Постпозитивизм: методологический анархизм П. Фейерабенда .
Монистическая (монотеоретическая) парадигмальная модель развития науки Т. Куна, по Фейерабенду, не соответствует реальной истории науки. Согласно его плюралистической методологии накануне и в процессе создания квантовой механики существовали и столкнулись, как минимум, три парадигмы: классические механика, термодинамика и электродинами-
Фейерабенд, как и Кун, отвергает в науке нейтральный язык наблюдений, ибо все научные (эмпирические) термины "теоретически нагружены". Значит, он отрицает самостоятельное существование эмпирических терминов. Все эти термины, по его мнению, детерминированы постулатами теории, в которую они входят. Это означает, что каждая теория имеет свою эмпирию, не пересекающуюся с эмпирическим базисом других теорий. В результате становится вообще непонятным, каким образом теории конкурируют между собой, имея несопоставимую эмпирию. Отсюда, по Фейе- рабенду, каждая теория создает свой собственный язык для описания эмпирических фактов, и, как следствие, он приходит к тезису несоизмеримости альтернативных теорий. Таким образом, перед нами — ранее рассмотренный нами тезис Куна-Фейерабенда.
Последний абзац вынуждает нас вернуться к нему не в связи с тезисом несоизмеримости Куна-Фейерабенда, а в связи с поставленной здесь проблемой "теоретической нагруженности" эмпирических фактов и необходимостью её метаобъяснения.
Суть данной проблемы состоит в том, что в интерпретацию эмпирических фактов выполняющих для становящейся теории роль проверочных, вовлекается сама проверяемая теория . Отсюда ясно, что проблемной становится объективность результатов, подтверждающих теорию экспериментов, и возникает очевидная трудность с эмпирическим обоснованием теоретического знания. Как разорвать этот порочный круг ?Замечено, что между теорией и экспериментом или что то же между теоретической и эмпирической стадиями научного исследования существует определенная симметрия (и симметричные отношения) . На наш взгляд, она связана с относительной независимостью последних друг от друга. Вместе с тем обычно полагают, что эмпирическое исследование предшествует теоретическому и определяет его. Но это не всегда так. Иногда противоречия между отдельными теориями (например, между классической механикой и классической термодинамикой или между
ньютоновской теорией тяготения и ОТО) стимулируют создание новой фундаментальной теории (соответственно статистической механики и ОТО). Это обстоятельство подтверждает определенную степень автономности, независимости теоретического исследования от эмпирического. В то же время практика научного познания свидетельствует о многочисленных случайных открытиях, которые не были предсказаны теоретически (открытия естественной радиоактивности Беккерелем, пенициллина Флемингом, эффекта Зеемана, явлений (3- распада, д-мюона, д-нейтрино и др.). Они весьма веско свидетельствуют об автономности (ограниченной), относительной самостоятельности эмпирии от теории.
Значит, проблема "теоретической нагруженности" эмпирических терминов связана с абсолютизацией зависимости эмпирии и теории друг от друга и их полной симметрии постпозитивистами и, как следствие, игнорирование ими их относительной независимости друг от друга и их асимметричности (последняя следует из первой). Из сказанного ясно, что Фейерабенд (и Кун) и др. не замечают одного парадокса, связанного с тем, что эмпирическое исследование в новой предметной области как бы не может начаться без определенных теоретических предпосылок, отсутствующих на данном этапе исследования, а существующая теория не в силах инициировать новое эмпирическое исследование как относящаяся к другой предметной области.
Отсюда следует, что исследование не может вообще начаться, ибо выполнение любой познавательной процедуры предваряется выполнением бесконечного множества других познавательных процедур. В этом заключается суть так называемого теоретико-эмпирического парадокса . В основе этого парадокса лежит полная "симметрия" между эмпирическим и теоретическим исследованием. Поэтому "целью" вышеупомянутого случайного (незапланированного и потому непредвиденного) эксперимента является нарушение этой "симметрии". Случайный эксперимент, в результате которого появляется независимый от предсказанных (следовательно, зависимых от) существующей теорией фактов эмпирический факт открывает возможность для возникновения эмпирического исследования, независимого от теоретического. Это, в свою очередь, генерирует сначала нефундаментальное теоретическое, а позже умозрительное исследование по объяснению непредвиденных эмпирических фактов, т.е. тем самым предпринимается теоретическое исследование уже в новой предметнойобласти .
Очевидно, что непредвиденный эмпирический факт в отличие от предсказуемых не может быть "нагружен" существующей теорией, ибо он независим от неё, иными словами, не вписывается в предметную область последней. В то же время этот факт ещё не "нагружен" новой теорией, ибо её ещё нет. Таким образом, он только нагружен теми теоретическими представлениями и законами, на основании которых построен прибор, обнаруживший его.
Стало быть, Фейерабенд и др. при обсуждении "теоретической нагруженности" эмпирических терминов путают теории, относящиеся к предметным областям, связанным с построением экспериментальной установки (прибора), с теорией, относящейся к данной (фиксированной) предметной области. Здесь нет никакого круга, ибо предсказания новых эмпирических фактов и результаты экспериментов выражаются на разных языках с различным значением дескриптивных терминов (относясь к разным предметным областям).
Дальнейший "сценарий" развития взглядов Фейерабенда подводит его к "анархической" эпистемологии: "...
существует лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах человеческого развития, — допустимо все (иногда так переводят — "все сгодится" (anything goes) или, вслед за Ф. М. Достоевским, — "все дозволено" (И. Т. Касавин) - Д. О.)" . Каждый исследователь, ученый может изобретать и разрабатывать свои собственные, вплоть до самых фантастических и "безумных" (Н. Бор), теории "вопреки всему": несообразности, противоречиям и критике. Фейерабенд выступает против всяких универсальных методологических правил, норм, стандартов и идеалов; против всех попыток сформулировать некий общий критерий научной рациональности. История науки, согласно концепции Фейерабенда, представляет собой хаотическое переплетение самых "диковинных" и разнообразных идей, ошибок, заблуждений, интерпретаций фактов, открытий, социальных влияний, эмоций ученых и т.п. Познавательная деятельность исследователей, ученых не подчинена никаким рациональным нормам, правилам и стандартам, поэтому развитие науки, по Фейерабенду, есть иррациональный процесс. Отсюда следует, что сама методология не может в принципе быть нормативной, но, в то же время, она "нормативна" по отношению к каждой конкретной, в некотором смысле, неповторимой ситуации. Если под ситуацией иметь в виду процесс формирования научной теории, то для ка-ждой формирующейся теории должна существовать собственная, так сказать, ситуационная методология. Отсюда следует отказ Фейерабенда от всякого метода, т.е. его принцип "против метода".
Стало быть, эпистемологический (и методологический) анархизм Фейерабенда возник в результате синтеза плюралистической методологии и тезиса Куна-Фейерабенда о несоизмеримости теорий. Таким образом, "плюрализм без берегов" (как следствие, "безудержный конвенционализм" — по И.С. Нарскому) превратился в методологический анархизм — картина развития науки ультра-"левого" толка, лозунг которой может быть только один: "Непрерывная революция!" .
Теперь несколько слов о выборе теории.
Исходя из своей анархистской методологии науки, Фейерабенд утверждает, что выбор между конкурирующими альтернативными теориями не подчиняется никаким разум-ным селективным критериям. Иначе говоря, он иррационален: новая теория побеждает не в силу того, что она ближе к истине (по Фейерабенду, истина не является целью науки , а ее цель — удовлетворять потребности ученого в свободном творческом самовыражении!) или лучше соответствует эмпирическим фактам, а благодаря риторике и пропаганде ее сторонников. Более того, он идет еще дальше: наука, представляя собой вполне иррациональное предприятие, ничем не отличается от мифологии, шаманства, религии и пр. и является одной из форм идеологии. Поэтому следует освободить общество от "диктата науки", отделить науку от государства, как это уже сделано в отношении церкви и предоставить науке, мифу, магии, религии одинаковые права в общественной жизни. Только в этом случае государство с помощью своего мощного пропагандистского аппарата не будет навязывать научные идеи и теории каждому члену общества и он будет в состоянии сделать свободный выбор ме5вду различными формами идеологии и деятельности.Ниже мы попробуем привести несколько критических доводов в адрес некоторых приведенных выше положений концепции П. Фейерабенда. Начнем с принципа пролиферации. Рациональный смысл (и достоинство) последнего заключается в том, что он в действительности обсуждает проблему выдвижения целого спектра разнообразных умозрительных моделей (вернее, множества совместимых и несовместимых (альтернативных) умозрительных программ) для объяснения эмпирических закономерностей определенного вида. Дальнейший "сценарий" развития научного знания: эти программы развертываются в умозрительные концепции; из множест-
ва концепций выбирается подмножество таких, которые не только объясняют известные эмпирические закономерности (феноменологическую конструкцию), но и предсказывают новые; наконец, производится экспериментальная проверка этих предсказаний; в результате последней делается окончательный выбор такой концепции, предсказания которой подтверждаются в одной предметной области (рациональный смысл принципа верификации неопозитивистов) и опровергаются в другой (рациональный смысл принципа фальсификации попперианцев).
Таким образом, проверка означает выяснение границ применимости теоретического знания.Действительно, на поверхностный взгляд, кажется, согласно принципу пролиферации, можно отдаться безбрежному спекулятивному фантазированию, изобретая все большее количество альтернатив невзирая на противоречащие факты и путем отказа от истинных и проверенных на практике теорий, что вообще абсурдно; не зря Фейерабенд провозглашает крайнее выражение методологического анархизма — т.н. дадаизм , защищающий бессмысленность и всякий абсурд применительно к научному познанию, опровергающих существующие в науке концепции и теории. В действительности, нет никакого "плюрализма без берегов" в выдвижении множества умозрительных программ, т.е. нет никакого "произвола или беспредела" в этом деле: оно объективно ограничено числом возможных комбинаций компонент старого знания, которые служат в качестве информационного материала для "свободного изобретения" (Эйнштейн) умозрительных конструктов и принципов и их характер не зависит от воли исследователя; от последнего зависит превращение возможных комбинаций в действительные. Среди выбранного подмножества умозрительных концепций могут встречаться, как ранее мы писали, спекулятивные концепции, псевдотеории двух родов, ложные и истинные теории. Теперь задача исследователя заключается в неукоснительном следовании вышеописанному "сценарию" по проверке следствий в рамках границ применимости каждой концепции из выбранного подмножества их.
Известна цитата Эйнштейна "в глазах последовательно мыслящего философа он предстает как оппортунист, бросающийся из одной крайности в другую", иначе говоря, Эйнштейн в зависимости от познавательных ситуаций выглядит как реалист, или как идеалист, или как позитивист, или
как платонист и т.д. Фейерабенд говорит об "оппортунизме" как не чуть ли об основном методологическом принципе науки. Под оппортунистическом принципом он понимает ее всеядный, беспринципный, ситуационный характер, отражающийся в анархистской эпистемологии. Если искать рациональный смысл этого анархистского "оппортунизма" Фейерабенда, выражающегося в мнимой эклектичности и плюралистичности философского мировоззрения ученых, таких, как Эйнштейн, Борн, де Бройль и др., то можно найти его в селективном механизме отбора из множества умозрительных программ подмножества умозрительных концепций, претендующих на роль теоретической программы формирующейся фундаментальной научной теории с помощью философских принципов. Дело в том, что последние выполняют эвристическую или антиэвристическую функцию в качестве селективных критериев (селекторов); каждый из них сугубо индивидуален (в этом смысле почти что уникален — отсюда, на наш взгляд, берет начало фейерабендовский эпистемологический анархизм со своим принципом "все сгодится" и его апелляция к гуманизму в познании и в организации образования) вне и независимо от материалистических или идеалистических, диалектических или метафизических философских систем, которым принадлежат эти принципы. Поэтому Фейерабенд считает и материализм, и идеализм, и диалектику, и метафизику одинаково приемлемыми в научном познании в зависимости от обстоятельств, хотя он нигде не говорит об эвристической функции философских принципов, она у него подразумевается .
Значит, эвристической функцией обладают определенные философские принципы, а не вся философская система в целом. В зависимости от предметной и информационной (так называемого тезауруса выбора, т.е. совокупности конкретно-научных принципов, "изобретенных" в процессе умозрительных процедур исследования) областей одни из них обладают эвристической функцией, а другие — антиэвристической или вообще не имеют селективной функции, т.е. селективная функция философских принципов не абсолютна, а относительна. Возвращаясь к "оппортунизму" Эйнштейна и, тем самым, к мнимой эклектичности и плюралистичности его мировоззрения, можно заметить, что неоднородный характер последнего весьма иллюзорен и вполне рационально объясним относительностью
селективной функции философских принципов .
В свете сказанного выше, рационально объяснима анархистская методология Фейерабенда с его принципом "все сгодится", которая неявно стирает всякую грань между эвристической и регулятивной функциями философии путем их отождествления. Как следствие этого исчезает различие между эвристической и антиэвристической функциями философских принципов, что влечет за собой отрицание вообще селективной функции последних. Таким образом, по Фейерабенду, получается, что никаких ра-циональных селекторов выбора теорий не существует. Если идти дальше последовательно по пути методологического анархизма, то можно придти к заключению, что единственно правильная модель развития науки состоит в отказе от всякой такой модели. "Так, Фейерабенд из того обстоятель-ства, — пишет Е. А. Мамчур, — что не существует метода выбора, прило- жимого во всех складывающихся в познании ситуациях, связанных с кон-куренцией теоретических систем, делает вывод о том, что единственно адекватной концепцией процесса развития науки может быть лишь "анар-хистская" концепция, связанная с полным отказом от разработки научного метода" . Таким образом, выходит, по Фейерабенду, возможность по-строения какой-нибудь методологии научного исследования напрямую зависит от существования рациональных способов выбора теорий.
По нашему мнению, Е. А. Мамчур разделяет точку зрения Фейерабенда о том, что не существует абсолютных оценок, на основании которых можно было бы сделать однозначный выбор между теориями. Рациональное содержание этого тезиса она видит в том, что "... на вопрос о том, существуют ли критерии и оценки, способные сыграть роль однозначных критериев отбора теорий, должен быть дан отрицательный ответ" . По ее мнению, для такого однозначного выбора не подходит экспериментальный критерий из-за целостности (по Фейерабенду, из-за "теоретической нагруженности") научного факта . Более сложный случай для выбора представляет ситуация, когда конкурируют эмпирически эквивалентные, но семантически не эквивалентные теории типа электронной теории Лоренца и СТО Эйнштейна, которые одинаково хорошо "справляются" с от-
рицательным результатом опытов Майкельсона-Морли. Они являются, по Фейерабенду, альтернативными теориями и рациональный выбор одной из них невозможен. Так как здесь бессилен эмпирический критерий, то надо обратиться, по Мамчур, к внеэмпирическим критериям — плодотворности теории, ее предсказательной способности, сравнительной простоте, "внутреннему совершенству" (Эйнштейн), логической стройности, принципам соответствия и инвариантности и т.п. Но последние не могут совершить однозначный выбор между ними в силу их неопределенности, субъективности (конвенциональности) .
Вслед за Фейерабендом, ею же критикуемым (так часто бывает), Мамчур приходит к выводу: "Теории несоизмеримы, если иметь в виду только внутринаучные факторы и критерии (если Фейерабенд их имеет в виду, по ее мнению, он прав — Д. О.). Нет единой и так сказать внутринаучной меры сравнения теорий" . Отсюда следует, что исследователи должны выйти за пределы познания и становиться "на "точку зрения" существующего уровня развития человеческого общества, материальной и духовной деятельности людей" . Эта "точка зрения" является слишком общей, абстрактной, неопределенной, ничего конкретно не решающей отговоркой, иначе говоря, является точкой зрения общественной практики и объективной логики развития науки. Другими словами, "вывернутый наизнанку" фейерабендовский "все сгодится". Безусловно, здесь не поможет анархистское "лекарство" Фейерабенда, а поможет философия, а именно: эвристическая функция философских принципов, которая однозначно разрешает проблему выбора теорий. Но этого не заметила Мамчур, ибо она отождествляет эвристическую и регулятивную функции философских принципов, маскирующую селективную функцию последних. Вместе с тем, такое отождествление, мы уже писали, ведет к стиранию всякой грани между эвристической и антиэвристической функциями философских принципов в выборе теорий. Более того, селективная функция этих принципов может быть, вообще говоря, как эвристической ("продуктивная" роль философии), так и антиэвристической ("контрпродуктивная" роль философии). Все зависит от того, о каких философских принципах идет речь (вспомним принцип относительности селективной функции философских принципов). Так, философский принцип конвенционализма помешал Пуанкаре придти к СТО, тем самым, выполнив антиэвристическую функцию в ее выборе, а, наоборот, принцип объективной относительности про-
странства и времени позволил Эйнштейну сделать однозначно правильный выбор СТО. Что касается Лоренца, то он руководствовался в своем выборе философским принципом — принципом объективной универсальности ньютоновских пространства и времени, который позволил ему выбрать свою контракционную гипотезу . В случае Эйнштейна явно просматривается эвристическая, а в случае Лоренца — антиэвристическая функция философского принципа в выборе СТО.
Согласно анархистскому принципу "все сгодится", любые положения, когда-либо высказанные теологами, мифотворцами, фантазерами, философами, учеными и пр., вплоть до безумцев, могут в зависимости от познавательной ситуации пригодиться в науке и найти когда-нибудь использование. "Не существует такой идеи, — пишет Фейерабенд, — пусть самой древней и самой абсурдной, которая не была бы в состоянии усовершенствовать наше знание" . Тот, кто приемлет фейерабендовский анархизм, в сущности, согласится с тем, что нет единого метода открытия (и тем самым постулирование иррациональности этого процесса) и обоснования (и тем самым отрицания регулятивной роли методологии науки) научного знания. Так как нет единого эвристического метода открытия, иначе говоря, не существует рационально объяснимого селективно-умозрительного механизма научного открытия, получается, согласно анархистской методологии, что для совершения последнего "все методы хороши": вплоть до пропагандистских, насильственных и т.п. Также нет единого рационального упорядочивающего метода обоснования (и оправдания) научного знания, ибо для такого метода мало подходят и индуктивизм, и дедуктивизм. Вслед за Поппером, Фейерабенд указывает на вероятный характер индуктивных умозаключений не способных однозначно подтвердить или опровергнуть теорию. Также как и Поппер, признавая логическое превосходство дедукции перед индукцией в опровержении теорий, из-за "теоретической нагруженности" эмпирических фактов он возводит в принцип недоверие к опыту. При этом Фейерабенд серьезно ошибается, считая, что в интерпретации эмпирических фактов, служащих для формирующейся теории в качестве проверочных, привлекается сама проверяемая теория (этот "круг в доказательстве", связанный с "теоретической нагруженностью" эмпирических фактов ранее мы подвергли критике). Поэтому обоснование теоретического знания такое же иррациональное занятие как и научное открытие. Когда "все методы хороши", тогда нет ни одного рационального метода, подкрепленного "снизу" соответствующей
онтологической моделью объективной реальности.
В определенном смысле принцип пролиферации Фейерабенда есть своеобразное методологическое требование выхода за рамки эмпирического исследования общепризнанной теории путем умозрительного изобретения все большего количества альтернативных теорий (множества умо-зрительных программ в самом деле), чтобы опровергнуть первую. Дальнейший "сценарий" нам известен: об этом мы уже писали. Методологический "плюрализм без берегов", анархически игнорирующий научный метод и нормативную методологию, молчаливо предполагает "иррациональную" модель объективной реальности (может не предполагать никакой объективной реальности или же предполагать непознаваемость ее), в которой преобладают элементы хаоса, случайности над элементами порядка, закономерности. Онтологическая, так сказать, модель с хаотическим "перекосом" диктует Фейерабенду "ситуативную" методологию, рациональный смысл которой заключается в нижеследующем.
На основе метатеоретического понятия (онтологической категории), отражающего атрибуты объективной реальности, таких как пространство, время, качество, количество, структура и т.д. могут возникнуть разные методы исследования: качественные, количественные, структурные и пр. "При этом возможны следующие случаи, — пишет В. П. Бранский, — а) с данным понятием не связано предсказание новых методов исследования; б) с ним связано бесконечное множество таких методов; в) с ним связано предсказание конечного множества методов, но каждый из них справедлив в бесконечной предметной и информационной области; г) с ним связано предсказание конечного множества методов, каждый из которых справедлив в конечной предметной и информационной области" . Нетрудно заметить, что только понятия последнего типа являются метатеоретиче- скими и с ними связан рациональный смысл ситуативной методологии Фейерабенда. Было бы несправедливо думать, по отношению к Фейерабенду, что он сторонник всеобщего хаоса и произвола, отмены всех и всяческих норм, правил и стандартов научной деятельности, хотя его намеренные демагогическо-идеологические "эпатажи" свидетельствуют как раз об этом, создавая ему имидж "плейбоя, актера или философа" (И. Т. Касавин) или "непочтительного Фейерабенда" (И. Лакатос) и мы не без умысла вслед за другими критиками полемически заостряли эти черты фейерабендовского методологического анархизма эпитетами и метафорами типа "без берегов", "беспредела", "безудержного" и т.п. "Я не возражаю вообще против правил, стандартов, аргументов, — подтверждает нашу мысль Фейерабенд, — я возражаю против правил, стандартов, аргу-
ментов определенного рода. Я возражаю против, стандартов, аргументов, которые являются общими и независимыми от ситуации, в которой они используются. Идея методологии, содержащей такие правила, по моему мнению, столь же смехотворна, как идея измерительного инструмента, который измеряет любую величину при всех обстоятельствах" . Следовательно, Фейерабенд возражает против универсальной методологии, которая справедлива в бесконечной предметной и информационной области (против пункта "в" цитаты), что верно. Неверно то, что он стремится найти не нормативную методологию, которая справедлива в конечной предметной и информационной области, а ищет специфическую (уникальную) методологию для каждой конкретной познавательной ситуации. Такой поиск продиктован отрицанием (то же, что игнорированием) Фейерабендом инвариантных (по его словам: "общих и независимых от ситуации") черт, присущих разным научным методам (познавательным процедурам и их результатам), что в конечном итоге однозначно приводит его к методологическому анархизму.
Выше мы постарались с помощью критического метаобъяснения методологической концепции П. Фейерабенда уточнить рациональный смысл некоторых весьма иррациональных положений последней.