(?) Прекрасная душа
Итак, совесть в величии своего превосходства над определенным законом и всяким содержанием долга вкладывает любое содержание в свое знание и проявление воли; она есть моральная гениальность, знающая, что внутренний голос ее непосредственного знания есть голос божественный, и так как в этом знании она столь же непосредственно знает наличное бытие, она есть божественная творческая сила, в понятии которой заключается жизненность.
Она есть точно так же богослужение внутри себя самой; ибо совершение ею поступков есть созерцание этой ее собственной божественности.Это одинокое богослужение есть в то же время по существу богослужение общины , и чистое внутреннее знание себя самого и принимание себя на слух переходят в момент сознания . Созерцание себя есть его предметное наличное бытие, и эта предметная стихия есть высказывание его знания и проявления воли как некоторого всеобщего . Благодаря этому высказыванию самость становится значимой, а поступок – осуществляющим действием. Действительность и устойчивое существование ее действования есть всеобщее самосознание; но высказывание совести выявляет достоверность себя самой как чистую и тем самым как всеобщую самость; из за этой речи, в которой самость выражена и признана как сущность, поступок признается другими. Дух и субстанция их связи есть, следовательно, взаимное уверение в своей добросовестности, добрых намерениях, радость по поводу этой взаимной чистоты и любование великолепием знания и высказывания, лелеяния и пестования такого превосходства. – Поскольку эта совесть еще различает свое абстрактное сознание от своего самосознания , она лишь скрыла свою жизнь в боге; правда, бог непосредственно наличествует в ее духе и в ее сердце, в ее самости, но «явное», его действительное сознание и опосредствующее движение последнего есть для нее некоторое «иное», нежели указанное сокрытое «внутреннее» и непосредственность наличествующей сущности.
Но в осуществлении совести снимается различие между ее абстрактным сознанием и ее самосознанием. Она знает, что абстрактное сознание есть именно «эта» самость , это достоверно себя знающее для себя бытие, она знает, что именно разница снята в непосредственности соотношения самости с [бытием] в себе, которое, будучи установлено вне самости, есть абстрактная сущность и то, что от нее сокрыто. Ибо то соотношение есть опосредствующее соотношение, в котором соотнесенные [стороны] составляют не одно и то же, а некоторое «иное» друг для друга, и только в некотором третьем они составляют «одно»; непосредственное же соотношение фактически означает не что иное, как единство. Сознание, возвысившееся над бессмыслицей, которая считает еще различиями те различия, которые не есть различия, знает непосредственность наличия сущности в нем как единство сущности и своей самости, знает, стало быть, свою самость как живое «в себе», и это свое знание – как религию, которая как созерцаемое или налично сущее знание есть то, что говорит община о своем духе.Вместе с тем мы здесь видим, что самосознание ушло обратно в свое сокровенное, для которого исчезает всякая обнаруженность, – в созерцание «я = я», где это «я» есть вся существенность и наличное бытие. Оно погружается в это понятие себя самого, так как оно доведено до крайности – до своих крайних терминов, и притом так, что различенные моменты, благодаря которым оно реально или остается еще сознанием , суть не для нас только эти чистые крайние термины; то, что оно есть для себя и что есть для него в себе , и что есть для него наличное бытие , оно испаряет в абстракции, которые для самого этого сознания более не имеют опоры, не имеют субстанции; и все, что доселе было для сознания сущностью, ушло обратно в эти абстракции. – Сознание, доведенное до этой чистоты, есть его самое скудное формообразование, и сама эта скудость, составляющая его единственное достояние, есть исчезновение; та абсолютная достоверность , в которую растворилась субстанция, есть абсолютная не истина , которая рушится внутри себя; это – абсолютное самосознание, в которое погружается сознание .
Если рассматривать это погружение внутрь себя самого, то для сознания в себе сущая субстанция есть знание как его знание.
Как сознание оно разделено на противоположность себя и предмета, который для него есть сущность; но именно этот предмет есть то, что совершенно «прозрачно», это – его самость , и его сознание есть только знание о себе. Вся жизнь и вся духовная существенность ушла обратно в эту самость и потеряла свое отличие от самого «я». Моменты сознания поэтому суть эти крайние абстракции, из коих ни одна не стоит на месте, а теряется в других и их порождает. Это смена несчастного сознания самим собою, но смена, которая для самого этого сознания происходит внутри его и которая сознает себя понятием разума, а это понятие есть несчастное сознание только в себе . Для разума как сознания абсолютная достоверность себя самого непосредственно обращается, стало быть, в некоторое отзвучание, в предметность его для себя бытия; но этот созданный мир есть его речь , которой оно внимало столь же непосредственно и эхо которой только к нему возвращается. Это возвращение не имеет поэтому того значения, что оно здесь в себе и для себя; ибо сущность для него – не какое либо «в себе», а оно само; столь же мало оно обладает наличным бытием , ибо предметное не доходит до того, чтобы быть «негативным» действительной самости, подобно тому как эта последняя не доходит до действительности. Ему недостает силы отрешения, силы сделаться вещью и выдержать бытие. Оно живет в страхе, боясь запятнать великолепие своего «внутреннего» поступками и наличным бытием; и дабы сохранить чистоту своего сердца, оно избегает соприкосновения с действительностью и упорствует в своенравном бессилии отречься от самости, доведенной до крайней абстракции, и сообщить себе субстанциальность или превратить свое мышление в бытие и довериться абсолютному различию. Пустопорожний предмет, который оно себе создает, оно поэтому наполняет теперь сознанием пустоты; его действование есть томление, которое, само превращаясь в лишенный сущности предмет, только теряет себя и, превозмогая эту потерю и попадая обратно к себе, обретает себя лишь как потерянное; в этой прозрачной чистоте своих моментов оно – несчастная, так называемая прекрасная душа , истлевающая внутри себя и исчезающая как аморфное испарение, которое расплывается в воздухе.