155. Преступное действие и его последствия
155. Но, независимо от деятельности виновного, понятие о преступном деянии как о посягательстве на норму в ее реальном бытии может совмещать в себе известные последствия этой деятельности, причем весьма многие; в особенности немецкие криминалисты вносят это наступление последствий в само понятие преступного деяния как его необходимое условие[1].
Последняя постановка вопроса может, однако, привести к существенным недоразумениям. Если, конечно, понимать под последствиями преступной деятельности само посягательство на правовую норму, само повреждение правоохраненного интереса или доставление его в опасность, то такое идеальное последствие присуще всякому преступному посягательству[2], и притом не только содеянию, но и бездействию, но тогда этот признак теряет практическое значение, да к тому же и сторонники разбираемого мнения под выражением "результат" преступной деятельности подразумевают, как я указывал, именно материальное изменение внешнего мира.Далее, конечно, нельзя не иметь в виду, что с физической точки зрения можно утверждать, что нет и не может быть такого проявления вовне наших сил, которое не сопровождалось бы целыми мириадами изменений во внешнем мире: иное представление противоречило бы самому понятию о деятельности в сфере конечных явлений, не соответствовало бы основному закону мироздания - закону причинности, а потому, естественно, мы не можем себе представить какого-либо человеческого действия, которое бы не сопровождалось изменениями внешнего мира. Но не надо забывать, что право уголовное, говоря о преступном действии и его последствиях, имеет в виду только те проявления человеческой деятельности вовне, которые имеют юридическое значение. Поэтому преступное деяние, как техническое понятие, объемлет как те посягательства, в коих для полноты состава предполагают и действие и результат, так и те, в коих последствие не имеет значения.
Сообразно сему, мы видим во всех современных кодексах, что вредоносные или опасные содеяния или бездействия являются воспрещенными под страхом наказания или сами по себе, или только при наличности известных, вызванных этими деяниями последствий, видоизменений в бытии или условиях бытия окружающих нас людей или предметов или в порядке и условиях совершающихся событий[3]. Так, почти все случаи преступного бездействия наказываются независимо от тех последствий, которые они вызвали,- неявка в качестве свидетеля наказывается независимо от того, было ли вследствие неявки отложено заседание, или же неявка не имела никаких последствий; для ответственности за недонесение о появившейся филоксере не требуется, чтобы заражение получило распространение, перешло в чужие виноградники и т. д. То же нужно сказать о преступных содеяниях, воспрещенных ввиду их опасности вообще, безотносительно к отдельному правоохраненному интересу: хранение или ношение запрещенного оружия, небрежное хранение взрывчатых или ядовитых веществ, выпуск в свет книги без означения типографии, в которой она напечатана, наказываются независимо от каких-либо вызванных ими последствий. Напротив того, деяния, грозящие опасностью известному определенному интересу и тем более непосредственно вредящие таковому, по общему правилу, для применения к учинившему кары в полном объеме предполагают всегда наличность известных последствий; таково, например, повреждение железнодорожного пути, грозящее опасностью крушения поезда, истребление чужого имущества огнем или взрывом, умышленное или неосторожное лишение жизни, поджог, воровство и т. п.Бытие этих двух групп преступных деяний объясняется, с одной стороны, тем, что проявление виновности, не вызвавшее вредоносных или опасных результатов, представляется иногда столь шатким и неопределенным, что государство не решается обложить его наказанием, а с другой - еще более важным соображением, что современное уголовное право наказывает не преступность или даже виновность саму по себе, а проявление виновности во вредоносном или опасном деянии, для чего большей частью необходимо наступление известного последствия; поэтому ненаступление такового или вовсе уничтожает наказуемость учиненного, как, например, во многих случаях неосторожной вины, или же устраняет применение полной меры ответственности, как, например, при наказуемых покушениях.
Само отнесение преступных деяний к той или другой группе стоит, конечно, в зависимости от существа правовых велений, а иногда эта классификация обусловливается и обрисовкой, данной преступному деянию в кодексе[4], но во всяком случае это различие не зависит от способов и средств, выбранных виновным для учинения преступного деяния.
Наше действующее Уложение не содержит никаких указаний на это деление, так что, как это подтверждает и объяснительная записка, выражение ст.
1 "преступное деяние" объемлет обе группы преступных деяний, но тем не менее и по Уложению различение этих групп сохраняет практическое значение[5], определяя не только условия законного состава некоторых преступных деяний, но и разрешая ряд вопросов о применении к отдельным видам преступлений общих положений уголовного права о моменте окончания преступлений, об исчислении течения давности, а в особенности содействуя выяснению места и времени совершения преступных деяний[6] и зависящей от этих вопросов подсудности, так как в тех случаях, где закон воспрещает саму деятельность безотносительно к последствиям, существенное значение имеют место и время этой деятельности, а, наоборот, там, где для полноты состава требуется наступление результата, это значение переходит на место и время наступления такового; если виновный подмешал отраву перед отъездом вечернего поезда 9 февраля в Петербурге, жертва выпила отравленное питье утром 10-го в Твери, а смерть последовала 11-го в Саратове, то отравление, как убийство человека введением в организм яда, последовало в Саратове 11 февраля, а в Петербурге и даже в Твери было осуществлено только покушение на отравление[7].
________________________________________
[1] Сущность преступного деяния, говорит Лист, обусловливающая наступление юридических его последствий, т. е. наказания, заключается всегда в имеющих юридическое значение фактах, т. е. в чувственно воспринимаемых изменениях внешнего мира. Такими фактами могут быть или события (Ereignisse), или деяния, т. е. изменения внешнего мира, вызываемые человеческой волей. Фактическими основаниями для применения наказания всегда являются деяния и никогда события. Преступление, таким образом, есть деяние и может заключаться или в содеянии (Thun), или в бездействии; никакое деяние, никакая неправда, никакое преступление не могут быть без изменения во внешнем мире, без последствия (7-е изд., ї 27). Такое же начало защищает Halschner, в System; Zittelmann в его труде Irrthum und Rechtsgeschaft, 1879 г., в особенности Berkmeyer, ї39.
Janka, ї37, возражая против этого положения, справедливо говорит: последствие, как результат действия, по необходимости лежит вне оного, а в действии заключаются только его зародыши, причиняющие его силы.[2] Французские криминалисты, говоря о вредных последствиях преступных деяний, различают вред прямой и непрямой; под первым они понимают непосредственно вредные результаты деяния, а под последним - главным образом, вред, причиняемый обществу. Между последствиями непосредственными они далее различают: последствия материальные, например при убийстве, лишении свободы; результаты моральные - при прелюбодеянии, многобрачии, словесных обидах, и смешанные - при изнасиловании, реальных обидах. Ср. Haus, №263-266.
[3] Binding, Normen, I, ї 17, Drei Arten der Zweckverfolgung durch die Normen, делит все нормы запретительные на три категории: 1) запрещающие произведение известного видоизменения правопорядка (Verletzungsverbote); 2) запрещающие известные деяния ввиду заключающейся в них возможности вызвать определенный преступный результат (Gefahrdungsverbote); 3) запрещающие известное деяние ввиду опасности его вообще, безотносительно к тому или другому отдельному последствию, как возможные условия вреда. Аналогичные три категории усматривает он и в нормах требовательных. Ср. Oppenheim, Object, ї29.
[4] Например, в тех случаях, когда законодатель придает главное значение деятельности, а не ее результату, благодаря лишь непониманию юридической сущности деяния, когда, например, состав оконченного преступного деяния характеризуется признаком, относящимся к покушению.
[5] Поэтому нападки, делаемые в новой литературе на различие так называемых материальных и формальных (безрезультатных) преступных деяний, как, например, у Liszt, Birkmayer, даже Janka, ї 36, представляются мне лишенными основания. Ср. Merkel, ї 37.
[6] Schneidler, Der Ort der begangenen Handlung, 1886; Liszt, ї39; Janka, ї46.
[7] Многие из немецких криминалистов - Bar, Halschner, Janka, Rohland, Schutze, Wachter и др.- считают местом и временем учинения преступного деяния всегда и безусловно место и время учинения действия, а если действий несколько, то последнего из них, и ни в каком случае не место и время приложения деятельности к объекту или наступления последствий; следовательно, по их мнению, в приведенном в тексте примере отравление последовало в Петербурге 9 февраля. Напротив того, Liszt придавал еще в 5-м издании значение наступлению последствий, но только, как он указывает, непосредственно следующих за действием- например, прием яда; следовательно, в приведенном примере местом и временем учинения для него будет Тверь, 10 февраля; но в 7-м издании он говорит уже об окончательном последствии.