108. Глухонемота и одичание
108. Глухонемота. К числу причин, устраняющих вменяемость, и закон, и теория относят только один вид недостатка органов восприятия - глухонемоту. Возможность восприятия впечатлений от предметов окружающего нас мира составляет основное условие психического развития, так что полное лишение всех органов или способности функционировать ими, происшедшее в детстве, прежде чем началась умственная жизнь, должно повлечь за собой полный идиотизм; но по тем же основаниям должны отражаться на нашей психической жизни и недостатки каких-либо отдельных органов восприятия впечатлений.
Хотя природа и старается восполнить эти пробелы развитием других органов чувств (у слепого - обоняния, осязания, у глухого - зрения и т. п.), но такое восполнение недостаточно: остается всегда известная группа представлений, идей, не доступных пониманию, а в силу этого образуется ряд дефектов как в умственной деятельности, так и в нравственной сфере, если только такие пробелы не были пополнены искусственно, путем образования. Однако роль, которую играет лишение того или другого органа в отдельности в психической жизни человека, как указывает нам жизненный опыт, далеко не одинакова, и первенствующее значение, в особенности относительно жизни общественной, получают органы слуха и языка[1].В самом деле, если способность выражать свои ощущения и впечатления в звуках и мимике обща человеку и животным, то во всяком случае способность к членораздельности звуков, к образованию слов и речений, одним словом, способность речи, составляет исключительное свойство человека, его характеристическую особенность, без которой была бы немыслима цивилизация, без которой не было бы той резкой грани, отделяющей ныне человека от царства животных. Такое же значение имеет и слух, как необходимое дополнение языка. Словом и звуком мы передаем другим результаты нашей умственной деятельности, мы делаем других сопричастниками нашей психической жизни, с ее радостью и горем, волнениями и ощущениями.
При помощи слуха мы сами восприемлем подобные впечатления от окружающих; мало того, само образование способности говорить вполне обусловлено наличностью органов слуха, дающего возможность определять характер и силу звуков нашего голоса, сравнивать и уподоблять их звукам, приходящим извне. Оттого прирожденная или приобретенная в малолетстве глухота непременно обусловливает немоту, а вместе с тем утрачивается не только способность к передаче результатов умственной работы другим, но и способность к индивидуальному мышлению, так как и оно оперирует со словами и выражениями, в которые мы облекаем все наши понятия и суждения.Поэтому глухонемота двояко отражается на психической жизни страдающего ею. Во-первых, она проявляется в ограничении умственной деятельности, зависящей как от недостатка основных элементов мышления - понятий, так в особенности от неумения их комбинировать: у глухонемого понятия нравственного и правового порядка почти совершенно отсутствуют; во-вторых, такое же влияние производит этот недостаток в сердечной жизни глухонемых, в их настроении. Лишение возможности слышать отзывы сочувствия, любви, сожаления; отсутствие способности выражать свои горе и радость, свои симпатии и антипатии, естественно, заставляют глухонемого черстветь, делают его замкнутым в личные интересы, сухим, бездушным эгоистом. А все это, взятое вместе, делает глухонемого неспособным ко вменяемости.
Поэтому многие из новых Кодексов - бельгийский, германский, венгерский, итальянский - при исчислении причин, устраняющих вменяемость, особо говорят о глухонемоте[2]. Такое постановление, по примеру западных кодексов, было внесено в 1845 г. и в наше Уложение[3], но уже Устав мировой не упоминал о глухонемоте, а затем такое упоминание не сделано и в действующем Уложении, так что глухонемота подходит под общее понятие психического недоразвития, как скоро глухонемой не обладал общими условиями вменяемости; при этом, конечно, под это понятие могут подходить и другие поражения органов восприятия, как скоро они сопровождались такими же психическими дефектами.
Но, разумеется, такое влияние может иметь глухонемота, образовавшаяся еще в тот период, когда умственная жизнь только начинается, в младенчестве: глухонемота препятствует умственному развитию, но не уничтожает его; поэтому и Уложение имеет в виду глухонемых от рождения или лишившихся слуха и языка в детстве.
Далее, несомненно, что возможно искусственное восполнение этого органического недостатка при помощи окружающей среды, путем воспитания. Жизненный опыт указывает нам, что многие из глухонемых, получивших образование, не только достигают среднего уровня развития, но, при хороших способностях, даже выдвигаются за эти пределы: письмо и мимика заменяют для них слово в общении с другими и делают их участниками общественной жизни; понятно, что при этих условиях способность к вменению существует.
Установление наличности этого развития принадлежит суду и ни в каком случае не стоит в зависимости от формального условия - нахождения в специальном заведении для глухонемых, и только в тех случаях, когда этот дефект отразился на характере лица, он может быть принят во внимание судьей при выборе меры ответственности.Дикость. К этой же группе причин, устраняющих способность ко вменению, могут быть отнесены, хотя и редко встречающиеся, случаи полной дикости, учинение преступного деяния лицом, выросшим в среде, в которой не существует идей о праве и нравственности, о законе и его требованиях. Действующее Уложение не упоминает особо об этом условии невменяемости, подходящем, разумеется, под понятие умственной незрелости[4]. Но от состояния дикости должно быть отличаемо невежество, а в особенности суеверное невежество, являющееся столь часто источником кровавых и зверских преступлений; такое состояние, конечно, не может быть отнесено к причинам, устраняющим вменяемость.
________________________________________
[1] Ср. Molinier, Traite. Ср. Колесников. Глухонемота в судебно-медицинском отношении, 1897 г.
[2] Кодекс бельгийский, ст. 76, требует, чтобы в делах о глухонемых ставился особый вопрос об их разумении, и в случае признания наличности такового глухонемой наказывается как несовершеннолетний; при отрицании же разумения они освобождаются от наказания. Напротив того, Французский кодекс не упоминает о глухонемоте, и Французский кассационный суд признал глухонемых безусловно ответственными. Ср. Dallos, Codes, ї64, №169. Германский кодекс, ї 58, также требует относительно глухонемых постановки особого вопроса о вменяемости, освобождая не обладающих сознанием от ответственности; то же Венгерский, ї 86. Кодекс итальянский (ст. 56-58) не допускает уголовного преследования относительно глухонемых моложе 14 лет, а применяет к ним лишь меры воспитательные; относительно же лиц старше 14 лет каждый раз ставится вопрос о разумении; при утвердительном ответе они наказываются, но со значительным уменьшением ответственности, а при отрицательном освобождаются от наказания, но в случае учинения ими тяжких проступков отдаются: моложе 21 года - в воспитательные, а старше этого возраста--в особо устроенные заведения.
Крафт-Эбинг предлагает всегда рассматривать глухонемых как слабоумных; Бернер, Брук полагают необходимым смягчать им наказание, а Кестлин в System, даже полагал их вовсе освобождать от ответственности. Предложения о смягчении наказания глухонемым, хотя бы действовавшим с разумением, были сделаны и некоторыми нашими практиками при рассмотрении проекта Уголовного уложения; но редакционная комиссия, как указано в объяснительной записке, не нашла достаточных для этого оснований, полагая, что глухонемота может только влиять на выбор меры наказания по усмотрению суда.[3] Уложение 1845 г. освобождало глухонемых от ответственности, как скоро глухонемота была прирожденная или приобретенная в детском возрасте и если глухонемой, через воспитание или общение с другими людьми, не получил понятия о своих обязанностях и о законе.
[4] Ср. также Bruck, ї 67.