НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ ПЕРВОЙ ГЕНЕРАЦИИ СОВЕТСКИХ УЧЕНЫХ-ТРУДОВИКОВ
Первая генерация советских ученых-трудовиков была представлена в основном исследователями, получившими образование и начавшими свою научную деятельность еще до 1917 г. Кроме И.С.Войтинского, это К.М.Варшавский, Д.М.Генкин, А.Г.Гойхбарг, Е.Н.Данилова, В.М.Догадов, П.Д.Каминская, Я.А.Канторович (1859- 1925), И А.Трахтенберг (1883-1960), З.Р.Тетгенборн, Д.Н.Хлебников и др.
В годы гражданской войны результаты научных исследований выходили, за редким исключением, в виде статей в периодических изданиях и были посвящены принятию КЗоТ 1918 г.95 Наиболее активно публиковался А.Г.Гойхбарг (1883-1962) в журналах «Пролетарская революция и право» и «Вестник жизни». На неподконтрольной большевикам территории издавались и переиздавались отдельные работы по трудовому праву, в том числеИ С.Войтинского, И.А.Трахтенберга" В 1918 г. были опубликованы и последние вышедшие в России работы Л.С.Таля по трудовому праву, подготовленные еще в досоветский период[85]. Первая относительно обширная публикация по советскому трудовому законодательству представляла собой лекцию З.Р.Теттенборн, прочитанную на курсах для инспекторов труда[86]. Уже здесь ярко проявилась такая черта многих будущих советских исследований, как отказ от дореволюционного российского и мирового научного наследия. Идеологизация и узкоклассовый подход были свойственный официальной советской науке изначально. В этой связи не выглядит существенным преувеличением утверждение В.И.Смолярчука о том, что «наука советского трудового права зарождалась на базе марксистско-ленинского учения под повседневным руководством КПСС»[87]. Надо отметить, что степень интеллектуальной свободы в этот период была крайне ограничена.
С 1922 до конца 20-х гг. наука трудового права переживала своеобразный ренессанс, связанный с введением нэпа и легализацией договорных трудовых отношений. В этот период было проведено несколько плодотворных дискуссий, касающихся основных проблем отрасли: предмета, источников, соотношение с другими отраслями права и др.
Именно в этот период были заложены теоретические основы советской науки трудового права. Однако всячески подчеркивался разрыв с дореволюционной традицией, хотя интеллектуальная и личностная преемственность была на лицо. Это в частности, выражалось в том, что первые советские ученые-трудовики в большинстве своем были знакомы с работами своих зарубежных коллег и вели с ними вполне цивилизованные дискуссии. Общепризнанным авторитетом пользовались труды немецких ученых Г.Зинцгеймера и В.Каскеля, а также были широко известны публикации Г.Ниппердея, В.Шеебарта, Г.Шеффера, Э.Якоби, британцев Х.Клейна иГ.Слессера, американцев Д.Коммонса и Д.Эндрюса, французов
- Вабраи М.Эбле и др. Так, например, было переведено и опубликовано фундаментальное исследование немецкого профессора
- Каскеля[88].
Принятие КЗоТ 1922 г. существенно оживило научные исследования, а первой крупной публикацией по отдельному институту трудового права — трудовому договору стало исследование К.М.Варшавского (1893-1981)[89]. Он широко использовал дореволюционные труды пока еще находящегося в России, но уже не имевшего возможности публиковаться Л.С.Таля. Эту работу К.М.Варшавского его коллеги осудили за отсутствие строго марксистского подхода, но назвали лучшей из всего написанного по трудовому праву[90]. Вместе с И.С.Войтинским К.М.Варшавский разрабатывал догматику советского трудового права, он обосновал положение о трудовом праве как замкнутой системе, которая взаимодействует с другими отраслями права, был сторонником субсидиарного применения норм гражданского законодательства в регулировании трудовых отношений, в том числе привлечения к материальной ответственности работников на основе норм ГК РСФСР[91]. К.М.Варшавского можно назвать представителем старой цивилистической школы в трудовом праве. Он допускал общециви- лизационный подход к проблемам трудового права, считал несамостоятельный труд феноменом, присущим не только капиталистической, но и социалистической формации.
Он одним из первых дал определение предмета трудового права, акцентируя внимание на регулировании человеческого труда, но не всякого, а именно наемного. Фактически он ставил знак равенства между трудовым догово- ром и договором личного найма[92]. Варшавский рассматривал советское трудовое право в сравнительном ключе и в контексте мировых тенденций. Он считал советское трудовое законодательство ответом на кризис правового регулирования трудовых отношений, возникший на Западе в начале XX в. и обострившийся после Первой мировой войны. В противовес позиции большинства советских ученых- трудовиков КЗоТ 1922 г. виделся ему как компромисс интересов работников и работодателей. Он писал о том, что связанное исторически с фабрично-заводским законодательством советское трудовое право по большей части не устанавливает каких-либо совершенно новых по своему содержанию норм, а распространяет, до известной степени механически, нормы охраны труда фабрично-заводских рабочих на всех прочих нанимающихся[93]. Здесь однозначно выражена мысль о преемственности дореволюционного фабричного и советского трудового законодательства. Особо следует отметить, что Варшавский был автором, по сути, первого советского учебника трудового права[94]. Структура данного учебника охватывала основные институты общей и особенной частей отрасли. Изложение материала было построено на сравнительном анализе норм КЗоТ 1922 г. с зарубежным трудовым законодательством, а также с нормами КЗоТ 1918г. При этом активно использовались цивилистические конструкции, и по каждому вопросу у автора было свое видение теоретических основ анализируемых проблем. В итоге мы имеем дело не с традиционным учебником, где основное место уделяется анализу действующего законодательства, а скорее, с комплексным исследованием, где анализ истории проблемы сочетается с ее теоретическим осмыслением и последующим выходом на действующее законодательство и практику его применения.Первую теоретическую обобщающую работу по советскому трудовому праву опубликовала А.Е.Семенова[95].
Современники отнеслись к этой работе достаточно критично, а И.С.Войтинский от- мечал сложность изложения, которая искупается живостью языка. И.С.Войтинский констатировал некоторое преувеличение при описании эксплуатации детского труда в капиталистических странах, а также то, что замах на «большую теоретическую работу» обернулся только постановкой проблемы[96]. Отметим, что переиздания работы А.Е.Семеновой, а также ее последующие публикации[97] встретили более благожелательные отзывы современников.Большое значение для развития теории советского трудового права имело исследование И.С.Войтинского «Трудовое право СССР»"[98], которое можно назвать первым классическим советским учебником по трудовому праву. И.С.Войтинский стал наиболее известным теоретиком советского трудового права, авторитет которого в 20-30-е гг. XX в. был общепризнанным[99].
Из общих работ по трудовому праву, вышедших в 20-х гг., необходимо отметить, прежде всего, публикации В.М.Догадова (1886— 1962), П.Д.Каминской[100]. Определенный интерес представляют публикации политических и государственных деятелей, таких как прокурора РСФСР по трудовым делам А.М.Стопани (1871-1932), наркома труда В.В.Шмидта (1886-1940), его заместителя В.А.Радус- Зеньковича и др.[101] Значительное число исследований в этот период
было посвящено проблемам трудового договора"7, заработной плане
ты
Большую роль в развитии науки трудового права сыграл ведомственный журнал НКТ «Вопросы труда», редколлегию которого долгое время возглавлял А.М.Стопани. На его страницах публиковали свои теоретические статьи практически все советские ученые- трудовики. Судьба этого журнала в какой-то мере отразила судьбу советской науки. С начала 30-х гг. на его страницах перестали публиковаться дискуссионные теоретические работы, зато стали преобладать публикации «на злобу дня», широко цитирующие классиков марксизма-ленинизма. Редколлегия не сразу смогла перестроиться под новые требования и ее состав неоднократно менялся, а его главный редактор И.А.Кравель (1897-1938) был арестован в 1933 г.
Сам журнал вскоре был закрыт в связи с слиянием НКТ и ВЦСПС. Программное значение имела разгромная идеологическая статья, одним из авторов которой являлся Л.З.Мехлис (1889-1953), на тот момент заведующий отделом печати ЦК ВКП(б), а впоследствии идеолог массовых репрессий"9. Симптоматично, что именно в 1932 г. журнальная рубрика «Трудовое право» была заменена на «Организация и оплата труда». В это же время происходит принципиальное изменение в подходе к изучению зарубежного опыта. Если ранее он исследовался относительно объективно, хотя иногда и не в меру критично[102], то с 30-х гг. стало преобладать просто его огульное отрицание. При этом любая зарубежная критика системы советских трудовых отношений, которая аргументированно отвергалась и ра- 121нее , теперь характеризовалась только как «гнуснейшая инсинуация»[103]. Даже видные ученые, ведущие дискуссию с представителями русской эмиграции, опирались не столько на факты, сколько на идеологическое неприятие. Так, С.Шварц, эмигрант первой волны, поместил в немецком журнале статью, в которой утверждал, что в СССР «производство — все, а рабочий —- лишь фактор производства», и что администрация принадлежит «к новому господствующему классу». Ему достаточно эмоционально, хотя и некорректно, возражал И.С.Войтинский, назвав зарождающуюся теорию социализации трудового права проявлением социал-фашизма[104]. Примечательно, что под это идеологическое клише подводились любые учения, не вписывающиеся в идеологические рамки крепнущего сталинизма. В тоже время порочность правового регулирования трудовых отношений в странах с действительно фашистским режимом была отмечена и аргументированно показана уже во второй половине 20-х — начале 30-х гг[105]
Впоследствии критика зарубежного опыта носила крайне тенденциозный характер. Вот что писал А.С.Краснопольский о ситуации в США в 1952 г.: «...разгром профсоюзов, ссылка непокорных в концлагеря, расправы с рабочими и прогрессивными деятелями, чу- довищный массовый террор...»[106].
Отметим, что это больше подходит для характеристики советской действительности того периода. Даже лучшие советские исследователи были вынуждены «критиковать фальсификаторов и обличать буржуазную действительность»[107], Уточним, что в эпоху маккартизма и расовой дискриминации ситуация с трудовыми отношениями в США давала много поводов для критики, но ни о каком рабстве и тотальном обнищании рабочих в то время речи не было. К тому же вектор развития трудового права в период после завершения Второй мировой войны достаточно существенно изменился в капиталистических странах в сторону защиты трудовых прав работников. Но в СССР в то время это осталось незамеченным. Вероятно, такая однобокая и идеологизированная трактовка давалась нелегко таким интеллектуалам и знатокам зарубежного законодательства, как В.М.Догадов и А.Е.Пашерстник. Забегая вперед, отметим, что во многом благодаря трудам этих ученых, а также группы молодых исследователей в конце 50-х— начале 60-х гг. начал возрождаться интерес к зарубежному и международному трудовому праву, а огульное отрицание стало заменяться критическим (иногда чрезмерно) анализом[108]. Но в целом идеологическое давление на ученых практически не ослабело и антиимпериалистическая направленность отражалась даже в назва- ниях исследований[109]. Все это не позволило в полном объеме, достаточно объективно оценить и использовать зарубежный опыт.Вернемся к проблемам развития советского трудового права в конце 20-х — начале 50-х гг. В этот период интеллектуальная свобода исследований была жестко ограничена, а с конца 30-х до начала 50-х гг. — просто отсутствовала. Трудовое право было в существенно большей степени идеологизировано по сравнению с другими отраслями права. Трудоправовая проблематика напрямую соприкасалась с такими находящимися в центре внимания вопросами, как диктатура пролетариата и обострение классовой борьбы, темпы экономического развития и социалистического строительства, профсоюзное движение и его взаимоотношение с коммунистической партией и др. Более того, ученые-трудовики были вынуждены включить в число классиков трудового права И.В.Сталина[110].
Ученые оказались на своеобразной развилке, обозначенной официальной партийной доктриной. Отстаивание социальной функции трудового права, самостоятельной роли профсоюзов, как защитников интересов работников называлось право-оппортунистическим уклоном, наоборот, акцент на производственную функцию трудового права — левым загибом. При этом грань между правым уклоном и левым загибом была достаточно условной и могла быть определена только партийными, но никак не научными работниками. Нередки были случаи обвинения в «право-левом уклоне», что невозможно осмыслить в рациональных понятиях. Начинающие ученые, за редким исключением, были лишены возможности знако- миться с исследованиями дореволюционного периода, работами зарубежных коллег и западным трудовым законодательством. Любое неверное высказывание могло привести к обвинению в уклоне или даже вредительстве на научном фронте. В порядке вещей было навешивание идеологических ярлыков, что коснулось многих ведущих ученых. Особенно усердствовал З.З.Гришин, сам впоследствии репрессированный. Так, К.М.Варшавского он обвинил в «извращении классовой сущности трудового права»; П.Д.Каменскую — «в маскировке своих буржуазных установок» и в воспроизведении «буржуазной дребедени о коллективных договорах», поскольку последняя в своих работах обращалась к трудам немецких ученых Г.Зинцгей- мера и Р.Зейделя; И.С.Войтинскому он приписывал «ошибки буржуазного характера»[111]. В этот период некоторые ученые предпочли заниматься более безопасной цивилистической и общетеоретической проблематикой. Это касается, например, Д.М.Генкина и П.Д.Каминской, занимавшихся преимущественно гражданско- правовыми исследованиями. Некоторые из трудовиков были репрессированы, в том числе И.С.Войтинский, К.М.Варшавский, крупный ученый-цивилист, а впоследствии трудовик Л.Я.Гинцбург (1901- 1976), а также В.В.Шмидт и др.
Как уже отмечалось, круг обсуждаемых учеными проблем в советский период был ограничен прямыми идеологическими установками. Проведение дискуссий, как правило, санкционировалось руководящими инстанциями. Так, большой научный резонанс имела дискуссия между М.М.Агарковым (1890-1947) и Д.М.Генкиным (1884-1966) о соотношении предмета и системы гражданского и трудового права, которая проходила в рамках общетеоретической Дискуссии 1938-1941 гг. о разграничении отраслей советского права, их предмете и методе[112]. Позиции авторов были диаметрально противоположными и представляли собой явные крайности. В то же время, они были едины во мнении, что трудовые правоотношения включают в себя отношения по авторскому договору, по изобретательству, по договору индивидуального заказа, но Д.М.Генкин относил их к трудовым, а М.М.Агарков — к гражданским правоотношениям. В связи с этим позиции этих авторов не нашли поддержки у большинства коллег, но послужили основой для дальнейшей дискуссии.
В период сталинизма для ученых был затруднен доступ даже к нормативным правовым актам. КЗоТ 1922 г., подвергнутый принципиальной переработке, с 1938 по 1952 г. не переиздавался, а в 1952 г. вышел в качестве нумерованного издания, распространявшегося по спискам, для работников судов и прокуратуры. Такая же судьба постигла и Положение о товарищеских судах. Первый относительно полный сборник трудового законодательства был подготовлен в 1923 г.[113] Систематизированные сборники по трудовому законодательству с конца 20-х гг. издавались крайне редко и носили отрывочный характер. Этим они сильно уступали предшествующим изданиям[114]. С середины 30-х гг. комментарии к трудовому законодательству и КЗоТ не издавались, и этот процесс возобновился только после Великой Отечественной войны[115].
В названный период начали издаваться учебники по трудовому праву, авторами которых были, в том числе вышеназванные уче- ные[116] При этом исследователи крайне редко специально изучали проблемы общей части трудового права[117]. В то же время отдельные институты трудового права, как, например, заработная плата[118] исследовались достаточно активно. Охрана труда по-прежнему провозглашалась важной задачей советского трудового права, но если сравнить число и качество исследований 20-х[119] и 30-х— начала 50-х гг.[120], то преимущество будет не на стороне последних. Это отчасти объясняется тем, что в годы форсированной гонки за выполнение планов первых пятилеток охране труда уделяли меньше внимания. Примерно такое же соотношение можно констатировать относительно изучения институтов рабочего времени и времени отдыха[121]. Несмотря на то, что значение договорного начала в регули- ровании трудовых отношений было сведено к минимуму, некоторые проблемы, связанные с трудовым договором, продолжали изучаться141, но большинство из опубликованных работ носили характер научно-популярного комментария действующего законодательства. Некоторое исключение по глубине теоретического осмысления составляли работы П.Д.Каминской (1897-после1957)[122]. Коллективные
143 144
договоры и трудовые споры исследовались недостаточно интенсивно, что соответствовало резкому падению их практического значения.