В ст. 158 уложения 1866 года изображено: "Наказаниe отменяется за давностью:
1) Когда со времени учинения какого-либо, кроме лишь означенных ниже сего, в статьях 161 и 162, преступления, за которое в законах определяются лишения всех прав состояния и ссылка в каторжные работы или на поселение прошло десять лет, и когда во все cиe время то преступлении не сделалось гласным, т.
е., когда по оному не было никакого производства, или следствия, ниже донесения или жалобы, извета или иного показания, или же когда в течение того же времени, то есть полных со дня содеяния преступления десяти лет, виновный в оном, не смотря на произведенное следствие, не был обнаружен;2) Когда со времени учинения преступления, за которое в законах определяется лишение всех особенных, лично и по состояние присвоенных, прав и преимуществ и ссылка на житье в Сибирь или отдача в исправительные арестантские роты гражданского ведомства, прошло восемь лет, и когда также во все то время преступление не сделалось гласным или же когда виновный в том преступлении, не смотря на произведенное об оном следствие, в течение того же времени не был обнаружен;
3) Когда со времени учинения преступления, за которое определяется законом лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и ссылка на житье в одну из отдаленных губерний, кроме Сибирских, или заключение в рабочем доме, или же заключение в смирительном доме или крепости, с некоторым ограничением личных прав и преимуществ или же без ограничения оных, прошло пять лет, и когда оное также во все cиe время не сделалось гласным, или же когда виновный в том преступлении, несмотря на произведенное об оном следствие, в течении того ж времени не был обнаружен.
4) Когда со времени учинения проступков, за которые определяется законом заключение в тюрьме, прошло два года, а тех, за которые определяются лишь арест, или денежные взыскания, или выговоры, или замечания, или же внушения, прошло шесть месяцев, и когда оные в течение означенных сроков не сделались гласными, или виновные в оных следствием, в течение того же времени, не были обнаружены.
Примечание: Срок для возбуждения судебного преследования по нарушениям постановлении о печати полагается, со дня совершения нарушения, годовой.
Редакция 158 ст.
отличается крайней недостаточностью. Применяя к ее начальным словам: "наказание отменяется за давностью", значение и смысл установленный за ними наукой и большинством европейских кодексов, мы пришли бы к тому убежденно, что уложение распространяет погашающее влияние давности на судебные приговоры и на наказания ими определяемые. Но одного поверхностного знакомства с дальнейшим содержанием 158 ст. достаточно для того, чтобы убедиться в том, что. она признает одну лишь давность уголовного преследования, да и то в размерах крайне ограниченных. То же самое явствует из 2-го пункта 16 ст. устава уголовного судопроизводства, на основании которой, за давностью прекращается одно только уголовное преследование, а не приговор, постановленный судом. Быть может нам возразят, что указанная нами неточность редакции не имеет ничего важного, потому что уложение, хотя и не признает давности погашающей приговор, но что самое существенное значение давности заключается в том, что выгораживая лицо от запоздалого преследования, она тем самым делает невозможным применение к нему наказания. В этом отстранении наказания действительно высказывается самым наглядным образом погашающее влияние давности,-наказание не применяется как в тех случаях, когда давностью погашается уголовное преследование, так отчасти и в тех, когда ею погашается судебный приговор; но, не смотря на это внешнее сходство, разница между обоими видами давности настолько велика, что их нельзя безразлично называть одним общим термином. Давность погашающая преступление, освобождая виновного от уголовной ответственности, исключает возможность осуждения его судом и выгораживает его от всех неблагоприятных, вытекающих из приговора, последствий. Так политическая правоспособность лица, преступление которого погашено давностью, нисколько не умаляется. Лицо это не лишается принадлежащих ему почетных прав; преступление, снова им совершенное, не будет подходить под понятие о рецидиве и т. д. Совершенно иные последствия будет иметь давность погашающая наказание. Она выгораживает преступника только от физического страдания, сопряженного с применением к нему наказания; но не смывает с него позора, наброшенного на него осуждающим приговором,-бесчестье, вытекающее из этого приговора, не сглаживается никакою давностью, политическая правоспособность навсегда умаляется и т. д." Из этого краткого сопоставления обоих видов давности понятно, что уложение, признав только давность преступления, избрало крайне недостаточную редакцию, постановив, что "наказание отменяется давностью в случаях, предусмотренных 158 статьею.Из дальнейшего рассмотрения этой статьи, мы узнаем, что она признает, как неоднократно замечал сенат, в своих кассационных решениях, давность двух родов: "давность происшествия и давность обнаружения виновного. Под давностью происшествия закон понимает тот случай, когда преступление не сделалось известным в продолжении определенного законом времени, по истечении которого виновные в совершении его не подвергаются наказанию; под давностью второго рода следует понимать тот случай, когда преступление сделалось известным, но произведенным по оному исследованием в продолжении того же времени не обнаружено виновного". (кас. решение 1868 г.14 февраля по делу крестьянина Миронова).
Это подразделение давности уголовного преследования на давность происшествия и давность виновника есть исключительная особенность нашего законодательства, особенность, которую нельзя одобрить ни в теоретическом, ни в практическом отношении, во 1) подразделение, созданное отечественным правом, не соответствует, установленному в науке, воззрению на давность, и с другой стороны идет в разрез с воззрением на преступление, как на акт преступной воли виновного, как на явление, в котором неразрывно соединены представления о виновном и о деянии им совершенном. Так, виновный судится только потому, что он совершил известное противозаконное деяние, и, обратно, известное событие становится предметом судебного разбирательства, потому что содеяние его приписывается тому или другому лицу.
К области уголовного правосудия относятся далеко не все происшествия жизни частной или общественной, а только те из них, которые могут быть рассматриваемы, как проявления преступной воли какого либо лица. Так, уголовному правосудии нет никакого дела до пожара, истребившего целый город, до взрыва газа, убившего несколько человек, во всех тех случаях, когда события эти были вызваны какой либо естественною причиной; и, напротив, оно начиняет ведать эти Факты, если содеяние их будет приписываться одному или нескольким лицам. Итак, уголовное правосудие не ведает преступления отдельно от преступника, и, когда мы говорим, что давность погашает преступление, то мы этим хотим сказать, что давность сглаживает не внешнюю, Фактическую сторону деяния, а уголовно-правовое значение преступления, т. е., что преступление, по истечении давностного срока, перестает быть объектом уголовного преследования, и что лицо, подозреваемое в совершении преступления, не может быть привлечено к уголовной ответственности.Во 2) Независимо от своей теоретической несостоятельности, подразделение это оказывается непригодным и в практическом отношении. Так 158 ст. для бытия давности считает сначала необходимой полную безгласность преступления, а затем допускает ее и в том случае, когда, несмотря на гласность преступления, виновный в оном не был, в течении того же срока, обнаружен. Второй случай несравненно шире первого и полнота, и обстоятельность закона ни сколько не пострадали бы, если бы он, не вдаваясь в многословное и совершенно излишнее определение гласности преступления прямо постановил, что давность погашает преступление в случае необнаружения виновного.
После этих общих замечаний, обратимся к более близкому рассмотрению текста 158 ст. Так она, прежде всего, допускает давность в тех случаях, когда, "в течении законом определенного срока преступление не сделалось гласным". Слову "гласный" статья эта придает несколько более тесное значение, чем то, которое оно имеет в языке его литературном и разговорном.
В силу 158 ст., преступление не признается гласным, когда "по оному не было никакого делопроизводства или следствия, ниже донесения или жалобы, извета или иного показания". Из этого определения понятно, что под преступлением гласным Уложение разумеет преступление, известное органам уголовного правосудия, а потому ясно, что газетная статья, рассказывающая об известном преступлении, или народная молва, повествующая о нем, не подходит под постановление 158-ой ст.; в них нельзя видеть "извета или иного показания", и сами по себе взятые, они не придают деянию характера гласности, в смысле этой статьи.Далее 158 ст., установив понятие о безгласности преступления и создав, таким образом, не имеющую никакого практическая значения, давность происшествия, переходит к определению давности виновного и постановляет, что "наказание отменяется за давностию, когда виновный в течение законом установленного срока, несмотря на произведенное следствие, не был обнаружен". Из прямого смысла этого постановления, следует, что факт обнаружения виновного имеет значение обстоятельства, абсолютно исключающего давность. Но спрашивается, как понимать слова "когда виновный не был обнаружен?". Неклюдов считает преступника необнаруженным во всех случаях. "когда следователем или судьею не было принято мер к пресечении подсудимому способов уклоняться от следствия или суда или хотя таковые меры и были приняты но не были приведены в исполнение в течение давностного срока. С интерпретацией г. Неклюдова нельзя согласиться, во 1) потому, что обнаружение преступника нельзя сопоставить с тою или другою частью предварительного следствия; так обнаружение может совпадать с началом процесса и точно также обнаружению может предшествовать более или менее продолжительное исследование факта преступления. Если, например, преступник будет пойман с поличным, то начало процесса и обнаружение будут совпадать; если же, напротив, при наличности преступного деяния, не будет известно, кто совершил его и когда эта известность будет добыта только следствием, то понятно, что момент, обнаружения значительное отодвинется.
Во 2) толкование г. Неклюдова нельзя применить к целому ряду весьма часто повторяющихся случаев. Так, вор, пойманный с поличным, лицо, совершившее какое-либо преступление при свидетелях, должны быть сочтены обнаруженными совершенно независимо от того, были ли приняты меры к пресечении им способов уклониться от суда и следствия.Решения нашей судебной практики, как говорит г. Неклюдов, по этому вопросу весьма разнообразны: "но вобще, по его словам, была заметна наклонность считать виновника необнаруженным почти вплоть до того .времени, пока он не был изобличен по суду". С этим толкованием тоже нельзя согласиться, но не потому, что оно, как утверждаешь г. Неклюдов, слишком широко, а потому, что оно находится в явном противоречии с теми случаями, в которых личность виновного обнаруживается с самого начала уголовного процесса.
Что же касается до нашего мнения, то мы были бы склонны считать виновного обнаруженным с того самого времени, когда, по имеющимся в деле данным, оказывается возможным допустить, что он есть лицо, совершившее преступление, или, говоря иначе, мы считаем виновного обнаруженным с того момента, с которого судебной власти становится известным, что именно он, а не кто иной совершил преступление. В том же смысле разрешил этот вопрос и сенат. Так, во 1) решением по делу князя Трубецкого (1868 г. N 98) он признал подсудимого обнаруженным "первым заявлением извета о подложности росписок," так как извет этот указывал на подсудимого, как на лицо, виновное в представлении их ко взысканию с знанием о подложности оных. Сенат не убедился доводами защитника подсудимого, утверждавшего в своей кассационной жалобе, что виновный, "в продолжении следственного производства не был обнаружен, ибо, по точному смыслу закона, виновным признается лишь тот, о котором обвинительный приговор вошел в законную силу." Итак, по мнении защитника подсудимого, преступник должен быть сочтен обнаруженным с момента признания его виновным. Аргументация эта клонится в пользу подсудимого; но с ней вряд ли можно согласиться. Обнаружение, в том значении, которое мы ему придали, должно во всяком случае, предшествовать производству, направленному против известного лица. Преследовать можно только того, кто в большей или меньшей степени навлек на себя подозрение. Но понятно, что подобное преследование всегда предполагает, что обвиняемый известен, что он обнаружен. С этой точки зрения, обнаружение преступника и признание его виновнымдва противуположных момента; один из них находится в начале преследования, направленного против известного лица, другимэто преследование заканчивается.
С обнаружением виновного внимание суда сосредоточивается на нем, как на возможном преступнике; судебная власть привлекает его в качестве подсудимого и затем уже определяет на сколько в действительности основательны падающие на него подозрения, по каким побуждениям и при каких обстоятельствах преступление было им совершено. Только после тщательного рассмотрения всех этих вопросов может последовать приговор осуждающий виновного. Итак, обнаружением виновного нельзя считать приговор его осуждающий.
Во 2) в кассационном .решети, по делу коллежского регистратора Строгонова (1870 г. N 242), сенат счел невозможным применить давность обнаружения виновного, так как проступки, вызвавшие судебное преследование, сделались известными полиции в то же время, когда они были совершены, и так как по полицейскому акту тогда же составленному по поводу этих проступков, в совершении их обвинялся подсудимый. В 3) решением по делу бывших дворовых людей Самойловых (1868 г. N 288), подсудимые сочтены обнаруженными, потому что следствие, возбужденное вскоре после совершения преступления, во все время производства было направлено против личности самих подсудимых Самойловых.
Итак, преступника мы считаем обнаруженным с того момента, когдасудебная власть начинает смотреть на него, как на лицо совершившее преступление.
Исходя от этого определения обнаружения преступника, и принимая во внимание, что наступление этого момента безусловно исключает возможность применения давности, мы приходим к тому убеждению, что давность виновного, поставлена уложением в рамки столь тесные, что применение еена практике может встречаться лишь весьма редко.
Ничего подобного мы не встречаем ни в одном из рассмотренных нами иностранных кодексов; придавая известным следственным действиям, направленным против обвиняемого, значение обстоятельств прерывающих течение давности, они, вместе с тем, постановляют, что, с прекращением деятельности, нарушившей давность, начинается течение новой давности,столь же продолжительной, как и прежняя; следовательно, кодексы эти не исключают абсолютно давности, а только несколько отодвигают момент ее истечения. Законодательство наше, как мы уже видели, совершенно иначе отнеслось к этому вопросу и сенат, точно интерпретируя 138 ст., решил, по делу бывших дворовых людей Самойловых (1868г. N 288), ,,что срок давностиисчисляется со времени совершения преступления, а не с какого бы то ни было перерыва в производства оного, и что медленность Полиции или Следователя, задержавшего дело без всякого движения в продолжении известного периода времени, не подходит под понятие о давности и не служит основанием к применению 158 ст. Улож".
Из примечания к 158 ст. мы узнаем, что для возбуждения преследования по нарушениям постановлений о печати полагается со дня совершения нарушения годовой срок. Краткость этого срока находит, как увидим из дальнейшего изложения, свое полное оправдание в природе и отличительных свойствах этих нарушений*(87).
Ознакомившись с содержанием 158 ст., мы можем приступить к рассмотрению весьма интересного вопроса о том, исключает ли бегство виновного возможность применения к нему давности. Теоретически вопросэтот разрешен в том смысле, что бегство преступника вообще бессильно оказать какое-либо влияние на давность и только некоторый из современных законодательств придерживаются устарелого воззрения и смотрят на бегство, как на обстоятельство исключающее давность. Уложение совершенно умалчивает об этом вопросе, и нам думается, что бегство виновного, до егообнаружения. не будет отстранять давности погашающей его преступление. После же обнаружения., для существа дела становится совершено равносильным, бежал ли обвиняемый, или нет; с наступлением этого момента давность, как мы видели, исключается безусловно.
В тесной связи с рассмотренною нами 158 ст. Уложения находится 21ст. Устава о наказ, налаг. Мировыми Судьями, постановляющая, "что виновные освобождаются от наказания, когда кража, мошенничество и присвоение чужого имущества в течении двух лет, лесоистребление в течение года, а прочие проступки в течении 6 месяцев, со времени их совершения, не сделались известными Мировому Судье или полиции, или когда в течениетех же сроков не было никакого по ним производства".
Смысл этого постановления прост и ясен, и, казалось, не должен бы допускать каких либо сомнений; так, статья эта для бытия давности считает необходимым, чтобы в течение всего давностного срока не было никакого поделу производства, и отсюда понятно, что течение давности прерывается всяким вообще, а не каким либо известным производством. Сенат (решение по делу крестьянина Миронова 1868 N129) совершенно иначе интерпретирует 21 статью; слова, "никакого производства" он толкует в смысле производства, направленного против известного лица, а потому всякое иное производствоон не считает, прерывающим давность. Виновный, в этих случаях, остается, по мнению сената, необнаруженным, а потому и преступление его погашенным давностью.
Придерживаясь буквального и единственно возможного толкования 21 ст., мы не можем признать правильным как это решение, так и решение поделу о порубке леса в Нижнегридинской даче (1869 г. N1027) в той его части, которая посвящена рассматриваемому нами вопросу. Так, кассационную жалобу Курского Управляющего Государственными Имуществами на решение Суджанского съезда сенат признал незаслуживающею уважения, потому что при возбуждении дела не было указано виновных в этой порубке, а самоеразбирательство последовало по истечении давностного срока. В данном случае протокол, составленный и переданный Мировому Судье до истечения законом установленная годичного срока, не был признан производством в смысле 21 ст., потому что в нем не были обозначены имена и фамилии обвиняемых лиц, а только вообще указано на общество крестьян деревниНежнегридинской. Мы совершенно согласны с сенатом в том, что в уголовных делах всякий несет ответственность только сам за себя и что к суду нельзя привлекать юридических лиц; но в рассматриваемом нами деле особую важность приобретает не этот, а иной вопрос, именно вопрос о непризнании передачи протокола о порубке Мировому Судье-производством отстраняющим инарушающим давность. Если бы к делам о порубках и вообще к случаям предусмотренным 21 ст. устава, применялась 158 ст. Уложения, то подобное разрешение вопроса было бы вполне удовлетворительно в виду необнаружения виновного в течении всего законом установленного срока; но так как данный случай должен быть разрешен на точном основании 21 ст.,выставляющей главным условием давности отсутствие всякого по делу производства, то мы считаем неправильным непризнание производством преследования, возбужденного у Мирового Судьи.