, то какое же наказание назначил бы он виновному? Для наказуемости, очевидно, необходимо, или чтобы эта деятельность была самостоятельно запрещена законом, но тогда применялся первый пункт; или же необходимо, чтобы она служила приготовлением к деянию, по отношению к коему и приготовление наказуемо, но тогда применялся третий пункт[2]. Оба предшествующих случая Уложение рассматривало как квалифицированное приготовление, а затем оно прибавляло: наказание за одно, без сих увеличивающих вину обстоятельств, приготовление к преступлению определяется лишь в особых, именно означенных законами, случаях, причем такие постановления распадались на две категории. Прежде всего, закон знал ряд преступных действий, которые запрещались как самостоятельные преступные деяния, но по юридической их природе являлись приготовлением к другим преступным деяниям. Случаи эти были крайне разнообразны; но в виде примера можно указать на изготовление, имение или хранение каких-либо предметов, когда эти действия воспрещались лишь при наличности специальной цели сбыта или употребления таких предметов; некоторые подлоги и подделки, наказуемые при тех же условиях; поджог застрахованного имущества с целью обмана страховых обществ; некоторые случаи составления сообществ и шаек и т. д. Далее, закон наказывал приготовительные действия как таковые ввиду важности тех преступлений, которые задуманы виновным, а именно: при государственных преступлениях, при подделке монет и денежных знаков, при убийстве и, наконец, при поджоге.Уложение действующее в постановлении о приготовлении указывает, что приготовление как таковое наказывается только в случаях, особо законом указанных, причем, подобно Уложению 1845 г., относит сюда приготовление к мятежу, к подделке монет и денежных знаков, к убийству и к поджогу.
При этом наказуемость приготовления как такового при тех немногих преступных деяниях, где оно допускается по Уложению, предполагает два условия: во-первых, необходимо, чтобы виновный ограничился только приготовительными действиями и1не приступал к действительному осуществлению задуманного, так как в этом случае он будет отвечать или за покушение, или за оконченное преступное деяние; и, во-вторых, чтобы остановка в выполнении задуманного им преступного деяния произошла по причинам, от его воли не зависевшим; если же учинивший приготовление остановился и по собственной воле не совершил преднамеренного, то он наказывается лишь в том случае, когда содеянное им уже само по себе есть преступное деяние, и притом только за него, а не за то, что был намерен учинить.
________________________________________
[1] Основательные доказательства безнаказанности приготовительных действий см. у Rossi, глава XXVII; его основания усвоены и большинством новых французских криминалистов- как F. Helie, Ortolan, Trebutien, Bertauld, Garraud, Laine. В Германии главным защитником безнаказанности приготовительных действий был Миттермайер, в целом ряде его статей о покушении в "Архиве уголовного права"; затем к этому взгляду примкнули: Zachariae, Berner, Liszt, H. Meyer. Из наших криминалистов подробные соображения по этому вопросу приведены у Спасовича; ср. также Н. Неклюдов - "Приложения k переводу Бернера", "Конспект"; А. Кистяковский приводит в пользу ненаказуемости приготовления еще и то соображение, что здесь отсутствует вред и что такая безнаказанность может служить стимулом для прекращения дальнейшей преступной деятельности.
[2] Кистяковский замечает: вооружившись этим крайне неопределенным масштабом и ища при его помощи в действиях человеческих опасностей для какого-либо частного лица или целого общества, можно истолковать, что наш закон признает уголовно виновными и уголовно наказуемыми приготовительные действия на каждое преступление или что он отыскание таких действий предоставляет усмотрению суда.