Теодицея от естественного закона
Таких предварительных необходимых условий довольно много. Скажем, если бы мир оказался абсолютно невосприимчивым к некоторым из ваших актов выбора (например, желанию перепрыгивать через высокие дома), то вы могли бы утратить способность – а значит, и свободу – выбирать подобные вещи. (Большинство из нас пыталось совершать нечто подобное в детстве, но уже не пытается, так как мир тому «не содействовал».) Каким же должно быть «содействие» мира, чтобы мы могли начать – и продолжать – совершать свободные акты выбора? Для этого требуется, как минимум, чтобы действительность вокруг нас подчинялась правильным и постоянным законам природы. Дело в том, что в большинстве случаев мы действуем через те или иные движения собственного тела, а эти движения вызывают события в мире вокруг нас. Задумав наколоть дров, вы приводите свое тело в движение таким образом, чтобы топор последовательно перемещался вверх и вниз, что в свою очередь влечет за собой раскалывание дров. Но если бы окружающий вас мир не был упорядоченным и законосообразным, то вы бы не смогли сделать ничего подобного, так как не знали бы, что движущийся вверх–вниз топор способен стать причиной раскалывания бревен на части (поскольку они, топоры, не производили бы таких следствий регулярно). А значит, вы бы не знали даже, что это такое – решить наколоть дров. В хаотическом мире у вас могла бы возникнуть крайняя нужда в дровах, но не было бы ни малейшего понятия о том, как же их наколоть.
Возможно, рассуждали бы вы, делу помогут взмахи топора, но ведь и швыряние в бревна пирожными, и бег кругами в соседском дворе также могли бы показаться вам средством для достижения желаемого результата. В общем, хотя у нас и могли бы возникать желания совершать самые разные вещи, мы бы никогда не сумели действительно решить их совершать, ибо не имели бы представления о том, как это можно сделать.Любой мир, где существуют свободные создания, способные совершать свободные поступки, чьи последствия выходят за пределы их собственных шкурных интересов, должен, таким образом, быть миром, в котором действуют постоянные, правильные законы природы. И тут могут возникнуть проблемы. Те самые законы движения, которые позволяют мне забить молотком гвоздь, способны стать причиной того, что удар молотка придется по моему пальцу. Те самые законы, которые через вызванное моими голосовыми связками колебание воздуха дают мне возможность рассказывать разные истории, позволяют смерчу разрушать дома. И так далее. В мире, подчиненном правильным и постоянным естественным законам, совместное действие последних может войти в противоречие с интересами людей и причинить им вред. Когда же это происходит, возникает физическое зло.
Теодицеи на основе естественного закона сталкиваются, однако, с двумя серьезными возражениями. Во–первых, можно задаться вопросом: почему же Бог не сотворил мир с такими законами, которые порождали бы меньше физического зла? В самом деле, разве стал бы мир хоть сколько–нибудь хуже, если бы в нем были установлены законы, исключающие появление вирусов? Во–вторых, неужели нельзя было исключить множество случаев физического зла, не нарушая при этом правильное действие законов природы до такой степени, чтобы пострадала наша свобода? Разве предотвращение одного крупного урагана лишило бы меня способности пользования свободной волей? Если же нет, то почему бы Господу не уберечь нас еще от пары–тройки (а лучше десятка) ураганов? Рассмотрим эти аргументы по очереди.
Можно ли изменить законы природы таким образом, чтобы получился мир, где общий баланс добра и зла оказался бы существенно лучше, чем в нашем мире? Чтобы доказать возможность такого лучшего мира, мы должны описать упорядоченный и закономерный мир, который (а) содержит блага тех же видов (в точности тех же самых, либо равноценных или еще более ценных) и в таких же количествах, какие находим мы в действительном мире, и который (б) заключает в себе значительно меньше физического зла, нежели мир действительный. Попытка дать такое описание сталкивается с двумя трудностями.
Во–первых, как мы уже убедились при анализе аргумента от тонкой настройки в главе 5, есть веские основания полагать, что структура законов и констант мира не оставляет нам большого пространства для маневра. Если мы хотим иметь вселенную, в которой возможна жизнь, то этой вселенной должны управлять законы и константы, сходные с теми, которые действуют в реальном мире. Во–вторых, даже если бы другая, лучшая, система законов могла существовать, весьма сомнительно, чтобы мы могли об этом знать. Подобное знание предполагает ясное понятие о том, каким образом предлагаемые нами изменения к отдельным законам и константам отразились бы не только на тех видах физического зла, которые мы вознамерились предотвратить, но и на прочих законах природы, равно как и на том благе и том зле, которые возникают из их, законов, сложного взаимодействия. Глупо воображать, будто мы способны досконально разобраться в подобных вещах, а значит, неразумно было бы всерьез верить в то, что изменение законов дало бы нам лучший мир, с меньшей суммой физического зла.Второе возражение представляется более солидным. Если законосообразная регулярность существует в мире ради того, чтобы свободные создания могли совершать акты свободного выбора, то любое физическое зло, которое можно было бы устранить без ущерба для данного благого следствия, приходится считать бессмысленным. А между тем подобных зол, судя по всему, великое множество. И даже если бы Господь не мог их предотвратить через систематическое изменение действующих в нашей вселенной законов, то Он, во всяком случае, мог бы это сделать посредством чудесного вмешательства. Такие виды зла, как камни в почках или вросшие ногти на пальцах ноги, представляются достойными кандидатами на подобное устранение.
Теист мог бы возразить, что Бог уже осуществляет чудесное вмешательство ради предотвращения некоторых из подобного рода зол. Ответ неудовлетворительный, ведь его оппонент как раз и хочет знать, почему не предотвращается еще больше зол. Единственный возможный для теиста ответ сводится к тому, что физическое зло служит необходимым условием для достижения целого ряда благих целей, причем некоторые из этих целей нам попросту неизвестны.