112. Опьянение

112. Опьянение. Последнюю группу составляют ненормальные состояния организма, исключающие вменяемость[1], и между ними прежде всего опьянение, имеющее особенно важное значение в нашей судебной практике, почему и заслуживающее серьезного внимания[2], причем здесь необходимо различать болезненные изменения душевной жизни, происходящие от пьянства,- запой, белая горячка и простое опьянение.

Запой (dipsomania ebriosa), или в известное время наступающее неодолимое влечение к спиртным напиткам, является в двух видах: как непрерывно продолжающийся и периодический.

Неоднократно повторяясь, периодический запой производит полное и уже постоянное изменение психического и физического организма. Таково состояние запойного вырождения (inhumanitas ebriosa), особенно часто встречающееся в том случае, когда запоем страдает лицо полуобразованное или подвергшееся запойным приступам с ранней молодости; проявляется это вырождение в огрубелости нрава, сварливости, буйстве или, наоборот, в унылости, слабости воли, отуплении; еще чаще запой оканчивается полной душевной болезнью (vesania ebriosa) в ее разнообразных формах: бешенства, меланхолии, белой горячки (delirium tremens), с ее характеристическими признаками - бессонницей, своеобразными галлюцинациями, трясением членов и т. п. Запой, несомненно, составляет болезненное состояние организма, имеет свои самостоятельные клинические признаки. Поэтому если запой сам по себе не может иметь влияния на вменяемость и ответственность, так же как горячка, эпилепсия, то несомненно, что такое влияние должно иметь психическое расстройство, сопровождающее запой: нельзя вменять, в смысле уголовного права, деяния, учиненного под влиянием запойных галлюцинаций или запойного неистовства критических дней.

Переходя к опьянению простому, не имеющему характера болезни, мы должны прежде всего различать его по степени и силе[3].

Уже незначительный прием алкоголя производит весьма часто заметное влияние на человека, и притом первоначально весьма приятное. Кровь обращается свободнее, жизненные процессы совершаются быстрее, по организму распространяется приятное чувство теплоты. При незатемненном еще сознании психическая деятельность человека получает большее развитие: разгоряченная фантазия усиливает и разнообразит творческую деятельность мысли, человек становится красноречивее, понятливее, быстрее схватывает впечатление. Вместе с этим изменяется и душевное настроение: является откровенность, увлечение; веселое направление ощущений выражается в наклонности к пению, танцам; симпатии проявляются в уверениях в дружбе, в любви, антипатии--в откровенном выражении неуважения, презрения.

Но мало-помалу это возбужденное состояние переходит пределы: впечатлительность получает такую быстроту, что начинает затемнять сознание; устраняется вдумчивость и способность анализировать окружающее; ощущения, настроения, вырвавшись из-под контроля рассудка, становятся необузданными, животные инстинкты, не сдерживаемые разумом, занимают первое место и при малейшем возбуждении делаются исключительными источниками действий.

Во всяком случае, в интересах юридического вменения необходимо различать две степени опьянения - полное и неполное. К опьянению полному нужно отнести не только наступление полной бессознательности и сна, но и ту стадию, когда опьяневший утрачивает способность распознавать зависимость и причинную связь явлений, когда под влиянием ненормального состояния органов чувств сфера его представлений получает субъективную окраску и рассудок утрачивает способность управлять действиями.

Опьянение простое может повторяться весьма часто, человек может напиваться почти каждый день, но опьянение не переходит в запой, т. е. не делается болезненным состоянием организма, хотя, с другой стороны, психиатрия указывает нам, что и простое, но частое злоупотребление алкоголем может повести к психическим расстройствам и вырождению организма[5], к так называемому хроническому алкоголизму, типическими формами которого являются белая горячка (delirium tremens), алкогольная мания (mania gravis potatorum) и даже паралитическое слабоумие.

При этом, так как опьянение с судебно-медицинской точки зрения является только специальным видом отравления, то указанные выше положения применяются и к другим случаям отравления[6], производящего психическое расстройство, как, например, к случаям отравления опиумом, гашишем, беленой, хлороформом, морфием, кокаином; они отличаются от обыкновенного опьянения только характером припадков, их силой, степенью и последствиями для организма.

Указанное выше решение вопроса о влиянии опьянения на вменяемость и ответственность основывается исключительно на психопатологических данных; но в теории и в законодательствах встречаются попытки и иного решения этого вопроса преимущественно в связи с условиями возникновения опьянения[7]. С этой точки зрения можно различать следующие виды опьянения: 1) опьянение вынужденное, когда данное лицо напоили против его воли, влили ему в рот стакан водки или заставили выпить посредством обмана, подсунув ему стакан водки вместо воды; 2) опьянение добровольное, но не злонамеренное, когда лицо пришло в состояние опьянения без всякой преступной мысли, в компании, на празднике, а затем в пьяном виде учинило преступное деяние; 3) опьянение неосмотрительное, когда лицо хотя привело себя в состояние опьянения не ради учинения преступного деяния, но, однако, при таких обстоятельствах, когда оно могло или даже должно было предвидеть, что, будучи в пьяном виде, оно совершит преступное деяние, например, зная свою наклонность в пьяном виде к буйству, напилось и произвело побоище; 4) опьянение злонамеренное, учиненное в видах преступления, когда преступник прибег к этому средству для возбуждения решимости действовать, для храбрости; 5) опьянение, устроенное не только с целью совершить преступление, но и с тем, чтобы впоследствии сослаться на это состояние как на причину, оправдывающую преступное деяние.

Но внимательное рассмотрение этого деления приводит к убеждению в его несостоятельности.

Также и при опьянении неосмотрительном трудно всегда признавать наличность условий, необходимых для ответственности за неосторожность: далеко не всегда человек может с точностью определить ту степень, с которой опьянение становится для него опасным, а, установив таковую, еще реже может удержаться на этой ступени. Если данное лицо знает, что он во хмелю буен, что всякое опьянение сопровождается у него побоищем, разрушением вещей и т. п., то для ответственности этого недостаточно, так как необходима возможность предвидения последствий опьянения от приема определенного количества алкоголя при известных условиях места и времени, состояния его организма, например натощак, с похмелья и т. п. С другой стороны, для ответственности за неосторожность необходима возможность предвидения не преступной деятельности вообще, а определенного преступного деяния, а этого условия не существует при разбираемом типе опьянения.

Большинство новых европейских кодексов не содержит никаких особых постановлений об опьянении, предоставляя решение этого вопроса практике; но ответы на это оказываются весьма различными. Так, французская кассационная практика, находя, что понятие опьянения не подходит под понятие demence[9], не признавала такое состояние ни за fait justificatif, ни за excuse legale[10], допуская только, что присяжные и суд могут признать это обстоятельством, уменьшающим вину, или даже, если опьянение в данном случае совершенно лишило обладания умственными способностями, могут отрицательно разрешить сам вопрос о виновности[11].

В нашем праве сменились два взгляда на влияние опьянения: старорусский, высказавшийся в новоуказных статьях к Судебнику и в Уложении Алексея Михайловича, относился к опьянению снисходительно, противополагая, например, умышленное убийство - совершенному пьяным делом, неумышленно[12], и позднейший, более строгий, нашедший выражение в законодательстве Петра Великого, несмотря на господство в жизни того времени безмерного пьянства. Воинский устав в артикуле 43 говорил: когда кто пьян напьется и в пьянстве своем что злого учинит, тогда тот не токмо чтобы в том извинение получил, но по вине (т. е. по преступлению) вящшею жестокостью наказан имеет быть. А в толкованиях объяснялся и мотив этой суровости: "А особливо, ежели такое дело приключится, которое покаянием одним отпущено быть не может, яко смертное убийство и тому подобное, ибо в таком случае пьянство никого не извиняет, понеже он уже в пьянстве непристойное дело учинил".

В Уставе благочиния 1782 г. было сделано различие между умышленным совершением преступления в пьянстве и неумышленным, а Проект 1813 г. довольствовался (ї 9) кратким правилом: никакое преступление пьянством не извиняется.

Свод законов, следуя Уставу благочиния, говорил только о простом опьянении и установлял различие между учинением в пьянстве преступления ненамеренного, когда опьянение хотя и не служило к оправданию подсудимого, но влияло на уменьшение наказания, и учинением в пьяном виде намеренного преступления, когда опьянение усиливало ответственность.

Уложение 1845 г. не упоминало о запое, но такое состояние подходило под ст. 96 как состояние, производящее умоисступление или беспамятство, тем более что в мнении Медицинского совета 1838 г., на котором основана ст. 96, прямо был назван в числе этих болезней запой. Старая наша практика, впрочем, относилась к случаям этого рода весьма сурово и признавала вменяемыми деяния, учиненные под несомненным влиянием запойных галлюцинаций[13]. Напротив того, Кассационный департамент Сената (в особенности решения по делу Виноградова, 68/86, и Федорова, 69/877) признавал, что болезнь, приводящая в умоисступление или беспамятство, происшедшая от пьянства, составляет причину невменяемости, но что так как эта причина заключается не в самом запое, а в его последствиях, то в случае решения такого дела с участием присяжных, им должен быть предложен вопрос не о том, учинено ли деяние в период запоя, а о том, находился ли обвиняемый в момент деяния в болезненном состоянии, от запоя происшедшем.

Относительно простого опьянения Уложение содержало специальное постановление в ст. 106, причем закон различал опьянение намеренное и ненамеренное. Под опьянением намеренным закон понимал тот случай, когда виновный привел себя в состояние опьянения именно с намерением совершить преступление. В этом случае всегда назначалась высшая мера, за это преступление назначенная. Закон ничего не говорил при этом о степени опьянения, и Сенат в целом ряде своих решений признал, что такое опьянение само по себе, хотя бы и приведшее в состояние беспамятства, не только не может быть основанием невменяемости, но и не может служить поводом к смягченно наказания. Однако нельзя не прибавить, что текст ст. 106 не устранял права присяжных или суда ответить отрицательно на вопрос о виновности, как скоро они находили, что виновный в момент учинения преступного деяния не обладал сознанием; равным образом этот текст не исключал и применения ст. 828 Устава уголовного судопроизводства, как скоро присяжные признавали подсудимого заслуживающим снисхождения, хотя бы основой снисхождения было именно учинение преступного деяния в пьяном виде. Сам принцип обязательного увеличения наказания за намеренное опьянение, который принимала ст. 106, вызывал сильные сомнения. В самом деле, если взять двух преступников, из которых один выполнил задуманное преступление совершенно спокойно, без всяких колебаний, а другой, для того чтобы решиться на преступление, должен был искусственно подогреть себя, то трудно сказать, который из них представляется более опасным для общества.

Относительно опьянения ненамеренного закон говорил только, что мера наказания назначается по другим сопровождавшим преступление обстоятельствам; редакторы Уложения полагали даже наказывать деяния, в таком состоянии учиненные, как неосторожные; но затем это предположение было отвергнуто. Закон требовал определения ответственности по другим обстоятельствам дела, очевидно, не исключая и тех обстоятельств, которые созданы самим актом опьянения. Если мы представим себе, что пьяный по ошибке убил или побил одно лицо вместо другого, то к нему должны быть применены общие правила об ошибке в объекте, хотя бы причиной такой ошибки было именно опьянение; человек, не предвидевший преступных последствий своего деяния благодаря тому, что был в то время пьян, должен все-таки отвечать за неосторожное, а не за умышленное преступление. Наконец, если подсудимый в момент учинения деяния находился в ненормальном психическом состоянии, если его органы чувств функционировали неправильно, рисуя перед ним фантастические образы, его мышление утратило способность комбинировать представления, его действия оказались вовсе неподчиненными рассудку, то можно ли его было, тем не менее, признавать вменяемым и ответственным, как скоро оказалось, что все эти аномалии вызваны опьянением? Следовательно, согласно ч. 2 ст. 106, суд, определяя существо, свойства и наказуемость совершившегося правонарушения, должен принять в расчет все обстоятельства, его сопровождавшие, а в том числе и те патологические изменения организма, которые произошли от опьянения; но сам факт опьянения, по мысли закона, не мог ни усилить наказания, ни уменьшить его.

Но в Особенной части Уложение неоднократно отступало от своей системы и признавало опьянение обстоятельством, смягчающим ответственность, и притом не только в степени, но даже в виде и роде наказания. Такое начало проводилось в постановлениях о религиозных преступлениях, при заочных оскорблениях императора и членов царствующего дома, при преступлениях против порядка управления.

Устав о наказаниях вовсе не упоминал об опьянении; но, по общему характеру Устава, мировые судьи должны в этих случаях руководствоваться Уложением; точно так же и в "Журнале Государственного Совета" по рассмотрению Устава было выражено, что опьянение само по себе не должно служить основанием для уничтожения вменения.

Также не упоминает об опьянении Воинский уголовный устав, так что военные суды в этом отношении должны руководствоваться Уложением.

Действующее Уголовное уложение вовсе не упоминает об опьянении, предполагая применение и в этих случаях общих правил о вменяемости... По этому поводу в объяснительной записке указано: "Как ни прискорбно наблюдать увеличивающееся пьянство в народе, как ни опасны его последствия для общества, но все эти соображения, сами по себе взятые, не могут изменить существа и условий уголовной ответственности. Если лицо находилось в бессознательном состоянии, не могло сознавать совершаемого и руководить собой, то оно не может и отвечать за свой поступок, все равно, произошло ли это состояние от горячки, тифа, захлороформирования или было следствием опьянения, предполагая, что опьянение достигло такой высокой степени развития уже в момент совершения проступка, а не после оного, так как, разумеется, явившийся на место преступления, например на место кражи, трезвым или полупьяным, но опьяневший во время совершения кражи или по ее окончании, не может уже ссылаться в свое оправдание на опьянение. Если виновный привел себя в состояние опьянения с преступной целью, ради выполнения преступного деяния, которое затем и совершил, то естественно предположить, что его ссылка на опьянение неосновательна, что цельность сознания не была нарушена в период опьянения; но если бы тем не менее оказалось, что он действительно был в момент учинения деяния в бессознательном от опьянения виде, то совпадение умысла, возникшего в трезвом состоянии, с деянием, выполненным в состоянии бессознательном, может быть только случайным, и вменение учиненного в вину не должно иметь места". При этом опьянение полное будет подводиться под понятие бессознательного состояния, а запой или психические болезни, от пьянства происходящие,- под понятие болезненного расстройства душевной деятельности.

Голод. Подобно опьянению, и голод, в высшей своей степени, производит не только упадок сил физических, сопровождающийся бессилием, обмороками, но отражается и на психической деятельности, выражаясь в галлюцинациях, бреде и иногда доводя до полного помешательства. Очевидно, что преступное деяние, учиненное в подобном состоянии, не может быть вменяемо. Причем это влияние голода должно быть отличаемо от понятия голодной нужды как причины, устраняющей преступность содеянного; последний случай подходит под понятие крайней необходимости.

________________________________________

[1] Отделяя ненормальные состояния организма от болезненных, я должен заметить, что такое отделение имеет только практическое значение ввиду номенклатуры Уложения: со стороны теоретической, это различие несущественно, так как всякая болезнь есть ненормальное состояние организма, а с другой стороны, ненормальные состояния не только нередко переходят в болезнь, но с точки зрения медицинской представляются особой формой заболеваний, Schwartzer, Bewustlosigkeitszustande, 1878; Koch, Bewustsein in Zustanden der Bewustlosigkeit, 1877.

[2] Ср. подробные литературные указания в моем "Курсе", I, пр. 236. Сверх сего, можно указать на Маньяна - "Алкоголизм", пер. Никифорова - в Сборнике сочинений по судебной медицине, 1877 г.; Ковалевский - "О состоянии опьянения по отношению к вменяемости" в "Журнале гражданского и уголовного права", 1879 г., №4; его же, Пьянство, его причины и лечение, 1889; Корсаков. Об алкогольном параличе, 1889 г.; Ваег, Der Alcoholismus, seine Verbreitung und seine Wirkung, 1878 г.; Schwarze, Die Zurechnung der im Zustande hochgradiger Trunkenheit begangenen Handlungen, в G. 1881 г.; Molinier, Traite; Vetault, Etude medico-legale sur l'alcoolisme et lea conditions de la responsabilite au point de vue penal chez les alcoolises, 1887 г. Ср. также в трудах международного С.-Петербургского конгресса 1890 г. доклады Не-inze, Canonico, Lilienthal и др.

[3] Ср. Molinier, Traite, II; Nicolini, Principes philosophiques et pratiques du droit penal, trad. Flottard.

[4] Немецкие криминалисты различали 3 степени опьянения: Rausch, Betrunkenheit, Besoffenheit. См. подробное описание у Бернера, Imputationslehre.

[5] Ср. подробное изложение клинических симптомов хронического алкоголизма как душевной болезни у Крафт-Эбинга. Основной характер этого вида душевного расстройства состоит в явлениях психической слабости и постепенном упадке нравственных и познавательных отправлений. Оно обосновывается атрофическими процессами мозга, расстройством кровообращения и соответственными изменениями деятельности сердца, его гипертрофией и т. п.; а к этому присоединяется нарушение питания организма и преждевременное его одряхление.

[6] В судебной медицине определяют опьянение как отравление крови алкоголем или продуктами его окисления. Ср. Ковалевский. В особенности близко к алкоголизму подходят морфинизм и кокаинизм. Ср. Крафт-Эбинг.

[7] При определении юридического значения опьянения останавливаются и на других основаниях, например на качествах лица обвиняемого, различая и выделяя влияние опьянения на ответственность у привычных пьяниц, лиц зазорного поведения и т. п., смешивая два различных предмета: наказуемость самого пьянства и патологическое влияние опьянения, и забывая известную поговорку, что пьяный и монах подерется. Далее, различали влияние опьянения по характеру учиненного преступления, признавая, что опьянение не служит извинением, как скоро учиненное свидетельствует о существовании у данного лица известных наклонностей, взглядов, мнений, скрываемых в трезвом состоянии, забывая, что психиатрия не вполне подтверждает, что у пьяного на языке то, что у трезвого на уме, так как опыт показывает, что иногда под влиянием алкоголя настроение человека радикально изменяется; кроме того, карательная деятельность имеет дело не с характером или настроением, а с совершенными деяниями, а при такой постановке пришлось бы наказывать за первое.

[8] Как замечает Гельшнер, ї 97, для вопроса о вменении решающее значение имеет не то состояние, в котором находился деятель в момент образования умысла, а равно и не кажущаяся связь между умышленным и содеянным, а главным образом то состояние, в котором явилась решимость выполнения, а это состояние при полном опьянении представляется безусловно ненормальным. К подобным же выводам приходит: Schaper, Zurechnungsfahigkeit в Holtzendorff's Handbuch; Wachter.

[9] Безумие (фр.).

[10] Оправдательный фактор, обстоятельство, устраняющее или смягчающее вину по закону

[11] Такого толкования держится большинство французских криминалистов - Helie, Blanche, Ortolan, Dalloz, Garraud; другие, как Boitard и Bertauld, полагают, что состояние полного опьянения может быть подводимо под понятие demence. Во всяком случае вопрос о влиянии опьянения на вменяемость не зависит от ответственности за само публичное опья-нение, как скоро оно подходит под условия, предусмотренные Законом 23 января 1873 г.; ср. бельгийский Закон 16 августа 1887 г.

[12] Уложение, однако, не проводило этого взгляда последовательно и, например, при убийстве беременной женщины (гл. XXII, ст. 17) приравнивало убийство в пьянстве убийству умышленному.

[13] Примеры в моем "Курсе", I, ст. 134, прим. 266; в особенности интересно дело сотника Яковлева, разбиравшееся в 1848 г. в 6-м департаменте Сената. Яковлев страдал периодическим запоем и галлюцинациями; по этому делу министр юстиции признавал, что обвиняемый в сущности страдал психическим расстройством, но что подведение его под это состояние было бы опасно ввиду народной нравственности, правосудия и общественной безопасности. С этим мнением согласился и Государственный Совет.