ЭВРИСТИЧЕСКОЕ ВЛИЯНИЕ ФИЛОСОФИИИА ФИЗИКУ: НЕОНАТУРФИЛОСОФСКИЙ ПОДХОД И ЕГО КРИТИКА
Существует, по Агасси, некоторое предубеждение ("предвзятое мнение") о том, что подтверждение научной теории эмпирическими фактами
является чуть ли не необходимым и достаточным условием для понимания в естествознании. Вообще, с его точки зрения, центральная проблема или задача науки суть понимание. В естествознании, как считает Агасси, отсутствует понимание, ибо эмпирическая подтвсрлсшсмость теории не является достаточным фрагментом для понимания.
На основании критического анализа истории науки Агасси приходит к выводу о том, что это "предвзятое мнение" исторически изменялось от ин- дуктивизма Бэкона через конвенционализм Дюгема к попперовскому фальсификационизму . Из этих трех историко-научных концепций Агасси выбирает концепцию фальсификационизма как наиболее адекватную реальной истории развития науки. Надо полагать, что все остальные концепции искажают, по Агасси, эту историю. На доводах его, обосновывающих эту мысль, не будем останавливаться.
Метафизика как раз является, с точки зрения Агасси, той совокупностью "предвзятого мнения", которая порождает возможность научного исследования и определенного освещения эмпирии. Согласно Попперу, как мы помним, метафизика как неопровержимое знание не обладает статусом научности. Но Агасси считает, что метафизика будучи не наукой может порождать науку: в ходе длительного развития человеческой цивилизации и культуры все большая и большая часть метафизических представлений людей преобразуется таким образом, что они становятся проверяемыми .
Вне метафизики невозможно развитие науки, ибо она помогает порождать науке ее проблемы. Поэтому философия стоит по отношению к науке "вначале" и, стало быть, она задает программу исследования. Метафизика в некотором роде генетически предшествует науке и Агасси старается показать, что те или иные философские установки ученых эвристически повлияли на их научный поиск (например, платонизм Кеплера). С этой точки зрения Агасси проанализировал исследования Декарта, Лейбница, Герше- ля и особенно Фарадея.Исследование Агасси "Фарадей как натурфилософ" проведено с целью доказать, что научная деятельность ученого обусловлена метафизической программой, а в случае Фарадея — кантовской философией природы. "Агасси прав, доказывая, что сама по себе действительность не выдвигает проблем, — пишет Ю. Н. Солонин, — однако нет никаких оснований не делать отсюда вывод, что именно в метафизике коренятся научные проблемы принципиального свойства, а научные программы реализуют проблемы, следующие из метафизических допущений" . Одной из главных
функций научного познания и науки, согласно его концепции, является подтверждение метафизических допущений и метафизических картин мира, каждая из которых должна быть "оправдана".
"Оправданию метафизики" в системе научной деятельности Агасси посвятил специальное исследование . В нем он выдвигает концепцию "ра-циональной метафизики" взамен спекулятивной натурфилософии гегелевского типа с неписанным правилом "тем хуже для фактов": вместо научных данных она прекрасно обходилась фантастическими ad hoc объяснениями. По мысли Агасси, "рациональная метафизика" должна представлять собой натурфилософию в аристотелевском смысле. Значит, основание научного исследования образуют первые принципы науки, т.е. физики, и они же определяют границы применимости становящейся теории. Философия, по Агасси, выполняет роль своеобразной "рамки" (framework) или является "обрамлением" науки. Эту "обрамляющую" роль по отношению к становящейся научной теории метафизика выполняет путем введения основных интерпретационных представлений, понятий и принципов, на которых должна опираться первая.
"Метафизические идеи принадлежат научному поиску, — пишет Агасси, — как особенно важные регулятивные идеи" . Из вышесказанного ясно, что Агасси, как и Фейерабенд, не отличает регулятивную функцию метафизики от ее эвристической функции. Философия, стало быть, одновременно является интерпретацией научных фактов и исследовательским проектом (и программой), осуществляемым исследователями, разделяющими ее принципы. Так как метафизика всегда стоит "вначале" науки, а не "в конце" ее и, следовательно, по Агасси, не может быть продуктом индуктивных обобщений (и выводом научных достижений) научных фактов . Поэтому наука не в силах повлиять на происхождение метафизики и, значит, она является продуктом субъективного (и в этом смысле весьма произвольного) творчества. Таким образом, признавая эвристическое (и регулятивное) влияние философии на науку, он не замечает обратное эвристическое влияние науки и научных достижений на развитие философии.Философия выполняет свою роль научной программы, согласно неонатурфилософской концепции Агасси, в качестве системы натурфилософских представлений, дающих исследователю самые общие категориальные ориентиры в структуре объективной реальности. В некотором смысле ученый отделен от этой реальности (или вернее опосредован от нее) натурфилософской картиной мира, задающей науке ее основные проблемы. Поис-
ки аргументов в пользу метафизических допущений, вытекающих из натурфилософской картины мира происходят в процессе развития (или по мере разворачивания) научной программы. "Эти допущения или принципы, прилагаемые к конкретным случаям, — пишет Ю. Н. Солонин, — порождают конкретные проблемы. Именно так создаются научные проблемы. Метафизические идеи по существу задают область исследования и тем самым очерчивают границы науки"1. Как и Поппер, Агасси утверждает, что наука начинается не с эксперимента, а с научной проблемы, вытекающей из метафизического принципа. Последнее утверждение неудивительно для натурфилософа, но он как и Поппер не понимает того обстоятельства, что научная проблема, как правило, может быть связана с теоретическим парадоксом, а не связана непосредственно с философским принципом, причем дедуктивно.
К ней, т.е. научной проблеме, по мысли Агасси, как бы чуть позже "подгоняют" гипотезы.Можно констатировать, что Агасси не преодолел догматическую "демаркационную" точку зрения о коренной противоположности науки и философии, хотя он пытается раскрыть эвристический потенциал последней в неонатурфилософском ключе. Вслед за Поппером он считает, что метафизические воззрения не являются опровержимыми, но в то же время, как думает Агасси, без критики "метафизика застывает и становится неинтересной". "Сегодня физики говорят, что их не интересуют картины мира. Но они имеют эти картины, которые являются комплексами наивного реализма и научных теорий; но эти картины не выражаются открыто, и поэтому они не становятся предметом публичной критики" . Вначале нашего анализа мы уже писали о том, что метафизические допущения, по мысли Агасси, в ходе преобразований научных программ в течение длительного времени развития человеческой цивилизации становятся проверяемыми. Таким образом, несмотря на свой демаркационный фаллибилизм, Агасси вынуяеден признать косвенную (не в смысле отражения самого процесса первичного (прямого) отражения, а опосредованного: через научные проблемы и реализующие их научные программы) проверяемость метафизических допущений. Рациональный смысл косвенной проверяемости (и опровергаемое™) метафизических допущений заключается в том, что среди произвольного множества возможных комбинаций метаспекулятивных и ложных метатеоретических принципов, достигающих очень больших количественных значений, вероятность существования среди них, как ранее мы уже писали, единственного истинного метатеоретического принципа (или системы принципов) приближается к достоверности. На основании последнего принципа (или содержательной метатеории) можно объяснить
и предсказывать методологические законы, метапроверка которых происходит относительно не только предметной но и информационной области. "Именно применение последних для построения различных теорий, — пишет В. П. Бранский, — позволяет разделить метатеоретические принципы на два подкласса: а) истинные (если среди возможных теорий, построенных в предметной области S и полной информационной области I на основе методологического закона, предсказанного данным принципом, есть истинная) и б) ложные (если все такие теории оказываются ложными)" .
Из сказанного ясно, что натурфилософская картина мира Агасси, которая "не выражается открыто" ученым (имманентная его мировидению) в самом деле является содержательной метатеорией. В ней, как мы уже писали, принципиальные метафизические положения задают научную исследова-тельскую программу, реализуемую ученым. "Фактически Агасси признает, — пишет Ю. Н. Солонин, — равную значимость всякого натурфилософского воззрения и одинаковую обоснованность их претензий на осмысленную научную программу" . Он (Ю. Н. Солонин) прав когда указывает на осмысленность научной программы, ибо умозрительная программа, как ранее мы отмечали, когда писали о постпозитивизме, может быть осмысленной или бессмысленной, но, ни в коем случае, истинной или ложной. Здесь следует учесть специфику умозрительного знания, состоящую в том, что оно есть знание не только о существующем (в данной предметной области S), но и о том, существование чего (в S) проблематично, а также о несуществующем (в S). Догадку об умозрительном характере научных программ Агасси мы построили на основании произвольности выдвигаемых исследователями метафизических допущений и их равнозначности (и одинаковой обоснованности) и вытекающих из них научных программ. Из сказанного следует, что он не только не различает эвристическую функцию метафизических допущений (или натурфилософских воззрений) от их регулятивной функции, но, как следствие, не различает их эвристическую функцию от антиэвристической. Поэтому Агасси не ставит вообще проблему выбора научных программ на основании метафизических принципов, а, наоборот, они из них получены путем вывода (в качестве доказательства приводится пример Фарадея: как он вывел свои научные идеи и программы из метафизических принципов натурфилософии И. Канта) .Всякое научное исследование, стало быть, превращается по сути в реализацию натурфилософских установок ученого, а ученый (в данном случае — Фарадей) — в "реализатора " заданных натурфилософских идей (философии природы И. Канта). Что касается замечания Агасси о метафизике как о физике прошлого, учитывая спекулятивный характер науки о природе в прошлом, ее отрыв от экспериментальных оснований, то можно считать, что оно справедливо по отношению к "Физике" Аристотеля (об этом мы ранее писали).
А что касается второй половины этого замечания о том, что он (Агасси) видит в спекулятивной натурфилософии физику будущего , то рациональный смысл ее заключается в том, как продуктивно использовать эвристические возможности натурфилософских догадок прошлого в построении новых фундаментальных физических теорий (например, буддийской идеи "шуньяты" о пустоте в построении теории элементарных частиц) .Здесь, в замечании о "взаимозаменяемости" спекулятивной натурфило-софии и физики в длительной исторической перспективе (и ретроспективе) заложен также определенный рациональный смысл. Метаобъяснение по выяснению этого смысла заключается в следующем: мы не раз подчеркиваем, что истинность (и ложность) теории зависит от определенности границ предметной области, т.е. теория не может быть истинной (и ложной) вообще, а, в свою очередь, истинность (и ложность) метатеории, таковой является метафизика (натурфилософия), зависит не только от предметной, но и от информационной области; отсюда ясно, что с изменением последних и должна меняться местами эвристическая функции методологических и метафизических принципов, объясненных и предсказанных метатеорией. Думается, что Агасси это обстоятельство понимает на интуитивном уровне под воздействием историко-научных данных (например, "Физики" Аристотеля).
Когда мы рассматривали натурфилософии прошлого (начиная от Фале- са, кончая Гегелем) обнаружили различие между действительной эвристической функцией философских принципов в научном поиске от возможной эвристической (или ретроэвристической) функции последних в нем. При этом мы заметили, что ретроэвристическая функция метафизики (и
спекулятивной натурфилософии) является модернизацией, т.е. незаконной процедурой замещения псевдонаучного (и ложного) положения или вывода натурфилософии прошлого, которая скрыта (и замаскирована) за выражениями типа: "гениально угадал", "гениальные догадки", "философские предвосхищения" и т.д. Таким образом, следует различать ретроэвристи- ческую функцию философских принципов (принцип "быть умным задним числом") от их футуроэвристической функции (принцип "быть умным (прозорливым) в будущем"). Последняя сходна с первой в том отношении, что обе носят возможный (потенциальный) характер, а отлична в том отношении, что последняя найдет применение в будущем, т.е. в построении новой фундаментальной научной теории и приобретет действительный характер, в то же время первая не нашла применения в построении уже существующей фундаментальной теории (исследователи ее не заметив, "прошли рядом") и ее возможный характер остается без изменения. Следовательно, различие между ними относительно: ретроэвристическая функция конкретных (известных из истории философии) философских принципов, сохраняя свое эвристическое содержание, будучи "всегда готовой" к "употреблению по назначению" в любое время является одновременно футуроэвристической. В свою очередь, футуроэвристическая функция конкретных философских принципов не найдя "употребления по назначению", т.е. "адресного" применения, а это становится известным уже после построения конкретной теории ("адресата"), автоматически превращается в ретроэвристическую функцию.
Чтобы сказанное выше не приняло окраску "схоластического теоретизирования" надо, думается, дать практическую рекомендацию. Она, на наш взгляд, заключается в том, что ученым надо вести "учет и контроль" философских принципов, носящих ретро-, футуроэвристический характер и постепенно накапливать их, а философам и методологам побольше и почаще их "изобретать". Мы изложили те некоторые философско-методологические идеи и соображения, навеянные критикой неонатурфилософии Дж. Агасси в форме ее метаобъяснения.
Теперь перейдем к метаобъяснению неонатурфилософской концепции (отечественного происхождения) М. В. Мостепаненко, исходящей из фундаментальной роли ФКМ в формировании научной теории.
Начнем с того, что М. В. Мостепаненко в самом начале своего исследования констатирует, что механизм влияния философии на физику не выяснен и как методологическая проблема еще не разрешен . При этом он правильно замечает, что влияние философии на физику осуществляется в сфере теоретической физики, ибо там формируются фундаментальные эле-
менты научной теории . Источник "внеэмпирического" содержания нового теоретического знания, по Мостепаненко, связан с философией. "Теоретические понятия, принципы и гипотезы физики возникают с помощью двойного процесса, — пишет М. В. Мостепаненко, — состоящего из двух противоположных, но сходящихся друг к другу процессов: с одной стороны, индуктивного обобщения идущего от данных опыта, и, с другой — дедукции и конкретизации, идущих от философских идей" (выделено нами — Д. О.) . Для построения базиса теории определяющую роль играет, выделенный нами, второй процесс. По Мостепаненко, эвристическое влияние на физику философия оказывает через посредство ФКМ. Теперь проанализируем их взаимосвязь.
Физику образуют, по В. Гейзенбергу, несколько "замкнутых систем понятий"3, т.е. независимых друг от друга физических теорий, которых объединяют общие положения. "В процессе приведения этих положений в соответствие друг с другом, — пишет М. В. Мостепаненко, — возникает единая система исходных понятий и принципов физики, которая, во-пер- вых, служит средством связи между различными теориями и, во-вторых, служит общей характеристикой состояния на данном этапе ее развития" . Связь таких положений в систему, реализованных с помощью (и на основе) философских идей, надо полагать, образует ФКМ. Она несводима, по Мостепаненко, к теоретическим предпосылкам уже имеющихся теорий. Эта система "развивается как единое целое по присущим ей законам и служит источником теоретических предпосылок еще не созданных физических теорий" .
Сам автор концепции по-разному подходит к определению ФКМ: а) как идеальную модель природы, получаемую в физике на основе определенных философских идей ; б) как отражение сущности третьего порядка (эмирический закон — отражение сущности первого, а теоретический закон или физическая теория — отражение сущности второго порядка) ; в) как конкретизацию философских представлений о материи и движении, пространстве и времени, взаимосвязи и взаимодействии и другие. Вот обобщенное определение ФКМ, данное М. В. Мостепаненко: "... физическую картину мира следует понимать как идеальную модель природы, включающую в себя наиболее общие понятия, принципы и гипотезы физи-
ки и характеризующую определенный исторический этап ее развития" . Различные ФКМ, существовавшие в истории физики, как и парадигмы Т. Куна, возникали и разрушались. Перестройка ФКМ, как и парадигма Куна, связана с накоплением "аномальных" опытных данных, необъяснимых теориями, возникающих в рамках данной ФКМ. Поэтому возникает необходимость выдвижения качественно новых понятий, гипотез, принципов, выходящих за пределы существующей ФКМ. "Поскольку всякая физическая теория исходит из некоторых общих понятий, гипотез, принципов, входящих в физическую картину мира, — пишет М. В. Мостепаненко, — постольку построению каждой теории должно предшествовать создание физической картины мира или по крайней мере некоторых ее элементов" . Так стихийно возникают некоторые элементы новой ФКМ, качественно объясняющие "аномальные" опытные данные, которые не смогли найти объяснение в рамках старой ФКМ. Возникновение этих элементов объясняется привлечением философских идей. Построение новых теорий приводит к замене старой ФКМ новой. Здесь, по Мостепаненко, проявляется диалектика содержания и формы в процессе развития: новое физическое содержание, т.е. новая теория, требует замены старой формы — картины мира . Новая ФКМ, стало быть, выполняет эвристическую функцию в построении новой физической теории, а старая ФКМ — антиэвристическую функцию, тормозя развития науки, и, следовательно отбрасывается.
Согласно концепции М.В. Мостепаненко, ФКМ являясь промежуточным звеном между философией и физикой, возникает, во-первых, на основе формирования ее гипотетического варианта в сфере философии и, во- вторых, посредством приспособления этого варианта к существующему эмпирическому и теоретическому физическому знанию. Применение ФКМ при построении новой теории можно рассматривать так: элементы новой ФКМ подвергаются "дедукции и конкретизации" (М.В. Мостепаненко), что и приводит к построению базиса теории, дающей уже строгое объяснение "аномальных" опытных данных. Таким образом, эвристическая функция ФКМ заключается в дедукции из философских идей теоретических принципов. В качестве первой иллюстрации своей концепции М. В. Мостепаненко обращается к механике ("Физике") Аристотеля. Вывод Аристотеля об отсутствии пустоты в природе может послужить примером философского (натурфилософского, вернее) предположения Ф:. "Положение Фі может служить основой, — пишет он, — для умозаключения от общего к частному (линия ФіП). Положение П является уже логиче-
ски обоснованным: если верна посылка (Фі), то верно и следствие (П)" . "Так, из признания пустоты в природе (в смысле Аристотеля) следует логически обоснованный вывод, — продолжает М.В. Мостепаненко, — о том, что позади движущегося тела непрерывно освобождается пустое пространство, в которое устремляется воздух" . На основании логической правильности дедуктивного умозаключения Ф| П этот логический вывод Аристотель считал истинным и без обращения к опытной проверке. В свою очередь, положение П может служить основой для умозаключения от частного к общему, т.е. к Ф2 — "без двигателя нет движения". Далее: сходным образом можно придти, что в мире существуют естественные и насильственные движения, что по прекращении действия силы движение прекращается и т.д. Логический вывод от Фі кП (от философской идеи к принципу П) М.В. Мостепаненко называет конкретизацией (вспомним: ранее выделенные нами "дедукции и конкретизации"), а логический вывод от П к Ф2 (от принципа к философской идее) — обобщением.
Механика Галилея, по Мостепаненко, в отличие от механики Аристотеля, строилась под контролем данных опыта и проверялась с их помощью. Например, принцип относительности Галилея (П) построен не только как логический вывод ("дедукция и конкретизация") из философской идеи, что "возможно движение и без двигателя" (Фг), но и как умозрительное обобщение опытных данных (Зі) и эмпирической закономерности (ЗЗі). Но в то же время, на основании этого принципа Галилеем сделано предсказание новой эмпирической закономерности (ЭЗг) — движения тел, брошенных под углом к горизонту, частные следствия которой проверяемы на опыте. Также с помощью "дедукции и конкретизации", по его мысли, Галилей пришел к выводу о равенстве скоростей падения тел независимо от их веса .
Из-за натурфилософского характера своей концепции М.В. Мостепаненко фактически "растворяет" механику Галилея как физическую теорию в ФКМ, не отделяя их друг от друга .
В механике Ньютона, по Мостепаненко, принцип относительности Галилея и принцип инерции еще более удалены от исходных философских идей, чем в механике Галилея. Преобразования Галилея и принцип относительности Галилея получены с помощью "дедукции и конкретизации" из понятий о системе отсчета и об универсальном временном параметре, которые, в свою очередь, "дедуцированы и конкретизированы" из фило-
софских идей пустого пространства, независимого от материи и времени, независимого от реальных процессов. А принцип инерции логически вытекает непосредственно из принципа относительности с учетом других элементов ФКМ. Также можно проследить дедуктивный путь от философских идей — причины как внешнего воздействия и универсальной связи явлений и др. до закона движения Ньютона и всемирного тяготения, наиболее удаленных от первых .
Аналогичная "картина" предстает перед нами в связи с выяснением эвристической роли философских идей в возникновении электродинамической картины мира и построении электродинамики Максвелла.
Согласно концепции М.В. Мостепаненко, философская идея континуальной материи, восходящая к Декарту и Лейбницу, наряду с "концепцией динамического атомизма может привести к понятию поля и эфира без необходимости построения механических корпускулярных моделей" . В свете этой идеи принцип единства мира представляется как единая непрерывная (сплошная) субстанция, пронизанная потоком силовых линий, а промежуточная среда, передающая воздействие, конкретизируется в принципе близкодействия. Полевые представления о материи приводит к представлению об электромагнитных колебаниях и волнах, т.е. к новому представлению о движении как распространению возмущений в непрерывной среде. На основе такой картины мира была построена электродинамика Максвелла .
К построению специальной теории относительности (СТО) Эйнштейна, как предполагает М.В. Мостепаненко, предшествовало расширение электродинамической картины мира за счет новых философских представлений о природе: идей относительности времени и пространства в виде отказа от абсолютности пространства и времени, непрерывности причинно- следственных связей и др. т.е., за счет стихийно диалектических и материалистических идей .
Из философских идей континуальности материи и соответствующей ей идеи континуальности движения, согласно его мысли, выведено физическое понятие об электромагнитном поле без механического эфира с соот-
ветствующей ему формой движения — электромагнитными волнами, в частности световыми. Из них "дедуцированы и конкретизированы" основополагающие теоретические принципы СТО: специальный принцип относительности и принцип постоянства скорости света.
"В соответствии с этим, — пишет М.В. Мостепаненко, — потребовалось внести коррективы в общие представления о пространстве и времени. Прежде всего пришлось ввести новое понятие об одновременности, связав его с принципом постоянства скорости света посредством мысленных опытов, проведенных в соответствии со всеми уже введенными новыми понятиями и принципами..." Таким образом, с помощью последовательной цепочки "дедукций и конкретизаций" от философских идей относительности времени и пространства, непрерывности причинно-следственных связей и материального единства мира через уточнение понятий системы отсчета и инерциальной системы и исходя из преобразований Галилея, с учетом принципа соответствия можно спуститься до преобразований Лоренца, что дает возможность, опираясь на понятие инвариантов преобразования, дать формулировку СТО как теории инвариантов преобразований Лоренца. "Наивно было бы думать, — пишет М.В. Мостепаненко, — что теория относительности сразу выводится из одних только новых принципов... (он имеет в виду специальный принцип относительности и принцип постоянства скорости света — Д О.). Для построения теории были использованы и другие предпосылки (эмпирические и теоретические)" .
Аналогичную цепочку "дедукций и конкретизаций" можно проследить в построении квантово-полевой картины мира и квантовой механики: "дедуктивный путь Гейзенберга" и "дедуктивный путь Шредингера" — они удивительно симметричны .
Подводя итоги анализа, можно сделать следующие выводы: а) в мета- эмпирической конструкции, в которой фундаментальную роль играет ФКМ, построенной М. В. Мостепаненко в качестве первой в отечественной философско-методологической литературе синтетической (А. Ф. Кудря- шов) методологической концепции формирования фундаментальной науч-
ной теории; ФКМ предшествует созданию новой теории, базис которой строится на основе отдельных ее элементов (дающих качественное объяснение новым эмпирическим данным), с помощью идущих от них "дедукций и конкретизацій"; б) данная концепция утверждает, что эвристическая функция ФКМ осуществляется посредством дедукции из философских идей теоретических принципов и теоретических законов; в) она детализирует роль эмпирии и математики в построении физической теории.
Как выше показано, опираясь на результаты анализа построения ряда истинных теорий от механики Галилея до квантовой теории, М.В. Мостепаненко предпринял попытку обосновать, что все содержание последних дедуцировано из их оснований, а основания, в свою очередь, дедуцированы из философских идей, лежащих в основе конкретных ФКМ. Таким образом, перед нами замаскированная попытка построения неонатурфилософской концепции возникновения теоретического знания (теоретических принципов и законов) путем дедуктивного развертывания немногих философских идей, касающихся представлений о материи и движении, пространства и времени, причинности и закономерности, взаимодействии и взаимосвязи. Его неонатурфилософский подход замаскирован "посреднической" ролью ФКМ между философией и физикой и выражениями типа "руководящее влияние философских идей", "конкретизация и генерализация" , что по смыслу близки к понятиям дедукции и индукции.